Если кто-то думает, что больниц, принимающих пациентов не с коронавирусом, в Петербурге много, это больше, чем ошибка: это недомыслие! 12 ноября меня выписали из Елизаветинской больницы. "О, сколько нам открытий чудных!" При такой перегруженности всему медицинскому персоналу там надо руки целовать и памятники, одним при жизни, а четверым уже вдогонку, ставить, раз с остальным "как обычно нае--ли". 90%, включая моего врача в приемном отделении, уже переболели этой заразой. Инсульт ведь не отличает инкубационный период от болезни, а он и сам дает на первую помощь только до шести часов.
Вот и меня привезли на скорой со стенокардией и запредельным пульсом. Попросился домой и, оказывается, никаких проблем! Но ЭКГ, компьютерную томограмму и ангеографию сосудов головного мозга, которую Доктор Хаус называл "контраст", уставший к середине ночи, врач в приемном отделении сделал, и обнаруженное ему очень не понравилось. Так стенокардия с тахикардией и аритмией уступили первенство инсульту. Напоследок этот прекрасный врач, нашедший у меня то, что и искать-то не планировал, а лишь дважды воспользовался освободившимся томографом, проводил меня уже в кресле-каталке словами, что теперь я буду знать, что такое реанимация в неврологии.
И я узнал. Позже мой сосед, что слева, назовет это тюрьмой, а сосед, что справа - концлагерем, но все втроем мы останемся живы!
В приемном мной занимались почти 5 часов. На все анализы, обследования и философское восприятие бренности бытия, вместе с серьезной первой помощью, оказанной врачом со скорой, ушла вся ночь, и меня запустили в койку в 9-м часу утра в разгар подготовки к пересменке. Это и спасло! Я единственный в палате оказался с телефоном, деньгами, всей одеждой, какой-то едой и тапками. Там РАЗДЕВАЮТ ВООБЩЕ ДОГОЛА! Всех, вне зависимости от тяжести и...
Сегодня я заново вспоминаю увиденное при входе в палату, когда моментально решил, что будучи в сознании, трусы им не отдам! Если помните, у Зощенко в рассказе больного тифом случайно положили зимой у открытого окна рядом с голой теткой и сказали, что ей все равно - она же без сознания. Не все равно было персонажу рассказа. В этой палате тоже кто-то был совсем тяжелый. Одна растирала свои сиськи, говоря всем, что она на свидании, а другая голая смотрела несуществующий телевизор на стене, который, крича два часа, требовала выключить. Все проходы мимо в общий туалет ходячих голых больных и решение другими вопроса не вставая, а так же мытье всех прямо в кровати, заставило меня занять какую-то резервную психологическую оборону, что ли. Я понял, что правильнее всего будет отвернуться к стенке и попытаться заснуть. Правда, будили на разные уколы и капельницы. К тому же, я еще мог сдавать кровь, но тут же снова засыпал.
Совсем разбудили на обед. И раньше, и потом еще несколько раз переспрашивали, почему у меня с собой вещи, включая ценные, и надо все сдать. Я это все подготавливал, но никто за ними не приходил. Как и кому, не уточнили, а потом и вовсе сказали, что я адекватный и сегодня переведут в общее отделение. Мысль о том, чтобы снять на телефон реанимационную палату, в том числе и тяжело больных и беспомощных людей, меня даже не посещала. В одиннадцатом часу вечера я уже осваивался в просторной пятиместной палате, а в реанимацию повезли девушку лет девятнадцати.
Дальнейшее мое лечение в Елизаветинской больнице ничего, кроме чувства большой благодарности, не вызвало. Повторная томография показала, что кровь у мозжечка рассосалась, а ЭКГ на дорожку зафиксировала другие болячки. Зашел в кабинет к лечащему врачу, кстати, мусульманке, и горячо ее поблагодарил, на что она, улыбаясь, пожелала мне к ним не возвращаться. Потом вспомнил и, в свою очередь, пожелал им всем здоровья. СПАСИБО ВАМ, НАСТОЯЩИЕ ВРАЧИ! ОТ ДУШИ!