С утра лил беспросветный дождь. Бывают такие. Мало того, что я промокла до нитки, так ещё и замёрзла. Это хуже всего — переоденусь и более-менее согреюсь, но дождь, уже давно идущий в душе, никуда не денется.
Холод, серость. Вроде и не так поздно, а из-за нависших свинцовых туч, всё вокруг померкло и словно не пять часов весеннего вечера, а все девять ноябрьского. Не горят фонари и толком ничего не разглядеть. Вот погодка.
Ключи, как назло, куда-то подевались. В карманах нет. Стою на дорожке около подъезда, и лихорадочно ищу в сумке.
Руки замерзли, пальцы не гнутся. Сумка выскальзывает и летит на асфальт. О! Сразу и ключи нашлись: звякнули, падая. Сидя на корточках, собираю, что вывалилось. Краем глаза, замечаю берёзовую ветку посередине громадной лужи.
Ну как же так. Ещё и не распустилась и на тебе. Ветром, что ли сломало. Жалко стало — не расцвести зелёными, резными, не греться на солнышке.
Вытащила её и нырнула в подъезд.
Дома поставила в банку с водой. Хоть немного поживёт ещё, может даже листочки даст. Всё не в стылой луже жизнь закончится.
***
Дня через три до меня дошло, что рядом с веткой, стоящей в обычной банке с водой, я меняюсь. Уходит тревога, мне легко и спокойно. Что днём заставляло нервничать — исчезало. Появлялись хорошие воспоминания, мысли. О ком бы не думала, не видела в них ничего плохого или неправильного.
Ветка вообще оказалась странной. Почки не набухали, да это и понятно — всего несколько дней прошло. Не понятно было другое. Корни каждую ночь вытягивались так шустро, будто недели пробегали.
— Это как у тебя получается? — Спрашиваю изумлённо, по старой привычке говорить со всем, что вижу, без надежды на ответ, — если так дальше пойдёт то в какой горшок тебя сажать? Ты же не герань, а дерево. Это с моими-то потолками меньше трёх метров?
— Ни к чему меня в доме сажать.
Мне послышалось или уже следующая стадия одинокого бытия подоспела: самой себе за других вслух отвечать?
— Ты у нас говорящая? — Спрашиваю, готовясь что-нибудь себе ответить, но не успеваю.
— Коли надо, могу молвить, а тут дело серьёзное. Спасибо, что не прошла мимо, но не комнатная я. Пошто собралась меня в горшки запихивать? Я не только вольная да лесная, а ещё и чудеса творю, волшебством владею.
— Не верю я ни в какое волшебство. — Видать всё гораздо хуже, раз галлюцинации начались.
— Куда тебе верить! — Осуждающе качнулась ветка, попросторнее раскидывая в воде корни,— уже три дня снимаю с тебя наболевшее, а лишь с первым слоем управилась. Да коли этим ограничивалось бы, не особо и тужила бы. А тут ещё обид сколько, воспоминаний таких, что и за неделю не управлюсь. Не тяжко ли тебе, милая, с таким грузом жить?
— Так вот почему мне рядом с тобой легче становится.
— Правда? — Она потянулась ко мне радостно, — знать надежда есть.
— Правда-то правда, а что же нам делать-то теперь? — Я забеспокоилась не на шутку. В воде погибнет, в доме не оставишь. Надо бежать сажать куда-то. Своими руками неизвестно куда, но от себя подальше такой-то дар отнести?! Сижу, лихорадочно перебирая варианты, что поближе. Ну не на дачу же везти — я там почти не бываю.
— Ты так с любым можешь? — Осторожно интересуюсь, нащупывая приемлемую идею.
— Почти, но бывают люди, у кого уже кроме плохих, больных воспоминаний, страха безмерного, рук опущенных, обид на весь мир и слез в душе, уже ничего нет. Таким я не помощница, ибо дорожат они бедами своими, как великой ценностью. Только множат тревогу, выбирая события, воспоминания чернее чёрного.
— То есть я ещё не безнадёжна?
— Нет, что-ты, — прислушалась и качнулась, отрицая, — ты слишком близко всё к сердцу принимаешь, а отдыха себе не даёшь. Вот и накопилось. Поправимо.
Ночью глаз не сомкнула, перебирая все возможные варианты. От сердца отрывала, но куда денешься — надо. Если не дома, так хоть поближе, чтобы не километр каждый день пробегать. Дворов у нас много, да разные. Вот задачка. И поближе хочется, и места больше надо. Не дворик малюсенький, а дворище. Ещё бы и с детской площадкой — там всегда земли много. А пока расти будет? Идиотов хватает — не сломали бы. Но это я потом подумаю как охранять саженец.
Важнее с местом определиться.
***
— Дядя Женя, скамейки уличные делать умеете?
Сосед человек простой и типа "руки дела не боятся". Знакомы давно, объяснять ничего особенно не потребуется — мало ли какие ещё идеи в моей дурной голове объявились.
— На дачу что ли? Проходи, не стой в дверях.
Из всей их семьи он один здесь живёт. Жена умерла, у детей свои дети, и дорогу в родной дом давно позабыли. На кухне ничего лишнего. Чисто, прибрано, но без цветов на подоконниках, салфеток ярких, без всего того, что бывает в домах где нет одиноких хозяев.
— Нет, тут рядом: во дворе за школой. Я там берёзку когда-то посадила, и хочется иногда посидеть под ней, а не на чем. Сама всё куплю, что скажете и за работу заплачу.
— Сажала бы сразу рядом со скамейкой, а не тыкала куда попало. Да ладно, это я так. Будет время сделаем, — посмотрел на меня смеясь, — бабушкам на радость. Враз соберутся. Им полезно на воздухе. Ты-то помоложе, рядом постоишь или ночью посидишь. Не куксись, уж и пошутить нельзя.
***
Росла волшебница ни по дням, а по часам. А я-то боялась, что маленький саженец собаки затопчут — недалеко от дорожки; дети, бегая наступят или сломают бездумно.
Не пришлось нервничать, ибо через неделю это была не маленькая ветка, а стройная молодая берёзка. Волшебство же — чему удивляться.
Скамейку дядя Женя смастерил знатную. Устанавливали вместе, укрепляли по всем правилам. Закончив, до вечера сидели, разговаривая обо всём подряд. Разоткровенничались. Он мне про своё житьё-бытиё, я ему о своих тревогах. Возвращались не торопясь. Иду и вижу, что моя кудесница и с ним поколдовала. Как-то расслабился, улыбается, глаза светлее стали. Чудеса, да и только.
***
Удивительно, насколько люди умеют ничего не замечать. Какая-то невнимательность или зашоренность на своих мыслях. Видать, некогда по сторонам смотреть.
Отдыхаю на своей скамейке под высокой, крупной берёзой и с нежностью смотрю на другие.
Да, моя волшебница семена раскидала, и теперь тут целая аллея точно таких же белоствольных. Есть постарше, есть помоложе. И всё это за каких-то пять лет. Жаль, что больше я её не слышу. Берёза, как берёза: шелестит листвой, а по-человечески не говорит.
Да и пусть — всё равно душой всё чувствую. Прихожу и всегда мне здесь спокойно. Будто исчезает остальной мир, и прошлое уходит. Есть только то, что не будоражит, не тревожит.
Давно заметила, что со всеми, кто здесь бывают — точно так же. Скамеек народ ещё понаставил, видать чувствуют нечто душевное, хорошее нутром. И только я понимаю, кто ворожит над всеми нами, возвращая утраченное, прогоняя искажённое, больное.
Дети тут улыбчивее и нежнее, матери добрее и не такие дёрганные, а у стареньких людей, что сидят или гуляют по дорожке часами, всегда глаза теплом светятся. И всё эти годы я благодарю мою колдунью — простое волшебство, но такое нужное.
Здесь все плохие воспоминания тускнеют, а лучшие поднимаются, высвечиваются и заполняют собой всё. Здесь легко уходят обиды. Сам удивляешься: чего злился?
Как-то проще становится жить, даже страха нет, чтобы там не увидел, не прочитал, не услышал.
Берёзовая аллея ворожит выравнивая, не давая тонуть в мире, где слишком много беды.