(Полемические заметки)
В последнее время мы всё чаще в экономических ли, политических ли темах официально-публичных разговоров стали упоминать китайскую общественную модель развития, как самую эффективную и социально ориентированную. Мы не устаём восхищаться (удивляться, поражаться, завидовать) успехам совсем недавно (по историческим меркам), казалось бы, безнадёжно отставшей от передовых экономик страны. Мы не можем взять в толк, почему это классика экономической мысли, например, напрочь отрицающая плановое ведение хозяйства (а, значит, и самую сущность социалистических основ), так оказалась опрокинута хитрыми и мудрыми китайцами.
… Но, собственно, а что мы знаем об этой удивительной стране?
Не в уникальности ли исторических фактов Китая – особенность его пути? Не в удивительности ли менталитета и характера её лидеров – зародышевое начало китайского чуда?
Вот об этом и хотелось бы мне поразмышлять, вчитываясь в биографии китайцев, имена которых до сих пор на слуху современного мирового сообщества.
Известно, что до начала первой мировой войны в Китае, озабоченном попытками освободиться от японской зависимости росло и постепенно набирало силу революционное движение, идейным вдохновителем которого был живший в то время в Японии Сунь Ятсен.
Именно со вступлением в организацию Сунь Ятсена «Тунменхой» в 1906 году и началась карьера политика-революционера Цзян Чжунчжэн, которого впоследствии (в другой интерпретации значения) стали называть более знакомым для нас именем – Чан Кайши.
1. Властолюбивый лидер Гоминьдана – Чан Кайши
Чан Кайши появился на свет в 1886 году в семействе, имеющем древние корни, в которых якобы можно было увидеть мудрых правителей древнего Китая. После смерти отца семья очень бедствовала, и 15-летний юноша по настоянию матери женился на девушке, которая была старше его на 5 лет. В 1906 году юный Чан (Цзян), решив стать военным, переезжает в Японию. По окончании пехотного училища в 1909 году он был направлен на военную службу в качестве кадета в одну из дивизий японской армии.
Как он там служил и каких добился карьерных успехов – про то историкам мало что известно. Известно лишь, что в 1911 году после начала Синьхайской революции в Китае Чан Кайши вдруг оказывается в гуще тех событий. Но уже на следующий год только что назначенный командиром полка он из-за причастности к попытке убийства (в ходе тайной борьбы за власть) одного из руководителей революционной организации снова оказывается в Японии.
… О том времени, когда Китай раздирался на части властолюбивыми «революционерами» разных мастей и окрасок, написано много исторических монографий. Нет смысла разбираться в хитросплетениях интриг той гражданской войны. Любопытно лишь то, что Чан Кайши, принимавший в ней активное участие на стороне Сунь Ятсена, то и дело оказывался то в Японии, то в Китае.
… Он то появлялся где-нибудь в местах ожесточенных боёв, то почему-то, как говорится, «ложился на дно». И вдруг в феврале 1923 года Сунь Ятсен назначает Чан Кайши начальником своего генерального штаба и одновременно – членом военного комитета набирающей в стране авторитет партии Гоминьдан.
И вот тут (интересный зигзаг истории) он, наделённыцй полномочиями спецпредставителя этого самого Гоминьдана, едет в Москву (не поверите) с просьбой об оказании военной помощи. Москва очень внимательно выслушала доводы Чана, но в прямой помощи вежливо отказала. Просто, наверное, выжидала. И лишь спустя три года, когда после смерти Сунь Ятсена властолюбивый Чан становится военным лидером Гоминьдана (а, значит, и одним из руководитей Национального правительства) мудрый товарищ Сталин обращает, наконец, на него самое пристальное внимание. В ходе так называемого Северного похода, предпринятого Чан Кайши с целью объединения страны, не без помощи «советских товарищей» он одерживает верх над двумя основными противниками из трёх.
В июле 1928 года в качестве главнокомандующего Национальной революционной армии он успешно завершает Северный поход, а в октябре того же года становится председателем Национального правительства Китайской республики.
… Но к этому моменту мудрый товарищ Сталин в своём китайском партнёре глубоко разочаровывается. В 1927 году Чан Кайши, объявив кампанию «за наведение порядка и чистоты в собственном доме», учиняет кровавые разборки в Шанхае, в результате которых уничтожает около 4 тысяч членов нарождающейся Коммунистической партии. Для Советского Союза, взявшего с самого начала эту партии под самую заботливую опеку, это была очень хлёстская пощёчина.
Удивительно, разве хитрый и опытный политик, каким, безусловно, являлся Чан Кайши, не понимал, что коммунистический СССР его тут же объявит своим злейшим врагом? Разве он не осознавал, что отправленный в Москву на учёбу его единственный (законный) сын тут же станет заложником? Может быть, он не побоялся ухудшения отношений с Москвой из-за того, что сблизился с вездесущими во все времена западными (и в первую очередь – американскими) спецслужбами?
А что думала на этот счет сама Москва? Тут было, над чем подумать. Положение-то в южно-восточном соседстве с нашей страной было очень неприятным. Япония, выказывая явную враждебность по отношению к Китаю, недвусмысленно бряцало оружием. В 1931 году она даже предприняла попытку захватить Манчжурию. И только совместные действия Гоминьдана и КПК, сумевших объединить усилия перед общим врагом, удерживали Японию от более серьёзных кровожадных планов.
… И всё-таки ружьё, висевшее на стене, выстрелило. 7 июля 1937 года началась Японо-Китайская война. Решением Национального правительства Чан Кайши был назначен генералиссимусом Китайской республики.
А мудрый товарищ Сталин до поры до времени постарался быть хотя и заинтересованным, но всё же сторонним наблюдателем. И только после капитуляции Японии он чётко обозначил позицию СССР, приняв жестко сторону Коммунистической партии в лице её лидера – Мао Дзедуна. Вот тут-то коммунисты и взяли реванш за постоянные неудачи в гражданской войне. Вытесненный в ходе упорных боёв из материкового Китая ещё не павший духом генералиссимус перебирается на остров Тайвань, где объявляет себя президентом и Верховным главнокомандующим вооруженных сил Китайской республики (знай, мол, наших!), правда в пределах всё того же острова. И аж до конца 1971 года прошлого века этот Китай был единственным и законным представителем страны в Совете Безопасности ООН.
Умер Чан Кайши в 1975 году.
2. Скромный воспитанник старшей сестры Ленина
Удивительно, но именно с середины 70-х годов Китай (что континентальный, что островной) начал вставать с колен. Континетальный Китай, хоть и превратился за послевоенные годы в индустриально-развитую страну, обладающую к тому же атомным оружием, после правления Мао Дзедуна (умершего в 1976 году) пожинал плоды авантюрных инициатив «Великого кормчего». А островной, не имея ни сырьевых, ни энергетических, ни аграрных, ни необходимых финансовых ресурсов, выживал в основном за счет внешней помощи.
А ещё удивительнее то, что авторами и активными творцами революционных экономических преобразований, что в континентальном, что в островном Китае, стали лидеры, какое-то время жившие и учившиеся в СССР (даже близко дружившие) – один под именем Ивана Сергеевича Дозорова, а другой – Николая Владимировича Елизарова. Но и это ещё не всё. Дело в том, что Иван Сергеевич (в будущем Дэн Сяо Пин) был коммунистом, а Николай Владимирович (в будущем Цзян Цзинго) – ярым антикоммунистом. А результат оказался одинаково успешным.
… Итак, начнём с Цзян Цзинго, родного сына генералиссимуса Чан Кайши. Любопытно, что, отправив Цзяна в СССР, второго (приёмного) сына он посылает в Германию. Впоследствии перед Второй мировой войной Цзян возвращается на родину, а второй сын остаётся в готовящейся к войне стране, став впоследствии танкистом Вермахта.
История пребывания Цзяна в нашей стране настолько необычна и загадочна, что знакомясь с ней, не сразу веришь в её реальность. Ну, начать с того, что, приехав в Москву учиться в Университете трудящихся Востока в 1925 году, 16-летний юноша был взят под так называемую «товарищескую опеку» не кем-нибудь, а сестрой В.И. Ленина – Анной Елизаровой-Ульяновой. Почему – опеку, если все студенты Университета имели очень недурные условия бытового обустройства? Почему – сестрой Ленина, если в квалифицированных воспитателях особой нужды не было?
Но надо отдать должное: такую трогательную заботу юный Цзян отблагодарил тем, что быстро научился говорить по-русски и легко усвоил марксистко-ленинскую идеологию. Более того, когда его отец учинил в Китае кровавую разборку с коммунистами, он написал открытое письмо (которое было опубликовано аж в «Правде»): «… Я сделал то, что ты говорил мне раньше – я стал революционером! И поэтому я – твой враг… Ты использовал переворот и стал «героем». Но победа твоя временна и непрочна…. Извини, пожалуйста, но мы легко разделаемся с тобой».
И это – родному отцу? Желторотый юнец, который по существу ничего не смыслил не только в политике, но и сложностях «взрослых» отношений. И сразу – в главную партийную газету страны.
… А дальше – вообще одна странность за другой. Окончив Университет (всего за два года!), Цзян поступает в Казанское танковое училище. Потом он неожиданно переводится в Ленинградскую Военно-политическую академию, которую оканчивает с отличными оценками. Казалось бы, вот она – военная карьера, сделавшая отца генералиссимусом. Казалось бы, кто, как не он мог бы существенно помочь специалистам, занимающимся военной помощью коммунистическому Китаю. А молодого офицера партия бросает туда, где он, по мнению «ответсвенных товарищей», более необходим – рядовым станочником на московский завод «Динамо» (?!). Что это, как не откровенное издевательство над человеком, который в интересах идеологии изъявил готовность свести счеты с родным отцом? … И, посчитав, видимо, издевательство не совсем полновесным, Цзяна через год ошарашивают новым назначением – заместителем председателя одного из подмосковных совхозов (с издевательской формулировкой «с целью получения трудовой закалки в среде рабочих и крестьян»).
А вскоре дисциплинированного и скромного юношу вообще отправвляют из столицы куда подальше, как говорится, с глаз долой. В 1932 году он оказываеся в Свердловске на строительстве «Уралмаша» в должности (вот никогда бы не отгадали) – заведующего бюро жалоб. Правда, быстро разглядев в Цзяне задатки активного партийца (он был уже кандидаттом в члены партии), его назначают вначале помощником начальника механического цеха, а затем редактором заводской многотиражки «За тяжелое машиностроение».
Ну, просто диву даёшся логике тогдашних партийных товарищей, курирующих вопросы кадров. Ну, хорошо – по-русски Цзян говорил чисто, с едва заметным акцентом, наверное, был достаточно грамотен, а в обществе – открыт и доброжелателен. Да, он был дисциплинирован и отвественен, не отказывался ни от каких поручений, постоянно и довольно энергично выступал на партсобраниях. Но ведь в руководстве завода не могли не знать, что он – сын Чан Кайши.
Конечно, знали, ибо целых 4 года (до ноября 1936 года) его никак не желали перевести из кандидатов в члены ВКП (б). Но именно к этому времени, когда Гоминьдан и КПК объединились для совместной борьбы с Японией, отношение СССР к Чан Кайши заметно потеплело.
В декабре, рассмотрев заявление Николая Елизарова, где он указывает, что хотя его отец Чан Кайши и «является изменником и предателем великой китайской революции» он «с первого момента его измены вёл борьбу против него», собрание партийной организации газеты принимает его в партию, а районное бюро ВКП (б) утверждает это решение.
И вроде бы всё у энергичного китайского парня начинает складываться. У него хорошая семья. Любимая жена Фаина Ипатьевна Вахрева, «комсомолка, спортсменка и просто красавица» работает тут же – токарем на «Уралмаше», подрастает сын Эрик. И вдруг (как гром среди ясного неба) решением почему-то именно того районного партийного бюро, что 2 месяца назад утверждало его принятие в партию, Николая Елизарова снимают с работы. Причем с формулировкой «за допущение публикаций, несправедливо обвиняющих отдельных инженерно-технических работников в грехах, которых они не совершали». И это в 1937 году – самом разгаре «кадровых чисток», когда журналистов наказывали совсем наоборот – за излишнюю мягкотелость. Его «зачистили», конечно же, по другой причине – просто те его товарищи, что давали ему рекомендации при вступлении в партию (секретарь райкома Лев Авербах и инженер «Уралмаша» Ефим Цейтлин, сосланные на Урал «за приверженность к троцкизму») уже попали под каток сталинских репрессий.
… А вот дальше события разворачиваются почти по детективному сюжету. По логике действий карательных органов в те годы Цзян Цзинго должен был неминуемо арестован. За ним уже следили, и, казалось, что арест был делом времени. Но происходит странное: опальный Дзян вместе с женой и сыном вдруг бесследно исчезают. Да так, что вездесущие «органы» их, якобы, никак не могут найти. Не могут, якобы, и предположить, что беглая семья может оказаться в Москве и обратиться в Китайское посольство, в котором уже несколько дней лежит телеграмма от Чан Кайши с просьбой помочь вернуть ему его «блудного» сына на родину.
Неизвестно, каким образом Цзян узнал о том, что отец его простил, но однажды китайского посла разбудили ночью с сообщением, что какой-то человек, отказывающийся назвать своё имя, просит немедленной аудиенции. Это был Цзян Цзинго. Похоже, что молодой человек действительно скрывался от «органов», потому что у него не оказалось ни паспорта, ни денег. Но ведь и «органы» искали его, как потом стало известно, лишь для того, чтобы отправить в Китайское посольство с секретным «напутствием».
Посол внимательно выслушал гостя и, как впоследствии он рассказывал журналистам: «Я пообещал ему помочь и пригласил, несмотря на поздее время, чету на ужин… он сказал, что женат на русской девушке и женат по любви, а потому ему нужна виза и на неё… Фаина мне понравилась, хотя и показалась простушкой… а впрочем, через несколько лет в Шанхае она была – грациозная леди».
А потом Цзян вместе с семьёй отбыл поездом «Москва – Пекин» – открыто, ни от кого не прячась (он даже выходил в Свердловске на вокзал попрощаться с близкими друзьями).
*
… Цзян Цзинго появился в поле зрения исследователей его биографии, когда Чан Кайши со своим Гоминьнамом был потеснён Мао Дзенуном на Тайвань. С 1950 по 1965 год (полтора десятилетия!) сын генералиссимуса, вдруг резко поменяв свои идеологические убеждения, самым решительным образом борется с либеральными, прокоммунистическими настроениями тайванского населения. И борется далеко не «гуманитарными» методами. Возглавив тайную политическую полицию, он с присущей ему напористостью жестко обозначает главный курс деятельности – «идейная чистота» и «политическая зрелость» гражданского общества и армии. Более того (и это вызывает изумление у историков), он принмает личное участие в разработках и реализации диверсионных операций против КНР, которую он публично называет «зоной, охваченной коммунистическим мятежом».
… Он не сразу стал по-настоящему правой рукой Чан Кайши. Только в 1972 году престарелый руководитель Тайваня даёт отмашку на назначение сына главой правительства Китайской республики. В 1975 году после смерти отца Цзян Цзинго становится председателем ЦК и ЦИК Гоминьдана, а в 1978 году – президентом Тайваня.
Но удивительное дело, став главой по сути диктаторского режима, новоиспеченный «вождь» отнюдь не вознесся на «царственный Олимп». Он по-прежнему удивлял западных журналистов своей открытостью и демократическим поведением, много ездил по стране, и частенько его можно было встретить в далеко не официальной обстановке в простенькой курточке и с бейсболкой на голове. Он вольно или невольно, глубоко разочаровавшись в культе личности Сталина, манеры поведения и стиль личной жизни все же копировал с нашего вождя.
С самых своих первых шагов политического администрирования Цзян Цзинго стал «белой вороной» в насквозь коррумпированной чиновничьей среде гоминьдановского Тайваня. Устроив однажды во время проведения в стране «финансовой реформы» масссовое «кровопускание», он надолго отбил охоту неправедного обогащения у нечистых на руку высокопоставленных товарищей. Да, он никогда не стремился к обогащению, держал на равной дистанции всеь свой островной «олигархат». Удивительно, но даже будучи президентом успешной страны, он не имел сколько-нибудь значительной собственности. Даже дома, в которых он жил, были казенными. Всю свою зарплату отдавал жене (!?), а средства, выдаваемые ему на предствительские и иные личные расходы, раздавал обслуживающему персоналу.
И разве можно в такое поверить, но это факт, что после смерти Цзян Цзинго его семье не осталось никакого наследства. Вдова жила (если верить официальным источникам) лишь на пособие по случаю потери кормильца и на деньги, выделяемые время от времени из государственного фонда взаимопомощи. Она и не пыталась выглядеть «женой президента». Фаина, ставшая на родине мужа Цзян Фанлян, до конца жизни оставалась скромной домохозяйкой, всецело занятой заботой о детях и душевном комфорте супруга.
… Но, поняв пагубность культа личности мудрого товарища Сталина, Цзян Цзинго с самого наячала своего президентства радикально меняет курс от монопольного единовластия, установленного отцом, к внедрению зачатков политического плюрализма и законов рыночной модели экономики. Вот именно в том, усвоив уроки русского социализма по повышению общественного благосостояния и устранению противоречий между богатством и бедностью, но веря в успешность капиталистического курса, он и пошел освоим путём.
… За годы власти Цзян Цзинго страна, не имеющая природных ресурсов, импортирующая 90% всех энергоносителей и распологающая только четвертью площадей, пригодных для сельского хозяйства, стала успешной и процветающей. В начале 90-х годов прошлого века ежегодный средний доход её граждан составил свыше 7 тысяч долларов. То есть, в противовес сталинским пятилеткам, позволившим добиться результатов усилением репрессий, Цзян Цзинго установил экономический режим, который пресса окрестила «годами тайванского НЭПа» и «тайванским экономическим чудом».
… Однакжды западные журналисты спросили президента: «Что вы считаете важным в вашей жизни?». И уже тяжело больной и прикованный к ивалидному креслу человек резко ответил: «Искоренять коммунизм!». Вот вам и вся его сумма знаний, усвоенная им за годы пребывания в условиях сталинского режима.
Умер Цзян Цзинго в 1988 году на 78-м году жизни.
3. Строитель социализм «с китайским лицом»
… Искоренять коммунизм… Например, как это сделали наши Горбачев с Ельцыным? До основанья, а затем…?
Отец-основатель китайского «экономического чуда» Дэн Сяопин сказал по этому поводу предельно прямо: «Горбачев – идиот», поскольку осуществил «модернизацию демократии». То есть, со своими представлениями о «социализме с человеческим лицом» упустил главное – распылил власть и позволил экономике стать неуправляемой.
А кто же он был – этот мудрый и так не до конца понятый современниками Дэн Сяопин, который вывел Китай из болота экономической разрухи на холм, сияющий яркими красками благоденствия?
Он родился в 1904 году в довольно зажиточной семье. В 1919 году 15-летним подростком в составе группы из 80 китайских студентов направляется во Францию. Как он там учился и каковы были его учебные успехи – про то историкам ничего не известно. Известно лишь, что молодой Дэн ничего не закончил, а, испытывая материальные трудности, постоянно подрабатывал: то землекопом, то слесарем, то официантом, а то и вовсе – пожарным. Какая там учеба, если увлекшегося коммунистическими идеями подростка взрослые дяди-коммунисты тут же загружают ответственными общественными поручениями (в 1921 году он ставится одним из лидеров европейского отделения коммунистической партии Китая). И не удивительно, что «вечного студента», в конце концов, французские власти выпроваживают из страны.
И он едет, нет, не домой, где его, безусловно, ждали, а в советскую нэповскую Москву. Едет продолжать так и не законченную учёбу и поступает в Университет трудящихся Востока (где в то же время учился и сын Чан Кайши). Он получает студенческий билет на имя Ивана Сергеевича Дозорова и (не в пример Франции) ставится на полное материальное обеспечение.
Вот, где будущий политик получает пускай ещё не совсем ему понятное представление о разнице между капитализмом и нарождающимся социализмом. Контраст с Европой, что и говорить, – колоссален. Нэповская Москва, испытывая подъём экономики, открывала новые магазины, рестораны, кафе. «У нас никогда не было недостатка в курах, утках, рыбе, мясе, – вспоминал один из одноклассников Дэна, – на завтрак нам давали яйца, хлеб с маслом, молоко, колбасу, чай, а иногда даже икру».
Именно тот «Бухаринский социализм» и ляжет в будущем в основу «китайского чуда» Сяопина, однажды сказавшего, что «получив в России коммунистическое крещение, я полностью коммунизировал свои идеи и поступки».
… Вернулся он на родину в 1927 году уже вполне политически и нравственно созревшим молодым революционером. И, естественно, сразу же включается в гражданскую войну на стороне революционной Красной армии, которую возглавлял Мао Дзедун. Нет смысла перечислять все военные должности молодого и энергичного Дэна, ясно, что он был в самой гуще событий, участвуя в противостоянии и с Гоминьданом, и японскими захватчиками.
В 1949 году, когда китайские коммунисты окончательно победили, Дэн Сяопин достигает самых крупных вершин в политической иерархии страны – он (не без поддержки давнего «французского» друга Чжоу Эньлая) назначается заместителем председателя Госсовета. А в мае 1954 его избирают генеральным секретарём ЦК КПК. Здесь следует заметить, что в отличие от нашей страны коммунистической партией руководил вовсе не генсек, а председатель, каковым с 1943 по 1976 годы бессменно был Мао Дзедун.
В 1956 году Чжоу Эньлай и Дэн Сяопин, полностью поддержавшие критику нового лидера СССР Н. Хрущева культ личности Сталина, решили предложить Мао пойти на аналогичные политические реформы (а ведь эти, умудрённые жизненным опытом, друзья-товарищи были отнюдь не глупцами). Удивительно, но поначалу властолюбивый «Великий кормчий» милостиво пошел на некоторую демократизацию общественной жизни. Более того, в 1957 году он разрешил провести в стране дискуссию на эту тему (предварив нашу российскую, так называемую, «гласность»). Но услышав в свой адрес ужасающую правду, тут все эти дискуссии закрыл, развернув взамен их массовые репресии.
… Как Дэн Сяопину удалось пережить те времена – большая загадка. Уже через год на Китай обрушился «Большой скачок» («Три года упорного труда и сто лет счастья»), результатом которого стал страшный голод, унесший по самым скромным оценкам 30 млн. жизней. А в 1966 году Мао выдвинул новый лозунг: «Огонь по штабам!», объявив «Великую пролетарскую культурную революцию», в ходе которой Дэн Сяопин вместе с семьёй был отправлен в глухую провинцию, где он до 1973 года работал рядовым работником на тракторном заводе.
Дальнейший ход событий – вполне в духе тогдашнего Китая. Вначале Дэн Сяопина вдруг из небытия возвращают в Пекин, назначив вместо заболевшего Чжоу Эньлая вице-премьером (!?), но в 1976 году возглавляемая женой «Великого кормчего» радикальная левая фракция КПК отправляет его за решетку. И только после смерти Мао и ареста левой фракции Дэн Сяопин снова возвращается во власть.
… Его возвращение оказалось своевременным. Его ждали, в него верили. В конце 1977 года у Дэн Сяопина уже достаточно власти, чтобы на пленуме ЦК КПК добиться приёма программного документа, осудившего культурную революцию и запускающего экономические реформы.
*
Но мудрый Дэн не сразу обозначил схему своих планов. «Переходя реку, ощупываем камни», – как-то сказал он. И главным в его реформах было то, что он с самого начала назвал приоритетными инициативы снизу. Многие методы эффективного хозяйствования были разработаны и реализованы провинциальными руководителями. И только после их очевидного успеха они становились примером для крупных регионов, а то и всей страны.
В сельском хозяйстве, которое после «культурной революции» было практически полностью разрушено, начали с того, что с коммун перешли на подворный подряд, позволявшей каждой семье работать, прежде всего, на себя. Однако земля так и осталась коллективной, закрепленной за сельскими общинами.
В промышленности директорам предприятий предоставили полную свободу в принятии производственных решений. И главное (на что бы и нам обратить внимание) – успешные заводы и фабрики поощрялись (и довольно существенно) государством материально. Уже с самого начала реформ было разрешено уйти в частный сектор (это при социалистических-то принципах хозяйствования) всей легкой промышленности, которая сейчас одевает и обувает половину человечества).
Но коренной перелом в реализации реформ произошел после того, как Дэн Сяопин разрешил переводить в собственность крупные промышленные предприяти, рудники, нефтяные месторождения. «Рынок – это не капитализм, а плановая экономика – это не социализм», – сказал как-то он однажды. В страну тут же хлынул поток иностранных инвестиций, начали приходить высокие технологии.
В 1980 году весь южный берег Китая был поделен на 4 специальные экономические зоны, в которых ивесторы имели значительные льготы. Произошли существенные изменения в структуре инвестиционных потоков. Сначала финансы поступали в трудоемкие отрасли, где преобладал неквалифицированный труд. Китайцы работали там за небольшую плату, принося инвесторам огромную прибыль. Потом инвестиции пошли в такие перспективные отрасли, как телекоммуникацию, ИТ-технологии, машино- и автомобилестроение, химическую промышленность. Фирмы из США, Японии, Западной Европы не просто вкладывали деньги в открытие и расширение китайского производства, но и создавали в Китае собственные филиалы.
Так Китай стал постепенно наращивать темпы экспорта товаров за границу. А количество фирм, работающих на производстве этих товаров, на сегоднящний день составляет несколько миллионов. Экономика росла при этом с немыслимой скоростью – до 15% в год (!). И реформаторам приходилось даже её чуть притормаживать, чтобы не допустить «перегрева».
Вот для наглядности основные показатели «Китайского чуда»:
- непрерывный рост экономики, которая с 1978 году увеличилась в 90 раз;
- обгон по развитию Германии, Японии и США;
- во многие страны мира возросли потоки недорогих и дешевых товаров, на которых написано «Сделано в Китае» (Именно эта статья экспорта в условиях недавнего кризиса выдержала конкуренцию на мировом рынке);
- ежегодно ВВП страны растет на 8-9%, а спрос потребителей товаров растет на 18%, что позволяет каждой семье откладывать четверть своих доходов;
- практически все регионы страны отличаются высокой экономической развитостью, имея собственную специализацию, особенности производства и рынка. Наиболее развитым считается восток страны;
- в КНР разведаны и разрабатываются самые большие запасы золота в мире;
- китайская национальная валюта юань имеет все шансы стать резервной мировой валютой.
Дэн Сяопин ушел из жизни 19 февраля 1997 года в возрасте 92 года.
4. Вместо послесловия.
Тупиковые смыслы демократии
И всё же почему при разных идеологических воззрениях на развитие экономики оба китайских политика Цзян Цзинго и Дэн Сяопин добились успешных результатов? Да потому что оба они, в молодом возрасте окунувшись в реалии советского нарождающегося социализма, сумели сделать для себя правильные выводы. Цзян Цзинго, едва не угодивший под жернова сталинских репрессий, твердо уверовал в непригодности «палочного» стиля управления экономикой. А Дэн Сяопин, пораженный привлекательностью «Бухаринского НЭПа», сумел творчески развить его на китайской специфической почве.
Вот так и вышло, что эксперименты социалистического хозяйствования, которые нас то и дело заводили в тупик, для Китая оказались очень даже неплохим учебным пособием.
… Как-то недавно в телепередаче «Воскресный вечер с Владимиром Соловьёвым» один из наших известных политологов высказал мысль, что, мол, те страны успешнее других, где, как говорится, демократией и не пахнет.
Америка? Недавние выборы президента просто обескуражили своей беспардонной сварой элит. Две якобы партии, за каждой из которых группа финансово-олигархических кланов – это, ведь, по сути наша КПСС, где платформа едина, как едины и механизмы всех её приводов.
США и все продвинутые страны Запада, на всех углах и перекрёстках ругающие нас за какие-то нарушения демократии, совершенно игнорируют соблюдение демократических норм у себя. И дело, ведь, не только в шоуподобных выборах властей и парламентов. Весь организм политического устройства этих стран, включающий в себя исполнительную, законодательную и судебную системы, а также медийно-общественное сопровождение устроен таким образом, что от истинного волеизъявления народа ничего не зависит.
Почему Дэн Сяопин считал нашего Горбачева идиотом? Да потому что именно с его «плюрализма» и фактического слома «вертикали власти» и начался обвал государственности. В истории России было два идиота – Николай-II и наш последний генсек. И оба раза цена этого идиотства была катастрофически чудовищна.
… А ведь и для Дэн Сяопина была устроена однажды (не без вмешательства западных спецслужб) «проверка на вшивость». Вдохновлённые политической либерализацией в СССР, китайские студенты и представители интеллигенции вдруг как-то подозрительно дружно возжелали свободы политической системы и многопартийности. Подстрекаемые неведомыми силами, тысячи протестующих вышли на площадь Тянтаньмынь. Теперь-то мы знаем, кто стоял за этими в основной своей массе искренне озабоченными свободолюбивыми идеями людьми. А тогда весь мир ужаснулся: по личному приказу Дэн Сяопина по митингующим был тут же открыт огонь. Да такой, что трупы потом сгребали бульдозерами. И что? Дичайшее средневековье как-то пошатнуло авторитет китайского лидера? Наверное, не нам судить… Восток, как говорится, – дело тонкое.
Американский социолог Ф. Хайек как-то заметил: «Социальная справедливость – это мираж…в обществе свободных людей понятие социальной справедливости неизбежно будет пустым и бессодержательным». Более того, этот уважаемый мыслитель и вовсе заявил: «До тех пор, пока вера в социальную справедливость будет управлять политическими действиями, этот процесс будет теснее и теснее смыкаться с тоталитаристской системой».
Что же из этого следует? Назвать вслед за коммунистическими идеологами западное общество аморальным?
Известный русский философ и писатель А.А. Зиновьев по этому поводу не спорил, но замечал: «Оно не является моральным, как и всякое другое общество, ибо моральных обществ вообще не бывает. На принципах морали не основывается никакое общество…Западное общество является по сути своей расчётливо- прагматичным. Моральное поведение тут является поверхностным и показным. Если же дело касается жизненно важных поступков и решений, если следование принципам морали препятствует достижению важных целей и успеху и, тем более, если это грозит серьёзными неприятностями и потерями, то западные люди без колебаний забывают о моральном аспекте поведения и поступают в соответствии с правилами практического и эгоистического расчёта».
Вот и сама жизнь показывает нам, что Китай, как и страны успешного Запада, следуя этой логике, стоит на правильном пути.
… А мы-то когда отучимся постоянно оправдываться перед лицемерным Западом на его каждый «чих» по поводу якобы имеющихся у нас случаях нарушения демократии?