15.
А утром, вероятно из-за плохих снов (Девятова, что ли приснилась?), я стал проявлять необычайную твердость духа и принципиальность. Впрочем, это мое состояние, могло быть подсознательной попыткой реабилитировать себя в собственных глазах, за то, что так бестолково проведены последние дни, или за то, что не смог вчера ничего сказать: и по поводу менталитета, и по поводу субъективизма, и по поводу этих сраных умников, прибывших на Сахалин, именно для того, чтобы обсудить формы и методы подъема национального самосознания.
- Я собираюсь отправиться в Новиково, - заявил я, во время общего завтрака.
Не прекращая жевать, Шубин и Торопов с интересом посмотрели на меня.
- И если ты не против, - отбрасывая обглоданный рыбий хвост, обратился я к майору. - Я возьму твою радиостанцию, и инструкцию по ее эксплуатации.
- Могу я узнать, что ты задумал? – недоуменно спросил Торопов.
- Потом узнаешь, - отрезал я, выковыривая из зубов остатки непрожеванной горбуши.
- Во-первых, - прожевав свой сухарь, заговорил майор. – Станцию тебе, я не дам. Ну, хотя бы, по той причине, что вещь эта казенная и ответственность за нее я несу материальную. Во-вторых: она мне, возможно, пригодится самому. И в-третьих: куда это подевался задор сыщика? Ты не забыл, зачем сюда примчался? А зачем, вот, Андрей Петрович из Москвы пожаловали?
- Это здорово, что ты напомнил о цели нашего здесь пребывания, - раздражаясь, сказал я. – Но, во-первых: тебя не должно касаться, то, какими способами, я собираюсь вести расследование. Во-вторых: какое тебе дело, до моего настроения?
- Что это вы так злитесь, господин инспектор? Разве я виноват, в том, что вы не в состоянии исполнить свой служебный долг? Разве я виноват в том, что региональные и районные органы правопорядка допускают безобразия на подведомственной территории?
- Слушай Шубин, - откровенно разозлившись, прошипел я. - Это верно, что благодаря твоей опеке с нами до сих пор ничего не случилось. Это верно, что своим избавлением я обязан тебе, как верно и то, что наши действия под твоей опекой, напоминают детскую игру в паровозик. Третий день мы здесь, и третий день привязаны к твоим мутным интересам. К чему бы это, а? Что-то не замечал я, твоей заинтересованности в поиске человека. Ты, вообще, чем тут занимаешься?
- Ух! – улыбнулся майор. – А все-таки прав был Антон Павлович: «Чиновники сахалинские недовольны жизнью. Они раздражены, ссорятся между собой из-за пустяков и скучают. У них замечается предрасположение к нервным и психическим заболеваниям…».
- Сань! Действительно, что это ты разошелся? - наивничал Торопов.
- А не нравится мне эта партизанщина! – расходившись, заявил я. – Надо срочно позвонить в горотдел и попросить, чтобы прислали ОМОН и СОБР, на подмогу. Но, пока те не приехали - мы тут представители закона! И закон этот призваны охранять, оберегать и никому не позволять насильничать над ним! Не прятаться по кустам, как мы это делаем, а смело смотреть нарушителям, того самого закона, в глаза!
Вот так я заявил!
Ну а Шубин, выражаясь не менее живописно и улыбаясь при этом еще шире, согласился, что действительно, пора бы тут навести конституционный порядок и прижать к ногтю всех нарушителей этого самого порядка. Но. Пока не прибыли основные, мобилизуемые со всего острова, эмвэдэшные силы, придется это делать мне, начальнику отделения уголовного розыска, капитану милиции Кравцову Александру Сергеевичу. И, при этом, не подвергая опасности гражданское лицо (то есть Торопова А.П.), самостоятельно проявить героизм и смекалку.
И пока я обдумывал, с чего начинать свою самостоятельную деятельность, он собрался и ушел, обследовать очередной сектор, прихватив с собой Торопова.
Таблетками, наверное, приманил предательствующего журналиста.
Ну а я... Пожалуй, здорово смотрелся, выходя из тайги на лесную дорогу со "Стечкиным" в правой руке и ментовской ксивой в левой.
- А ну, ты! - заорал я на аборигена, промышляющего в огромных придорожных лопухах. - Иди сюда!
Нехотя оторвавшись от своего занятия, тот с интересом посмотрел на наставленный ему в лицо ствол и мой документ.
- Ну-ка говори, сукин сын, - орал я, тыча удостоверением. - Какого хрена тут творится? - и для убедительности стрельнул в двухметровый лопух.
Абориген вздрогнул, как обычно вздрагивают от внезапного выстрела и, сузив свои и без того глаза-щелки, откровенно указал на солнце, мою голову и тень деревьев, сопровождая красноречивые жесты уже знакомой тарабарщиной. На что мне, естественно, захотелось еще разок стрельнуть из пистолета. Но абориген, внезапно преображаясь и подняв указательный палец к небу, на общепринятом языке жестов, предложил не нарушать тишину.
Прислушавшись, я тоже услышал. Знакомые звуки. Машина! Ха! Настоящий автомобиль! У-у, да их несколько! И двигаются в моем направлении!
Пока я, пребывая в некоторой растерянности, оценивал расстояние и время, спустя которое, возможно здесь, появятся приближающиеся авто, мой временно задержанный свидетель бесследно испарился, оставив меня наедине с мечущимся извечным вопросом: «Что делать?" И тут же подчинившись некоему рефлексу (случаются у людей моей профессии), взобрался на ближайшую сосну.
Прекрасный обзор местности, с десятитиметровой высоты, позволял наблюдать приближающуюся колонну, состоящую из трех автомобилей. Лидировал вишневый внедорожник, за ним, поддерживая заданный темп езды, игнорируя клубящуюся дорожную пыль и неровности грунтовой дороги, следовали два представительских седана.
По известным, только владельцам автомобилей, причинам, колонна остановила движение в пятидесяти метрах от моего наблюдательного пункта, в месте, как на зло, выпадающем из сектора обзора.
Может быть мне и стоило сойти с дерева, чтобы, подобравшись ближе к вновь прибывшим, выяснить причины их появления, или попробовать отнять один из автомобилей, но, внутренний голос, и отсутствие желания вообще воспроизводить какие-либо перемещения, не позволили мне покинуть нынешнюю позицию.
"Дорога, в этом месте, одна, - рассудил я. – Ведет она к таежной новостройке. Проходит рядом с моим деревом. Никуда не денутся".
Спустя десять минут, моя пассивность, была удовлетворена грациозным появлением некой особы, не грациозно сопровождаемой седовласым представительным мужчиной и четырьмя не седовласыми представительными парнями.
Дамочка, имела поразительное сходство с объектом моих последних снов и естественно, в данном случае, привлекала большее внимание, нежели сопровождающие ее господа. К тому же, очень сложно не смотреть на женщину обликом и походкой переплюнувшей всю миланопарижскую подиумную тусовку.
И этот, наполовину обнажающий грудь, декольтированный вырез легкомысленного платьица, предлагающий фантастический экстерьерчик, о котором могут только мечтать подиумные прищепки. Это он заставил меня, стоя на нетолстой ветке, для более достойной оценки вида сверху, изменить центр тяжести.
Ветка не выдержала в момент, когда вся группа подбиралась к моему наблюдательному пункту.
В сложном процессе исполнения второго закона Ньютона, я успел прихватить с собой пару десятков других веточек, и к концу полета напоминал рождественский подарок, упакованный обломками сосны разных форм и размеров.
"Динги до-он! Динги до-он! Динги, динги дон!...Здравствуйте мальчики и девочки!"
У-у-ух!
- Ой, ё-ё! - шепотом прохрипел я, лежа на земле.
- Ты еще кто такой! Опа мать!
В мою голову воткнулось три пистолетных ствола.
Говорить не хотелось, да и некогда было. Я срочно занялся проблемой заклинивших легких.
- Это, наверное, один из тех, которые с деревьев набрасываются на людей, - предположил самый умный, изымая из моих карманов оружие и документы. - Мне про них в деревне рассказали.
- Не-ет! У тех шерсть, а у этого иголки и ветки, - возразил самый внимательный. - Смотри вон, даже из задницы торчат!
- Никак опер Саша к нам пожаловал?! - оттесняя остальных, порадовалась встрече самая красивая.
- Хм, - сказал самый скромный.
- Мент? Так оказывается это менты залазят тут на деревья и пугают людей, - предположил самый остроумный.
- Виктория Павловна! - возмутился самый важный. - Вы же убеждали нас, что территория очищена и под контролем?
- Территория под контролем, - жестко парировала Девятова, тонким каблуком пронзая еловую шишку. - А этот... Шура ты как сюда попал? - задушевно спросила она.
- Понимаешь, - откашлявшись, заговорил я, - после вечеринки на даче, ты не выходишь у меня из головы, снишься каждую ночь. Вот я и подумал о том, что обязательно должен сказать тебе о своих чувствах.
- Ну вы тут разбирайтесь, а я пока даю отбой на выполнение основных мероприятий, - сообщил самый важный о своих намерениях, пытаясь набрать на спутниковом телефоне какой-то номер.
Девятова, хотела было возразить, но тут же передумав и скрестив руки на груди, внимательно взглянула на меня.
А я с благоговением рассматривал телефон, и человека, в чью пользу, тысячи демократически настроенных сахалинцев, отдали свои голоса на последних выборах в областную думу.
- Черт! Что за хренотень с телефоном! - благородно возмутился депутат и постучав трубкой о руку, вновь принялся нажимать кнопки наборника.
- Да, с телефонами тут творится всякое дерьмо, - согласился я, пытаясь подняться на ноги. И тут же заполучив от "умного" и "скромного" маваши в голову и живот, рухнул на спину.
Демонстративно отвернувшись от поверженного избирателя, народный избранник тихонько что-то порекомендовал Виктории Павловне и ушел, оставив ей пару своих помощников.
Склонившись ко мне так, чтобы я смог по достоинству оценить запах духов, идеальный макияж, чистоту дыхания и разрез платья, Девятова доверительным тоном спросила:
- Саша, а где же наш друг Андрей Торопов?
- Не знаю, - так же доверительно ответил я, а затем не менее доверительно:
- Вита, а где же ваш друг? Сергей Улитин?
- Вот оно что, проболтался, значит, Сережка, - со вздохом разочарования, произнесла она. - Тысячу раз говорила себе, не верь мужикам, все равно обманут. И ты вот... Ах, как жаль, а я ведь начала верить в любовь. Минуту назад.
- Жизнь, это сплошные разочарования, - так же со вздохом ответил я, и вновь попытался подняться на ноги.
Серия пинков в голову и живот, вновь отбросили меня на спину.
- А знаешь, как себя чувствует человек, которого лишают смысла его жизни и мечты? - не меняя доверительного тона, продолжила она и присела так, чтобы хорошо было видно, от каких ножек я отказался несколько дней назад.
- Знаю, - сплевывая кровь, ответил я. - Интересно у тебя настоящий цвет глаз, или такие красивые линзы?
- А представляешь, на что способна обманутая, разочарованная женщина? – спросила, игнорируя мой живой интерес.
- Представляю. Вита можно я тебя поцелую?
Нисколько не смутившись, она нежно пригладила мои грязные запыленные волосы и в женственном поклоне поцеловала меня в губы.
- Убейте его, - сказала она, язычком собирая мою кровь со своих губ, и царственно поднялась с колен.
Вынеся свой вердикт, божественная Виктория Павловна, легко ступая по каменистому грунту, отправилась к машине, размышляя, наверняка, о крушении мечты (в виде депутатского отбоя, на выполнение каких-то там основных мероприятий) и текущих планах на вечер, откорректированных в связи с тем самым крушением.
Ну а парни, преисполненные такими же романтическими мыслями о вечернем времяпровождении, и возникшей вдруг проблемке в виде корсаковского мента, пытаясь между делом проблемку эту побыстрее решить, подхватили меня за ноги и поволокли к ближайшему ельнику.
Ну а я, не имея сил к сопротивлению, послушно познавая особенности местного рельефа спиной, головой и снова головой, в последнем пути разглядывал небо.
Удивительное состояние свободы возникло после общения с ЖЕНЩИНОЙ! И ее резюме, сформулированного в виде двух слов...
- Давай не будем далеко ходить, - предложил один из помощников Виктории Павловны.
- Давай, - согласился второй, отпуская мою ногу. - А то, какая-то дурацкая слабость - как будто гриппом заболел.
- А я думал, только у меня такое. А ты? - спросил, пиная меня в бок. - Тоже гриппуешь?
Игнорируя недостойное обращение, некоего, недостойного моего внимания субъекта, я взглядом блуждал по бездонной голубой пустыне.
"А что моя жизнь?" - спрашивал я себя, взглядом пытаясь зацепиться хотя бы за одно облачко.
- Да че ты с ним базаришь? По быстрому кончай его, и поехали, - предложил второй своему спутнику.
- Виктория Павловна, просила оттащить его подальше. Не любит она насилий над человеком видеть!
- Да пошла она! Ну что ментяра, тебе то один хер, где?
А мне действительно было уже все равно. Я был там, в пустыне, наполняя ее собой и пониманием неотвратимости, следующей за многозначительным клацаньем затвора.
Патрон в патроннике, палец на спусковом крючке, тупой, ничего не выражающий взгляд и собственное эго, ущемленное трехдневным отсутствием символов его существования.
Я закрыл глаза, чтобы перед смертью представить что-нибудь позитивное и умиротворяющее. Но кроме смерти, в образе Виктории Девятовой (хотя и действительно красивой женщины), в голову ничего не приходило. Разве что красные всполохи, эдакие подсознательные проявления протеста, перемещению в другой мир. И возникшие вдруг звуки возни, не похожей на продолжение действий по моему умерщвлению, тоже выглядели не умиротворяюще.
Через несколько секунд кто-то подошел ко мне и обратившись, на почти чистом русском, положил руку на плечо:
- Сергеич сан?
- Ага, он самый. Сан Сергеич, - ответил я, открывая глаза.
Передо мной, улыбаясь и кланяясь, стоял мужчина, со знакомыми до боли чертами лица.
- Да. Сергеич Сан, я так и представлял вас, как описывал отец.
- Какой отец?
- Я Тэкео Хаттори. Мой отец Шуджи Хаттори, - все также кланяясь, ответил мужчина. - Он сказал, что у вас остался медальон. Это семейная реликвия и отец просил, если вы не против, отдать медальон мне.
- Ага, - согласился я, осознавая, что передо мной стоит тот самый камикадзе, переодетый теперь в черный джинсовый костюм и разговаривающий на русском языке. Значит все-таки шпион.
Пока Хаттори "младший", сообщал подробности своей биографии и ведал о некой секретной миссии, предопределенной ему отцом с раннего детства, я рассматривал трупы русских парней за его спиной. Один со сломанной шеей, второй с признаками внезапной остановки дыхания, но оба с голубой бездной в открытых, удивленных глазах.
- Сергеич Сан, мой отец был очень богатым и известным человеком. Но он считал, что за богатство и славу, нужно благодарить Вас, - Хаттори -младший вновь принялся кланяться.
- Почему? - спросил я, подозревая, что разговариваю с нездоровым человеком.
- Не знаю, - ответил "сын благодарного отца", подтверждая мои подозрения. - С детства меня учили русскому языку и знакомили с русской культурой. С детства, мой отец, который воевал в этих местах и чудом избежал плена, твердил, что готовит меня ко встрече с Вами, но никогда он не говорил о причинах.
- Твой отец, воевал на Сахалине?
- Да.
- Летчиком? И был сбит в этих местах?
- Да, - удивился японец (японец?). - Вы знаете его?
- Возможно, - ответил я, решив подыграть больному, "богатому и прославившемуся" Шуджи Хаттори.
- Но... Нет не важно... Месяц назад отец умер, и перед смертью назвал день и место, в котором я должен найти Вас и в знак благодарности, передать этот пакет. Я обнаружил Вас еще вчера, но, к сожалению, не было возможности поговорить с Вами наедине.
Бред какой-то!
- И что в нем? - окончательно смутившись, спросил я.
- Здесь письмо и копия одного из пунктов завещания отца, - склонившись в почтительном поклоне, сообщил японец, передавая мне пакет.
"Ага... письмо, завещание. Корсаковскому оперу, от благодарного, "богатого" японского психа."
Я еще раз посмотрел на трупы и чтобы не волновать и не смущать Хаттори -младшего, тоже поклонился и, не смотря на сильное головокружение, придал своему телу горделивую осанку самурая. Принял пакет, не вскрывая его, спрятал в нагрудном внутреннем кармане куртки. Затем, сохраняя лицо, приличествующее в подобных ситуациях нам самураям, передал Хаттори его семейную реликвию.
- Странно все это выглядит, - сказал я, когда наши глаза встретились. И заметив растерянность в глазах японца, спросил: - Зачем тебе это нужно?
- Наша семья живет в строгом соответствии с этикой дзен, требующей всегда и во всем прямоты сердца, - ответил он, по-своему воспринимая мой вопрос, и умиротворение заполнило его лицо.
Классный ответ, особенно тогда, когда все вокруг, следуя той же этике непричастности сердца "к миру пребывания добра и зла", пытаются насильно внести изменения в твою карму, путем проникновения в тело различных стальных, свинцовых и прочих предметов.
- Я выполнил свою миссию и мне нужно уходить, - сказал Хаттори, заметив мое каменно-задумчивое лицо, и не обнаружив признаков эмоционального сопереживания, добавил: - Здесь происходят удивительные события. В этих местах странная энергетика, я не чувствую себя... И отец, после того как его самолет упал в сорок пятом здесь, начал новую жизнь... Прощай Сергеич Сан.
- Прощай, Тэкео Хаттори, - воспроизводя ту же тональность, ответил я. "Вот чудак, - думал я, глядя ему в спину. - Всю жизнь мучил себя русским языком, и все для того, чтобы найти человека, ради которого эти мучения происходили и, пообщавшись с ним три минуты, вручить какой-то пакет. Или это проявление особой формы шизофрении?"
Дождавшись, пока тот растворится в ельнике, я резким движением достал и вскрыл пакет. Та-ак: ну с копией все понятно, куча печатей и иероглифические записи; письмо, оформлено такими же иероглифами - веселые ребята, это же какое нужно иметь чувство юмора, чтобы прислать мне послание на японском языке.
Впрочем, цифра пятьсот миллионов, вписанная во всех трех документах, придавала вышеперечисленным бумагам особый статус и не позволяла распоряжаться ими в соответствии со своей богатой фантазией. И эти пятьсот миллионов? Чего, баксов? Иен? Рублей? Если это счет за сбитый самолет, то пусть лучше рублями - по крайней мере, до конца жизни, существует возможность расплатиться. Теоретическая.
Ну а если это, действительно, завещание Хаттори, на несколько часов вывалившегося из сороковых в девяностые и, по сути, благодаря мне оставшегося в живых...
Господи, о чем это я? Из каких сороковых? В какие девяностые? Вот так, незаметно, под воздействием неблагоприятных климатических условий, и общением с вирусоносителями шизофрении, люди зарабатывают психические заболевания.
И где этот Шубин, со своими таблетками?
Я обернулся на звук сломанной ветки. Восхищенно улыбнулся и поближе придвинулся к оружию все еще находящемуся рядом с трупами.
- Это Судьба! – с чувством, произнес я, разглядывая ошеломленную Викторию Павловну.
Не удержалась дамочка и пришла выяснить, отчего это, всегда исполнительные, умелые боевики, так долго возятся с каким- то ментом.
- Ты ведь заметила, насколько часто мы стали видеться? – объяснил я причину своего заявления.
Виктория Павловна не ответила. Пытаясь осознать произошедшее, она недоуменно осматривала таежную поляну и лежащих на ней, мертвых теперь, помощников.
- Вита, представляешь, как здорово мы будем смотреться вместе? Ты и я, – мечтательно улыбаясь своей искрометной металлической улыбкой, продолжал я, пятерней, пытаясь уложить висящие грязными сосульками волосы.
- Представляю, - бесцветно ответила ослепительная Виктория Павловна, а глаза уже полыхали синим уничтожающим огнем.
- Я ведь знаю, отчего ты так сильно обижаешься на Сережку и Андрюшку, - продолжал я, улыбаясь.
- Да-а? - удивилась Божественная и полезла в сумочку.
- Стоп, стоп, стоп, - поднял я руку в останавливающем жесте, соизмеряя при этом расстояние до ближайшего пистолета и собственные физические кондиции.
- Что это ты так разволновался? – усмехнувшись, спросила Обворожительнейшая, доставая при этом из сумочки маленькую плоскую коробочку. – Если бы у меня здесь, - она потрясла сумочкой, - был пистолет, я бы давно тебя уже пристрелила.
А мизинчик, привычно утонув в белом порошке, привычно плавал под верхней губкой, втирая содержимое в десну добрейшей Виктории Павловны.
Кокаинщица. Господи, что творится с этим миром?!
Я перестал улыбаться.
Проведя язычком под верхней губой, Девятка аккуратно убрала коробочку в сумку, и еще раз, теперь гораздо веселей и уверенней осмотрела поляну.
- И с чего ты взял, что я обижаюсь на Андрюшку с Сережкой?
- Разозлили они тебя сильно, десять лет назад, - серьезно ответил я, размышляя при этом, каким образом, при своем нынешнем состоянии, быстрее Девятовой оказаться рядом с автомобилем. – Наивной дурочкой обозвали. А дама ты мстительная, и забыть подобное оскорбление выше твоих сил. А тут и оказия случилась, расставить всех по своим местам.
– Слушай, мусорок, твои слова про то, как мы будем смотреться вместе: ты и я, это вообще что значит? – спросила она, делая коротенький шажок к оружию.
- А это значит, милая, что ради тебя я готов на все, - ответил я, делая шаг на встречу. А в голове, кроме мыслей о машине и способах изъятия ее у Виктории Павловны, уже ничего и нет. – И уж чего я себе не позволю, рядом с тобой, так это даже мыслей о том, что ты дура, или просто наивная женщина.
- Ты за кого меня вообще принимаешь, говоря: ради тебя готов на все? – изобразила она возмущение. Заметила мой шаг, остановила свое перемещение и теперь с надеждой косилась на пистолет, так призывно сверкающий на солнце, но всего в трех шагах от меня.
- Прости меня, - искренне произнес я. – Конечно, подобные штампы, способны лишь оскорбить тебя. Но, не смотря на грубость формулировок, они откровенно отражают истину: ради тебя, готов на все.
Девятова с интересом посмотрела на меня и озорно улыбнувшись спросила:
- Я ведь не успею, первой к пистолету?
Я сделал еще пол шага и отрицательно покачал головой.
- А раз ты, готов на все ради меня… Да, все правильно, возьми этот пистолет и застрелись, мент вонючий….
Конечно, у рецидивистки Девятовой, нашлись и другие эпитеты посвященные моей персоне. И удивительно, сколько много их было произнесено, за доли секунды, в течение которых мне удалось преодолеть три шага в направлении пистолета.
Удивительно негармонично смотрится красивая женщина сквозь прицел. А ведь мог, минимум три раза мог, выстрелить в убегавшую, владелицу авто.
Я опустил пистолет и вслушиваясь в рев машины, мощно набирающей ход, благодарил Бога, за то, что дал мне силы не выстрелить в ее спину.
Шубин и Торопов, объявились в тот момент, когда я, реабилитируя свое эго, мужественно борясь с головокружением, изымал из карманов трупов оружие, документы, фишки казино и по праву мне принадлежащий клык динозавра.
- Это ты так подействовал на Витку? - едва завидев меня, спросил Торопов.
- Промчалась на своем джипе, как …словно ее тут сильно напугали.
- Если бы я видел как убивали этих парней, я бы тоже испугался, - признался Шубин, изучая тела убитых. - Кто такие?
- Это? Это партнеры тех, кого Виктория Павловна, сейчас пытается догнать.
- Партнеры? – переспросил он, прикрывая парням глаза.
Осматривая документы, я поведал всю историю, от момента своего падения с дерева, до счастливого избавления при помощи проходящего мимо доброго самаритянина.
- Да, - согласился Шубин, недоверчиво глядя на меня. - Так бывает, в самый подходящий момент, мимо, случайно вдруг проходит мастер джиу-джитсу. И где он теперь?
- Пошел себе дальше. Сказал: энергетика тут не для мастеров.
- Угу, - с сомнением согласился майор, доставая бинокль и принимаясь за свое излюбленное занятие.
- Как думаешь, зачем областному «законотворцу», нужно было сюда приезжать? - осмотрев местность, спросил меня Евгений Игоревич.
- Да, - кивнул я, прекрасно понимая, о каких выводах, вытекающих из заданного вопроса, идет речь.
- Я так понимаю, это был куратор твоих друзей из “Гелиоса”.
- Он может быть кем угодно: куратором, руководителем, вдохновителем, связующим звеном между Москвой и местными дельцами. Одно могу сказать точно, намечалось некое мероприятие, которое планировала наша с Андреем подруга. Аж повизгивала, сучка, так ей не терпелось провернуть его. А депутат вот, заподозрив неладное, решает притормозить все мероприятия. Решает он.
- А ведь он засветился, - продолжил мою мысль Торопов.
- Вот именно. И когда выяснится, если уже не выяснилось, что свидетель жив…
- Да, Александр Сергеевич, два варианта у тебя. Либо прятаться в тайге всю оставшуюся жизнь, - Шубин ободряюще похлопал меня по спине. – Либо мочить депутата, а заодно и всех свидетелей твоего антигосударственного поступка.
- Перспективка! - произнес Торопов, таким тоном, будто все происходящее его мало касается.
- Вот только не надо ерничать! - ответил я журналисту. - Или думаешь, что сможешь спрятаться в своей Москве от людей, способных в строжайшей секретности строить гигантские объекты. Треска, между прочим, хотел всего-навсего узнать, чем занимается “Гелиос”. Помнишь, что с ним случилось?
- Ерунда, - легкомысленно заявил Шубин. – Разберетесь. Меня интересует другое, что за мероприятия, собрался проводить ваш “Гелиос”?
- Боишься конкуренции?
- Хм… Не боюсь.
- Ну, может быть. Но звучит как-то неубедительно… Расслабься Андрюха, я знаю, кто будет мочить депутата, - оживился я.
- Да-а, - протянул Шубин, недобро усмехаясь. – Гордость прямо распирает, от осознания того, что менты в ладах с логикой.
Наверняка, он собирался продолжать выражение переполняющих его чувств, дабы остудить наши горяченькие мыслишки, но упорядоченная пальба и рассекающие над нашими головами воздух пули, не дали появиться на свет добрым напутствующим словам.
Мгновенно сориентировавшись, майор неуловимым движением вскинул автомат, посылая, уже по ходу движения оружия, две короткие очереди в сторону стрелявших.
- …а все туда же, - прорычал он зло, зорко всматриваясь в лес. – В калашный ряд.
Спустя несколько секунд, не отрываясь от прицела, он указывал нам направление, в котором мы, судя по интенсивности движения указующих перстов, должны были срочно убыть.
- Сань, а ты заметил, какой двоякий смысл, приобретает старая русская пословица из уст Евгения Игоревича.
- Угу, - буркнул я, задавая темп передвижения, предложенный рукой Шубина.
- Не болтать! - рыкнул он.
А я, заметив, что Шубин, двигаясь вперед спиной, прикрывая наш отход, все еще держит под прицелом лес, моментально проникся его настроением. Слегка присев и мягко, полу боком двигаясь вперед, я поднял свой пистолет до уровня позволяющего вести прицельную стрельбу и согласно учебноголивудских фильмов принялся, в поиске возможной цели, шарить стволом в передней полусфере.
- Выглядишь супер! - прошептал мне в затылок Торопов.
- Да пошел ты, - ответил я вполголоса.
Колонной, в достаточно быстром темпе, мы выкатились к берегам лебяжьего озера, но тут же вынуждены были остановить движение.
- Что? - буркнул Торопов, натыкаясь на мою спину.
- По моему, ваши знакомые, - предположил я, оборачиваясь к Шубину, указывая на группу людей, выряженных в камуфлированную форму.
- Может быть, - озадаченно сказал майор, внимательно рассматривая людей, склонившихся над картой. – Стало быть переоделись уже. Смотри-ка, чистенькие какие… А ведь ребятки стрельбу слышали… и ни какой суеты. Хм. Серьезные такие…
- Трое? - спросил Торопов, тоном не предполагающим больших проблем в возможностях разобраться с ними.
- Трое? - переспросил Шубин, с неприязнью глядя на журналиста. – Вон там, смотри, двое в охранении, и еще человека три в машине.
Шубин указал пальцем в направлении синтоистской беседки, рядом с которой расположился черный джип “Чероки”.
Опять “Чероки”.
Машина!
Мысленно, я стал облизываться, представляя себя мчащимся на шикарной тачке, под палящими лучами солнца, вдоль голубой полоски залива, под звуки “Эль кондор паса”, в родной Корсаков, в родной горотдел. Там же, в мыслях, я останавливаю джип под окнами кабинета Старика, и степенно выбираясь из кабины, под звуки все той же народной боливийской (должна быть в этой машине кассета с этой мелодией в импровизации оркестра Джеймса Ласта… или исполнении Валерия Леоньева), степенно поднимаюсь к шефу…
Толчок в плечо, заставил меня взглянуть на Шубина, жестами отправляющего нас по склону сопки вверх, и прочь от вожделенных колес.
Мы уже заканчивали подъем, и взмыленные отдавали последние силы оставшимся метрам, когда внизу, оглашая первозданную тишину злобой и агрессией, в нервном исступлении загремело оружие. Наши преследователи сошлись с людьми в новых камуфлированных костюмах, и без особых размышлений принялись друг друга крошить.
- Привал, - огласил Шубин и первым уселся на землю. – Можно перекурить, перемотать портянки, - добавил, снимая очки, доставая сигареты.
- Я бросил! - с хрипом выдавил Торопов и тяжело дыша, словно сошедший с трассы марафонец, согнулся упершись руками в колени.
Я ничего не стал говорить, я просто упал на спину, и закрыв глаза, попытался восстановить дыхание.
“Не, у Леоньева, все же бэк-вокал лучше”,- размышлял я, о музыкальном сопровождении моей поездки в Корсаков.
- Как ловко все получилось, да вы, товарищ майор, стратег! - падая на землю, поделился своими впечатлениями Торопов.
- А то! - ухмыляясь, согласился Шубин.
“Стратег он, супермен хренов”, - про себя зубоскалил я.
А образы и видения, картинки произошедшего и модели не свершившегося, уже увлекли сознание в сложные спирали мыслительных процессов, интерполируя в одну плоскость собственное Я и разнородные события... Тяжелые физические нагрузки иногда стимулируют работу мозга.
- Андрей, помнишь, ты рассказывал о материалах археологической экспедиции? - спросил я, подсознательно остановив хаотические нагромождения на конкретном предмете, и открыл глаза.
- И?
- Вспомни, в этих материалах, упоминались какие-либо географические названия?
- Сань, имей совесть! – простонал журналист. – Больше десяти лет прошло!
- Давай, давай. Напрягись.
- Ну было там, что-то связанное с охотой. Вроде Охотничье, или типа того.
- Охотское, - утвердительно сказал я, и вновь закрыл глаза – Охотское, дорогие мои, находится в пятидесяти километрах севернее от нас. И на всем пути ни одного пункта для привязки. Так что, раскопки, о которых вы, в свое время, так жарко спорили, могли вестись в любом месте этого участка. Все-таки жаль, что я послушал тебя и не посетил краевой музей.
- Что ты этим хочешь сказать? Что существуют другие места, где мы должны были искать Серегу?
Я пожал плечами. Нет, об Улитине сейчас, я даже и не вспоминал.
- А что такое петля гистерезиса? – спросил я, окончательно сбивая с толка журналиста.
- Ну-у...- попытался проявить свой интеллект Торопов. – А это тебе зачем?
- Так. Хочу объяснить себе некоторые явления, - пояснил я, прове¬ряя наличие конверта в кармане.
Кости мамонта, медные наконечники стрел – молодые московские студенты, понятия не имели, о ЧЕМ нужно спорить. Все, кроме юной умницы Виты Девятовой.
Стрельба в долине озера, как-то сразу и неожиданно угомонилась, возвращая тайге звенящую тишину.
- Ага, как раз самое время, обсудить законы физики, - задумчиво буркнул Андрей, все еще не понимая причин моих вопросов.
- Согласно закона детерминизма, доказательство принципиальной невозможности передвижений вдоль временной оси, - пришел на помощь Шубин, не отвлекаясь от разглядывания горизонта.
- А-а, - понимающе протянул я, рукой вновь нащупывая конверт. - Значит это не то, что я подумал.
- Это здорово, что мы еще в состоянии о чем-то думать, - многозначительно обобщил майор, отрываясь от бинокля.
- Я так понимаю, сказал ты об этом потому, что настала пора делиться мнениями? - уточнил Андрей.
- Ну, в общем-то, да.
Шубин посмотрел на меня, предлагая начать прения по общеназревшим вопросам. Ну а я, хотя и стал себя чувствовать получше, к беседам на абстрактные темы, готов еще не был. К тому же мысли о цифре в пятьсот миллионов каких-то там денежных единиц, не позволяли вести беседы о всяких природных явлениях и искаженных проявлениях человеческой психики.
- По поводу происходящего, могу сказать следующее, - начал я, исходя из своих ощущений. - Евгений Игоревич, я, к сожалению, так и не понял цели вашего здесь присутствия, но вот наше, с Андреем, имела определенные намерения. Как вы знаете, мы проводили розыскные мероприятия, по выявлению местонахождения господина Улитина. Его мы не нашли, но зато обнаружили массу случаев противоправных действий, которым вы, Евгений Игоревич, почему-то, дали образное наименование "Происходящие в округе веселости". И исходя из этих факторов, мое мнение совпадает с моим желанием - как можно раньше отправиться в родной горотдел и довести до начальства информацию о творящихся здесь безобразиях.
Шубин удовлетворенно кивнул, причем с таким видом, будто его удовлетворило бы и сообщение о том, что я собираюсь отправиться с рапортом в Ватикан.
- У меня другое мнение, - сообщил Торопов, заметив на себе наши взгляды. - Я считаю, что мы не исчерпали еще всех возможностей в поисках Сергея и не проверили, досконально, всю местность. К тому же есть некоторые результаты, свидетельствующие о том, что мы на правильном пути. Нашли же мы его очки, и к тому же, сейчас здесь Витка, а это о многом говорит.
- Нихрена это, ни о чем не говорит, - возразил я.
"Интересно, - подумал я. - Отчего это Мы, звучит как отождествление с Шубинским времяпровождением. Нет, этот "какбымайор" болтается здесь по другим причинам, и до Улитина ему нет никакого дела. Хотя, сколько интереса возникает в его глазах, когда речь заходит об археологии, всяких легендах и исторических фактах, совершенно не интересных для нормального, среднестатистического обывателя или просто армейского майора. И помогает нам, и возится с нами как со щенятами, при этом не давая ступить лишний шаг, полностью контролируя ситуацию. Подозрительный субъект. А Андрей что же? Решил поиграть?"
- И еще, - продолжил Торопов, меняя интонацию. - В течение дней, которые мы тут находимся, меня не покидает необъяснимое ощущение запредельности происходящего.
"Только не это!" - подумал я, теперь с подозрением глядя и на Торопова.
- И дело не в странных событиях и встречах, все они, при определенном творческом подходе, могут инсценированы и более эпатажно. Дело именно в странном мироощущении и подсознательном понимании искаженных проявлений Природы, - продолжал он, подтверждая мои гипотезы о передаче психических заболеваний вирусным путем.
- Недавно в Корсакове, я познакомился с некой Екатериной Адамовной. Так вот, когда она начинала рассказывать о каком-то камне, интонации точь в точь, становились похожими на твои.
- Готовя в прошлом году материал, о случае проявления потери сознания группой людей в московском метро, я натолкнулся на интересную публикацию, наших ученых-физиков. В своей работе, они предположили существование геопатогенных зон, возникновение которых связано с определенной конфигурацией подземного водотока, неоднородностями в земной коре, тектоническими нарушениями. В этой же публикации, приводятся многочисленные примеры воздействия геопатогенных зон на человека; говорится о том, что попадая в зону, человек может кратковременно терять ориентацию, испытывать внезапную слабость, галлюцинации и даже терять сознание.
Я с раздражением отметил заинтересованный взгляд Шубина.
- Сказочки недоделанных физиков, - высказал я свое отношение к словам Торопова.
- Здесь, разве мы не были свидетелями описываемых проявлений! Но, ведь в своих предположениях, можно шагнуть еще дальше, и представить, например, какие-то особые проявления геопатогенных зон, воздействия их на природу вещей. А твои, Сань, слова о петле гистерезиса, натолкнули меня на некоторые мысли, по поводу необычайности происходящего, - не слушал меня Андрей.
Даже вопрос о количестве шубинских таблеток, съеденных в процессе пребывания в тайге, не смог заставить Торопова отвлечься от своих мыслей. Говорил он горячо и долго. Предлагая одну гипотезу за другой, при этом развивая каждую до размеров факультативного сценария.
Первые тридцать минут я с удовольствием наслаждался журналистской фантазией. В последующие тридцать, я удивлялся способности Шубина, с выражением детской наивности на лице, выслушивать журналистские бредни.
- И вот, представьте, - не обращая внимания на мои слова и нервную возню, продолжал, воспаривший в своих речах до недосягаемости, лектор. - Мы с вами являемся свидетелями некоего искривления пространстенно-временных континуумов. Здесь, в этом месте, сошлись коридоры из различных эпох, времен, географических координат...
- Может все-таки позволишь и нам проявить свой интеллект? - буркнул я, не в силах представлять еще и это. К тому же я все еще не растерял уверенности в том, что на вверенной нашему ведомству территории, некто проводит несанкционированные испытания некоего биологического оружия, или произошла утечка психотропных веществ, или еще какой-нибудь химии.
- Вон, гляди, как у Шубина глаза горят, наверняка сказать что-то хочет, - добавил я с надеждой на то, что у супермолчаливого майора, непонятькаких служб, проснется, наконец, совесть, и он возжелает поделиться с нами своими вонючими тайнами, а заодно и расскажет куда подевался землекопатель Улитин.
- Ну погоди... я закончу, - не унимался Торопов.
- А что? - все-таки заговорил Шубин. - Бумага есть?
- Не понял, - не понял журналист.
- Напиши письмо.
- Письмо?
- Ну да... Спилбергу. Все, о чем ты тут наговорил, ему будет очень интересно в качестве набросок для очередного сценария.
- Не, ребят, вы меня не слушаете.
- Последний час, мы только этим и занимаемся, - возразил я.
- Ты не устал, кстати? - поддержал меня супермен.
- Да нет, ребят, вы не хотите меня услышать.
- Лично я, за этот час, устал слушать твои ненормальные идеи! - воскликнул я. - Шубин скажи ему!
- Мои ненормальные идеи? - тихо спросил Торопов.
- Да-а! - заорал я.
- Мои идеи, ненормальные? - криво улыбаясь, переспросил он.
Шубин снял очки.
- Да, - менее уверено подтвердил я, пропуская момент первого движения и замаха.
С холодным спокойствием журналист, всей массой своего нехилого организма, въехал кулаком в мое левое ухо.
Прежде чем отключиться, я успел очень удивиться подобному повороту событий и демоническому блеску, вспыхнувшему на миг, в глазах Андрея.