Есть люди притягивающие деньги, а есть - притягивающие котов.
Так вот, мы - из последних, и под нашими окнами непрекращающийся кошачий ор.
«Сюда!.. Сюда!.. Не будьте идиотами, скорее все сюда!» – передают друг другу благую весть коты, и толпами валят к нам за бесплатными обедами.
В роли пастыря хвостатого прихода выступает, разумеется, моя бурерождённая жена – матерь всех кошаков, неопалимая повелительница попугая и морских свинок.
Так они её величают. Я же обращаюсь к ней - просто жена.
- Что ты делаешь, просто жена? – ужасаюсь я каждый раз, выходя за дверь нашего зверинца. - Ну ладно - один, ладно – два... Но их же там - целая стая! А если я случайно выйду к ним без еды? Эти ж пираньи меня растерзают!
Конечно, у нас тепло, сытно и почти нет паразитов, если не считать самих же прихожан. Но всему есть предел - в доме и так неспокойно...
Не утихают междоусобные войны Бомжихи и Байрона. Не смолкает попугайная брань. Не прекращается рукопашная возня свиней-мореплавателей.
А тут ещё и полчища диких варваров осадили нашу и из без того хлипкую крепостёнку!
Ну хорошо, бродяга Подснежник. С ним я уже как-то смирился. Во-первых, он похож на Путина. Во-вторых, нас кастрировала одна рука, и ему, как и мне, уже нечего вылизывать. Но остальные-то. Остальные! Чьи имена знает только их бурерождённая матерь.
Скар, Сноб, Рыжий и Покоцаный – это только «смотрящие» за двором. А сколько безымянных стоят за калиткой на паперти.
- Что ты делаешь, просто жена?! Нам же скоро самим придётся встать на паперть! – ору я ей дурным голосом. И слышу:
- Что ты выдумываешь? Они же за нами доедают.
- Они - за нами? Да это мы - за ними! Я уже не помню, когда ел нормальный кусок курицы. В моей тарелке только шкуры и кости!
- Так, ты ведь их любишь.
- Я люблю их – с едой, а не вместо!!!
В общем, с каждым днём ситуация приближается к критической.
Одни зверюги пытаются ворваться в дом, другие из него вырваться.
Бомжиха, одержимая идеей вспомнить на помойках былую молодость, недавно таки выпорхнула. Точнее - просочилась в какую-то брешь, и за пару часов на воле заработала себе такой стресс, что неделю потом жрала, как подорванная.
Лопала, блевала, и снова запихивалась, нагло чавкая во всех окнах, отчего варвары окончательно обезумели и предприняли отчаянный штурм.
Они выносили нам двери, колотили в окна, драли сетки и раскачивали решётки, воя так, что окрестные псы молили пёсьих богов о помиловании.
А Покоцаный, этот доходяга Покоцаный, который вот уже полгода ходил у нас в «нежильцах», вдруг ожил и трижды переоформил завещание, записав на себя - и крыльцо, и порог. Отчего прилегающий к нему паркет вспух, а Байрон опух от гневных рыданий.
Учуяв всюду чужие подписи, он даже объединился со своим заклятым врагом. И они с Бомжихой, в две руки - только не руки, разумеется - переписали всё имущество набело. Точнее - нажелто!
Всё имущество, включая детскую, и так уже донельзя записанную, кровать.
И пока истинные «хозяева» занимались переоформлением недвижимости, с улицы в дом прорвался Подснежник и, распушив хвост, обратился к своим собратьям с пламенной речью:
- Пош-ш-ш-ш-ли вон, нищ-щ-щ-щеброды помо-о-о-оечные! – зашипел он на них с порога и, получив от нас пинка, влетел обратно в толпу с глубочайшими извинениями:
- Простите, братцы! Кмяу-нусь, бес попутал!..
И толпа - простив, разумеется – тут же использовала его стенобитным орудием.
А я, подхватив бутыль с зажигательной, проорал небесам:
- «Тили-бом, тили-бом! Да гори оно огнём!» - и в три глотка достиг донышка.
А потом ещё долго сидел в ванной, декламируя свинкам:
- Бом-бом-бом...
Спешит белочка с ковшом...
Санитары - со шприцом...
А мы выпьем - раз-раз!
И загасим - вас-вас!