Вспышка

Александр Скрыпник
               
               
                ***

« Нынче, листая свой дневник, я задаюсь вопросом: останется ли наш мир прежним, или  мы в нем настолько изменились, что к прошедшему возврата уже не будет? И еще вопрос меня занимает – неужели всему, что произошло, причиной оказалась та самая  Вспышка?»

                ***

«Сколько себя помню, мы всегда вместе: я, Петр и Марк. Вместе проработали сорок лет на заводе, вместе ушли на пенсию, успев построить совместными усилиями три небольших дома на последней улице у леса, оставив квартиры дочерям. Участки, правда, у нас небольшие… но много ли надо нашим хозяйкам для грядок, а внукам для ягод?
К слову, выглядим мы довольно колоритно, будто для съемок нас подбирали:  сухощавый  и жилистый,  с седой шевелюрой Петр; полный, низенький, весь круглый какой-то Марк с торчащими седыми усами; а между ними я – худой, лысый, но  уже с округлившимся животом.
 Время от времени  мы собираемся семьями на общие мероприятия, и тогда  во дворах весело и шумно, и кричат внуки, а зятья колдуют у мангала… но  раз в неделю, по средам, у нас мальчишник. Мальчишник этот – баня. Баню  построил Петр, они с Марком фанаты этого дела. Бог знает, что хорошего они видят в том, чтобы сидеть в тускло освещенной комнатушке, обливаясь потом? Нос сохнет от невозможной жары,  задницу припекает разогретый полок… а потом, когда тело  начинает покрываться мраморными разводами, следует  выскакивать в слепую темноту двора и обливаться ведрами холодной воды, окутывая голые тела облаками пара. Я покорно таскаюсь вслед за ними, не пытаясь даже симулировать оргазм, ибо они знают мою нелюбовь к этой обрядности.
Что характерно – жены совсем не против этих наших посиделок. Дело в том, что мы в бане не выпиваем, у мужиков тут строгая убежденность: сердцу  ни к чему двойной удар алкоголя и температуры. Впрочем, оказалось,  что вполне комфортно и без пива, усевшись в предбаннике за низеньким столиком, уставленном  банками с компотами, всякий раз разными, (предметом гордости наших хозяек),  самозабвенно спорить о политике.»

                ***

«И что характерно: живем мы в одних и тех же обстоятельствах, смотрим одни и те же телепередачи, а убеждения у каждого свои, и поколебать их практически невозможно. Споры у нас всегда шли по одному и тому же сценарию. Вечно уверенный в своей правоте, Петр говорил: «Не-ет, вы не понимаете!..», после чего обосновывал верный вектор действий власти, критикуя, впрочем, излишнюю мягкотелость в отношении соседних стран.
 Прихлебывая компот,  Марк вздыхал и заявлял  неизменное свое: «Все плохо!» По его убеждению, всем нам оставалось минимум времени более-менее сносного существования, после чего грянет катастрофа. Тогда вступал я и начинал убеждать, что мы не шариковы, что нет простых решений, что главное не наломать дров ни во внешней, ни во внутренней политике…. Порой наши дискуссии мы заканчивали охрипшими, но до ссор никогда не доводили – возраст предполагал рассудочность все же.
В ту среду, готовя компоты к бане, я, помнится, удивлялся накалу страстей на телевизионном ток-шоу – было похоже, что оппоненты набросятся друг на друга с кулаками. А я смотрел, похохатывал  и все пытался угадать, чью сторону примут нынче Петр с Марком.»

                ***

« В новостях тогда тоже кипели страсти, и  казалось, что везде одновременно наступил кризис. На этом фоне как-то без придыхания прозвучало сообщение синоптиков о какой-то невероятной вспышке на Солнце, последствие которой для Земли пока невозможно предугадать. Ведущие в этой связи предлагали  вечером без особой необходимости дома не покидать. Помнится, тогда еще подумалось: столько было уже таких вспышек, столько метеоритов пролетало мимо Земли! – и не надоело им нас пугать всякий раз?
 Банные мероприятия в тот раз шли своим чередом, Петр с Марком похлопали себя вениками, традиционно предложили и мне, я традиционно ответил, что не провинился ничем, за что ж меня бить веником? – и мы , паруя, выскочили  в сгустившийся сумрак двора… и застыли, открыв рты.  Я не знаю, как там выглядит северное сияние, но то, что увидели мы на западе, заставило тревожно сжаться сердце. Будто  розовые  рукава гигантской рубашки развевались там на ветру в полной тишине, смотреть на это было неприятно, и мы замерзли, и, забыв облиться водой, дрожа, вернулись в баню.
 Пока мы мылись, несколько раз мигал свет, мы все ждали еще каких-то катаклизмов… но больше ничего не произошло.
 А вот дальше жизнь изменилась как-то неуловимо. И вроде все как всегда, то же ползучее подорожание в магазинах, тот же дефицит лекарств в аптеках, и те же политические дебаты по телевизору… а все ж не те. И смотреть я их себя  заставлял через силу, и дискутирующие, хоть и кричали все одновременно, как прежде, но складывалось отчего-то ощущение, что делали они это через «не могу», пряча пустые глаза от телезрителей. Вскоре я политические телешоу смотреть перестал. В среду очередь выставлять компоты была за Марком, с обеда курился дымок над баней у Петра, а я ждал наших посиделок и гадал, что такого о политике расскажут мне мои визави вечером.
- А скажите, мужики: вы собираетесь делать активный полив кустов и деревьев в сухую эту осень? – Петр налил себе компота и откинулся на спинку скамьи.
Весь вечер мы до хрипоты спорили о поливе и подрезке сада, будто политики и не существовало в мире.   Петр был непреклонен, Марк критиковал, а я все ратовал за золотую середину.  Что продолжается до сих пор вот уже несколько месяцев по средам. Судя по всему, мир тоже поумнел: кризисы как-то смазались, всех  стала занимать экология, в отсутствие рейтинга были закрыты политические ток-шоу, максимальным спросом теперь пользуются кулинарные передачи. Нам это нравится, вот только поджарому в прошлом Петру стало сложно обуваться из-за округлившегося брюха.»