1
Я вышел из домика Ульяны и, пошатываясь, побрёл по выжженной кислотой земле куда-то вперёд.
На моём лице было выражение, которое не означало ничего. Никаких эмоций. Все нейронные осцилляции этого вида заглушены коротким замыканием недавнего потрясения. И я просто смотрел под ноги, чтобы видеть, куда иду.
После того как мы занесли в гостиную Ульяны истекающего кровью Севу и положили на диван, Даша быстро сбегала вымыть руки, а затем припрягла Ульяну ей помогать. Меня же она отправила подальше, следуя врачебному правилу, что нельзя участвовать в операции над родственником.
Я и сам почему-то не хотел сейчас видеть Севу, поэтому молча кивнул, вышел, заметил всё ещё парализованного Фурию, подошёл к нему, поднял на руки, отнёс в уцелевший домик и положил на полу в просторной ванной. Всё равно свои дела дракон непроизвольно сделал ещё на поляне, и ему было по большому счёту безразлично, где в оцепенении лежать.
И вот теперь я без каких бы то ни было мыслей переставлял ноги, направляясь от строения, где находился мой брат.
Я устал от встрясок. За последние два дня их было чересчур много. Не хотелось ничего, – потому что, если хотелось бы (не важно чего: уйти, бросить всё, забыться, выстрелить себе в голову), я бы понимал, что не получится и придётся так или иначе выполнять то, что я считал себя должным сделать. Но мыслей не было. Они кончились. Осталось лишь временное полнейшее безразличие к происходящему, которое сейчас словно поставили на паузу и медленно проматывали вперёд по стоп-кадрам.
Видишь, Сева, что иногда происходит с драконниками? Точнее, с теми из них, кто не приемлет над собой чужого господства? Ты тоже такой, и уверен, что, будь ты зарегистрированным драконником, всё было бы так же. А если бы ты остался на лето в городе, сейчас на твоём месте оказался бы кто-нибудь другой из нас. Скорее всего, я...
Брат, теперь ты знаешь, насколько это опасно? Ты уверен, что всё ещё хочешь быть драконником?
Пока Сева не мог мне ответить, но я дал себе слово, что позже обязательно спрошу его об этом.
Погибну я – не жалко, драконы перейдут к Ульяне, а у родителей останешься ты. А погибнешь ты – я не смогу жить, зная, что сам это допустил.
Поэтому... ты уж выживи там. Пожалуйста. Как брата прошу. В первый раз... но не в последний. В крайний – так понятнее?
Ведь я всё-таки облажался, пытаясь тебя защитить. Сделай милость, не дай моей ошибке стать фатальной.
2
– Ты!
Одно брошенное слово – и вот я уже пришёл в себя и повернул голову на источник звука.
Ко мне широкими шагами приближалась мама. Её указующий перст был наставлен на меня, а лицо перекосила гримаса гнева.
«Хьюстон, у нас проблемы», – обречённо подумал я, даже не пытаясь убежать. Бесполезно. Догонит, а затем откусит голову, выпьет всю кровь, труп расчленит, погрызёт и будет использовать как грушу. Делов-то.
– Ты! – кричала мне мама, постепенно сокращая расстояние. – Ты втянул Севу во всё это! А кроме него, ещё и нас с отцом! Ты в ответе за все беды, свалившиеся на нас! Это из-за тебя подстрелили твоего брата! Ты во всём виноват, гнида!
Пока она шла ко мне, я стоял на месте и не пробовал отвечать на её словесные выпады. Зачем? Я и так всё прекрасно понимал. А доказывать свою формальную непричастность значило втянуться в спор и ещё сильнее распалить эту фурию. Эх, всё-таки как же не подходит название из мультика моему Особому дракону...
Мама подошла ко мне вплотную, так что её палец остриём копья упёрся мне в грудь. А затем она схватила меня за плечо и замахнулась другой рукой – видимо, чтобы произвести воспитательное деструктивное воздействие.
Я лёгким движением вывернулся из захвата, увернулся от опускающейся ладони и отпрыгнул примерно на метр назад. Потом ещё пару раз, чтобы наверняка уж.
В руке неизвестным образом оказался пистолет. Нацеленный в землю: я же не изверг, чтобы по родным стрелять. Грубить, спорить, конфликтовать – куда ни шло, но в физическом плане ни они меня, ни я их «того» не вправе. Я так считаю.
Мама, похоже, не собиралась в данный момент так глубоко разбираться в ситуации. Она застыла на месте с оскаленным лицом и горящими злостью глазами и неверяще взглянула на меня.
– Ты... ты посмел... – процедила она, захлёбываясь гневом.
– Это ты посмела, – парировал я. – Точнее, хотела посметь. Запомни: я уже не ребёнок, с которым ты могла безнаказанно делать всё, что взбредёт тебе в голову. Я теперь драконник. Я не позволю тебе причинять мне вред. Не я стрелял в Севу, и не меня тебе следует винить. Кто вообще виноват в том, что Севу потянуло к драконам? Скажешь, я? Но я не добивался этого; стать драконником было его собственным решением. Так кого винить собираешься?
Мама молча стояла и переваривала мою отповедь, не в силах от гнева сказать ни слова.
Папа подошёл к ней сзади, аккуратно обнял и посмотрел на меня – внимательно, пристально, с каким-то, как мне показалось, недоумением, что ли.
Мы молча стояли и длили эту еле заметную, бессмысленную дуэль взглядов. И я понял, что и с семьёй мне теперь больше не о чем разговаривать.
Если бы в этот миг между нами на поляне появилась трещина в земле, как при землетрясении, я бы не удивился. Я бы посчитал это знаком того, что пора уже отделяться окончательно.
Но секунды шли, а трещины всё не было. Значит, мы всё же одна команда – но расколотая внутренними противоречиями, которые возникли от недопонимания. И лишь время способно будет сплотить нас снова... если повезёт. Ведь не вышло же у чрезвычайных обстоятельств, которые в книгах будто для этого и предназначены...
3
– Мы, наверное, немного не вовремя...
При этих негромких звуках знакомого голоса я чуть не подпрыгнул на месте – и вместе с родителями обернулся в направлении, откуда они раздались.
На краю поляны стояли в обнимку Вилле с Элизой и с каким-то лёгким изумлением обозревали поле недавнего боя, на котором я с семьёй выглядели как рассорившиеся победители, которые схватились за оружие, но только что опомнились и уже не могли его применить. Что было не так уж и далеко от истины.
– Эм-м... – нарушил я первым воцарившуюся было вновь тишину. – Вы откуда? Вы же должны...
Не глядя на родителей, я быстрым шагом пошёл к новым визитёрам, – словно начальник к нарушившим его указания подчинённым. По пути я засунул оружие обратно в карман: угрожать драконникам я точно не собирался.
– Мы решили поехать к тебе, – сказал Вилле, смотря на меня через очки с высоты своего роста. – Я подумал, что тебе, возможно, наша помощь будет нужнее всего... и, как вижу, так оно и есть...
– Так-то оно так, но вы, к сожалению, опоздали. Если б хоть минут десять назад... да чего уж там... – Я опустил взгляд и безнадёжно махнул рукой. – Драконы почти все улетели, дом горит, меня хотели убить, на земле труп и двое раненых, Севу подстрелили, на меня охотится полиция – полный набор!
– С твоим братом что-то? Где он? – тут же взволнованно спросил Вилле.
– Там. – Я указал головой на бирюзовый домик. – С ним Ульяна и Даша... Скоро всё решится...
– Это твои родители? – спросила Элиза, глядя мне за спину. – Не познакомишь?
– Если ты просишь... Короче, это мои мама и папа. Родители, знакомьтесь: это Вилле и Элиза, тоже драконники.
Мама, к счастью, не сделала ничего – даже не заплакала. Папа нашёл в себе вежливость кивнуть с места и приветливо помахать. Вилле с Элизой кивнули в ответ с натянутыми улыбками.
Ну почему эта долбаная опасность даже улыбки делает неуместными?!
– Что случилось? – спросил Вилле. – Это всё «Бхаггар», да?
– Ну а кто ещё... Знаете, у нас тут перед всем этим такое дело намечалось...
И я вкратце ввёл неразлучную парочку в курс задуманного мной с Дашей предприятия.
Пока я говорил, глаза Вилле наполнялись знакомым мне по прошлому большому делу огнём готовности к действию. Молодой драконник, похоже, уже предвкушал, как мы все полетим свергать Штинка, поэтому я решил вернуть его с небес на землю, закончив словами:
– ...но, увы, всё так произошло, что замута откладывается. Надо узнать, что дальше будет с Севой, и придумать, что делать нам самим. Кого-то с ним придётся оставить – с оружием, чтобы защищали... хотя, если приедут менты, это как раз всё усугубит...
– Но ведь откладывается же, а не отменяется, верно?
Я не ответил.
Из домика вышла Ульяна (наверное, как и я несколько минут назад, с отрешённым видом), огляделась, увидела нас и пошла к нам. Моя мама шагнула к ней, остановила, спросила о чём-то. Ульяна что-то сказала в ответ и направилась дальше.
А женщина вернулась к стоявшему рядом мужчине, и тот прижал её к груди. Ясно: плачет. А вообще это было предсказуемо – вне зависимости от новостей насчёт моего брата.
Я вдруг осознал, что практически и не воспринимал Севу по-настоящему как своего родственника. Скорее, как прибившегося лет сто назад младшего приятеля с проблемным характером и синдромом нехватки внимания. Поэтому и нет на его счёт сейчас никаких эмоций: кого жалеть-то?
И пусть только кто-нибудь скажет мне, что это душевная чёрствость. Не задумываясь, достану из кармана пистолет и высажу в лицо остаток обоймы.
Ведь я не говорил, что мне на Севу плевать. Просто эту жалость я решил не показывать даже самому себе. Думаю... мне стыдно было бы осознавать, что он мне хоть сколько-нибудь дорог. Я и не осознавал.
Потому что... как мне может быть дорог человек, которого я ненавижу?
4
Ульяна подошла к нам, не поднимая взгляда. Видимо, она тоже находилась под потрясением от случившегося.
Я повернулся и посмотрел на неё. С чуть смазанным макияжем, с пятнами крови на руках и футболке и без того налёта холодной взрослости, который так меня бесил в последние месяцы, она выглядела той же пятнадцатилетней девочкой, с которой я, будучи так же на год младше, делил печаль от гибели дракона и от ухода Вилле в религиозные дебри.
Теперь печаль со мной делила она. Возможно, это как раз должно было вновь нас сблизить. Вот со временем и узнаем, так это или нет.
– Данил... – начала Ульяна, осеклась и качнула головой.
Я терпеливо ждал: не всегда слова и жесты означают то, что мы привыкли в них видеть.
И верно. Ульяна вдруг подняла на меня глаза и сказала:
– Пока ещё неясно. Там Даша колдует над ним... мне сообщила, что дальше и сама справится... Она ему кишку немного подшила – знал бы ты, как оттуда воняет... Теперь осталось лишь зашить рану с двух сторон да молиться, чтобы инфекцию не занесло. Может, всё же Севу в больницу отправим?..
– Кому молиться? Великому Дракону, что ли?.. В больнице придётся объяснять, откуда рана, – а огнестрел у нас чётко расследуется... так что не вариант. А если помнишь, у нас вроде был план, который мы собирались исполнять...
– Изменить его? Отложить? Отказаться? Что ты предлагаешь? Севу в таком состоянии оставлять нельзя...
– Верно, нельзя. Поэтому с ним кто-то должен остаться. А другие смогут полететь и сделать то, что задумано.
– Что для тебя важнее: успех в войне или жизнь брата?
Вопрос Ульяны будто ударил меня. Но лишь «будто»: сегодня я не допускал возможности, что меня можно как бы то ни было ударить. Впрочем, как и уже долгое, долгое время.
– Насчёт его жизни ты сама сказала, что ещё мало что известно, – тщательно подбирая слова, ответил я. – А промедление сейчас будет означать, что мы бессильны и сдаёмся на милость всей этой шайки, которая убедится в своей безнаказанности и затем будет пробовать снова и снова, пока всё-таки не сживёт нас со свету. Поэтому лететь надо, и я это сделаю. Считай, что это месть за Севу. Вилле, Элиза, вы со мной?
– Да! – ответил – почти выкрикнул – горячий финский парень.
Его подруга секунду поглядела вдаль, точно решая что-то про себя, потом кивнула.
– С Севой точно останется Даша: надо же кому-то за ним присматривать... – продолжал я. – Родители тоже: с нами они явно лететь не захотят... Нед не сможет, потому что у него нет Сказочных драконов: в этом он тот ещё консерватор... А ты, Ульяна? Что выберешь ты: жизнь моего брата (моего, заметь, – не твоего), которую ты всё равно никуда не сможешь прилепить, или успех в войне, который позволит нам всем остаться драконниками?
Мы втроём стояли, устремив взгляды на Ульяну. Та молчала; её глаза смотрели вниз, словно там была некая шпаргалка с ответами на все мои вопросы.
Все, кроме этого. Потому что именно Ульяна первой поставила меня перед дилеммой. Теперь я поставил перед тем же выбором её саму. Всё честно. Просто я немного по-своему расставил акценты.
Наконец, моя бывшая напарница оторвалась от созерцания травы под ногами и посмотрела на меня – с твёрдостью, запаянной в её обычный холод.
– Если ты ставишь вопрос так, то мне остаётся лишь последовать за вами, – ответила она. – Ведь мне же не место рядом с Севой. Моё место в бою за спасение мира – рядом с тобой, а ты во всём белом и с пламенным мечом в руке, правильно? Я пойду с вами, но запомни, Данил: ты не ангел, которым так хочешь прикинуться. Ты просто подросток-максималист, для которого регулярная взбадривающая войнушка значит больше, чем семья. Больше, чем брат, которому, возможно, ты сейчас как раз нужнее всего. Подумай над этим. А я, пожалуй, выдвигаюсь.
Она развернулась и пошла к своему Жёлтому дракону, у лап которого на траве валялись её и Дашин рюкзаки.
Я чувствовал себя оплёванным. Даже больше – оплёванным той самой кислотой, которая сожгла бандитам лица. Мне она сожгла душу.
– Идём ко мне на ферму, – бесцветным голосом сказал я Вилле с Элизой, не поворачиваясь к ним. – Там ещё есть драконы, на которых можно летать даже теперь. Можете взять вон тот рюкзак – видите, валяется?.. И пистолеты у этой падали тоже возьмите... Мы должны быть готовыми ко всему.
«А готов ли был ты услышать правду?» – спросил внутри меня чей-то тихий беспристрастный голос.
Я ему ничего не ответил. Просто, как и Ульяна, развернулся – и пошёл в прямо противоположном направлении, в лес.
И по дороге к опустевшей ферме моя рука гладила сквозь ткань кармана воронёную сталь оружия, которое я хотел, но пока что не решался пустить в ход.
Планы меняются. А мы остаёмся всё теми же. Только видим себя под другим углом – и считаем, что обнаружили кого-то ещё. И часто этот кто-то настолько уродлив, что надо либо от него откреститься, либо пустить пулю в голову, либо принять как часть себя и попробовать измениться.
Вот интересно, что из всего этого выберу я?
5
В это же время, в другом часовом поясе.
– Может, вы всё-таки расскажете, кто вас прикрывает? – спросил генерал Бергер, поигрывая пистолетом. – А то ведь вам, наверное, хочется уже выйти отсюда, оправиться, а там и покинуть этот ненужный вам, по сути, пост главы государства, на котором вы всё равно пока временно...
– Предлагаете облегчить сперва душу, а потом всё остальное? – Штинк покачал головой. – Как-нибудь потерплю.
– Ну как знаете: времени-то у нас ох как много...
Генерал сидел в одном из кресел, которое раньше вместе с другими стояло у стола, а теперь было придвинуто вплотную к двери и загораживало проход; тем более, сейчас зал был заперт изнутри. Врио же президента устроился на полу в одном из дальних углов, куда ему приказал сесть Бергер, держа его под прицелом.
Оказывается, столь необычное завершение заседания генерал тщательно спланировал. Когда члены Совета направились по коридору прочь от зала, пара маячивших на своих постах охранников незаметно отошла к дверям помещения и встала там, обнажив оружие. Чиновники не успели опомниться, как из вентиляции вылезли скрывавшиеся там бойцы в камуфляже, выперли всех подальше и заблокировали коридор с двух сторон. В это же время ещё один отряд выдвинулся на берег и расположился точно под окном зала заседаний.
Штинк был обложен со всех сторон. И лишь одно спасало его от немедленного отстранения и ареста – отрицание.
– Считаете, что поймали меня в ловушку – и дело в шляпе? – криво усмехнулся пока ещё глава Республики. – Переворот хотели устроить? Что ж, тогда убейте меня – и покончим с этим. Можете объявить себя новым королём или надеяться на получение большинства голосов в Совете, но знайте: когда обо всём этом узнают, вы очень пожалеете о том, что со мной связались...
– Я жалею лишь о том, что не успел убедить Совет отказаться от вашей кандидатуры. Кстати, сколько вы им заплатили за своё выдвижение? Молчите? Эх, Штинк, в некоторых вопросах вы непроходимо, опасно для самого себя тупы. Ведь именно я отвечаю в Башне за вашу безопасность, а в нашей криптостране – за силовые и судебные ведомства. Вы сами вырыли себе яму, недооценив мои возможности. Но убивать вас я не собираюсь. Захват власти – это не то, чего я хочу. Я желаю одного, – чтобы вы ответили за свои преступления и сказали, кто стоит над вами и кто вытянул вас на такую высоту.
– И поэтому угрожаете мне оружием?
– Я вас умоляю! Какое оружие?
Бергер сделал неуловимое движение пальцами и показал удивлённому Штинку пустую ладонь.
– Охранники, которые меня обыскивали, прежде чем пропустить сюда, все как один подтвердят, что я был, что называется, «пустой». Подтвердят, не сомневайтесь...
Ещё одно движение – и пистолет появился снова.
– И к тому же, не забывайте, герр Штинк: я в этой стране решаю, что законно, а что нет. Вы же представляете лишь исполнительную власть. Предыдущий президент, да пребудет он в Вальгалле, забыл исправить этот баг, возникший после того, как в системе не стало личности с абсолютными полномочиями. И при Мараксене я не спешил этим пользоваться, потому что знал, что мы идём по одному пути. А вот вы другое дело. Я догадываюсь, от какого именно «приступа» он скончался... но почему-то вместе с ним точно так же умерли его секретарь и несколько охранников, подчинявшихся – мне! Всех вам не подкупить, Штинк, даже если у вашей «крыши» есть сто излучающих максимальный уровень драконов Золота. Но драконов теперь у нас нет никаких, и о причинах этого я также хотел бы у вас поинтересоваться. Может, скажете что-нибудь?
– Только одно. Идите к чёрту с вашими фокусами.