20.
В дверь кабинета постучали.
- Да-а, друзей, к сожалению, не выбирают, - сказал я, взглядом сопровождая появление гражданина Полокрамина (то есть Улитина Сергей Николаича), взъерошенного и небритого, выряженного в больничную пижаму.
Ну, а Андрей Петрович как-то странно отреагировал на появление друга детства. Вместо предполагаемых слез радости в связи с состоявшейся встречей, ведь жизнью рисковал, чтобы увидеть его, кровь проливал, он вскользь глянул на входящего, достал авторучку и, излюбленным приемом, принялся постукивать ею по блокноту.
- Никакой прессы, - ни с того, ни с сего, заявил археолог близоруко щурясь на присутствующих.
- Да собственно... мы... - я недоуменно посмотрел на Торопова вальяжно развалившегося в кресле для гостей.
- Идите мальчики, - отпустила Лена санитаров.
- Ну и что? - спросила она, когда дверь закрылась, не менее удивленно взирая на меня.
Я растерянно пожал плечами.
- Проявления агнозии, случайно за ним не замечались? - спросила Лена у Торопова.
- Сергей Николаевич? - спросил я исключительно для того, чтобы установить личность прибывшего.
- Ну допустим, - ответил тот с выражением, предполагающим согласие и с прочими именами, ну например: Сигизмунд Карлович, или Феликс Эдмундович, и почесал подбородок.
Я достал найденные на раскопе очки.
- Это ваше? - продолжил я опрос в надежде на то, что стоящий передо мной больной, всего-навсего, находится в состоянии ретроградной амнезии и мне не придется оправдываться перед Еленой Владимировной за все, что мы успели натворить.
Еще раз почесав подбородок, он нацепил очки на нос и внимательно посмотрел на доктора.
- Может быть, - вздохнул он.
Мы с Леной, одновременно посмотрели на журналиста, самодовольно восседающего в кресле.
- Ну вот, - произнес он четко поставленным голосом репортера. - Наша телекомпания начинает новый проект, посвященный историческим находкам двадцатого века. Уважаемый Сергей Николаевич! От имени дирекции нашей компании, прошу вашего участия в подготовке программы, открывающей цикл передач, о находках, на территории нашего государства.
- А вы, похоже, восходящая звезда тиви. Где-то я вас уже видел, - недовольно буркнул археолог (все-таки он!). - Я же сказал, никакой прессы, никакого телевидения, радио и прочих журналистских закидонов.
- Та-ак, - протянула Елена Владимировна. - Ну почему так бывает? Стоит хотя бы на миг расслабиться, показать свою любовь к мужчине, как он тут же начинает использовать тебя как...
- Солнышко, понимаешь...
- Не перебивай меня! - крикнула она, глядя мне в глаза. - А вы, - обернулась к москвичам, - марш по палатам! Виктор Игоревич, - крикнула закрытым дверям, - верните ко мне тех двоих, оформленных сегодня!
Ах, какая все-таки она красивая в гневе!
- Меня в палату к психам? - спросил Торопов с выражением, предполагающим определенные трудности в исполнении этого замысла.
- Милая, ты что же, не веришь мне? - добивался я ясности.
- Я сказала, не перебивай меня!
- Меня к психам? - переспросил Андрей.
- Всем молчать! - заорал я, прекращая прения и более не остерегаясь гнева своей женщины. - Как же так, сукин ты сын, папарацци херов, все это время меня за дурачка держал?
Я стал надвигаться на, хамски ухмыляющегося, журналиста с непреодолимым желанием, приобщить наглую рожу к конкретному пониманию неотвратимости справедливого возмездия.
Однако тот, не пряча ухмылки, дотянулся до пузырька, в котором плескалось еще грамм триста спирта и, окинув присутствующих полоумным взглядом, спросил:
- Все будут? Или кто решил пропустить?
- Ну, меня мог бы и не спрашивать, - отозвался "больной" и уселся за стол.
Ведущий психиатр клиники и опер с десятилетним стажем работы в органах, смотрели друг - другу в глаза с любопытством новорожденных, сопровождая процесс синхронным помаргиванием.
- Ну здравствуй, что ли, - широко улыбаясь сказал Торопов.
- Кто бы мог подумать, ты на Сахалине! Не представляешь, как я рад тебя видеть!
- Хм. А я?!
- Но как ты отыскал меня? – после бурных обниманий, пряча глаза, спросил Улитин.
- О-о! Это целая история!
- Да уж, - отозвался Сергей, не поднимая головы, непроизвольно выдавая свое смущение.
Леночка неслышно подошла ко мне со спины и, склонившись к уху, прошептала:
- Милый, прости меня.
- Я люблю тебя, - чуть слышно, с грустью, ответил я.
- Ну вот вы и встретились, - провозгласила она выпрямляясь.
Она подошла к сейфу и, выудив из его недр желтую папочку, красноречиво помахала ее в воздухе.
Это медицинская карта господина Полокрамина. Осмотр и тестирование проводила я лично. Сергей надеюсь, вы помните об этом знаменательном событии в вашей жизни?
- Особенно меня впечатлила электроэнцефалография, - буркнул Сергей.
- Да. Здесь есть результаты, в том числе и электроэнцефалографии, и соответствующий диагноз. Я считаю себя достаточно квалифицированным специалистом, чтобы быть уверенной в объективности того, что здесь написано. Хочу, чтобы ни у кого из присутствующих не возникало заблуждений по поводу вашего, Сергей, состояния здоровья.
- Страшные слова вы говорите, Лена, - прервал ее Торопов. - Разве это по-людски, напоминать в присутствии человека о его недомоганиях?
- Если бы ты не был таким занудой, то не стал бы еще больше травмировать своего друга, - ответила Леночка.
Подобные разговорчики, кого угодно выведут из себя. Взглянув на Улитина, я понял: если в его присутствии будет произнесена еще пара провокационных фраз, он попросту забудет о том, что является скромным доктором наук.
- Сергей, не обращайте внимания на бестактность этого господина, продолжила Леночка, заметив неадекватные движения археолога.
- Говоря о заблуждении и вашем здоровье, я не боюсь проявления иатрогении. Легкие психические расстройства это вовсе не болезнь. Пожалуй, я смогу выписать вас прямо сегодня, и отдам копию этой медицинской карты. Вам Сергей не психиатрическая лечебница нужна, а общение с опытным психотерапевтом. Надеюсь, вы побеспокоитесь об этом в своей Москве.
- Но прежде чем я так поступлю, - это она уже говорила всем нам, - я должна понять каким образом сама смогу быть в безопасности.
- Вполне естественное желание человека, занимающего ответственный пост, - поддержал я свою даму, абсолютно не представляя, каким образом уберечь ее от мести нечестных сотрудников ФСБ. Пока не представляя.
Втягивая Елену в решение нашей задачи, я не мог предположить, что последует столь оперативное вмешательство "коллег", и уж тем более не приходило в голову, что спустя неполные двадцать четыре часа эта женщина станет самым дорогим и близким мне человеком.
Подождав, пока московские гости употребят сто грамм "за встречу", не давая тем впасть в обсуждение своих чувств, по поводу столь удивительной встречи, я попытался придать нашему общению направление, призванное подчеркнуть возникшие приоритеты.
- Сергей Николаевич, - придав своему голосу, служебный тон милицейского чиновника, обратился я к Улитину. – Надеюсь, вы понимаете, что наша встреча, далеко не случайное событие?
Тот, однако, не торопился воспринимать происходящее в соответствии с предложенным тоном. Более того, что-то не угадывалась, в его внешнем виде подавленность, случающаяся с людьми, оказавшимися под прессингом современной психиатрии.
- Да уж, понимаю, - пялясь на Елену, сказал он, идиотски улыбаясь.
Или это последствия неуемного приема лекарств?
- Елена Владимировна, когда пациенту делали укол в последний раз? - спросил я, и тоже стал пялиться на главврача.
- В восемь часов, - ответила она, взглянув в процедурный лист. Затем поведя плечиком, торопливо спросила: - А какая разница? Санечка это не те лекарства…
- Действительно, - вмешался Торопов, хмельно кривясь. – Хорош людей смущать! У Сереги это от счастья. До сих пор поверить не может, что наступило избавление. Я бы на его месте, испытывал такие же чувства.
- Хочу заметить, дорогие мои москвичи, - сказал я, не меняя выражения лица и тона. – Избавление еще не наступило.
Даже матерые преступники, сталкиваясь с проявлением настроения, подобного моему нынешнему, проникаются им и поступают в соответствии с моими предложениями.
- И для того, чтобы этот счастливый момент наступил окончательно, - продолжал я навязывать свою мысль. – Вам, Сергей Николаевич, придется отвечать на мои вопросы… А вам, Андрей Петрович, все это время, постараться не вмешиваться в наше общение.
- Угу… Вот смотри, это телефон, - тыча в аппарат, стоящий на столе, все-таки вмешался Торопов. – Мне достаточно набрать номер Бориса Ивановича, сказать ему о том, что мы нашли Серегу, и подождать пару часов. Но не выслушивая твои тупые вопросы, а интеллигентно общаясь, например вот, с Еленой Владимировной.
Святая простота.
- Звони, - сказал я с непроницаемым лицом и взглянул на Улитина. Тот, однако, перестал улыбаться и, встретившись с моим взглядом, скромно опустил глаза. – Надеюсь, вы, Сергей Николаевич, не особенно обольщаетесь по поводу предполагаемого звонка, и ясно представляете, что Андрей Петрович, находясь в состоянии эйфории, не совсем ясно видит случившийся расклад.
- Что за намеки? – вспылил Торопов, бросая телефонную трубку. – Не понимаю! Шура, ты на чьей стороне?!
- Фамилии Пятаков, Фролов, вам о чем-нибудь говорят? – не обращая внимания на Андрея, спрашивал я Улитина.
- Да, - тихо ответил археолог. – Это чекисты, которые допрашивали меня двенадцать часов подряд, а потом приволокли в эту психушку.
- Не сомневаюсь, что у вас, у обоих, достаточно ума, чтобы понять, что в нынешние времена, для двенадцатичасовых допросов, у ФСБ должны быть веские причины. А тебе Андрюха, напоминаю, - здесь уже не тайга. И мы с Еленой, еще не стали москвичами.
Никто не стал мне противоречить.
- Вот и хорошо, - согласился я с общим настроением, и принялся закреплять успех. – О чем спрашивали чекисты?
- В основном интересовались людьми, с которыми приходилось общаться, работать в Южно-Сахалинске, Корсакове, ну и на этом, их строительстве. Вот только, помог я им мало чем. Показали фотографии, видеоматериалы оперативных съемок – лица знакомые видел, а кто они такие, понятия не имею. Народу разного, встречал много, а знал только Викторию Девятову.
Улитин, взглянул на меня, чтобы понять, говорит ли мне о чем-нибудь это имя.
Я сдержанно кивнул и посмотрел на Торопова: «Не дай тебе бог, заговорить сейчас о ее смерти!»
- Это наша с Андреем, старинная подруга, - уточнил Улитин, по-своему воспринимая мой взгляд. – В фирме «Гелиос», она не последний человек. Во всяком случае, мое пребывание на Сахалине и расходы, связанные с моей деятельностью, оплатила она.
«И ни слова о контракте. Молодец!»
Я вновь сдержанно кивнул.
- Значит, сам характер вопросов, имел определенную направленность?
- Я бы сказал ярко выраженную. Меня спрашивали о строительных работах, проводимых «Гелиосом», о каких- то контейнерах, и обо всех, кто имел к этому хоть малейшее отношение. А когда я стал утверждать, что мне мало дела до всяких строек, что интересуюсь я исключительно вопросами науки, что меня больше смущают аномалии, возникающие на месте строительства, чем проблемы подвоза цемента. Меня, уточнив: от какого рода аномалий наступило мое смущение, меня, без лишних эмоций, познакомили с Еленой Владимировной…
Теперь я кивал с пониманием.
- …Я пытался объяснить, что мои археологические изыскания не наносят ущерба безопасности страны, что мое задержание, это недоразумение, которое легко уладить позвонив в «Гелиос», и в частности Виктории Павловне Девятовой, но мне прилепили печать саботажника, прячущего за психическими псевдорастройствами, нежелание сотрудничать в решении важных государственных вопросов.
- Ну хорошо,- подвел я итог и после выверенной паузы спросил: - Сергей Николаевич, а для чего вы прилетели на Сахалин?
После моего вопроса, Улитин, пребывающий в возбужденном состоянии, заметно сник. Пытаясь сгладить разницу своих проявлений, он, близоруко щурясь, стал разглядывать трещины в стеклах собственных очков. И спустя нескольких минут, в течении которых, нешуточная внутренняя борьба, отражаясь на его небритом лице нервными гримасами перешла в дрожание рук, он с мольбой уставился на Торопова.
- Сергей, - отозвался журналист. – Он все знает.
- Я уже понял, - чуть слышно сказал Улитин, а затем проникновенно добавил:
- А ведь меня только сейчас осенило!
- Да ну?! – удивился я вместе с археологом.
- Она использовала меня как… Неужели Вита могла это сделать? Черт возьми! Я выполнил всю техническую часть работы, и когда дело подошло к завершению, она, именно она отдала меня гэбэшникам.
- Ну, за двадцать тысяч баксов, можно и потерпеть проявление женской слабости.
Вскользь взглянув на Торопова, Улитин, вероятно, все же соглашаясь с таким веским доводом, понуро опустил голову. Но через минуту вновь вспыхнул.
- Но как же так? Она вела двойную игру? Да нет же, она вела тройную игру!
- Да, талантливая была дамочка.
"Сколько их, таких же обиженных и разочарованных появилось на Сахалине, за эти деньки".
- Как это, была? – растерянно спросил Улитин.
- Вита погибла, - без выражения сообщил журналист.
А мой любимый "психотерапевт", после всеобщего секундного замешательства, разлила по чашкам спирт и кофе, нарезала лимон.
- Вы не поверите, но у меня еще в Москве, уже после первого звонка Виты, возникло ощущение надвигающейся беды, - уныло сообщил Улитин, после того как спиртом восстановил свое эмоциональное равновесие.
Мы промолчали.
Торопов потому, что выражал соболезнование другу. Елена потому, что она соответствующий доктор и знает практически все о психике людей, сталкивающихся с подобными сообщениями. Ну а я, молчал, проявляя собственную мудрость и понимание того, что вот теперь-то человек, не стесняясь, будет колоться по полной программе.
- Но тогда, я попросту выдавил негатив из собственных мыслей. А интуитивно возникающие сомнения казались проявлением собственной трусливой душонки, - утвердил Улитин мою мудрость.
У интеллигентно настроенных людей всегда так: ведать о своих неприятностях, они начинают с рассказов о тонкой организации собственной души и возникающих в связи с этим внутренних противоречиях.
«Ах! Я такая эмоциональная, хрупкая!»- хныкала Качалова с поволокой в глазах, копируя эту породу людей.
«Интересно, как она там? Жива ли?»
Ну а Улитин, тем временем, раскручивал монолог о вечной любви и жутких терзаниях, возникших при принятии решения на эту поездку, и о психологии ученого, так тесно связанной с его богатым мироощущением. Наверное, приличное количество спирта, было причиной того, что мы были в состоянии выслушивать все это. Такая душевная, застольная беседа старых добрых приятелей.
Закончив рассказ о своих эмоциях, Улитин принялся подробно описывать свою деятельность на Сахалине.
- Первый сюрприз, ожидал меня в Корсакове! – все больше возбуждался он, по мере изложения. – Сенсация! В местном музее, Санскрит на камне! Конечно я проверил. Надпись была сделана больше двух тысяч лет назад и это не подделка! Да только на факте пребывания этого артефакта на Сахалине, можно было писать диссертацию! Да, возможно предположение – камень, каким то образом был доставлен на остров в нынешние времена, но выяснилось, что он найден здесь! Еще один сюрприз: в том месте, где в начале века был найден камень, ведется строительство объекта и ведет это строительство фирма, от имени которой Вита пригласила меня.…
Знаете, что меня поразило больше всего? Легкость, с которой решались все организационные вопросы. Я достаточно часто выезжал на раскопки в разные места, но в моей практике ни разу не было такой четкой организации. Все продумано, все в наличии: инструменты, приборы, транспорт, охрана, помощники, документы… Вы представляете, какие нужно иметь возможности, чтобы раздобыть полный архив документов содержащих свидетельства событий, произошедших за последние сто лет в районе Новиково, и архивы НКВД-КГБ в том числе. И какую нужно иметь волю, чтобы на время археологических работ, прекратить строительство, в которое, судя по масштабам, вложены огромные суммы…
- Кстати, - вмешался я. – А что все-таки написано на камне?
- Хм, - задумался археолог, а Елена опять, на четверть, наполнила чашки спиртом. – На камне было написано: «мач-читтах сарва-дургани мат-прасадат таришьяси атха чет твам аханкаран на шрошьяси винанкшьяси»
- Вот оно что, - понимающе закивал я.
- Осознаешь Меня, и Моей милостью ты преодолеешь все препятствия обусловленной жизни, - начал перевод Улитин, глядя на нас с чувством превосходства.
- Зато я классно плаваю брассом, - шепнул я своей женщине, но она даже не посмотрела на меня.
- Однако если ты станешь руководствоваться ложным эго, не внимая Мне, то потеряешь себя, - закончил Улитин. – Вот что было написано на камне, - напомнил он, пока все переваривали услышанное.
Несомненно, эти слова несли огромную смысловую нагрузку, воспринять которую в полном объеме, сейчас, мы не были готовы. Но в другое время, и в другом месте, меня лично, камень с подобной надписью не сподвиг бы на особые действия. Другое дело фанатка Девятова, организовавшая мероприятие с размахом и влюбленный фанат Улитин. Я видел перекопанные вдоль и поперек сопки.
- И если бы у меня было больше времени, я бы конечно попытался понять какой смысл несут эти тексты. Но, Вита, как только она узнала перевод текста, стала одержимой началом раскопок. А я… хм… я стал одержим ее одержимостью.
Она указала место раскопок. Уж не знаю, чем Вита руководствовалась в своей уверенности, то ли это интуитивные знания, то ли она что-то обнаружила в архивах, но для получения артефактов предполагаемых масштабов, ее указания были удивительно точны. Да и сама местность изумительно символична в своем рельефе, антураже. Ну посудите сами: уютная долина с прекрасно вписывающимся в ландшафт озером и конусными курганами. И все это, самым естественным образом, заключено меж дикими, заросшими сопками, а с восточной стороны открыто океану...
«Про океан, это он конечно загнул».
- В общем-то, по приезду на озеро, увидев эти курганы, у меня не возникло никаких сомнений в правильности выбора места раскопок. Ведь с какими мыслями я начал работу: Вита обнаружила сенсационные следы, неизвестного до сих пор присутствия на Сахалине, Индстской цивилизации. А конусы-курганы, это не что иное, как общепринятые для той эпохи, могилы жрецов, или места общих захоронений.
Вот только, несколько смущала Виткина реакция на мои восторги по поводу предполагаемых находок. Уж больно спокойно она относилась к моим славословиям. У меня возникло такое ощущение, будто ее интересовал не сам процесс-действо, а конкретный результат в виде конкретного предмета. И окончательно в этой мысли я утвердился в момент, когда в северной части восточного кургана, обнаружил каменные ступени, ведущие от основания конуса к центральной части склона.
На каждой ступени имелись цитаты из ведических текстов. Я не смог расшифровать их все, не хватило времени, но вот какое содержание несли некоторые из них: «Если ты подчинишься ложному эго и не станешь сражаться, ты выберешь неверный путь. Согласно твоей собственной природе ты должен будешь принять участие в битве». Или вот: «… Любое усилие, влечет за собой какие- то недостатки. Но человеку не следует отказываться от деятельности, порожденной его природой, даже если эта деятельность полна изъянов». А вот что было на каменной глыбе, по моему разумению прикрывающей вход в полость конуса: «…как странно, что мы готовимся совершить великий грех; движимые желанием насладиться радостями царствования, мы полны решимости убить наших близких…»… Вы представляете, что сие означает для науки?!
- Еще один сюрприз… Нет, не сюрприз – нонсенс! Потрясающий факт - на двенадцати верхних ступенях, под текстами исполненными на санскрите, я обнаружил более ранние тексты!
- И?!- выдохнули мы одновременно.
- Что?- переспросил Улитин, обводя нас ополоумевшим взглядом. - Эти тексты были выполнены неизвестными письменами…
- Неизвестные кому, простите?- аккуратно уточнила Елена.
- Официальной науке… Ну, да, да! И я тоже, в какой то момент, засомневался в том, что обладаю истинным пониманием археологии языков. К тому же, идентификация эпохи нанесения этих письмен, дала результат, мягко говоря, не совсем вписывающийся в современное понимание истории нашей цивилизации… Все эти факты – было от чего закружиться голове! Да я до сих пор впадаю в транс, при мысли о том, что я обнаружил! И в той ситуации, мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы не допустить ошибок и оплошностей в работе, несущей перспективы Нобелевской премии. А для этого нужны были дополнительные знания, которые я мог бы получить только выехав с места раскопок. Я никого не предупреждал о своих планах, не предупредил и о своем отъезде в Южно-Сахалинск. Тем не менее, на автобусной станции, при выходе со сто пятнадцатого маршрута, я познакомился с товарищами Пятаковым и Фроловым.
- Лихо она тебя сдала, - подвел я итог.
- Думаешь, все-таки она? – все еще сомневаясь, спросил Улитин.
- Ну а кто же еще? Все что нужно было от тебя, она получила. Далее решила действовать самостоятельно, а для того чтобы ты не мешал и заодно оправдывая свою деятельность в качестве эфэсбэшного «агента под прикрытием», отдала тебя на растерзание конторе, на которую она (и это я понял только сейчас) как бы работала в течение последних лет. И кстати, какие-то странные вопросы задавали тебе чекисты, не в соответствии с археологическими приоритетами.
- Хотелось бы взглянуть, что же она получила от моей работы? – задумчиво произнес археолог, а я вдруг, уверенно осознал, что парень знает побольше, нежели то, чем пытается сейчас нас подзагрузить.
Подождем.