Морис Леблан - Мост, который рухнул

Василиса Романенкова
Новелла, увидевшая свет в английском издании «Агентство "Барнетт и Ко"» и являющаяся девятым рассказом из сборника о приключениях Арсена Люпена под личиной частного сыщика Джима Барнетта. Оригинальный текст на французском никогда не опубликовался, причина неизвестна.


1

Было послеполуденное время вторника середины лета. Париж был безлюден — город неподвижности. Джим Барнетт сидел у себя в офисе, закинув ноги на стол. Он был в рубашке. Стакан светлого пива стоял у его локтя. Зеленые блики затмевали яркое солнце. Пристрастному взгляду внешний вид Барнетта говорил о дремоте, и это впечатление усиливало его глубокое и ритмичное дыхание.

Отчетливый стук в дверь заставил его резко опустить ноги и выпрямиться.

— Нет! Этого не может быть! Должно быть, жара повлияла на мое зрение! — Барнетт изобразил изумление.

Инспектор Бешу, а это был он, закрыл за собой дверь и оглядел с некоторой брезгливостью состояние домашнего костюма своего друга. Это была причуда Бешу — посвящать все время поддержанию идеальной внешности. В этот жаркий день он был свеж и безукоризненно опрятен, ни волоска не выбивалось из прически.

— Как тебе ЭТО удается? — спросил Барнетт, снова устало опускаясь на стул.

— Удается что?

— Выглядеть, как модная картинка, не используя лёд. Чертов высший класс, так я это называю!

Бешу улыбнулся с осознанной гордостью.

— Это совсем просто, — заметил он скромно.

— Но я вижу, в этом причина, что ты не работаешь СОВСЕМ просто, и разве ты не пришел во вражеский лагерь за помощью, Бешу, а?

Бешу залился краской. Это было его больное место — то, что он со своими трудностями несколько раз был вынужден прибегать к помощи Джима Барнетта. А Барнетт был полезен — что казалось странным. Неприятности были тем, с чем он всегда управлялся, помогая самому себе так же, как и другим.

— Что на этот раз? Я весь день свободен… и завтра… и днем после. У агентства «Барнетт» не так много клиентов в это время года, поручитель тому «Свободная Информация». Я слышал, они даже не могут без билета пройти в театр — пуф!

— Как ты смотришь на поездку в сельскую местность?

— Бешу, ты просто благодетель, хотя и искусно притворяешься! Тем не менее, в чем дело?

Инспектор Бешу невольно усмехнулся.

— Настоящая тайна — внезапная смерть известного ученого, профессора Сен-При.

— Мне знакомо это имя, но я не видел сообщение о его смерти в газетах. Он был убит?

Лицо инспектора Бешу приняло непроницаемое выражение.

— Я хочу, чтобы ты помог мне это выяснить. У меня машина в гараже неподалеку. Собирайся и отправимся прямо сейчас. Я сообщу тебе факты по дороге.

Барнетт неторопливо поднялся, допил оставшееся пиво и осуществил нехитрые приготовления к поездке.

2

Четверть часа спустя они неслись прочь от Парижа в принадлежавшем инспектору Бешу маленьком двухместном автомобиле.

— Меня вызвал на место, — заговорил Бешу, — доктор Депорт из Боврэ, мой старый друг. Он позвонил в понедельник утром сказать, что в Боврэ будет проводиться дознание — профессор Сен-При, ученый, погиб в результате падения на дно ручья в его саду.

— В этом нет ничего особо таинственного.

— Ах, погоди. Профессор переходил ручей по деревянному мосту, мост сломался под ним и старик свалился в воду. Ударился головой об острый камень и умер мгновенно.

— Мост прогнил, верно?

Инспектор Бешу покачал головой.

— Мой друг доктор сказал мне, что полиция не сообщала этого, хотя должна была. Мост был в превосходном состоянии, но — его ПОДПИЛИЛИ!
Барнетт присвистнул.

— И поэтому ты отправился в Боврэ?

— Да.

— И что ты обнаружил?

— Странную ситуацию. У профессора маленький дом, где он жил вместе со своей дочерью, Терезой Сен-При. К дому примыкает довольно хорошая лаборатория. Сад идёт по наклонной, сперва газон, затем густые заросли приводят к ручью, протекающему глубоко между каменных берегов. Крепкий дощатый мост обозначал границу между соседствующим с садом Сен-При владением виллы Д’Эмеральд, домом супружеской четы Ленорман.

Луис Ленорман — молодой биржевой маклер. Его жена, Сесиль, утонченная, прекрасная девушка. В прошлое воскресенье после полудня мадам Ленорман отправилась на чашечку чая к Терезе Сен-При. Луис Ленорман проводил выходные в Париже со своей больной матерью, но собирался вернуться обратно ночью.

Мадам Ленорман прошла сад виллы Д’Эмеральд и спустилась к ручью. Оказавшись там, она остановилась и испустила крик ужаса! Деревянный мост был сломан, и в воде лежало тело профессора Сен-При. Она бросилась обратно в дом за помощью, а затем потеряла сознание.

— Хорошо, где мне можно выйти?

— Почти в то же время, как они уложили мадам Ленорман в кровать и сообщили ужасную новость о смерти ее отца Терезе Сен-При, приехал на своем автомобиле Луис Ленорман, он несся, как бешеный. Был бледен и дрожал. Первыми словами, которые он произнес, были: «Я успел? Скажите мне, о, скажите мне. Мой бог, какой я дурак!» Он был как безумный и бросился наверх, в комнату жены, не дожидаясь ответов от изумленных слуг. Горничная его жены рассказала ему, что случилось. Поначалу он, казалось, не понял. Потом опустился у постели жены и начал истово целовать ее руки, рыдая и причитая: «Сесиль, я убийца».

— Должен признаться, что до сих пор ничего не понимаю. У вас есть убийство и убийца, который сам признал себя виновным. Чего же еще ты хочешь?

— Что ж, дело вот в чем. Мы проверили передвижения Луиса Ленормана вне Боврэ. Мы знаем, что мост был в сохранности в субботу утром, садовник переходил его. И весь день субботы Ленорман провел у постели матери. Он сидел с ней после обеда и до восьми часов, и потом сам отправился спать. Служанка и повар старой мадам Ленорман слышали, как он сбрасывал свою обувь в комнате, находящейся рядом с их. И служанка клянется, что через некоторое времени она услышала щелчок выключателя и предположила, что он, должно быть, лег почитать. Все утро воскресенья он никуда не выходил, отсюда вопрос, мог ли он подпилить мост между садами в Боврэ.

— Что же дает тебе уверенность в безупречном алиби подозреваемого?

— Мадам Ленорман, хотя была все еще слаба от шока, пришла в себя. Ее вера в невиновность мужа абсолютна. Ее единственное намерение — оправдать его. Она настаивала на проведении расследования. Он не сказал ни слова в свою защиту. Это все очень странно.

— Ты сказал, что Луис Ленормана не ожидали обратно до вечера воскресенья. Не знаешь, почему он покинул Париж так рано?

— Это, — сказал Бешу, — любопытный момент. Видимо, он был один в одной из комнат квартиры его матери, читал книгу, пока старая леди дремала после обеда. Слуги были оба на кухне и показали, что внезапно, около трех часов, он вбежал к ним и сказал, что отправляется домой, но не озаботился попрощаться со своей матерью.

— А мотив? Что за причина могла заставить Луиса Ленормана убить его соседа?

Инспектор Бешу передернул плечами.

— У меня есть идея, и доктор Депорт произвел некоторое расследование от моего имени.

— И больше нет никого, кто подпадал бы под подозрение? Что насчет мадам Ленорман?

3

Инспектор Бешу промолчал. Автомобиль свернул с главной дороги на тенистую аллею. Они повернули на дорогу к вилле Д’Эмеральд. У дома их встретил доктор Депорт, который объявил:

— Полиция Боврэ арестовала месье Ленормана, но я озаботился связаться по телефону с главным управлением и теперь вы официально руководите расследованием этого дела.

— Но его алиби… он был в Париже все это время… Он не мог подпилить мост!

Доктор мрачно взглянул на него.

— У месье Ленормана был ключ от квартиры его матери. Парижская полиция навела справки в гараже, где он оставлял свою машину, и они обнаружили, что он выезжал где-то после полудня и сказал механику, что не может уснуть при такой жаре и собирается попробовать отыскать хоть немного свежего воздуха в Бо. Он вернулся после двух пополудни.

— Что, — заключил Барнетт, — дает ему достаточно времени приехать сюда, подпилить мост и вернуться обратно в Париж. И горничная слышала, что месье Ленорман выключил у себя свет, когда он, наконец, действительно отправился спать. Оба слуги, должно быть, спали, когда он выскользнул из квартиры.

Доктор посмотрел на Барнетта с некоторым интересом: тот говорил таким уверенным тоном, и был очевидно независим по отношению к инспектору Бешу.

Барнет улыбнулся и легко поклонился.

— Позвольте мне самому восполнить прискорбный недостаток манер моего друга Бешу. Джим Барнетт, к вашим услугам, доктор.

— Мой друг, помогавший мне в более чем одном случае, — сказал Бешу с небольшим затруднением. — Пойдемте, доктор, какие у вас новости для меня после вашей приватной беседы с управляющим банка в Боврэ?

— Бедный месье Ленорман. — Доктор грустно покачал головой. — Я хотел бы, чтобы какой-нибудь полицейский обнаружил это. Но правосудию нельзя пользоваться подобными методами. Я выяснил, что на протяжении последних двух лет месье Ленорман оплачивал довольно большие чеки, поступающие с банковского счета профессора Сен-При.

— Шантаж? — Барнет и Бешу воскликнули одновременно.

— У нас наконец-то есть мотив! — крикнул Бешу в чистом профессиональном триумфе. — Месье Ленорман должен был иметь серьезную причину, чтобы подпилить мост…

— Но он этого не делал!

Молодая женщина, смертельно бледная, с накинутой на плечи блестящей китайской шалью, медленно спустилась по лестнице в холл, тяжело опираясь на перила. Служанка с беспокойством следовала позади нее.

— Я повторяю, — произнесла она голосом, дрожащим от сдерживаемого чувства, — Луис невиновен!

— Мадам, — сказал Бешу, — позвольте мне представить моего друга — Джима Барнетта. — Барнетт низко поклонился. — Если кто и способен достичь невозможного и доказать невиновность вашего мужа, это он! Я признаю, тем не менее, что изначально пригласил его сюда, потому что алиби вашего мужа расстроило все мои умозаключения. Теперь, когда алиби более не действительно, я не возражаю, если Барнетт предложит свою помощь вам. При условии… — Он задумался и не закончил фразу.

— Ах, — воскликнула мадам Ленорман, в порыве чувств заключая руки Барнетта в свои, — спасите моего мужа и я выплачу вам любое вознаграждение, какое вы попросите.

Барнетт покачал головой.

— Я не прошу вознаграждение за честь служить вам. Никогда не скажут, что агентство «Барнетт» опустилось до коммерческой основы в оказании столь необременительных услуг.

4

В этот момент жандарм прибежал из сада с парой резиновых сапог.

— Где ты нашел их? — спросил Бешу.

— В садовом сарае позади виллы.

Сапоги были покрыты свежей грязью. В такую знойную погоду влажную землю можно было найти лишь вдоль русла ручья. Сесиль Ленорман с отчаянием вскрикнула.

— Вашего мужа?

Она неохотно кивнула.

— Что ж, — сказал Барнетт, — давайте пойдем и посмотрим на этот ручей… и нам следует взять сапоги с собой. До скорой встречи, мадам.
Бешу и Барнетт, сопровождаемые доктором и жандармом, прошли через сад и спустились к ручью. Вода быстро бежала среди камней внизу.
Бешу с содроганием взглянул на покрытые грязью опоры под сломанным мостом, а затем на свои сверкающие, новые, из патентованой кожи ботинки и белоснежные гетры над ними.

— Я сделаю это! — смело крикнул Барнетт и, взяв сапог у Бешу, спрыгнул вниз, оказавшись, таким образом, по щиколотки в грязи возле стремительно несущегося потока.

— Есть ли там какие-то следы? — спросил доктор нетерпеливо.

— Да, — ответил Барнетт. — И они оставлены этими сапогами!

— Дело ясное! — сказал Бешу. — Я не должен был брать тебя с собой, Барнетт, и, боюсь, тебе не придется предлагать свои услуги мадам Ленорман. По правде говоря, я думаю, тебе следует вернуться обратно в Париж.

— Мой дорогой Бешу! — произнес Барнетт тоном неприятного удивления. — Удалиться и оставить клиента в беде? Ты воображаешь, что агентство «Барнетт» уклоняется от участия в делах только потому, что они кажутся безнадежным?

— С каких пор ты стал считать мадам Ленорман своим клиентом?

— Почему бы и нет, собственно?

Он передал им сапог и несколько минут искал что-то в грязи. Когда же наконец вскарабкался наверх, в его лице было заметно некоторое возбуждение.

— Сейчас, — сказал он с живостью, — я полагаю, мы нанесем визит мадемуазель Сен-При и после проверим оба главных качества, приличествующих говядине и вину в деревенском трактире.

— Что хорошего это принесет? Моё дело закончено.

— А у меня есть свой собственный метод работы. Если ты предпочтешь, я продолжу действовать от имени мадам Ленорман совершенно независимо и ты не должен будешь меня видеть до тех пор, пока я в свою очередь не закончу свое дело.

Но такое развитие событий вызвало у Бешу некоторые опасения, поэтому он и Барнетт повернули на дорогу, ведущую к дому Сен-При.

По пути туда Барнетт торжественно вручил Бешу очень грязный запечатанный конверт.

— Будь так любезен, побереги это для меня, — сказал он, — и не вынимай из внутреннего кармана до тех пор, пока я не попрошу.

— Что это?

Барнетт загадочно улыбнулся и приставил палец к его носу.

— Драгоценные бриллианты, старый конь!

— Идиот!

Тем временем они подошли к дому покойного профессора. Здесь все шторы были опущены. Барнетт отметил, что краска со стен облупилась, и циновка при входе была старой и вытертой. Бедно одетая горничная проводила их в маленький будуар, где они были представлены Терезе Сен-При.
Она оказалась довольно молодой женщиной — девушкой в возрасте, но удивительно гармоничной и зрелой в манерах и облике, высокой и гибкой. Ее одежда была черной, без каких-либо узоров. Гладкие черные волосы с прямым пробором, оставляя открытыми уши, были собраны в низкий узел на шее.

Серьезные темные глаза вглядывались в лица обоих мужчин — она уже встречала Бешу и предположила, что Барнетт его помощник.

5

Она сидела, очень бледная, в кресле с высокой спинкой, настолько спокойная, что казалась статуей. Только сильные белые руки судорожно сжимали носовой платок, как будто только там ее горе нашло выход.

Барнетт низко поклонился.

— Примите мои глубочайшие соболезнования, мадемуазель, — прошептал он. — Смерть вашего отца станет потерей для всей Франции!

— Да, — негромко сказала девушка. — Пять лет назад он открыл антисептик, который сейчас используется в каждом госпитале. Это принесло ему известность, но отнюдь не улучшило наше благосостояние после того, как мы потеряли наши деньги в России. — Она выдавила жалкую улыбку.

— Как это произошло?

— Мой отец наполовину русский. Он вложил все в нефтяное предприятие своего брата неподалеку от Санкт-Петербурга. Революционеры сожгли фабрику и убили моего дядю. После этой потери мы жили очень скромно. Но даже в нужде мой отец оставался гением. И он никогда не брал денег за свои открытия. Говорил, его награда — возможность помочь в великой войне против болезней. Несмотря на все неблагоприятные обстоятельства, к моменту смерти он был на грани совершения нового открытия в другой сфере — оно одно могло привести его богатство в соответствии с его славой.

— Что это было за открытие?

— Секретный способ, который бы полностью изменил производство красителей. Но я почти ничего не знаю об этом — мой отец был довольно скрытен в некоторых вопросах и не позволял мне помогать ему в экспериментах. — Она снова грустно улыбнулась. — Я всего лишь была его домашней хозяйкой, но никогда помощником. Моим главным делом было занимать себя в саду. Сесиль и я проводили часы, планируя наши клумбы. Она всегда была так добра, помогала мне с удобрениями для растений. Она приходила на чай сегодня после полудня, как вы знаете, посоветовать насчет некоторых плодовых деревьев. Бедная Сесиль! Что она будет делать?

— Вы знаете, мадемуазель, — сказал Барнетт довольно холодно, будто утверждая свое присутствие в ее сознании, — что Луи Ленорман под арестом? Дело против него практически завершено.

Она кивнула.

— Что заставило Ленормана совершить такое? Вы можете предположить?

— ЕСЛИ он сделал это, — сказала Тереза тихо. — Мы должны помнить, что ничего еще не доказано.

— Но что за причина могла быть у него? Состоятельный, успешный, женат на очаровательной женщине…

— Против желания ее семьи, — вставила девушка. — Луис Ленорман был бедным клерком, он играл на бирже на деньги жены, вот как он стал богат. Вся семья считала, что именно поэтому он и хотел жениться на ней, что, конечно же, было неправдой. И Сесиль страстно любила своего мужа — она выказывала неудовольствие каждую минуту, которую он проводил в каком-либо другом месте. На самом деле, я была бы удивлена, если бы она не испытывала уколов ревности в то время, что он проводил с моим отцом в лаборатории. Я бы также удивилась, если бы она знала о его помощи моему отцу с ценными бумагами время от времени. Но я была бы неправа, если бы предположила, что Сесиль не свойственно благородство. Только вот, когда ее муж отсутствовал, если вы меня понимаете, я бы изумилась. если она могла оставаться совершенно спокойной.

Барнетт выглядел заметно заинтересованным, Бешу, однако, явно скучал.

— Мадемуазель, — сказал Барнетт, — я хотел бы попросить вас об одолжении. Могу я увидеть лабораторию, где работал ваш отец?

Без лишних слов она провела их вниз, в галерею и через занавешенную дверь, которая открывалась в просторное белое здание.

6

Лаборатория являла собой противоположность дому. Здесь всё было новым и безукоризненно чистым. Бутылочки выстроились правильными рядами вдоль полок; чистые сосуды сверкали на своих местах. Во всей этой сияющей белизне было лишь одно темное пятно — грязный плащ, свисающий с табурета.

— Что это? — спросил Барнетт.

— Плащ моего бедного отца, — сказала Тереза. — Его перенесли сюда и сняли плащ, пытаясь вернуть к жизни. Но он, должно быть, погиб мгновенно.

— И это все его химические препараты? — Барнетт указал на блестящие склянки.

— Да… как подумаю, что он никогда больше не использует их снова! — Она слегка повернула голову. — Ах, как мой отец любил это место; также как, я всегда считала, любил его Луис Ленорман. Сесиль — нет, но это было потому, что она не понимала. Она любила цветы, все красивое; но науку она считала неприятной и отталкивающей. Иначе почему бы я видела ее, грозящую кулаком в окна лаборатории, когда мой отец и ее муж разговаривали там вместе.

— Что ж, мадемуазель, я благодарю вас за то, что вы так помогли нам в этих несомненно тяжелых и страшных для вас обстоятельствах, столь глубоко затрагивающих вас лично. И я не стану скрывать от вас, что уже сделал одно маленькое открытие.

— Что же это? — спросил Бешу.

— Ага, я так и думал, что ты захочешь узнать. Хорошо, дело в том, что я на пути к мотиву убийства. У вас есть убийца; у меня скоро будет мотив. Вот какие мы! — Затем, поспешив скрыть свое оживление, он вежливо попрощался с Терезой Сен-При и вместе с Бешу удалился.

В воротах сада они были встречены доктором и жандармом.

— Мы ждали вас, — отметил первый. — Мы обнаружили орудие преступления.

Жандарм держал среднего размера пилу.

— Где вы ее нашли? — спросил Бешу нетерпеливо.

— Среди кустов лавра, неподалеку от сарая с инструментами, где были обнаружены сапоги.

— Видишь, — вскричал Бешу, живо поворачиваясь к Барнету, — все определенно указывает на виллу Д’Эмеральд.

— Очень интересно, — отметил Барнетт. — Бешу, вижу, твое дело становится все яснее. Я почти желаю никогда не покидать Париж; просто здесь так же горячо. В сущности, я отчетливо чувствую жар. Как насчет того, чтобы выпить в местной гостинице? Надеюсь, вы присоединитесь к нам, доктор? — Он сопроводил свое приглашение широкой улыбкой.

— Я буду рад присоединиться к вам и вашему коллеге, — отозвался доктор.

На слове «коллега» Бешу криво улыбнулся. Он от всего своего сердца желал никогда не вмешивать Барнетта в это дело.

За знойным, тихим вечером последовала ночная гроза, но Барнетт спокойно проспал все то время, пока гремел гром. Начало следующего дня было безоблачным и намного более прохладным.

Бешу сообщил своему другу, что Луис Ленорман будет допрошен следователем в доме Сен-При после полудня.

— Я собираюсь покончить с необходимыми формальностями этим утром, — объявил он, потягивая кофе. — Так ты не передумал умчаться обратно в Париж?

— Сожалею, что мое общество утомило тебя так сильно, — полным печали голосом ответил Барнетт и попытался найти утешение в третьей чашке шоколада.

— О, очень хорошо! — у Бешу была склонность к раздражительности. Он покинул кафе, и Барнетт атаковал следующее приготовленное всмятку яйцо.

Закончив завтрак, Джин Барнетт принарядился и отправился к вилле Д’Эмеральд. Мадам Ленорман приняла его в своей гостиной, и больше часа он провел, беседуя с ней. В конце разговора они перешли в рабочий кабинет Луиса Ленормана, и подъехавший Бешу увидел через распахнутое окно Барнетта и Сесиль Ленорман вместе склонившихся над открытым столом.

Барнетт вышел в холл и поприветствовал своего друга, словно вилла Д’Эмеральд была его собственным родовым поместьем.

— Проходи, проходи, Бешу. Но, боюсь, ты не сможешь увидеть мадам Ленорман. Она чувствует себя обессиленной — небольшая истерика — и должна отдохнуть перед тем испытанием, что предстоит ей днем. Прелестная женщина; во многих отношениях очаровательная женщина… — Он не закончил фразу, умолкнув в задумчивости.

Бешу заворчал.

— Я приехал, — сказал он, — чтобы сообщить тебе небольшую новость.

— Какую?

— Мы обыскали Луиса Ленормана и обнаружили при нем записную книжку, куда он заносил платежи, совершаемые им последние шесть месяцев или около того. Один из них, обозначенный тремя неделями ранее, на сумму пять тысяч франков, был сделан некоему «С» и имел рядом надпись «ПОСЛЕДНИЙ ПЛАТЕЖ». Расследование показало, что деньги были уплачены профессору Сен-При. Дело оборачивается для Ленормана довольно скверно, и я, право, советую тебе оставить его.

Но все, что Барнетт произнес, было:

— Я не прочь пообедать. А ты?

Следствие началось в три часа. Проходило оно в столовой дома Сен-При, узкой комнате прямоугольной формы. Луис Ленорман сидел в одном ее конце, между двумя жандармами, не поднимая глаз. Следователь и Бешу тихо переговаривались. Доктор Депорт задумчиво смотрел в окно. Барнетт сопровождал мадам Ленорман. Та была очень бледна и опиралась на его руку. Она села в низкое кресло, бросая на окружающих быстрые нервные взгляды. Ее муж, кажется, и не заметил ее, так овладело им отчаяние.

После в комнату вошла Тереза Сен-При. Ее присутствие было подобно умиротворяющему воздействию. Она подошла к Сесиль Ленорман и с участием положила на ее плечо руку, но та немедленно отклонилась.

7

Почти тотчас же начал следователь. Он запросил медицинские показания, которые доктор Депорт предоставил в сухих, бесцветных выражениях, ясно доказывающих, что профессор был убит в результате падения в ручей.

Потом настало время допроса Луиса Ленормана.

— Брали ли вы вашу машину поздним вечером воскресенья из гаража в Париже?

— Брал.

— Куда вы ездили?

Арестованный молчал.

— Отвечайте!

— Я в самом деле не помню.

Бешу адресовал Барнетту значительный взгляд.

— Вы платили профессору Сен-При большие денежные суммы время от времени?

— Да.

— Зачем?

Луис Ленорман помедлил, затем сбивчиво ответил:

— Чтобы помочь ему в его исследованиях.

Презрительная жалость Бешу была очевидна.

Предъявили маленькую записную книжку.

— Это ваше?

Арестованный выразил согласие.

— Сюда у вас внесены различные сделанные вами платежи. Один из них на пять тысяч франков, датирован прошлым месяцем, в котором говорится: «С. ПОСЛЕДНИЙ ПЛАТЕЖ». Был ли этот чек для профессора Сен-При?

— Так и есть.

— Не хотите рассказать нам как вы оказались жертвой шантажа? Возможно, некоторые обстоятельства… — следователь выказал озабоченность тем, чтобы дать Ленорману шанс оправдаться.

— Мне нечего сказать.

— Правда ли то, что профессор Сен-При имел обыкновение приходить к вам домой чтобы сыграть в шахматы в понедельник после полудня?

— Да, — печально ответил молодой человек.

— Вы подпилили мост?

Арестованный молчал.

— Вы не станете отрицать, что это ваши сапоги? — Бешу продемонстрировал их. Обвиняемый выглядел немного удивленным, но возражать не стал.

— Мне представляется, — произнес Бешу, — что все ясно.

— Да, несомненно, — сказал Барнетт, — и никогда не было столь ясно. Кристально ясно — как бриллиант. Бешу, не мог бы ты достать тот небольшой конверт, что я поручил твоим заботам?

С предчувствием беды Бешу извлек еще более помятый конверт из внутреннего кармана.

— Открой! — велел Барнетт.

Он повиновался и достал — бриллиантовую серёжку!

Сесиль Ленорман негромко ахнула. Ее муж приподнялся и затем снова упал в свое кресло.

— Может ли кто-нибудь опознать это маленькое произведение ювелирного искусства? — спросил Барнетт у собравшихся.

Доктор Депорт выглядел глубоко взволнованным. Бедняга, его спокойное существование было грубо нарушено.

— Эти серьги… — он замолчал. — Их не так давно подарил мадам Ленорман ее муж!

— Это так? — Бешу спросил у Луиса Ленормана.

Тот кивнул.

Сесиль уронила голову на руки. Тереза потянулась к ней, но она резким движением сбросила сочувствующую руку.

— Вы видели эти серьги, — продолжил Барнетт, — но вы и предположить не можете, где я нашел одну из них. Инспектор Бешу скажет вам, тем не менее. В иле у ручья, в том месте, где тело профессора Сен-При было найдено лежащее мертвым!

— Можете сказать нам, мадам, — спросил следователь у Сесиль Ленорман, — надевали ли вы эти серьги днем в воскресенье?

Подняв взгляд, молодая женщина покачала головой.

— Я не могу… вспомнить… когда в последний раз надевала их! — в замешательстве ответила она.

— Вы должны простить меня за то, что спрашиваю вас, мадам, но вы обязаны ответить нам сейчас, покидали ли вы виллу в какое-либо время в течении субботней ночи?

Спокойный голос лишь намекал на угрозу. В муке искривился рот Луиса Ленормана.

— Я… я… — Она переводила взгляд с одного лица на другое. — Конечно, полагаю, что да. Было так душно… Я выходила в сад ненадолго…

— Это было до того, как вы отправились спать?

— Да… нет… Не совсем. Я пошла в свою комнату, но не переодевалась. Сказала горничной, что ложусь. Потом поняла, насколько меня измучил зной и вышла в сад через французское окно своего будуара.

— Так никто не слышал, как вы уходили или возвращались?

— Никто, месье.

— И затем, в воскресенье днем, вы отправились на чай к мадемуазель Сен-При?

— Да.

— В пять часов?

— Это так…

Тут их прервал нежный голос Терезы Сен-При, точно тихо прозвучащий колокольчик.

8

— Разве ты не помнишь, Сесиль, уговор был что ты придешь ко мне вскоре после трех, но если ты не появишься к пяти, я приду к вилле? Я ведь как раз собиралась, когда… когда ЭТО случилось. Видите ли, — она обернулась, обращаясь к следователю, — мы хотели вместе заняться планированием сада, но совсем недавно Сесиль стала чувствовать себя не очень хорошо и посчитала, что, возможно, будет не в состоянии совершить прогулку по саду под этим жарким солнцем. Потому я была вполне готова к тому, что днем она останется отдыхать в своем будуаре, а после мы вместе сможем выпить чай.

— Это правда, мадам? — спросил следователь Сесиль Ленорман.

— Я… я не помню. Возможно, так мы и договорились.

9

— Но… но… — Бешу стал запинаться под гнетом своего открытия, — если вы, мадемуазель, были в нескольких минутах ходьбы от виллы, вы могли погибнуть сами!

— Отсюда вопрос, — сказал Барнетт, повысив голос, — кому предназначалась западня? Приготовил ли ее Луис Ленорман, чтобы убить профессора Сен-При? Мы должны учитывать, что старый профессор был рассеян, и имел привычку приходить для игры в шашки со своим соседом воскресным днем. Или атака была направлена Луисом Ленорманом против его собственной жены? Или против мадемуазель Сен-При?

— Или, — сказал Бешу, раздосадованный тем, что Барнетт как ни в чем не бывало говорит с собравшимися, — подпилила ли мадам Ленорман мост, потому как предполагала, что профессор Сен-При пройдет этим путем? Помнишь, что мадемуазель Сен-При говорила нам…

В смятении Тереза Сен-При начала защищаться.

— Я и подумать не могла, что вы так это используете, — вскричала она. — Почему же, я только сказала, что Сесиль порой проявляла небольшую ревность по отношению к дружбе ее мужа с моим бедным отцом. Но это ничего не значит! Бедняжечка, она всегда ревновала, когда Луис… месье Ленорман… был занят. Потому она даже раз… — Она осеклась и замолчала.

— Она раз даже что, мадемуазель? — спросил следователь.

— О, это так глупо. Но однажды я подумала — отчего же она не ревнует немного и по отношению ко МНЕ! Я давала месье Ленорману уроки русского… он так страстно желал его выучить… и потому мы, естественно, проводили достаточно времени вместе. Мне даже казалось, что Сесиль могла… могла следить за нами… она выглядела так странно. Но прошу, не поймите меня превратно, я не намекаю на нечто, свидетельствующее против нее.

— Но мадемуазель права, — сказал Барнет серьезно. — У мадам Ленорман были в высшей степени необычные мысли касательно ее мужа и мадемуазель, — практически невероятные. Ей представлялось — я прошу вас! — что мадемуазель Сен-При фактически принудила месье Ленормана к урокам, в надежде, что таким образом она сможет добиться успеха в обучении его кое-чему помимо русского языка! У нее было нелепое заблуждение, что однажды она видела свое мужа, целующего вас, мадемуазель, в маленькой беседке в глубине сада. И все же, и это самое невероятное, она на самом деле никогда не сомневалась в своем муже — верила в то, что, как и столь многим мужчинам, ему позволительны поверхностные увлечения и о какой-либо измене и речи быть не может. Доверчивая женщина, одним словом. Но ее снисходительность едва ли распространялась на предполагаемую соперницу.

И вот, в воскресенье днем женщина телефонировала из Боврэ Луису Ленорману в квартиру его матери и сообщила нечто ужасное — по сути, настолько ужасное, что он помчался на машине домой, пытаясь предотвратить беду. Но он опоздал. Трагедия произошла. Только произошло нечто совершенно отличное от того, чего он страшился! Сегодня вы уже выслушали женщину, поведавшую неясную, бездоказательную историю о ее прогулке по саду в субботнюю ночь… о том, ВОЗМОЖНО, что она просила свою подругу прийти на чай к ней вместо того, чтобы отправиться в гости самой. И, с другой стороны, вы должны представить себе женщину, обезумевшую от ревности и гнева — женщину, говорящую в телефонную трубку с ледяной яростью: «Она больше не будет стоять между нами… она и только она одна служит преградой для нашей любви… потому что из-за нее ты стал глух к моим мольбам, но скоро, скоро преграда исчезнет!».

Джентльмены, которой истории вы готовы поверить?

— Все может быть, но вопрос в том, — отметил следователь, — есть ли у вас доказательство ваших слов? А также в том, чтобы выяснить, на самом ли деле Сесиль Ленорман звонила мужу в Париж в тот день!

— Разве я говорил, что звонила Сесиль Ленорман? — спросил Барнетт с удивленным видом. — Но это будет полной противоположностью моему собственному убеждению — и истине!

— Тогда что, бога ради, вы имели в виду?

— В точности то, что я и сказал. Телефонный звонок из Боврэ в Париж был сделан женщиной, потерявшей голову от ревности и краха мечтаний, охваченной жаждой уничтожить свою соперницу в любви Луиса Ленормана…

— Но эта женщина Сесиль Ленорман.

— Ни в коей мере! Могу уверить вас, она не имеет абсолютно никакого отношения к телефонному звонку.

— Тогда кого вы обвиняете?

— Другую женщину!

— Но их всего двое — Сесиль Ленорман и Тереза Сен-При.

— Верно, и так как я не имею в виду Сесиль Ленорман, это значит, что я ОБВИНЯЮ…

Барнет оставил фразу неоконченной. Повисла ужасающая тишина. Это было прямое и совершенно неожиданное обвинение! Тереза Сен-При, в этот момент стоящая у окна, долгое мгновение колебалась, побледневшая и трепетавшая. Вдруг она перемахнула через низкий балкон и спрыгнула в сад.

10

Доктор и жандарм бросились за ней, но остановились, столкнувшись с Барнеттом, который загораживал им путь. Жандарм горячо запротестовал:

— Но мы позволим ей сбежать!

— Я думаю, нет, — откликнулся Барнетт.

— Вы правы, — сказал доктор с испугом, — но я боюсь другого — чего-то страшного!.. Да, смотрите, смотрите! Она бежит к ручью… прямо к мосту, где был убит ее отец.

— Что дальше? — спросил Барнетт с ужасающим спокойствием.

Он посторонился. Доктор и жандарм выскочили наружу с быстротою молнии, и он закрыл за ними окно. Потом, повернувшись к следователю, сказал:

— Теперь вы понимаете в чем было дело, месье? Вам достаточно ясно? Тереза Сен-При была той, что тщетно пыталась пробудить в Луисе Ленормане страсть после привидевшегося ей флирта. Тереза Сен-При, что, лишившаяся всего после годов, проведенных в наслаждениях и роскоши, внезапно ослепла от ненависти к Сесиль Ленорман. Она была слишком горда, чтобы поверить, что Луис Ленорман искренне не хочет ее любви и предан своей жене. Она считала, что если однажды Сесиль Ленорман исчезнет, то тогда она сможет получить свое. Потому она задумала это ужасное, хладнокровное убийство соперницы и — добилась смерти собственного отца! Она надпилила мост ночью, когда ее никто не видел. На следующий день она так была ослеплена своими страстями, что прямо перед тем, как разразилась трагедия, телефонировала Луису Ленорману и сказала ему, что сделала.

Столкнувшись с совершенно непредвиденным итогом задуманного ей, она тотчас решила возложить вину на Сесиль Ленорман и таким образом убить двух зайцев одним выстрелом: спасти себя и убрать с дороги соперницу. С этим расчетом она украла одну из сережек Сесиль и в ночь воскресенье бросила в русло ручья, и потом рассказала свою историю, о том, что Сесиль ревновала к старому профессору. После, здесь, в этой комнате, она подкинула более правдоподобную в целом версию — она пыталась убедить нас, что мост был подпилен с целью в итоге убить ЕЕ, а не ее отца!

— Что насчет сапог и пилы? — спросил следователь.

— У Ленорманов и Сен-При был общий сарай и садовые инструменты, так что и пользовались они ими совместно.

— Как вы разузнали все о Терезе Сен-При? — спросил Ленорман, заговорив в первый раз.

— Я помогла ему, — поспешно ответить Сесиль. — Мой дорогой, я сознавала все происходящее, но моя гордость удерживала меня от прямого разговора с тобой. Я опасалась, что ты решишь, что я одержима ревностью, и все пыталась отыскать нечто, что показало бы мне, почему мои родители старались не допустить нашей свадьбы.

— Так ты прощаешь меня?

В ответ она бросилась к мужу и обвила руками его шею.

11

— Но, — возразил следователь, — эта отметка в записной книжке, «Последний платеж» — что она значит?

— Только то, — сказал Барнетт, — что профессор Сен-При сообщил Луису Ленорману, что это последний заем, в котором он нуждается, так как его открытие на грани завершения.

— А это открытие?..

— Нечто революционное в производстве красителей. Несомненно, он спешил к вилле Д’Эмеральд, чтобы показать его своему другу, а ручей размыл это открытие в своих смертоносных объятиях. Какая потеря!

— И ГДЕ месье Ленорман ездил ночью?

— Он скажет нам сам.

— Я ездил, — сказал бывший арестант, — недалеко от города. И на самом деле не могу сказать, где именно. А поехал, потому что было жарко и я не мог заснуть. Но не было никого, кто мог бы подтвердить правдивость моих слов.

В этот момент вернулся жандарм, очень бледный.

Барнетт сделал ему знак говорить.

— Она мертва! — проговорил жандарм, запинаясь. — Бросилась с обрыва… прямо в том месте, где погиб профессор! Доктор послал меня сказать вам.

Следователь выглядел мрачно.

— Возможно, что, в конце концов, это и к лучшему. Но с вашей стороны, месье, — повернувшись к Барнетту, он пожал его руку, — это могло стать большой несправедливостью.

Бешу стоял в неловком молчании.

— Пойдем, Бешу! — Барнетт похлопал его по плечу. — Пойдем собирать вещи. Я хочу вернуться на рю Лаборде сегодня же вечером.

12

— Что же, — произнес Бешу, когда они снова оказались наедине. — Признаю, что не понимаю, как ты так быстро распутал это дело.

— Достаточно просто, мой дорогой Бешу — как и в случаях остальных моих маленьких побед. Какая вера была у этой женщины в своего мужа!

На несколько секунд он замолчал, восхищенный своей клиенткой.

— Все-таки, — сказал Бешу, — ты замечательный человек, я ошибся, предполагая, что и здесь ты сумеешь выгадать нечто для себя.

Взгляд Барнета стал мечтательным.

— Лаборатория профессора была просто великолепна, — проговорил он. — Кстати, Бешу, ты случайно не знаешь адрес самой крупной компании по производству красителей? Я мог бы предложить им путевку в ближайшее будущее.

Бешу издал странный звук, наподобие того, какой издал бы воздушный шарик, из которого медленно выпускают воздух.

— Обдурил меня снова! — задыхаясь воскликнул он. — Украл бумагу с формулой секретного производства…

Джим Барнетт принял вид оскорбленной невинности.

— Старина, — заметил он, — когда речь идет об оказании услуги соотечественникам и своей стране, то, что ты называешь воровством, становится чистой воды героизмом. Высшее проявление чувства долга, что святым огнем сияет в груди простого человека. — Он указал на себя большим пальцем. — И, что касается меня, то, когда долг зовет, ты найдешь меня всегда готовым, целиком и полностью. Понимаешь, Бешу?

Но Бешу был погружен в уныние.

— Интересно, — размечтался Барнетт, — как они назовут новый способ обработки? Думаю, подходящим названием могло бы быть… Впрочем, не хочу утомлять тебя своими измышлениями, Бешу. Только не могу отделаться от ощущения, что патент скорее всего будет назван в честь… Люпена!