Издалека не видно стаи

Борисова Алла
Он не смог остановить ту женщину. Слезы, бегущие по щекам, босые ноги, ситцевая, короткая рубашка, под полузастёгнутым халатом. Она плакала, цепляясь дрожащими руками за раму открытого окна. А потом разжала пальцы... Виктор метался внизу, отчаявшись.

Кто-то кричал за его спиной: "Не надо, бабуль! Не дури! Мы сейчас мигом!. Всё будет хорошо, только не двигайся! Остановись!". Кто-то звонил в полицию или в скорую — он не разобрал, стоя почти вплотную к стене.
И чей-то хриплый голос, больной, слегка по-птичьи клокочущий, с надрывом произнёс, — ужасно, когда даже старый человек выбирает такую жуткую смерть, потому что кроме страха уже ничего нет.

С этого момента, всё что происходило утратило смысл. Он, словно потерял способность чувствовать. Ни гнева, ни боли, вообще ничего.

Что-то переключилось в мозгу, переведя весь организм, всё сознание и подсознание в другой, неведомый режим. Может та старенькая женщина, со страхом вставшая на подоконник и смотревшая в небо, что-то шептавшая, а потом прыгнувшая вниз, лишила его элементарной способности мыслить. Ибо много боли, абсолютная беспомощность, могут сломать кого угодно.

Больше его никто и ничто не интересовало. Всё было как в тумане, и даже слух стал хуже. Крики, стоны, ругань, стрельба, грохот ломающихся стен, звук битого стекла, — всё доносилось, как издалека. Виктор просто шёл сквозь мир сошедший с ума. Шёл совершенно не боясь ни удара ножом, ни пули, ни рук, способных убить. Он видел многое за последние дни, но даже память уже не играла никакой роли — стал пустым и недосягаемым ни для кого и ни для чего.

И забылось, когда впервые увидел, как доведённые до сумасшествия люди, нашли только один выход из той норы, куда их загнал ужас — ломать, крушить, убивать и гибнуть.

Возможно он понял первым, что это были уже не люди. В их обличье: в их телах рвали друг другу глотки сбесившиеся животные.
Животный инстинкт, что незримо жил в каждом, взорвал человеческое, и вырвавшись наружу открыл пасть, обнажив звериный оскал, насыщая себя кровью.

И Виктор шёл сквозь это безумие.

Дойдя до обрыва на краю города, остановился. Дальше идти некуда.
Птицы носились стаями, заслоняя солнце. Напуганные и озлобленные, они кружили над обрывом, крича и споря.

— Это война! Всё началось с войны!
— Радиация, заговор! Вторжение!
— Не было никаких битв, ничего не было!

Их крики, перебивались, заглушались и разлетались от шума крыльев:
"....Цифровизация!... Вирус!... Вакцина, цифровой концлагерь!... Геноцид!!!... Мир никогда не будет прежним!... Люди — рабы... биороботы!".

— Последнее поколение на Земле! — Чёрная птица с горящими глазами, зависла перед ним, — это конец. Последнее поколение сдохло от страха. Планета пуста!... Ты должен это услышать. Понять!
Огромная птица, задев его голову крылом, взмыла вверх и слилась с чёрной стаей.

Но Виктор не понимал, что последнее поколение осталось там, где он шёл
никого и ничего не замечая. Оно осталось плавать в собственной крови, переставшее быть живым только потому, что доведённое до отчаянья, прошло точку невозврата. Последнее поколение сгинуло, убивая друг друга без вакцин и атомных бомб, — голыми руками, потому что было напугано и потеряло разум, открыв двери тому зверю, который ждал своего часа.

Ветер толкнул в спину. Ещё секунда и он бы рухнул с обрыва, но качнувшись, непроизвольно сделал шаг назад и остановился, зажмурясь
Крик птичьих стай нарастал. Нечто громадное, чёрное, резко налетело, ударив наотмашь по вискам.
Он вздрогнул и открыл глаза.

***

Сверху, прямо на него, падала женщина. Все было как в замедленном кино. Он видел слёзы в её глазах и страх. Полы старенького халата развевались, как крылья. Седые волосы поднимало ветром, открывая лоб, изрезанный морщинами.

Виктор подставил руки, и она, будто невесомая пушинка, медленно, легко, опустилась на них.
За спиной кто-то кричал. Вой сирены, людские голоса — это было неважно. Он смотрел на старенькую женщину, стараясь улыбнуться.
А она обхватила его за шею, и дрожа всем хрупким, старческим телом, плакала и шептала. — Прости, сынок, прости, мальчик. Только не отпускай меня. Мне так страшно.".

***

На краю обрыва дышалось легко. Заходящее оранжевое солнце, уходило за горизонт, прощаясь.
Дождавшись когда оно скроется, ещё постояв на ветру, улыбнулся, и пошёл домой.

Идя вдоль спящих домов, слушал тишину. Светились только фонари и витрины магазинов, да редкие окошки тех, кому не спалось в эту осеннюю ночь. Ветер лениво перебрасывал листья на мостовой, забирался на деревья, норовя сорвать те, что уже едва держались.
Осень кончалась. В этом году она была долгой и тёплой.

Виктор поднял жёлтый листок и положил в карман, чтобы хоть что-то напоминало ему о том, что происходит с тобой, когда ты слишком долго живёшь в страхе.

Если бы он оглянулся, заходя в свой подъезд, то увидел бы нечто странное.
Из темноты высокого неба, на землю камнем слетала чёрная тварь. Огромная, похожая на птицу, она падала крутясь в воздухе, и бесшумно легла на мостовую. Несколько секунд кончики крыльев пытались дёрнуться, но быстро остановились.

Она осталась лежать посередине дороги, уставившись мёртвым взглядом на дверь, за которой скрылся Виктор.
Но даже если бы он и увидел её, то всё равно не понял бы, что случилось. Ведь люди не всё знают о себе, о мире. И о том, что человек, потерявший способность бояться неведомого, больше не сможет стать ничьей пищей.

Так умирает страх, убивая тех, кто его создаёт.