Это самое начало отрывок пишущегося романа.
Тут нет развязки и мне трудно сказать, на какой ноте я его окончу.
Роман посвящён памяти участников легендарной Атаки Мертвецов...
С ув.,
Автор
ОПЕРАЦИЯ «КОВЧЕГЪ»
Глава 1
6 июня 1915 года; Польша; Осовец;
Июнь, в этих местах выдался жарким, каким-то безветренным и даже душным. Солнце вставало рано, так же рано начинало припекать и поднимаясь высоко, светило слепя глаза. А затем, ближе к вечеру, вместо вечерней прохлады, на поля, лес, деревеньку под лесом и небольшой городок над рекой, падала жуть и муки духоты, смердящие горячим воздухом и запахами леса, поля, вонью заболоченной реки, пекущие раскалёнными камнями мостовой и старых стен домиков. Правда, едва солнце розовело, скатываясь на закат, жара резко спадала, будто бежала вслед за солнцем. И народ высыпал толпами на улицы, не глядя на войну вокруг. Война, уже с зимы была сама по себе странная. Много людей в мундирах и жизнь, текущая своим чередом, будто этой войны и не было. После мучений дня, нужно было набраться сил и жителям, и солдатам, и своим, и вражеским. И город, и лес, и деревеньки, начинали жить и жили до самой полуночи, словно и не замечая ничего. Светили окошки, шумели базары и рыночки, мычали коровы и заливались лаем собаки. И так, аж до третьих петухов, когда надо было бы просыпаться. Но хозяева, понимали, что с этими третьими петухами, пора сворачивать дела и прятаться в прохладных квартирах и домиках, теснящихся друг к другу…
Генерал Бржозовский, опираясь на внушительной толщины и восхищающей своей изящностью взгляд, трость, осматривал новые орудия. Их только что привезли с железнодорожной станции и не дожидаясь особого приказа, спешили поставить на рубеже укрепления.
Генерал, не обращая внимания ни на солдат, ни на следовавшего по пятам, рядом с ним, полковника Катаева, постукивая тростью по колёсам пушек, молча и почти угрюмо, шёл вдоль крепостного вала.
- Ну, и что же Вы хотите сказать, господин полковник? - едва дойдя до последнего орудия, обернулся к Катаеву Бржозовский, - я, конечно понимаю, что там, - указал Бржозовский тростью, куда-то вверх, - ну очень озабочены тем, чтобы мы тут продержались аж сорок восемь часов. Эти сорок восемь часов, начались в сентябре прошлого года, когда нам доставили дюжину старых «Максимов», под которые мы чудом добились ещё и патронов. Это, в довесок к нашим, на которые у нас уже патронов просто нет. Зимой, спустя полгода, очевидно прошли только сутки с сентября, если я не ошибаюсь? Непонятно зачем, к нам передислоцировали роту инженеров, от которых на передовой толку, как от кавалерии на крейсере. И теперь, вот этот металлический лом?
- Однако… - развёл руками Катаев, - орудия, всё-таки есть орудия, ваше высокопревосходительство…
- Господин полковник! - едва не вскричал Бржозовский, - это горные орудия 1874-го года! Понимаете? Горные! 1874-го года! С их помощью, хорошо штурмовать крепости в условиях прошлой Русско-Турецкой войны! Но никак не держать оборону крепостей, такой как наша, в условиях современной войны с германцами! В 1915-м году, от них результативность приблизительно такая же, как если бы Вы пошли на сома, взяв вместо гарпуна - сачок для ловли бабочек, которым удобно ловить малька! - посмотрел он на Катаева и помолчал, - Вы, господин полковник, когда-нибудь ходили на сома?
- Не имел удовольствия, ваше высокопревосходительство, - снова развёл руками Катаев.
Бржозовский вздохнул, бросил взгляд на пушки и снова посмотрел на Катаева.
- А что со снарядами к ним?
- Как и положено, - ответил Катаев, - два вагона на батарею.
- Два вагона? - удивился Бржозовский, - по предписаниям мирного времени? Но это же двадцать минут боя! И результативность от этих орудий будет меньшей, если бы мы накрыли германцев просто винтовочным огнём! Понимаете? Убить немца из этого орудия, можно только в том случае, если снаряд в этого немца — попадёт! Один снаряд — один солдат. Ну, в лучшем случае — два солдата противника! А так… - вздохнул Бржозовский, - мы станем, густо посыпать ландвер землёй…
Он замолчал, постоял и направился обратно.
Катаев последовал за ним.
Зайдя в штаб гарнизона, Бржозовский спокойно прошёл в свой кабинет, отставил трость и присев на своё привычное место, посмотрел на Катаева.
- Шестьдесят девять бесполезных механизмов, Константин Васильевич, - вздохнул он, - я боюсь только лишь одного. Если германцы вновь надумают нас штурмовать, то сорока восьми часов мы тут не продержимся. Что доносит наша разведка?
- Шоссе и железную дорогу, перерезал 18-й пехотный полк ландвера. Южнее шоссе, разворачивается 76-й пехотный полк.
- Ну что же, - усмехнулся Бржозовский, - по крайней мере, у нас ещё остаются штыки и гранаты, - он посмотрел на Катаева, - срочно телеграфируйте в командование фронта, и как-нибудь очень деликатно дайте им понять, что мы благодарим за орудия, к которым хотелось бы увидеть ещё и снаряды в нужном количестве…
Глава 2
16 июня 1915 года; Мозир, Белоруссия
Старый Израиль Гутман, проснулся рано и выйдя во двор, потянулся и полной грудью вдохнул свежего воздуха.
Пройдя к умывальнику, он умыл лицо, вытер руки влажным от утренней росы полотенцем и прислушавшись, услыхал со стороны городской площади, звуки военного марша.
Накинув на плечи безрукавку, Израиль окликнул жену вышедшую из сарая с полными вёдрами молока.
- А что, Ривка? У нас остановились военные? - спросил Израиль, кивнув в сторону, откуда доносилась музыка.
- С вечера ещё зашли, - ответила жена, ставя вёдра с молоком на лавку, - всё местечко гудит, один ты ничего не знаешь, как и всегда.
Израиль подошёл к невысокому забору, выглянул на улицу и увидел, что она пустая.
- Неужели так рано? - вернулся он к дому, присев на лавку, рядом с вёдрами с молоком и кивнул жене, - а где Йоселе? Почему я его не вижу? Куда это он так рано ушёл?
- Ой ли рано! - усмехнулась жена, - восьмой час уже! Народ подался оркестр слушать, а Йоселе, ещё с вечера отпросился к Натану Барковичу ночевать. А ты будто не заметил, что сына дома нет? - посмотрел Ривка на мужа, разливая молоко по кувшинам.
Это «ты будто не заметил, что сына дома нет», больно резануло Израиля по самому сердцу. Он даже оскорбился, но тут же успокоился, вспомнив, что Йоселе был единственный его сын, любимый и долгожданный. Трое старших детей умерли, едва появились на свет. И только самый поздний, Йоселе, уже почти достиг возраста бар-мицвы, то есть тринадцати лет.
- Что же они задумали? - посмотрел Израиль на жену, - как они могли задумать? Я его собирался к портному послать, уже всё договорено и он знал ещё вчера, что Шломо его ждёт, чтобы обмерять. У него же нет ни костюма, ни шляпы… - Израиль замолчал, подумал и снова глянул на жену, - пойду-ка я схожу к Барковичам. Чует моё сердце, что наш мальчик проспал и Шломо будет очень недоволен, - покачал Израиль головой.
- Чем же будет недоволен? - ответила Ривка, - уплаченными наперёд деньгами? Двадцать рублей — на пороге не найдёшь в наши дни.
Израиль встал и разгладив короткую бороду, вышел на улицу.
Не спеша дойдя до дома Барковичей, он остановился и постучал в двери.
Двери открыл шустрый мальчишка с пышными светлыми кудрями, свисающими до самых плеч.
- Здравствуйте, дядя Срулек, - почти рассмеялся мальчик, прищурив глаза от восходящего солнца.
- Здравствуй Натан, - кивнул Израиль, - а я вижу, вы уже проснулись? А где Йоселе? Он сказал маме, что будет ночевать у вас!
- Ночевать у нас? - удивился Натан, - но как можно ночевать у нас? У нас места нет! Да и и с чего бы ему у нас ночевать? Разве Йоселе поругался с дома?
- Нет, нет, не поругался, - растерялся Израиль, - а ты правду говоришь? - посмотрел он строго на Натана.
- Честно, дядя Срулек, - вмиг изменился в лице Натан, - а что, Йоселе пропал?
Израиль покачал головой, отвернулся и медленно пошёл дальше.
В начале он не знал куда идти. Мысли его перепутались, а ноги, казалось сами собой подкашивались и не слушались.
- Израиль! Израиль! - догнал его Мойша, отец Натана, - он не ночевал у нас! Надо его искать! Куда он мог ещё пойти?
- Я верю, - не глядя на Мойшу, продолжал медленно ступать по мостовой Израиль, - я не знаю… не знаю куда бежать… наверное загляну к приставу, а там… он не мог пропасть без следа.
- Не мог, - схватил его за плечи Мойша, - я пойду с тобой. На тебе лица нет!
Оркестр продолжал играть, но Израиль его не слышал.
Поддерживаемый Мойшей за плечи, он как в тумане прошёл через площадь и свернув в ближайший проулок, опомнился только в полицейском участке, когда Мойша уже что-то рассказывал усатому, худому приставу.
- Израиль, - наконец посмотрел на Израиля пристав, - ты давно своего сорванца видел?
- Вчера по обеде, - едва не охая, сам не помня себя, ответил Израиль, - вчера по обеде ещё дома был. А потом… потом я отлучился по делам, а когда вернулся, то поздно уже было, спать лёг.
- Спать лёг, и не обратил внимание, что сына дома нет? - кивнул пристав.
- Именно так, - ответил Израиль, посмотрев на пристава, - он матери сказал, жене моей, Ривке, что ночевать у Барковичей будет, - сказал Израиль и немного помедлил, - но его не было у Барковичей, - почти выдохнул он.
- У Барковичей? - кивнул пристав.
- У нас то есть, - ответил Мойша, - но он к нам не пришёл!
- Ладно, - отмахнулся пристав, - сколько лет ему?
- Скоро тринадцать, - пожал плечами Израиль.
Пристав подумал.
- Ну возраст такой, когда мальцы, бывает и на ночь из дому убегают. А потом боятся, отсиживаются где-то, пока есть не захотят.
Он улыбнулся, и посмотрел на Израиля.
- Ты успокойся, Израиль, - сказал пристав, - обожди до обеда, сам вернётся.
- Но надо же искать! - развёл руками Израиль, - понятно, что вернётся! Йоселе не такой! Он совершенно привязан к маме! Он не может… не может не дома быть!
Пристав снова усмехнулся и снова посмотрел на Израиля.
- Да скажу я городовым, поищут твоего Йосю, Израиль, - махнул он рукой, - не трави душу себе. Найдётся твой малец…
Израиль, как и пришёл на участок, так и вышел из него в сопровождении Мойши, не зная, то ли плакать, то ле криком кричать, то ли послушаться пристава и пойти домой. Ему хотелось перевернуть каждый камень в местечке, заглянуть под каждый куст и обыскать каждый дом, чтобы найти Йоселе. И именно это, как он думал, должны были сделать городовые. Но, они не спешили, сидя на лавочке под участком и куря папиросы.
Дойдя до угла, он обернулся, посмотрел на них и глянул на Мойшу.
- Пойдёшь со мной, Мойша? - спросил Израиль.
- Куда? - кивнул Мойша в ответ.
- Ко мне, - вздохнул Израиль, - мы ведь сколько живём на белом свете, ты никогда не бросал меня в час беды? Вот и сейчас, пойдём со мной? Будем ждать моего Йоселе…
- Может уже дома? - спросил осторожно Мойша.
- Ривка погнала корову на луг, - тихо сказал Израиль, - он придёт, а дома никого нет… - посмотрел он на Мойшу, - неправильно это…
Ждать пришлось недолго.
Во дворе сидели молча, ни о чём не говоря.
Израиль перебирал в голове все возможные догадки, думая, куда же мог запропаститься его сын.
Мойша старался успокоить Израиля как мог, тихо приговаривая несвязные фразы, но тут же замолкал, видя, что друг его не слушает. А Израиль, действительно не слушал его, глядя то в землю, то поглядывая на калитку, ожидая там увидеть Йоселе.
Но, вместо Йоселе, за забором показался городовой.
- Сколько лет твоему сорванцу, Израиль? - не заходя во двор, окликнул Израиля городовой.\Израиль аж встал, ожидая услышать самые страшные новости.
Сердце его сжалось от боли, и он готов был закричать. Но, вместо крика он только выдавил из себя одно единственное слово.
- Двенадцать…
- Я заглянул на мобилизационный пункт, для порядка, - ответил городовой, - ваши парни говорили, что будто твой малец добровольцем вчера записался, на фронт.
На последних словах, Израиль чуть не упал в обморок. Ноги сами собой подкосились, но Мойша вовремя его схватил и усадил на лавку.
- Какой фронт? - выдавил из себя Израиль, - о чём вы говорите?
- Ему всего двенадцать лет! - сказал, посмотрев на городового Мойша, - вы шутите? Ему учиться надо! Он единственный сын у отца и матери!
- Мне ли шутить? - кивнул равнодушно в ответ городовой, - поспешите лучше. Может и успеете, пока эшелон на Минск не отправили…
Городовой направился дальше.
- Да что же это такое? - заплакал Израиль, - что же я Ривке скажу?
- Скажем как есть, Израиль, - положил ему на плечо руку Мойша, - а городовой прав. Нам спешить надо. Ну какой из Йоселе солдат?
- Никакой, - покачал головой Израиль и посмотрел на Мойшу. - зачем он это сделал, если, конечно, он сам это сделал?
Мойша пожал плечами.
- Наверное, он хотел самому себе доказать обратное, - посмотрел Мойша на Израиля…
Мобилизационный пункт, находился прямо в речном порту. Со стороны, можно было подумать, что толпа орущих пассажиров штурмует плавучий причал, пришвартованный к пристани. Но стоило подойти поближе, можно уже было понять, что штурма никакого нет. Шум, гам, были вовсе не бранью, а скорее каким-то непонятным праздником. Старые солдаты одели свои мундиры, увешанные орденами и медалями за все прошлые войны, и заняли отдельную очередь. Тут было всё чинно, спокойно и могло бы быть тихо, если бы не очередь рядом, напоминавшая больше толпу, в которой молодые люди всех сословий и званий, теснили друг друга, ругались, шутили, смеялись и спорили, кто где стоял и за кем, кто занимал эту очередь. Хотя, очередью её можно было назвать лишь потому, что обычно «это» так называли.
- Посторонись! - послышался позади Израиля и Мойши крик.
Они обернулись. Бравый старик, в старой драгунской шапке, с красным Орденом Святого Станислава на груди, придерживая рукой висящую на поясе шашку, проследовал мимо.
Очередь вмиг стихла, расступилась и старик важно проследовал к столу, за которым уже можно было рассмотреть унтера, обложенного журналами.
- Так и пиши, - недолго думая начал старик, - вахмистр 3-го казачьего Оренбургского полка Георгий Семёнович Кайгородов. И чтоб мне только в кавалерию! - швырнул он на стол перед унтером, не то паспорт, не то сложенный вчетверо лист бумаги.
Унтер взял документ, раскрыл его, посмотрел, потом глянул на старого вахмистра.
- Господин вахмистр… но вам уже… - начал было унтер.
- Отставить пререкаться! - воскликнул унтер, - что мне уже? Девятый десяток, хочешь сказать? Я этой шашкой дрова рублю, как туркам шеи под Плевной! А? - вытянул он шашку наполовину, - где тут у вас бревно? Показать?
Глаза вахмистра загорелись какими-то страшными огоньками, изрядно напугавшими унтера.
- Ладно, ладно, отец… господин вахмистр, - запишу Вас, только не надо ничего рубить. А там уж, начальство решит, куда Вас определить.
- То-то же и оно, - усмехнулся старый вахмистр и поправил крест Святого Станислава.
Получив из рук унтера какой-то клочок бумаги, старый вахмистр глянул в него, усмехнулся и проследовал чеканным шагом дальше, обойдя стол за которым заседал унтер-офицер.
- Нам туда, - шепнул Израиль Мойше и потянул его за собой.
Попытавшись пробиться сквозь толпу добровольцев, они застряли прямо посреди неё. Ни назад, ни вперёд, прорваться было невозможно.
- Дядя Срулек! - услышал Израиль, внезапно, позади себя знакомый голос.
- Мордко? - обернулся он, столкнувшись нос к носом с соседским парнем, - Мордко, ты видел Йоселе? Он ещё вчера сюда убежал! Мать ничего не знает, а нас с Мойшей, только сегодня жандармы сказали!
- А Вы его проводить, или тоже добровольцем? - расплылся в улыбке Мордко.
- Всему своё время, Мордко, - покачал головой Израиль, - мог бы и я добровольцем, если не Йоселе. А так, теперь на мне всё хозяйство, - он подумал, - так что, пожалуй, или отругать, или проводить.
- Не ругайте его, дядя Срулек, - усмехнулся Мордко, - если сможете вперёд всех вырваться, то может он вас и пустит на пароход.
- На пароход? - удивился уже Мойше, - они будут служить на флоте?
- Ну что вы, - Мордко уже рассмеялся, - тут мобилизуют в 226-й пехотный Землянский полк, - как-то радостно сообщил он.
- О! - удивился Израиль, - вы это уже выучили, молодые люди? Ну, а где мой Йоселе? Что он тут делает?
Мордко пожал плечами.
- Вы же знаете его, дядя Срулек? Он везде первый, и всегда впереди всех. Ночевал тут, прямо на пристани. А утром, встал раньше всех и первым записался у него, - кивнул он в сторону унтер-офицера.
- Первый, - покачал головой Мойша, - только отцу и матери ничего не сказал! Нельзя так с нами, дети!
Мордко смутился, посмотрел на Израиля и виновато опустил глаза.
- Простите его, дядя Срулек, - обещаю, что я найду его и присмотрю за ним.
- Ой, - махнул рукой Израиль, - ты так говоришь, будто вы с ним на карусели собрались, - он помолчал и подумал, - куда хоть идёт этот пароход?
- А пароход идёт в Киев, - ответил Мордко, - а оттуда уже… - Мордко подумал, - а куда потом, я даже и не знаю. Но служить будем все вместе. Все говорят, что вроде где-то под Белостоком.
- Под Белостоком? - душа чуть не покинула тело Израиля, - но там уже целый год идут бои!
- Говорят, - стоял на своём Мордко, - что германцев уже гонят и почти прогнали! Вы же слышали, что наши подходят к Кёнигсбергу?
- Ну хоть что-то хорошее, за сегодняшний день, - печально вздохнул Израиль и посмотрел на Мойшу, - ты слышал? Даже офицеры не знают о том, что мы почти взяли Кёнигсберг? А наши дети уже знают! Давай попробуем пройти к нему? - кивнул он на унтера, - мы же не записываться в армию? Надеюсь, они не подумают, что из-за нас кому-то не хватит винтовки, чтобы лично взять штурмом Кёнигсберг?
Унтер-офицер, к удивлению Израиля и Мойши, выслушал их очень внимательно и так же внимательно посмотрел один, а затем второй журнал записи добровольцев.
- Йоселе, говорите? - усмехнулся он, - хитрый ваш Йоселе, - Иосифом записался, - он подумал, будто что-то вспоминая, - да, да, помню такого! Иосиф Израилевич Гутман, говорит! Ну, и судя по всему, годок он себе накинул.
- А сколько, он сказал, ему лет? - спросил Израиль.
- Четырнадцать, - ответил спокойно унтер-офицер.
- Но ему двенадцать, и только черед три месяца, должно быть тринадцать! - возмутился Израиль.
- Ну, Вы это, - прокашлялся унтер, - документов у них нет, проверять я не могу, и как сказал он, что четырнадцать, то так я и записал.
- Мы можем его забрать? - настаивал Мойша.
- А что я могу сказать в ответ, убитому горем родителю? - пожал плечами унтер, - на пародод посторонним не положено, - он подумал, - но вам можно, учитывая деликатность ситуации, - унтер снова подумал, посмотрел на Израиля и добавил, - но только силком его не тащите, чтобы никаких скандалов. Начальник наш, поручик Стржеминский, такого не любит.
Он протянул Израилю клочок бумаги.
- Пропуск.
Затем глянул на Мойшу.
- Вы тоже можете пройти, господин Баркович…
На пароходе было даже тихо. Тут не было суеты, не было ругани и никто ни с кем не спорил. Конечно, Израиль почувствовал некое весёлое настроение царящее на палубе, подогреваемое игрой на губной гармошке.
Эта игра бросила его в дрожь. Почему — он не знал, но ему показалось, что губная гармошка пилит его будто по нервам.
Он остановился посреди палубы, окинул взглядом новобранцев и почти сразу увидел сына, спрятавшегося за огромной бочкой с водой.
- Йоселе! Йоселе! - бросился к сыну Израиль, - зачем ты тут? Зачем ты убежал из дома? Зачем вообще надо было убегать?
Йоселе, виновато потупив взгляд, вышел из-за бочки и подошёл к отцу.
- Что ты наделал, сынок? Пошли домой? - начал Израиль, - тот унтер-офицер разрешил тебя забрать, потому что ты ещё мал для службы в армии!
Йоселе глянул на отца.
- Только маме ничего не надо говорить, - ответил он тихо, - потому что я всё-равно никуда не пойду.
- Но… как? - опешил Израиль, - осенью у тебя бар-мицва… мы заказали костюм у дяди Шломо, собрали денег и во всём себе отказывали! А на следующий год, ты должен ехать учиться в Витебск! Я уже договорился, что тебя примут в иешиву, сынок!
Йоселе отвернул глаза.
- Угу… а если немцы придут? То где я буду учиться? - он посмотрел на отца, - и вообще, ты сам говорил, что дядя Давид, мамин брат, был солдатом! А твой дядя, Герш, даже стал офицером. И я хочу быть офицером!
Израиль развёл руками.
- Но дядя Давид ушёл в армию, когда ему было двадцать три года. И он погиб под Мукденом. А дядя Герш пошёл не на фронт, а в юнкерское училище! Что тебе мешает, окончить иешиву и пойти учиться на офицера, Йоселе? Разве сейчас заставляют, отказываться от веры и своих родителей?
- Нет, - вздохнул Йоселе.
- Ну так давай вернёмся домой? - сказал Израиль.
Йоселе обернулся, посмотрел на добровольцев и глянул на отца.
- Я не могу, - надул мальчик губы, - меня тогда засмеют и скажут, что я трус и испугался.
Он помолчал.
- Только не надо, чтобы мама сюда приходила. Не срамите меня перед людьми… Скажи, что пароход уже ушёл на Киев.
Израиль захотел заплакать, но сдержался.
Обняв на прощание сына, он посмотрел на него поправил кепку на голове Йоселе.
- Вот ты и вырос… - прошептал Израиль, - главное помни, что тебе ещё отмечать бар-мицву и мы ждём тебя дома…
Выйдя на причал, он покачал головой глядя на унтера.
- Ну что? - кивнул в ответ унтер.
- Мой Йоселе сказал, - ответил Израиль, - что он солдат. Так что, вручаю вам моего мальчика, - смахнул слезу Израиль.
- Ну ладно, ладно, - унтер снова открыл журнал и посмотрев в него, глянул на Израиля, - скорее всего, он будет в 13-й роте нашего полка, у поручика Михаила Подольского. Он хороший командир, молодой и даже душевный. А я уж поговорю с ним, чтобы не давал вашего паренька в обиду. Не плач, батя…
Ривка ждала Израиля, сидя на лавочке, сложив руки на переднике.
Когда муж вошёл, она грустно глянула на него и горько усмехнулась.
- Только не говори мне ничего, - сказала Ривка, - Мойра Меркович мне всё рассказала, что вы с Мойшей были у жандармов, что приходил городовой и что вы ходили на пристань, где наш Йоселе записался добровольцем на фронт.
Израиль сел рядом и посмотрел на жену.
- Говорят, командир у него хороший, молодой и добрый, поручик Подольский. Судя по всему, тоже наш…
- Наш, не наш, - отмахнулась Ривка, пряча слёзы, - в том-то и дело, что молодой. Война ведь, Срулек! Так что, лучше бы старый был! Голова не такая горячая. Старики, они цену жизни знают. А так, наш Йоселе, была бы такая пригода, то и с самим царём подружился бы и хвостиком бы вился за ним! Теперь, этот молодой поручик и наш сын, впереди всех в атаке будут… - она посмотрела на мужа, - не увидим мы его больше, Срулек…
Ривка молча встала и накинула на голову платок.
- Ты куда? - спросил Израиль.
Провожу хотя бы пароход, если уж сын не хочет, чтобы я обняла его на прощание…
Меньше чем через час, пароход скрылся из виду, словно растворившись в свете. Ривка, стоя на высоком мысе, махнула на прощание рукой и упав тут же на колени, на берег, зарыдала, явно почуяв, что самый дорогой и самый нежный кусочек её сердца, вдруг с болью оторвался и полетел вслед за уходящим пароходом, дымок из трубы которого ещё был виден и казался Ривке белыми ангелами летящими в небо и растворяясь в этом голубом и ясном небосводе...
Глава 3
Двинск; 20 июня 1915 года
На перроне вокзала, почти никого не было.
Паровоз спустил пар, мгновенно заполнивший перрон, одиноких пассажиров, путейшиков, билетчика и прохаживавшегося вдоль состава городового. Почти под ноги ему, из вагона спрыгнула фигура в шинели, держа в левой руке саквояж, а правой поправляя фуражку.
- Смотри куда скачешь… - хотел было крикнуть городовой, но тут же выпрямился по стойке смирно и поспешил, по-военному, отдать честь, - виноват, ваше высокоблагородие! Не признал! Каюсь, не признал!
- Ладно тебе, старина, - усмехнулся Виктор, - скажи лучше, где тут у вас легче всего извозчика нанять?
- Так прямо вот, за станцией будут, ваше высокоблагородие, - успокоился городовой, - они к каждому поезду съезжаются. Только Вы, прямо на площадь не идите. Там нынче, все пассажиры с поезда. Трудно будет извозчика свободного найти. Вы лучше площадь пройдите, будто не спешите, а там, у сквера уже увидите. Туда поспешающие не спешат заглядывать, - улыбнулся он.
- Спасибо, старина, - кивнул Виктор, снова поправил фуражку и направился туда, куда ему указал городовой.
У вокзала, действительно толпился народ, ругаясь между собой за извозчиков. Виктор немного постоял, посмотрел на всю эту суету и приметив за площадью сквер, обойдя толпу, не спеша направился через площадь.
Без труда найдя свободного извозчика, Виктор запрыгнул в бричку и кивнул тому.
- Трогай, дружище, к штабу округа.
- Как прикажете, - пожал плечами извозчик и легонько подстегнул кобылку.
Кобылка медленно поплелась улочками.
Едва бричка свернула за поворот, Виктор посмотрел на извозчика.
- А что, здоровье Марии Степановны? - спросил он, - сказывали хворает?
- Муж её бьёт, - ответил извозчик, - кабы кулаками не махал, то вожжи может быть и стерпела. А так, скоро и представиться может.
Услышав отзыв на пароль, Виктор кивнул.
- Так что тут стряслось, милейший?
- Генерал Туманов стар, ваше высокоблагородие, - ответил извозчик, - информаторы из штаба округа сообщают, что он почти отошёл от дел. Если бы не война, то давно ушёл бы в отставку. Поставками оружия на фронт, занимается некто подполковник Ходжиев. Кто такой — установить не трудно, но увидеть его личность, это проблема.
- В чём же проблема? - спросил Виктор.
- А в том, что на бумагах есть его подписи, штамп его ведомства, - ответил извозчик, - но его самого никто, нигде и никогда не видел. Связь со штабом поддерживает через вестовых и двух заместителей.
- Кто такие? - кивнул Виктор.
- Капитан Любошев и штабс-капитан Семёнов, - тихо сказал извозчик, - приятные люди, обходительные, на рожон не лезут и конфликтов не создают. На всё ответ один - «Мы выполняем приказ и ничего не решаем».
- Самая удобная позиция, - согласился Виктор, - а что, в штабе ни разу не подняли вопрос, где же сам подполковник Ходжиев?
- Стало быть, данный вопрос не выгоден кому-то в штабе, - ответил извозчик и кивнул вперёд, - приехали, Ваше высокоблагородие, - посмотрел он на Виктора и улыбнулся, - удачи, Витя, - подмигнул он Виктору.
- Счастливо, Коля, - спрыгнул с брички Виктор и кивнул, слегка улыбнувшись, в ответ де Роберти.
Генерал Туманов едва успел войти в свой кабинет и собирался присесть в кресло за огромным дубовым столом, когда громкий стук в двери заставил его будто проснуться.
- Разрешите? - прошёл в кабинет Виктор и не останавливаясь на пороге, проследовал к столу, - здравия желаю, ваше высокопревосходительство! Полковник Морского генерального штаба Виктор фон Готт, - отрекомендовался он, протянув генералу Туманову предписание, - прибыл по личному поручению Его Императорского Величества Николая Александровича, с целью расследования весьма пренеприятнейшего события, которое произошло прямо на передовой и напрямую связано, как выяснилось, со штабом Двинского военного округа.
- С нашим штабом? - побледнел генерал Туманов, взял предписание и бегло просмотрев его, глянул на Виктора, - да, конечно, - вздохнул он, - я прекрасно помню эту ситуацию. Возмутительное события и позорнейшее, - вздохнул он и всё-таки сел, почти упал, в своё кресло.
Генерал Туманов посмотрел на Виктора.
- Присаживайтесь тоже, господин полковник, - сказал он тихо.
- Благодарю Вас, ваше высокопревосходительство, - кивнул Виктор и сел напротив, - так что же произошло? Мне сказали, что в курс дела меня введут на месте. Я слышал, что дело в пушках поставленных в распоряжение батареи генерала Бржозовского?
Генерал Туманов вздохнул.
- Если бы это была обычная батарея, - покачал он головой, - то дело осталось бы незамеченным. Но речь идёт о важнейшей стратегической точке фронта, Осовецкой крепости. Если падёт крепость, то противник не просто откроет, а распахнёт себе пути на Вильно, Двинск и Гродно. Немцы периодически атакуют крепость, но к активным действиям, пока что, не прибегали. Такое ощущение, что они не собираются сходу брать штурмом Осовец.
- Странное поведение для частей, штурмующих важнейший форт-пост армии противника, не находите? - спросил Виктор.
- Нахожу, - кивнул генерал Туманов, - генералу Бржозовскому, на том участке фронта противостоит 11-я дивизия генерал-лейтенанта фон Фройденберга. При этом, в распоряжении у Бржозовского гарнизон, численностью и мощью менее двух полков, один из которых, обычные ополченцы. А большая часть личного состава, это обслуживающий персонал, инженеры, сапёры, госпиталь… - он подумал, - в общем, как Вы понимаете, Бржозовский создаёт слишком большие проблемы для германцев.
Он подумал.
- В течение этого года, - сказал генерал Туманов, - в Осовец было поставлено вооружение. В начале, по документам миномётов в крепость завезли картечницы времён Крымской войны. Это произошло в феврале.
- Почему же тогда не подняли тревогу? - спросил Виктор.
- Тревогу подняли, - кивнул генерал Туманов, - даже было разбирательство, но тогда, удивительным образом, всё сошлось. В конечном итоге, картечницы оставили на вооружении крепости, а миномёты, всё-таки поставили.
- А что произошло сейчас? - спросил Виктор.
- А сейчас, в крепость поступили орудия устаревшего образца, которые даже в Русско-Турецкую уже использовали только в самых экстренных случаях, когда уже стрелять было не из чего и нечем. Иными словами — туда привезли металлический лом, предназначавшийся для завода «Никополь», для переплавки.
- А что же тогда ушло на переплавку? - спросил Виктор, слегка кивнув.
- Как выяснилось, на переплавку ушли современные орудия, недавно поставленные нам из Тулы.
Виктор вздохнул.
- И распоряжается этими процессами, - подумал он, - подполковник Ходжиев, если я не ошибаюсь?
Генерал Туманов пожал плечами.
- В том-то и дело, что подполковник Ходжиев, подписывал те ведомости, которые правильные. Там указаны трёхдюймовки и миномёты, а вовсе не ржавый раритет из прошлого. Если бы он дал хоть одну промашку, то моментально попал бы под трибунал.
- Если бы хоть кто-то, увидел его лицо? - усмехнулся Виктор.
Генерал Туманов вздохнул.
- Подполковник Ходжиев, - сказал он, - занимает должность, при которой лучше своё лицо не показывать даже в штабе округа. Тем более, когда вражеские диверсанты, уже в наглую заправляют арсеналами и военным имуществом.
Генерал Туманов подумал.
- Вы хотели бы встретиться с подполковником Ходжиевым? - спросил он у Виктора.
- Да уж хотелось бы, - вздохнул Виктор и встал, - с Вашего позволения, я в ближайшие два часа займусь своим размещением и после прибуду к Вам. Извольте сообщить подполковнику Ходжиеву, что я намереваюсь с ним пообщаться. Только с ним, а не с капитаном Любошиным или штабс-капитаном Семёновым. Я не думаю, что у него есть повод тревожиться о своей судьбе. Но на некоторые вопросы, ответы знает только он и я хотел бы услышать эти ответы...
Глава 4
Штабс-капитан Семёнов, долго и нудно ковырялся в замке, стоя на лестничной клетке, потом смачно выругался и почти вырвав ключ из дверного замка, ударил кулаком по двери.
- Замок сломался, ваше благородие? - услыхал он рядом чей-то голос, и глянув на лестницу, увидел стоящего под стенкой человека в кожаной куртке и картузе. Куртка была просто накинута поверх военного френча. Красное галифе выдало гусара, а почти вычищенные до блеска сапоги указали на то, что этот гусар пребывал в чине.
- Вы постарались? - недоверчиво глянул на незнакомца Семёнов.
В ответ, незнакомец лихо подбежал к двери, поднявшись быстро по лестнице, молча принял из рук Семёнова ключ и вставив в замочную скважину, повернул замок, чуть надавив двери.
Дверь открылась.
- Вот, - протянул он Семёнову ключ обратно, - добро пожаловать домой, господин Семёнов, - улыбнулся незнакомец.
- Откуда Вы меня знаете? - спросил Семёнов недоверчиво.
- Ну кто же из офицеров в этом городе, не знает штабс-капитана Семёнова, - ответил незнакомец, - заместителя подполковника Ходжиева? - он улыбнулся, - штаб-ротмистр Николай Фёдорович де Роберти, - отрекомендовался незнакомец.
- Как я понимаю, - ответил ему Семёнов, - вы стояли на лестнице не просто так? И очень даже не случайно помогли мне открыть дверь, замок которой, с утра вполне отпирался и запирался без посторонней помощи?
Семёнов улыбнулся.
- Чай будете?
- Не откажусь, - кивнул в ответ, так же усмехнувшись, де Роберти.
Квартира была маленькая, даже тесная. Окошками, она выходила не на улицу, а во двор, прямо на крышу сарая.
Тут же стоял стол. Он был и письменным, и обеденным, и одновременно служил тумбочкой возле кровати.
- Не богато живёт тыловая служба, - усмехнулся де Роберти, присев на стул возле стола и облокотившись на спинку.
- А что же Вы думали? - пожал плечами Семёнов, разливая чай по чашкам, - раз тыловики, то непременно хапуги да воры? - он усмехнулся, - с нашим командиром, знаете ли, много не украдёшь, обнаглеть не получится. А если наглеть, то он такой, что может в лоб двинуть. Не столько больно, знаете ли, сколько оскорбительно.
- А что? Было? - удивился де Роберти.
- На моей памяти — не припомню, - ответил Семёнов, - но сказывают, что когда Ходжиев служил у себя на Кавказе, то сильно избил проворовавшегося прапорщика. До трибунала не дошло, - Семёнов присел, продолжая глядеть на де Роберти, - оно к лучшему было и прапорщику, и Ходжиеву. Обоих могли бы судить. Но тогда ведь, обоим грозила бы позорная отставка. А так, прапорщик уволился из армии и подался в провинцию, подальше от глаз знакомых.
- Да, - согласился де Роберти, - крутой нрав у вашего командира, - он помолчал, посмотрел на Семёнова, - моё начальство не столько круто нравом, сколько изыскано в наказаниях.
- Как я догадываюсь, Николай Фёдорович, - спросил Семёнов, - Вы говорите вовсе не про гусарский полк? - улыбнулся он.
- Не про гусарский, - согласился де Роберти, - будем считать, что я служу писарем при штабе и у штаба к Вам есть несколько вопросов, сугубо конфиденциальных и никаких претензий.
- Интересно, - усмехнулся Семёнов, подумал и посмотрел на де Роберти, - ну если только никаких претензий, то я готов ответить на любые вопросы вашего штаба.
- Хорошо, - кивнул де Роберти, глянул на Семёнова и отпил чай из чашки, - хороший чай, - сказал он, - если не секрет, где Вы его берёте?
- Привёз с собой из Владивостока, - улыбнулся Семёнов, - могу отсыпать Вам фунт-другой, если не побрезгуете!
- Буду весьма благодарен, - ответил де Роберти, - и всё же, отчего подполковник Ходжиев, настолько засекретил сам себя, что не показывается на глаза публике? Я понимаю, ещё светская жизнь. Не каждый любитель шумных и больших компаний. Но его не видят даже сослуживцы, подчинённые и начальство, за исключением генерала Туманова? Я не сомневаюсь. Что он жив, но скажите, я надеюсь он здоров?
- Здоров, - кивнул Семёнов, - подполковник Ходжиев очень недоверчив и считает, что вокруг зреет какой-то заговор. А тыловая служба, это ведь не только шинели, тулупы и сапоги с шапками? Это ещё и оружие, боеприпасы, медикаменты, в том числе и самые новейшие образцы. Сами посудите, если вдруг вспыхнет бунт, то первым делом пойдут брать не штаб, и не вокзал с телеграфом. Первым делом пойдут брать магазины, склады и лавки. А мы — всё в одном! - улыбнулся он, - поэтому, Ходжиев живёт инкогнито, почти отшельником. И нам велит так же.
Де Роберти, окинул взглядом невзрачную комнатку.
- Да уж, - сказал он, - если бы я был вором, проник в эту квартиру не зная, что тут квартируется офицер тыловой службы, я бы даже оставил тут хозяину денег, чтобы тот не помер от голода.
Он помолчал.
- А всё-таки, - спросил де Роберти, - Вы можете по памяти рассказать, какие поставки на передовую осуществлялись подполковником Ходжиевым, скажем, с марта по нынешний месяц? Я имею ввиду, именно тяжёлое вооружение. Миномёты, артиллерия, может картечницы или горные орудия?
Семёнов подумал, посмотрел на стол и немного помолчав, сделал несколько глотков из чашки чая.
- Отчего же не могу? - ответил он, - как я понимаю, Вас интересует какой-то конкретный случай?
- Почему Вы так решили? - спросил де Роберти.
- Ну это же просто, Николай Фёдорович, - улыбнулся в ответ Семёнов, - не может один офицер тайного отделения, расследовать сразу всё, что происходит даже в Двинске.
- Почему Вы решили, что я из тайного отделения? - де Роберти даже усмехнулся.
- Я хорошо знаю всех гусарских офицеров, которые служат Двинском гарнизоне, - ответил Семёнов, - вас я не помню, - покрутил он головой, - ну так? - спросил он, - это ведь облегчит и воспоминания, и сохранит наше время, позволив общаться или дольше, или меньше, но гораздо результативнее.
- Согласен, - кивнул де Роберти в ответ, - меня интересуют поставки в гарнизон Осовца, производимые в мае и июне этого года. А так же — в феврале и марте. Ими занимался подполковник Ходжиев?
- Совершенно верно, - кивнул Семёнов, - и я даже догадываюсь о чём Вы спрашиваете. Вас интересует, как под видом миномётов, были поставлены картечницы и горные орудия времён Крымской и Турецкой войны.
- Вы это знаете? - удивился де Роберти, - и так спокойно об этом говорите?
Семёнов вздохнул.
- Я об этом узнал уже тогда, когда комендант крепости Осовца, генерал Бржозовский, направил свои возмущения Туманову.
Он помолчал.
- Из Двинска и первый раз, и второй раз, в Осовец направлялись эшелоны с миномётами. Как мне этого не знать, если я лично занимался погрузкой и орудий, и боеприпасов, и проверял каждый вагон, перед тем как его запечатывали! Я проверял даже соответствие калибров, чтобы Осовец не получил груду металлического лома.
Он снова помолчал.
- Но, менее чем через неделю, из Осовца и в марте, и в вот в июне, были получены телефонограммы, полные недоумения и возмущения поставками устаревших образцов вооружения с недостатком боеприпасов.
Семёнов посмотрел на де Роберти.
- Я понимаю, что я под подозрением? - спросил он.
- Нет, - покрутил головой де Роберти и допил чай, - к Вам лично у меня никаких вопросов нет. Груз могли перепутать на какой-нибудь промежуточной станции и направить не в тот пункт назначения.
- Но как? - горько усмехнулся Семёнов, - между нами и Осовцом, существует разве что Вильно, где никак не могли два эшелона подряд, отправить не наз запад, а на восток! Оттуда, эшелон направляющийся на фронт, можно отправить, разве что обратно! К тому же, мы бы узнали, если бы наш эшелон прибыл, скажем, в Брест-Литовск!
Де Роберти посмотрел на Семёнова.
- А вот теперь, Вы точно вне подозрения.
- Почему? - не понял Семёнов.
- Потому что Вы задаёте себе тот же вопрос, что и я Вам… - ответил де Роберти…
У железнодорожной насыпи, пониже самих путей, молчаливо стояли, рассматривая обезглавленный труп в военном мундире, человек пятнадцать офицеров. А вокруг, в шагах десяти, одиноко прохаживались караульные. Так же молчаливо. Не было слышно даже шёпота, привычного для таких случаев.
Мимо проследовал поезд из Вильно. Затем встречный, на Вильно из Польши. Потом снова наступила тишина. Сквозь эту тишину послышался гул мотора. Все обернулись. Новенький «Руссо-Балт» приближался медленно но уверенно.
Переглядываясь, офицеры наблюдали, как преодолевая кочки и ухабины, автомобиль приблизился к ним и остановился.
Хлопнув дверцей, из машины вышли ещё два офицера. Один был в пехотном мундире, в чине полковника, а во втором, все узнали жандарма.
- Здравствуйте, господа, - жандарм и Виктор подошли к офицерам, - мы с капитаном Неклюдовым, отставили все дела и выдвинулись на происшествие, едва нам доложили о случившемся.
- Вот, - вздохнул генерал Туманов, указав на труп, - тут не надо даже проводить опознания. Это и есть подполковник Ходжиев, с которым Вы собирались сегодня встретиться.
Виктор подошёл ближе и посмотрел на обезглавленный труп.
- А где голова? - спросил он у Туманова.
- Мы бы и сами хотели это знать, - ответил тихо Туманов, - отпевать не положено, - вздохнул он.
- Отпевать? Я думал, что подполковник Ходжиев, мусульманин, - удивился Виктор.
- Нет, - ответил Туманов, - он был крещён и звали его Фёдором Дмитриевичем.
Туманов помолчал.
- Я думаю, он не зря опасался за свою жизнь. Право сказать, даже я считал его чудаковатым. Он был нелюдим, избегал случайных знакомств и лишних встреч. Его определённо, убил кто-то из своих, из тех кого он знал. Ходжиев не общался с незнакомцами. Поверить в то, что он подпустил к себе кого-то постороннего, да ещё позволил себя вывезти за пределы города, я никогда не смогу.
- Почему Вы решили, ваше высокопревосходительство, - присел, рассматривая тело Ходжиева, Виктор, - что его сюда привезли живого?
- Ну это же понятно, - пожал плечами Туманов, - везти даже просто убитого, путь и не обезглавленного, через караулы, разъезды, людные улицы, это очень сложно!
- Его убили не здесь, - ответил Виктор, - крови почти нет. И голову ему отрубили уже мёртвому, причём, тоже в другом месте, - он осмотрелся, - здесь определённо должны были быть следы какой-то борьбы, - он посмотрел на Туманова, - не поверите же Вы в то, что боевой офицер сдался без боя? А тут, трава не смята, следов почти нет. Как будто, его выбросили из вагона.
Виктор посмотрел Неклюдова, который аккуратно ступая, рассматривал место вокруг трупа.
- Что скажете, Юрий Алексеевич?
- А что тут можно сказать? - ответил, не глядя на Виктора, Неклюдов, - убит он был не здесь, а в другом месте. Но только труп, не выбрасывали из вагона, его привезли сюда на автомобиле. Тут есть следы автомобильных колёс, и след не то сапога, не то рабочего ботинка. Трудно сказать, - он посмотрел на Виктора и протянул ему руку, с открытой ладонью, - и вот ещё, посмотрите, господин полковник. Это, очевидно, нам поможет в расследовании.
Виктор встал и взял из ладони Неклюдова, скомканную салфетку, развернул её и рассмотрел причудливый вензель.
- Да, это улика весьма важная.
- Что там? - спросил Туманов.
Виктор глянул на Туманова.
- На первый взгляд — ничего особенного, - ответил Виктор, - но могу сказать, что один из убийц — человек брезгливый, интеллигентный и даже манерный.
- Как Вы это поняли, господин полковник? - спросил Туманов.
- Да хотя бы потому, - ответил Виктор, спрятав салфетку в карман, - что обыкновенный рабочий, вытер бы пот со лба рукавом, а не стал бы возить с собой салфетки. Сама по себе, салфетка ничем не примечательна, но далеко не все ими пользуются.
- Один из убийц? - спросил Туманов, - значит, против подполковника был заговор?
- Не думаю, что это заговор, - ответил Виктор, - скорее всего, подполковник раньше нас узнал то, чем мы так обеспокоены.
Он глянул на труп и посмотрел на Туманова.
- А кто обнаружил труп?
- Крестьянка с соседнего хутора, - вздохнул Туманов, так же глянув на труп, - пасла коз у железной дороги, увидела обезглавленного, позвала церковного сторожа, тот послал за жандармами, а те вызвали нас, - он снова вздохнул, - в общем, об убийстве уже знает весь Двинск.
Неподалёку паслись чьи-то козы…
- Да, уже не утаишь, - покачал головой Виктор, - он посмотрел на Неклюдова, продолжавшего осматривать, - можете распоряжаться о доставке тела в мертвецкую. Пусть его осмотрит доктор, и если ничего примечательного не будет обнаружено, то я думаю, подполковника можно будет похоронить.
- А что делать с головой? - спросил Туманов.
- Конечно, стоит поискать здесь, но не думаю, что мы тут её отыщем, - ответил Виктор, - головы здесь нет, ваше высокопревосходительство.
- Вы так думаете? - спросил Туманов.
- Я думаю, - ответил Виктор, - что если бы убийцы хотели оставить тут голову, они бы не обезглавливали бы труп Ходжиева…
Возвращение напоминало больше молчаливый кортеж. Следом за медленно следующим экипажем генерала Туманова, двигалась повозка, на которой, под конвоем казаков, везли обезглавленное тело накрытое мешковиной. Из под мешковины торчали ноги. Даже при беглом рассмотрении, можно было понять, что накрытый труп — без головы.
Туманов, старался не смотреть на сидящих напротив него Виктора и Неклюдова. Те, в свою очередь, так же молчали, не глядя друг на друга, чаще бросая взгляды в разные стороны.
- Что думаете, Юра? - наконец не выдержал молчания Виктор и спросил, даже не посмотрев на Неклюдова.
- А что я могу думать, господин полковник? - спросил Неклюдов, - то что Ходжиев был убит подло, это не вызывает никаких сомнений. Вряд ли убийцы, старались скрыть, кого они убили. Голову они отняли у него по какой-то иной причине.
- И по какой же? - наконец посмотрел на Неклюдова Виктор.
- Не знаю, - посмотрел на Виктора Неклюдов в ответ, - я не слышал, чтобы в Двинске, или в даже в губернии, обитали религиозные фанатики. Да и подполковник Ходжиев, не был любителем общения с подобными личностями.
- Он был человеком, сугубо светским, - вмешался в разговор генерал Туманов, - очень осторожным и в слова, и в круге общения и никогда не посмел бы оскорбить чувства даже фанатика, если бы ему довелось общаться с таковыми. Он скорее, избежал бы конфликтов в религиозных вопросах.
- Но рассмотрим и этот вариант, - ответил Виктор, - у него в подчинении, или, - подумал он, - в гарнизоне, служат такие солдаты, или не дай Бог офицеры?
- Староверы, разве что? - подумал Туманов, - но эти не станут отнимать голову, тем более у покойного.
- Я тоже так думаю, - снова задумался Виктор, - мусульмане, те режут головы живым.
- Что Вы говорите? - удивился Туманов, посмотрев на Виктора.
- Есть такие душегубы, - ответил Виктор, - они зовут себя салафитами, а окружающие их племена бедуинов — ваххабитами. Так они казнят своих врагов, как правило иноверцев. Но я, знаете ли, не заметил в Двинске арабских легионеров.
- Они арабы? - спросил Туманов.
- Да, - кивнул Виктор в ответ, - из ваххабитов, Его Величество король Георг формирует отряды ударной кавалерии колониального корпуса, - он вздохнул, - это, конечно, большая ошибка с его стороны, но ваххабиты славятся полным презрением к смерти и безумством в боях.
Виктор помолчал.
- Но ваххабиты в Аравии, а мы в Двинске, - вздохнул он, - поэтому, давайте отставим безумные идеи и подумаем, чего не могло быть в принципе?
Неклюдов подумал.
- Это не могла быть месть, - сказал он, - Ходжиев никогда ни с кем не конфликтовал, по крайней мере с такими, кто решился бы его обезглавить.
Виктор посмотрел на Туманова.
- Это так, - кивнул Туманов, - он относился к редкой породе людей, которые замкнуты в себе, но которых любят те кто их знает.
- Филантроп? - удивился Виктор.
- Можно и так сказать, - кивнул Туманов в ответ.
- Следовательно, - сказал Виктор, - ограбление так же невозможно.
- Вы так думаете, полковник? - посмотрел на него Туманов.
- Зачем грабителю, обезглавливать убитого и куда-то везти его тело? - спросил Виктор, - в конце-концов, даже простому уголовнику, куда проще бросить убитого там где он его убил, забрать деньги, например и спасать себя, а не прятать голову своей жертвы? Но деньги, награды, всё на месте. Убийцы, даже не сняли с пальца фамильный перстень Ходжиева. А он стоит больших денег.
Он посмотрел на Неклюдова.
- Следом за ограблением, невозможно и похищение каких-то ценных документов или бумаг.
- Согласен, - кивнул Неклюдов, - похищение документов, опять же, исключает обезглавливание. Их куда проще и безопаснее выкрасть. А векселей, акций и банковских облигаций у подполковника попросту не было.
- Что у нас остаётся? - спросил Виктор, не то себя, не то Неклюдова, посмотрев, при этом, на Туманова.
- Кто-то заказал жизнь подполковника, - покачал головой Туманов, поглядев в сторону, - кому-то он сильно помешал, да так, что тот решил заполучить его голову.
- Звучит жутковато, - подумал Виктор и глянул на Туманова, - Вы думаете, у нас объявился маньяк?
- Кто? - не понял Туманов.
- Душевнобольной человек, помешанный на жестоких убийствах, - поправился Виктор.
- А это, - подумал Туманов, - знаете ли, очень даже может быть.
- Только я не думаю, - ответил Виктор, - что душевнобольной станет нанимать кого-то ради убийства. Такие люди, любят терзать свои жертвы без свидетелей. А банда душевнобольных, это слишком много. Да и подполковник, не безвинное дитя и не миловидная девушка, - подумал он, - как правило, жертвами маньяков становятся именно они, а не офицеры, которым уже давно за сорок лет их жизни.
- Остаётся что? - спросил Неклюдов.
- А остаётся, что подполковник был убит по чьему-то приказу, - ответил Виктор, - и этот кто-то, хотел убедиться, что подполковник действительно мёртв.
- И для этого, он попросил принести его голову? - спросил Туманов у Виктора.
- Очевидно, - подумал Виктор, - этот кто-то, сам лично не мог присутствовать ни при убийстве, ни даже прибыть на место убийства, или туда, куда решили вывезти тело. То есть — за город.
Туманов подумал.
- А ведь верно! Таковыми могут быть очень высокопоставленные лица!
- Совершенно верно, - согласился Виктор, - или пожилой человек, например, страдающий каким-то заболеванием…
Приехали к мертвецкой.
Тело Ходжиева выгрузили и уложив на носилки, унесли в мертвецкую.
Виктор и Неклюдов сошли с экипажа.
- Надеюсь на вас, господа офицеры, - посмотрел на них Туманов, - очень хотелось бы, чтобы это убийство оказалось не связано со службой подполковника, - сказал он, - но если это так, то прошу вас избавить Двинск от иностранной разведки. Хотя, - он подумал, - хотя вряд ли германцы станут опускаться до такого средневекового кощунства.
- Я так же на это искренне надеюсь, - ответил Виктор.
Туманов кивнул ему в ответ.
- Трогай, - приказал он извозчику и экипаж, медленно поехал дальше.
- Ну что? - кивнул Виктор Неклюдову, - не думаю, что нам надо покидать это место.
- В мертвецкую? - кивком головы, Неклюдов указал на двери серого приземистого здания, бывшего когда-то часовней.
- Идём, - вздохнул Виктор и направился к дверям…
Доктор осматривал тело Ходжиева очень не долго. Больше молчал, качал головой и пожимал плечами.
- По всему видно, - не глядя на Виктора и Неклюдова, с заметным немецким акцентом, накрывая простынёй тело, проговорил доктор, - убит он был давно.
- Давно? - спросил Виктор.
- Ну как давно? - подумал доктор, - очевидно вечером, - труп бледный, но не настолько чтобы быть убитым хотя бы сутки назад, - он глянул на Виктора, - голову ему отняли почти профессионально.
- Это сделал врач? - спросил Неклюдов.
- Не думаю, - обойдя тело, доктор откинул простынь, - для хирурга, это грубовато. Голову ему отрубили топором, одним ударом. Так что, ищите мясника. Так рубят те, кто рубит каждый день.
Доктор помолчал, ещё больше откинул простынь.
- Шрам под правой рукой, на рёбрах, - указал он на тело, отодвинув руку убитого, - это очень старый шрам, след от сабли. Он когда-то служил в кавалерии?
- Почему Вы решили, что он служил в кавалерии? - спросил Виктор.
Доктор накрыл тело и посмотрел на офицеров.
- Его правая рука, более мощна чем левая, - улыбнулся доктор, - такое часто встречается у кавалеристов, которые постоянно тренируют удары саблей. Мы зовём такую руку — «рука убийцы». Если счастливый обладатель такой руки, вздумает кого-нибудь благословить своим кулаком, то раскроит череп с одного удара. А убитый, судя по всему, обладал к тому же, богатырской силой, - улыбнулся доктор посмотрев на Виктора.
- Точно, - проговорил Виктор, глянув на Неклюдова и посмотрел на доктора, - благодарю Вас, доктор, - сказал он тихо, - мы можем к Вам обращаться за помощью, если возникнет потребность в Вашей консультации?
- Всегда буду рад, господа офицеры, - кивнул доктор, чуть улыбнувшись.
- Я не понял, к чему он спрашивал, служил ли Ходжиев в кавалерии? - спросил Неклюдов, едва вышли из мертвецкой.
Виктор остановился и посмотрел на Неклюдова.
- Я тоже не слышал, чтобы Ходжиев служил в кавалерийском полку, - сказал он, - но учиться фехтовать он мог где угодно. Дело не в том. Ходжиев — не сопротивлялся. Вот о чём хотел сказать доктор. Если бы Ходжиев оказал убийцам сопротивление, то несомненно остался бы жив. Его удар в лоб, или хотя бы лицо, для убийцы был бы смертельным. А убийца, по крайней мере доверенное лицо заказчика, очень интеллигентный человек, - достал Виктор из кармана салфетку и показал её Неклюдову.
Он спрятал салфетку обратно в карман и посмотрел на часы.
- Это я к тому, что для того чтобы лишить Ходжиева жизни, понадобилось двое.
- Двое? - не понял Неклюдов, - но там следы, как минимум троих!
- Один из них, - ответил Виктор, - участия в убийстве не принимал, ввиду своей брезгливой и явно тонкой натуры. Но, если бы Ходжиев оказал сопротивление, я думаю, что именно этот интеллигент и стал бы вторым трупом, который мы бы обнаружили.
- С раскроенным черепом, - усмехнулся Неклюдов, - что верно то верно, - сказал он и посмотрев на Виктора, улыбнулся.
- Не пора ли отобедать, Виктор Иосифович? Я тут уже присмотрел чудесный ресторанчик, как раз неподалёку от вокзала!
- В этом ресторанчике, - ответил Виктор, - нас уже ждёт господин де Роберти. У него, сегодня состоялся задушевный разговор с штабс-капитаном Семёновым.
- Откуда тебе известно, что он состоялся? - спросил Неклюдов.
- Ну если де Роберти сказал, что разговор состоится — значит он действительно состоится, - улыбнувшись, Виктор поправил фуражку и окликнул проходящего мимо солдата.
- Прикажи подать экипаж, братишка…
Николай де Роберти, спешно пройдя переулком, ведущим на центральную улицу, от дома в котором квартировался штабс-капитан Семёнов, остановился сразу за поворотом и прижавшись спиной к стене, глянул за угол, в тот самый переулок.
Переулок был пуст. За де Роберти никто не шёл, никто не преследовал его и никто не пытался его догнать.
- Нужно что-то? - услышал он рядом с собой монотонный, более похожий на уставший, детский голос, посмотрел вниз и увидел, что стоит прямо над мальчишкой, чистильщиком обуви.
- Господин офицер желает почистить сапоги? - спросил мальчик, так же монотонно.
- Пожалуй, что да, - ответил де Роберти и поставил сапог на подножку.
Мальчишка принялся за работу.
Тем временем, де Роберти осматривался вокруг, время от времени кидая взгляд в переулок.
- А скажи-ка, малец? - как бы невзначай спросил де Роберти, - ты каждый день здесь работаешь?
- Угу, - устало произнёс мальчик, - денюжки нужны. Как папка на фронт пошёл, так теперь я тут работаю. А раньше он тут работал.
- Семья поди большая? - кивнул ему де Роберти.
- Большая, господин офицер, - не глядя на де Роберти ответил мальчик.
- Это вы тут, в этом переулке живёте? - спросил де Роберти.
Мальчик закончил полировать один сапог и де Роберти подставил ему второй.
- Ну а где же ещё мне сапоги господам чистить, если не рядом с домом? - вздохнул мальчик, размазывая щёткой крем по сапогу, - у церкви нельзя, хотя я там много мог бы заработать, хотя бы в воскресенье. А от парка гонит городовой. Хотел я было возле площади встать. Там и господ побольше, и другие стоят. Но погнали оттуда меня.
- И кто же погнал? - усмехнулся де Роберти.
- Другие и погнали, которые там сидят, - снова вздохнул мальчик, - так и сказали, что мол «пошёл отсюда, клиентов у нас отбиваешь!». Хотя, как по мне, так что сапог, что ботинок, на всех хватит в нашем Динабурге. А тут, если что, так сумку со скамеечкой схватил — и спрятался дома.
- Ну у тебя же там постоянный клиент есть? - снова усмехнулся мальчику де Роберти.
- Это офицер тот, к которому Вы приходили? - посмотрел на де Роберти мальчик, профессионально быстро работая бархоткой, - так он или жадный, или бедный. Ни разу не просил меня сапоги почистить. Сам всё делает, хотя денщика у него нет. А я бы мог ему вместо денщика быть.
- А откуда ты знаешь, что сам? - спросил де Роберти.
- Понятно откуда, - улыбнулся мальчик, закончив работу, - сапоги у него всегда блестят. Был бы денщик, то нет-нет, да нечищеные были бы. Да и показался бы хоть раз! А так, кто ему сапоги чистит? Конечно же сам!
- Держи полтину! - сунул мальчику де Роберти пятьдесят копеек.
- Ого… - растерялся малец, - но у меня не будет сдачи, - начал было он искать в карманах нужные монетки, перебирая их в руках, - разве что… - посмотрел он вверх, где только что над ним стоял его клиент, но рядом никог не было.
- Господин офицер? - удивился мальчик, глянул по сторонам, но от де Роберти уже простыл след.
Мальчик пожал плечами, спрятал монетки обратно в карман, сложил в сумочку крем, щётки и поднявшись, взял свою скамейку, маленькую лавочку-подножку и спешно направился в переулок…
Глава 5
Пианист наигрывал какую-то спокойную мелодию, на стареньком пианино приютившемся возле стены, под картиной, на которой узнавалась кающаяся Мария Магдалина.
Суетливый официант, не спеша, но стараясь быть скорым и внимательным, семенил от столика к столику, от кабины к кабине, расспрашивая у редких посетителей чем ещё можно угодить.
- Чем могу быть полезен? Чего желаете?
Этот, почти надоевший вопрос, заметно раздражал де Роберти. И когда официант приблизился к нему, де Роберти уже собирался сказать чего нибудь резкое, но вежливое, чтобы отвадить официанта даже от мысли надоедать, но появившиеся на входе Виктор и Неклюдов, спасли официанта от негодования де Роберти.
- Вон, господа офицеры явились, - указал кивком головы де Роберти, - сей час направь их ко мне и у них и будешь испрашивать, милейший.
- Сию минуту, ваше благородие, - не менее вежливо, чем де Роберти намеревался его погнать, кивнул официант и мигом направился к офицерам.
- Ох и расторопные тут официанты! - усмехнулся Неклюдов, подсаживаясь за столик к де Роберти, - не успели мы показаться, понимаешь, как он тут же подскочил и принял заказ. Как будто ждал нас!
- Да, ресторан этим славится, - улыбнулся де Роберти, - а что у вас, господа хорошие? - посмотрел он на Виктора.
Виктор рассматривал меню.
- Солянка, суп с фрикадельками, буженина, осетрина… - отложил он меню, - а у нас труп, господа. Причём без головы, зато с орденами на мундире и крупными купюрами в портмоне, в заднем кармане галифе.
- Вот как? - удивился де Роберти, - и чей же труп?
- Подполковника Ходжиева, - ответил Неклюдов, - не знаю кому понадобилось его обезглавливать, а затем вывозить на железную дорогу, за город.
- С его помощником, штабс-капитаном Семёновым, я встречался менее часа назад, - сказал де Роберти, - у него на квартире. Приятный человек. Чаем угостил. По всему видно, что благородный, но скорее нищий, чем бедный. Он мне, чем-то напомнил монаха в мундире.
- И что говорит этот монах в мундире? - спросил Виктор.
- Хвалит начальника, - подумал де Роберти, - я бы сказал, что боготворит его. И даже не догадывается, что он покойный.
- Откуда такие выводы? - посмотрел Виктор на де Роберти, - ты уверен, что он не знает о смерти Ходжиева?
- Уверен, - кивнул де Роберти, - он нимало не занервничал, когда я начал с ним разговор. Конечно, штабс-капитан Семёнов не слишком доволен своим нищенским положением, но когда он говорил о Ходжиеве, о говорил исключительно с уважением, я бы сказал, как если бы монах рассказывал об игумене своего монастыря, не зная о его грехах.
- А грехи за Ходжиевым должны быть, - подумал Виктор, - ну не могут просто так взять, и отрубить голову после того, как уже убили.
- Ничего себе… - проговорил де Роберти, немного подумав, - у нас завёлся Джек Потрошитель?
- Скорее уж Собака Баскервиллей, - поправил его Неклюдов, - я вот что думаю, господа офицеры, - он немного помолчал и как бы рассуждая, глядя то на Виктора, то на де Роберти, каждую свою мысль сопровождал кивком головы, в самом её окончании, - я вот что думаю, - сказал Неклюдов, - мы прибываем сюда почти инкогнито, как драгунский, гусарский и жандармский офицеры. Каждый из нас, официально прибыл выполнять собственное поручение и об истинной цели нашего визита не знал даже генерал Туманов. Основным субъектом наше дела являлся и является, правда уже покойный, подполковник Ходжиев. Буквально в день нашего прибытия, через день после прибытия Николая, - посмотрел он на де Роберти, - Ходжиева убивают. Причём убивают те, кому он доверяет. Со своими убийцами, он скорее всего вёл разговор и, как мы можем сделать вывод, даже не сопротивлялся им. То есть, он быт убит кем-то из круга своего общения. Круг общения у Ходжиева был ограничен. Он вообще не любил ни светского общества, не слишком общался даже с офицерами по месту своей службы. На это он имел собственные соображения, но это дела не касается, пока что. Убийцей, или одним из убийц, является мясник…
- Мясник? - удивлённо посмотрел де Роберти на Неклюдова.
- Именно, Николай, мясник, - ответил Неклюдов, - голова была отнята профессионально, но грубо как для хирурга. Доктор, осматривавший тело Ходжиева, сделал так же заключение о том, что Ходжиев, ранее, был ранен кавалерийской шашкой, или саблей и, более того, служил в кавалерии. Что до непосредственного организатора убийства, либо — исполнителя воли заказчика, то мы можем сделать вывод, что убийца, а точнее, опять же, один из убийц, весьма брезглив, чистоплотен, возможно — интеллигент. Тут напрашиваются вопросы. И вопрос у меня, ко всем нам, какие именно вопросы мы можем сейчас задать друг другу по этому делу?
- Ну ты прям всё по полочкам разложил, - усмехнулся де Роберти, - брезглив… чистоплотен… интеллигент… Знаете, чей образ у меня возник перед глазами?
- И чей же? - кивнул ему в ответ Неклюдов.
- Поэта, - улыбнулся де Роберти, - или если точнее выразиться, эдакой кисейной барышни в мужском костюме.
- Или лакея, - поправил его Виктор, до этого момента молчавший и слушавший разговор, - лакеи, господа, они самые истеричные и брезгливые создания в великосветском обществе. Поэт из лакея никакой, но вот претензий на поэтическую натуру, у них немерено.
Он помолчал.
- А у меня другой вопрос, - сказал Виктор немного подумав, - кто знал о нашем прибытии? Ходжиева явно, убили в связи с прибытием нашей группы. Все мы приехали разными поездами, из разных городов. Юрий — с Кавказа, Николай — из Харьковской губернии, а меня командировали из Петербурга. Ни в Тифлисе, ни в Харькове, никто не знал о целях вашей поездки сюда. Да вы и сами не знали, зачем сюда едете. Но о том, какое расследование нам предстоит вести, знали в Петербурге. Однако тут, всякие подозрения сразу же отпадают. Уровень посвящённых в подробности расследования настолько высок, что им легче было вызвать Ходжиева в Петербург и, например, обвинив его в шпионаже — арестовать и приговорить к расстрелу. Причём, все основания, я скажу вам, действительно существовали. Смерть Ходжиева, ни много, ни мало, но оправдала подполковника перед Отечеством. Кто мог знать в Двинске о нашем прибытии? Мой разговор с Тумановым, состоялся за два часа до обнаружения тела, но доктор настаивает, что подполковник был убит по меньшей мере вечером, может даже ночью. И убит был не там, где тело было обнаружено.
- Есть ещё вопрос, - сказал де Роберти, - если подполковник был убит вечером, ну пусть и ночью, то можно сделать вывод, что убийц проинформировали заранее о нашем прибытии? Либо, кто-то опознал меня… - он подумал, - хотя, я не исключаю, что никто никого не информировал. Могли просто заметать следы, - посмотрел он на Виктора.
- Могли, - кивнул в ответ Виктор, - но отбрасывать версию не стоит. Будем считать, что о нас знают больше человек, чем один генерал Туманов. Что до окружения Ходжиева, - подумал он, - раз уж ты, Николай, начал знакомиться с приближёнными убитого подполковника, то, наверное, встреться ещё раз с Семёновым, сообщи ему прискорбную новость и посмотри на его реакцию. А заодно, познакомься с капитаном Любошевым. Что-то подсказывает мне, что не был таким уж монахом, этот таинственный подполковник без головы. И кстати, что сообщил, кроме своего восхищения, Семёнов?
- Интересного для нас, я бы сказал, что мало, - ответил де Роберти, - однако, в биографии у Ходжиева существует один не совсем привлекательный, как для его положения, факт. В пору своей службы на Кавказе, Ходжиев избил какого-то прапорщика. Прапорщик, якобы проворовался. Ходжиев избил его так, что его даже хотели отдать под суд, и суд грозил обоим, но что-то не срослось. Прапорщик подал в отставку и на этом дело завершилось.
- А Ходжиева не судили за произвол? - удивился Виктор.
- А вот этого, - вздохнул де Роберти, - Семёнов мне и не поведал.
- Да, - подумал Виктор и посмотрел на Неклюдова, - знать сильно перепало тому прапорщику. Ходжиев, если верить доктору, обладал богатырской силой. В общем, Юра, направляйся в штаб и запроси всё, что у них есть на Ходжиева.
- Хорошо, - кивнул Неклюдов, - может стоит дать телефонограмму в полк, где Ходжиев до этого служил?
- Не думаю, что в том полку будет до него, - подумал Виктор, - но попробуй. Так, или иначе, этого прапорщика надо выдернуть даже с другого конца света. По крайней мере для того, чтобы не отвлекаться на версию, что это мог сделать он…
Неклюдов сидел на жёстком стуле, в огромном кабинете, который когда-то был танцевальным залом, рассматривая в зеркале своё отражение.
- Кому пришла в голову идея, чтобы разместить особый отдел военного округа, пусть даже и в военное время, в танцевальных классах? - рассмеялся в душе Неклюдов.
Он представил, как благородные девицы, тут, в этом самом кабинете, ещё два года назад, учились позам, движениям, манерам и поймал себя на мысли, что нравится представлять вокруг тени из прошлого. Неклюдов даже подумал, что слышит их голоса.
Но, вместо голосов теней из прошлого, послышался голос усатого штабс-капитана, по-кошачьему тихо вошедшего в этот огромный кабинет.
- Вот всё что есть на подполковника Ходжиева, - положил на стол, перед Неклюдовым, толстую папку усатый штабс-капитан, - что могу сказать? - добавил он, - несёт он службу исправно. Как там у Пушкина? На службу не напрашивается, от службы не отговаривается!
Штабс-капитан помолчал, глядя на то, как Неклюдов пододвинул к себе папку и раскрыл её.
- А что случилось? - спросил штабс-капитан словно невзначай.
- Его убили, сегодня ночью, - ответил Неклюдов, посмотрев на штабс-капитана.
- Батюшки родныя! - воскликнул штабс-капитан в ответ, - вот так вот… - вздохнул он, - а нам ещё плюют во след, мол - «тыловые крысы!». Ели уж обер-офицеров убивать начали, то что про нас говорить? Царствие Небесное… - он глянул на Неклюдова, - а как же ж так? Кто? За что?
- Разбираемся, - вздохнул Неклюдов, просматривая дело Ходжиева.
Он перелистнул несколько страниц, бегло просмотрел послужной список и глянул на штабс-капитана.
- А где Ходжиев был ранен, вы не в курсе? Я не вижу тут никаких документов из госпиталя, кроме того, что он в Маньчжурии переболел холерой.
- Ну да, холерой, - улыбнулся штабс-капитан, - но чтобы подполковник был ранен, я об этом никогда не слышал. Как там называют таких? Заговорёнными?
- Это уж, с какой стороны посмотреть, - проговорил Неклюдов и продолжил читать дело.
Тянулись минуты. Ходики, с громкостью метронома, отсчитывали секунды. Наконец, Неклюдов положил дело на стол и вытащил из него фотографию.
- Могу я взять это? - показал он фотографию Ходжиева штабс-капитану.
- Конечно, - улыбнулся штабс-капитан, пожав плечами, забирая обратно дело, - только не забудьте вернуть, - подумал он, - знаете ли, родным будет приятно получить фотокарточку мужа и отца… вместе с похоронной.
- Он не разводился с женой? - спросил Неклюдов.
- Ну что вы? - ответил штабс-капитан, - она ему часто писала, я передавал письма через его помощников, но, как я понимаю, писать ответы подполковник не любил…
Де Роберти, засмотревшись на то, как местная барышня чинно прогуливалась вдоль забора интендантской части, наступил в лужу, тихо выругался и сделав шаг назад, едва не сбил с ног выходившего из ворот унтера, чем вызвал смех той самой барышни.
- Смотри куда прёшь, - выругался уже унтер, но тут же вытянулся смирно перед де Роберти, - виноват, ваше благородие! Не признал! Ей Богу не признал!
- Вольно, - проворчал в ответ де Роберти, на мгновение задумался и посмотрел на унтер-офицера, - а скажи-ка мне милок, тут ли нынче капитан Любошев?
- Так точно, ваше благородие! Где ж ему ещё быть? - козырнул унтер-офицер, - прикажете позвать?
- Прикажу сопроводить, - вздохнул в ответ де Роберти.
- Как скажете ваше благородие, - ответил унтер-офицер, - следуйте за мной.
Де Роберти пошёл за унтер-офицером.
Пройдя через двор, они свернули за угол стоящего во дворе, двухэтажного дома. Там, за углом, на другом конце торца дома, де Роберти увидел ещё один вход с крыльцом, над которым развивался наспех прикрученный к деревянному козырьку флаг. Пройдя несколько шагов, они услышали выстрел.
- Что за… - на мгновение остановился унтер, но де Роберти не дал ему опомниться.
- За мной! - крикнул де Роберти, выхватив наган из кобуры и бросился к крыльцу.
Унтер, со всех ног рванул за ним.
В этот миг, на крыльце показался офицер. Глянув на бегущих к нему де Роберти и унтера, офицер замешкался, так же выхватил наган, и сиганув через перила скрылся за углом.
- Это кто?! - спросил у унтера де Роберти.
- Усы вроде Любошева! - крикнул в ответ унтер.
- Ясно, за мной! - ответил де Роберти и погнался за офицером.
- Любошев — стой! - забежал за угол де Роберти, - стой, кому сказал!
В ответ, офицер развернулся и выстрелил три раза подряд в бегущих следом.
Увернувшись от пуль, де Роберти упал на землю и выстрелил в ответ, наугад, убив офицера наповал.
- Ваше благородие… вы убили его… - подбежал унтер к де Роберти и помог ему подняться.
- Где этот чёрт? - встал де Роберти и не дожидаясь ответа быстро направился к убитому им офицеру.
- Это не Любошев… - подошёл следом и встал рядом унтер.
- Я вижу… - ответил ему де Роберти, рассматривая труп, - это штабс-капитан Семёнов, но почему-то с погонами капитана.
- Да Бог с Вами, ваше благородие! - воскликнул унтер, - какой же это штабс-капитан Семёнов! Мы своих офицеров знаем! А этот, за четверть часа до Вас сюда явился!
- Вот как? - удивился де Роберти и обернувшись, увидел приближающихся двух солдат и офицера.
- Это кто такой, господа? - кивнул де Роберти на труп.
Офицер подошёл, остановился и посмотрев на убитого, глянул на де Роберти.
- Вы кто? - кивнул он де Роберти.
- Капитан Николай де Роберти, военная разведка, - показал де Роберти удостоверение офицеру, - а это — кто? - указал он на труп.
- Он зашёл, представившись капитаном Сергеем Колосовым, - ответил офицер, - курьером из штаба округа. Потом, мы услышали выстрелы. Один глухой, и четыре, как я понимаю, ваших.
- Три из них — были сделаны им, - кивнул на труп де Роберти, - кто убит первым, глухим? - спросил он.
- Капитан Любошев, - ответил офицер, - его труп лежит в кабинете подполковника Ходжиева.
- А где штабс-капитан Семёнов? - спросил де Роберти.
- Господин капитан, - вздохнул офицер, - тут такое дело… - подумал он, поправляя фуражку и посмотрел на де Роберти, - дело в том, что никакого штабс-капитана Семёнова — не существует. Это вымышленное лицо, и под его именем выступали разные офицеры, солдаты и даже гражданские, направляемые с особыми поручениями подполковником Ходжевым.
- Но я ведь с ним, - кивнул де Роберти на труп, - встречался на квартире штабс-капитана Семёнова!
- Я знаю об этой квартире, - ответил офицер, - на ней квартировался сам подполковник Ходжиев.
- Понятно, - вздохнул де Роберти, - прикажите поставить караул на месте убийства и здесь. И распорядитесь ничего не трогать, до окончания следственных действий.
Он поправил куртку и осмотрелся, потом глянул на унтера.
- Раз уж так получилось, что Вы мой сопровождающий, - сказал де Роберти, - я отдам Вам распоряжение. Срочно отставьте все дела, направляйтесь по адресу, который я Вам укажу. Там разыщите полковника фон Готта…
- А кто такой полковник фон Готт? Германец? - удивился офицер.
- Вот германец, - кивнул на труп де Роберти…
Труп Любошева лежал лицом вниз, в луже крови. Пуля пробила Любошеву голову, войдя в затылок и вылетев из правого глаза.
Виктор присел над ним, несколько минут смотрел на убитого и после, встав, прошёлся к письменному столу, стоящему возле стены.
- Ходжиев был настолько неосторожен, что хранил документы просто в письменном столе? - присел он за стол и посмотрев на открытые выдвижные шкафчики стола, глянул на офицера.
- Подполковник считал, что сейф может вызвать лишний интерес, - ответил офицер, - сейф ведь, знаете сами, всегда вскрывают первым.
- Ну, я могу поздравить, - ответил Виктор, - сейфа и не понадобилось. Стол вычищен подчистую. Документов нет, - он снова посмотрел на офицера, - чем занимался подполковник в последние месяца два? Ну, по крайней мере — в последние две недели? Ведь стояла же перед вашей частью, какая-то задача?
Офицер подумал.
- Совершенно верно, - ответил он, - мы готовились принять эшелон с новыми защитными специальными средствами.
- Вы говорите о противогазах? - уточнил Виктор.
- Да… - растерялся офицер, больше задумавшись чем испугавшись, - и не только. Ещё маски какие-то, для защиты от химического отравления… - подумал он.
- Вы хотите сказать — респираторы? - поправил его Виктор.
- Именно! - даже обрадовался офицер, - эти новые названия… совершенно вводят меня в ступор. Прошу простить.
- Не оправдывайтесь, - ответил Виктор и посмотрел на кабинет.
- Ну, убийца был не один, - сказал он, глянув на де Роберти, - скорее всего, тот убитый, которого вы с унтеро-офицером пристрелили, просто отвлекал внимание на себя. Ведь при нём ничего нет? А в рабочем столе, в кабинете начальника, не может оказаться совершенно пустым место, назначенное для хранения важных документов! Тем не менее — тут тоже ничего нет!
Виктор взялся за ручку выдвижного ящика, вытащил его и положив на стол, указал на врезной замок.
- Ходжиев не был дилетантом. Замок — английский, вскрыть его скрепкой, и даже отмычкой, весьма проблематично. Так что, дубовый стол вполне заменял сейф. Но он — пустой.
Виктор вставил выдвижной ящик обратно.
- Пока гнались за лже-Семёновым, его подельник, спокойно забрал документацию и вынес её в неизвестном направлении.
- На территорию части, - подумал офицер, - за последние два часа вошли два человека. Это ваш капитан, - кивнул он на де Роберти, - и тот самый, которого он убил. Это что же получается? В части находится германский шпион?
- Получается так, - вздохнул Виктор, - только находится ли он тут до сих пор — вопрос спорный, - он посмотрел на офицера, - я не думаю, что он стал дожидаться нас. Он прекрасно понимал, что последуют облава и обыск. Но мы, как раз не будем устраивать ни того, ни другого.
- Но что прикажете делать? - удивился офицер.
- У убийцы есть свой человек на территории части, - ответил Виктор, посмотрев на офицера, - он и вынес ему документы. А тот который валяется за углом, скорее всего обычный связной.
Он встал.
- Прикажите грузить тело капитана для отправки в мертвецкую.
- А что делать с трупом шпиона? - кивнул в сторону офицер.
- Для начала, надо его внимательно осмотреть, - ответил Виктор, - тут мы ничего уже не найдём, - он снова глянул на офицера, - ни улик, ни зацепок, ни подсказок. По всему видно, что работал профессионал. Кабинет следует опечатать. А лучше, опечатайте всю секцию. Хотя… - подумал он, - не думаю, что они могут сюда вернуться. Я бы, на их месте, ещё долго не совал сюда носа.
За углом, возле трупа, стоял караул. Солдат курил молча, поглядывая на убитого накрытого старым рваным покрывалом.
Когда подошли офицеры, он словно по команде, так же молча отошёл, не выбрасывая папиросу.
Виктор нагнулся и откинул покрывало с трупа.
- Поразительно, - сказал он, - грудь в крестах, а все три выстрела, как будто по заказу «за молоком отправил», - Виктор присел и посмотрел на де Роберти, - мне кажется, Николай, он не хотел тебя убивать. Если, конечно, это не переодетый штатский. Или у него не было команды в тебя стрелять. Или — была команда, что в тебя именно — стрелять нельзя.
- Если предположить, что он просто промахнулся? - спросил де Роберти.
- Почему ты так думаешь? - усмехнулся Виктор и вытащив наган из руки убитого, разжал ему палец, - смотри, на фаланге пальца характерная мозоль. Такая же у тебя, и у меня, и у любого кто несёт службу хотя бы полгода. Ему часто приходилось стрелять.
- Почему же он в меня не попал? - спросил де Роберти.
- Ответ очевиден, - ответил Виктор, - значит мы вполне вписываемся в планы иностранной резидентуры, и резидент, каким-то образом, собирается нас использовать в своей игре. Для этого, мы все нужны ему живыми.
- А этого, стало быть, резидент решил списать? - спросил де Роберти.
- Сейчас поймём, - встал Виктор и кивнул солдату, - что там дальше, господин рядовой? Там тупик, или есть запасной выход?
Солдат замялся.
- Да как сказать, вашбродь? - пожал плечами солдат, - забор там и так хилый. Может кто дыру сделал? Прикажете проверить?
- Не надо, - покрутил головой Виктор, - сейчас сам проверю.
Он прошёл дальше, до конца тупика.
В глубине тупика, Виктор увидел приставленную к кирпичному забору деревянную лестницу. Забравшись по ней, Виктор вылез на забор, за которым начинался переулок.
- Вот тебе и секретный объект, - покачал головой Виктор, слез обратно и вернулся назад.
- Прикажите так же грузить и этого убитого, - кивнул он офицеру.
- А что там? Действительно дыра? - спросил офицер, указав взглядом в конец тупика.
- Там проходной двор, - усмехнулся горько Виктор и поправив фуражку, направился к выходу…
Генерал Туманов, выслушав доклад Виктора, встал со своего места, прошёлся к окну заложив руки за спину, посмотрел на улицу и покачал головой.
- Только отставка, господа офицеры, - посмотрел он на Виктора, Неклюдова и де Роберти, сидящих напротив и наблюдающих за его движениями, - после такого позора, я не имею морального права командовать округом. Убиты два лучших моих офицера, в распоряжение к врагу попали секретные документы со всеми данными современных средств защиты, на передовую отправлена груда металлолома, предназначавшаяся к переплавке, а новейшие орудия — ушли в мартеновские печи! За это, кто-то должен ответить. И лучше, я предстану перед военным трибуналом, чем буду жить покрытый позором и дурной славой.
Он помолчал, снова посмотрел в окно и вернувшись на своё место, сел облокотившись на стол, опустив голову.
- Ваше высокопревосходительство, - ответил ему Виктор, - не думаете ли Вы, что мы поверим в Вашу вину? Хотите знать моё мнение?
- Извольте, полковник, - вздохнул Туманов.
- Противник желает обезглавить вверенный Вам округ, - сказал Виктор, - деморализовать командование, и Вас в том числе. Давайте, не будем удовлетворять его?
- Полностью с Вами согласен! - вздохнул, приободрившись, Туманов, - ну так и что мы можем ему противопоставить? Назначение нового начальника интендантской службы, которому нужно несколько месяцев, чтобы войти в курс всех дел?
- Давайте разберёмся со старым? - ответил Виктор, - капитан Неклюдов сегодня ознакомился с делом подполковника Ходжиева. Мы обнаружили кое-что из того, что заслуживает нашего внимания.
- И что же? - посмотрел на Неклюдова Туманов.
- Ваше превосходительство, - начал Неклюдов, - при осмотре тела Ходжиева, доктор заметил особенности телосложения и дефекты, которые могут присутствовать исключительно у кавалериста после долгих лет службы.
- Но как это возможно? - удивился Туманов, - не мог же труп, ему рассказать свою биографию?
- Это с какой стороны посмотреть, - кивнул Неклюдов, - особенности телосложения убитого, указывают именно на военного кавалериста. Убитый не просто служил, но и даже участвовал в боях. Мощная, хорошо разработанная правая рука, особенное искривление ног, слаженность таза. Опытный глаз, легко отличит кавалериста от пехотинца. Кроме того, на трупе присутствует шрам от тяжёлого ранения. Убитый, был ранен несколько лет назад. Удар саблей был нанесён в область рёбер, с правой стороны.
- Ну, Ходжиев был человеком военным, принимал участие в боях… - подумал Туманов, - он действительно попадал в госпиталь, в Маньчжурии, и пребывал там на излечении довольно долго. Что Вас насторожило, господин капитан?
- Ходжиев принимал участие в боях, - согласился Неклюдов, - но его нахождение в госпитале, было связано не с ранением, а с заболеванием. Он лечился от холеры. И в деле, отсутствуют любые упоминания о каких-ибо ранениях, хотя это обязательные записи. Но самое главное, подполковник Ходжиев ни дня не служил в кавалерии! Он был артиллерийским офицером, командиром батареи береговой охраны!
- Ну, может личное увлечение? - спросил Туманов, подумав.
Неклюдов протянул ему фотографию.
- Вы знаете, кто это?
- Впервые вижу, - взял фотографию Туманов, посмотрел на неё и вернул Неклюдову, - кто этот офицер?
- Это и есть подполковник Ходжиев, - ответил Неклюдов, - только настоящий подполковник Ходжиев, а не тот, который его именем и чином представился Вам.
- Быть такого не может, - растерялся Туманов, - но кто же тогда… кто же тогда служил у нас, под именем подполковника Ходжиева?
- Не удивительно, что он никому не показывался, - взял фотографию Виктор, - агентура не смогла заменить фотографию в личном деле. Да и сослуживцы, которые знали настоящего подполковника Ходжиева, легко могли его разоблачить. Даже телосложение совершенно иное. Труп, который был обнаружен крестьянкой, весьма грузного, и я бы сказал, что мощного человека. А тут, - вернул он Неклюдову фотографию, - довольно стройный человек, вполне непримечательный, невысокого роста и интеллигентного вида.
- Его авантюра со штабс-капитаном Семёновым, ваше превосходительство? - спросил де Роберти, - Вы были в курсе, что никакого штабс-капитана Семёнова, не существует?
- Ну если рассматривать того офицера, - ответил Туманов, - который выдавал себя за подполковника Ходжиева, иностранным шпионом, то его выбор на фамилию Семёнов пал вовсе не случайно. Ходжиев имел доступ к спискам всех офицеров округа, командующих подразделениями от батальона и выше. И в округе, действительно служат несколько офицеров с фамилией — Семёнов. Трое из них, действительно штабс-капитаны. Согласитесь, трудно что-либо заподозрить. А начнёшь разбираться, то и уличить не получится. Телеграфируют в штаб округа с целью проверки, а такой офицер действительно есть! Но кого же вы застрелили сегодня?
- Документы при нём были, - ответил де Роберти, - согласно документов, убитый - капитан Сергей Васильевич Колосов, преподаватель курсов в школе прапорщиков. Все печати и бланки, что самое интересное, подлинные.
- Да уж… - подумал Туманов, - всё бы ничего, но только упомянутый капитан Колосов, уже десять лет как почиет в земле. Умер. К слову, от той же холеры, от которой лечился Ходжиев, - он посмотрел на де Роберти, - а что ему было нужно в интендантской части?
- Караул он прошёл вполне легально, - ответил де Роберти, - под предлогом, что прибыл оформлять заявку на обмундирование, для слушателей нового курса. Так нам указали караульные, в своих объяснениях. Разумеется, его направили к Любошеву, так как Ходжиева на месте не было, по известной причине. На территории части, его ожидал подельник. Вместе с подельником, они вдвоём зашли в кабинет к Ходжиеву, где в то время находился капитан Любошев, при исполнении обязанностей начальника интендантской части. Капитана они застрелили, и судя по всему, с ними обоими он был прекрасно знаком.
- Почему вы так думаете? - спросил Туманов.
- Капитан Любошев, был убит на своём посту, выстрелом в затылок, - ответил де Роберти, - и так же как и Ходжиев, Любошев не сопротивлялся. Следов борьбы нет.
- А что было потом? - снова спросил Туманов.
- Дело в том, - вздохнул де Роберти, - что буквально с утра я встречался с убитым шпионом. Встреча была на квартире, которую снимал Ходжиев на имя штабс-капитана Семёнова. Именно туда я и направился, чтобы пообщаться с этим Семёновым, которого, как выяснилось позже, не существует в природе. Там я столкнулся с тем самым шпионом, которого мне довелось сегодня застрелить. Он представился мне штабс-капитаном Семёновым. Мы с ним имели довольно непродолжительную, но весьма занимательную беседу. А в части, он скорее всего обеспечивал прикрытие убийце, когда заметил меня и того унтер-офицера, который меня сопровождал к Любошеву. Произошло это ровно в тот момент, когда убийца выстрелил в затылок капитану. Другими словами, моё появление сбило их планы. Этот Семёнов, с документами Колосова, не нашёл сделать ничего лучшего, чем отвлечь на себя наше внимание и мы, разумеется пустились за ним в погоню, во время которой его пришлось застрелить.
- Раз он убегал, - подумал Туманов, - значит он знал куда бежать?
- Совершенно верно, - ответил Виктор, - в интендантской части он был не один раз, прекрасно знал все входы и выходы и скорее всего, именно переулком убийцы и хотели уйти. Тут интересно другое. Во-первых, раз он так смело пожертвовал собой отвлекая внимание на себя, значит он не был главным в их группе. Главному, он как раз дал уйти, спас его от задержания. Во-вторых, за время нашего присутствия, из части никто не выходил и тем более — никто ничего не выносил. Соответственно, главный либо служит в части, либо он вхож в интендантскую часть, по крайней мере, в доступе на важнейшие объекты округа он препятствий не имеет.
- Ну, - вздохнул Туманов, - тут вариантов может быть много. Убийца мог спрятаться в части, и если он там служит, то почему он должен вызвать? Его ведь принимают за своего? А если он имел бы доступ на важнейшие объекты округа, то прибытие такого начальника было бы вами несомненно замечено, уж не говоря о том, что такая персона была бы просто на виду! Она не смогла бы пробраться в часть незаметно! А выйти он мог и после вашего убытия. Что до выноса документов, то кто сказал, что убийцам нужны были все документы? Ненужные бумаги, они могли сжечь в печи, или даже просто выбросить как мусор. Что же до нужных им, то если они умещаются в одну папку, её ведь можно легко спрятать под мундиром, например? Вряд ли его подельник, убивший Любошева, рядовой. Не думаю, что простой солдат мог так вольготно чувствовать себя рядом с офицером, что тот даже позволил ему подойти к себе со спины! Но если даже и мог бы, то просто так выйти из части, без предварительного разрешения начальства, не так-то просто! Искать надо, как минимум прапорщика, если мы ищем военного!
- Ну да, - подумал де Роберти, - Ходжиев не имел ни денщика, ни ординарца, который мог бы беспрепятственно зайти к нему в кабинет в его отсутствие.
- Откуда Вам это известно, что Ходжиев не имел ординарцев? - спросил Туманов.
- Мальчишка сказал, обувщик, - ответил де Роберти, - живёт рядом с квартирой, которую снимал Ходжиев. Говорит, что никогда не видел, чтобы у офицера, что живёт рядом с ним, был денщик.
Он посмотрел на Виктора.
- Разреши, я проведу обыск на квартире у Ходжиева? Вот чует моё сердце, что не просто так этот Колосов туда приходил.
- Да, про квартиру-то мы впопыхах забыли, - согласился Виктор, - но обыск пусть проведёт Юра, - глянул он на Неклюдова, - ты мастер увидеть то, чего не замечают другие. Вот и нагрянь туда, - кивнул Неклюдову Виктор, - только по-тихому. А заодно поспрашивай у того мальчишки не о том, чего он не видел, а о том, что он видел, - Виктор помолчал, подумал и снова посмотрел на Неклюдова, - в деле есть упоминание о том случае с прапорщиком, о котором говорил убитый шпион?
Неклюдов достал блокнот, раскрыл его и вздохнув, начал читать как сухую сводку.
- Прапорщик Валентин Аполлинариевич Васильев, 1885 года рождения, уроженец Ярославля, холост, далее — адрес домашний и адрес нынешнего места службы, - он посмотрел на Виктора, - подробностей о случившемся инциденте в деле нет, но этот Васильев сейчас служит в Вильно, командует сапёрным взводом и пребывает в чине подпоручика. Это всё что на него есть.
Виктор подумал.
- Вот и хорошо, - кивнул он и глянул на де Роберти, - вот ты, Николай, как мастер развязывать языки, и отправишься в Вильно. Давайте теперь приведём в порядок всё что имеем? И так, - подумал он, - единственная зацепка, которая у нас была, это некто, представлявшийся капитаном Колосовым. Он убит. Капитан Любошев — так же убит, при чём у нас под носом. Похищены документы, скорее всего касающиеся средств химической защиты. Человек представлявшийся подполковником Ходжиевым, так же оказался либо самозванцем, либо авантюристом или иностранным шпионом, либо патриотом, которому попали в руки документы настоящего Ходжиева. Решив начать жизнь с нового листа, он геройски погиб от рук иностранных шпионов. Нёс службу через чур безупречно. Был бы продажным — остался бы жив.
Виктор вздохнул.
- По крайней мере, мы можем предположить, что противник готовит химические атаки на отдельных участках фронта, за снабжение которых отвечает Двинский округ, - он посмотрел на Туманова, - они препятствуют поступлению на фронт противогазов и респираторов, ваше высокопревосходительство, а также их интересуют разработки наших изобретателей в области химической защиты.
- Так просто? - усмехнулся Туманов, - но не считают же они, что мы не обратим на это внимание? Да и что такого в этих наших противогазах, что отличало бы их от германских настолько, что даже документацию на них надо было похищать? Куда проще, пустить эшелон под откос, или устроить пожар на складе у того же Ходжиева! Сгорело бы всё! И противогазы, и документы к ним!
- Противогазы, - ответил Виктор, - пока что выпускают не заводы, а мастерские, которые можно по пальцам перечесть. А респираторы, так те вообще шьются мастерицами, едва ли не на дому под заказ. Зато у немцев, всё поставлено на конвейер. И где-то, наши добровольные общества да доброволицы, девочки-гимназистки трудящиеся на нужды армии безвозмездно, денно и нощно, видать обошли германскую науку, и сотворили что-то лучшее, чем все германские лаборатории вместе взятые.
- Вот тебе и девочки-гимназистки, вот тебе и благородные девицы! - оживился Туманов, и даже улыбнулся, - получается, они ковчег строят для наших солдатиков, господа офицеры! То, что было похищено — врагу не должно попасть! Это, понимаете ли, достояние Отечества нашего! Достояние науки достойное! Нет уж, для германского солдата наши доброволицы трудятся! Я не знаю, решится ли нелюдь использовать отравляющий газ против людей, но ежели она его использует, погибнет много безвинных душ. Из-под земли достаньте этого убийцу. И прошу вас, господа, я хочу взглянуть в его глаза тогда, когда он ещё будет жив.
- Операция «Ковчег», - кивнул Неклюдов.
- Так и назовём, - вздохнул Туманов вставая из своего кресла…
Глава 6
Затянувшись табачным дымом, откинувшись в мягком кресле и поглядывая на певичку на небольшой, грязной, но ярко украшенной сцене, прапорщик Васильев размечтался и даже забыл о войне.
Певичка напевала что-то или французское, или итальянское, но с жутким местным акцентом. Хотя, её голос был вполне пристойный. Не писклявый, не дрожащий, не прокуренный. Можно было ей пожелать выступлений в театре, если бы не её непривлекательная внешность.
- С таким бы голосом «Чубчик кучерявый» петь, - подумал, или даже проворчал Васильев, отпил из бокала глоток игристого вина и хотел было позвать официанта, - человек! - даже крикнул он, но оглянувшись, вдруг увидел, что официантов в зале нет, посетители в основном пьяны, а вокруг стоит такой дым, что «хоть топор вешай».
Васильев одним махом осушил бокал и хотел было встать, чтобы уйти. Но офицер, тут же подсевший к нему, улыбнулся и приветливо кивнул.
- Отдыхаете, подпоручик? - улыбнулся ему человек.
- А… - растерялся Васильев и снова плюхнулся в кресло, - с кем имею честь?
- Ой да ладно Вам, - снова улыбнулся человек, - ну почему просто, не решить вдруг, что к Вам присоединился такой же точно скучающий офицер? - он посмотрел на сцену, где певичка начинала новую песню, более живую и весёлую, чем предыдущая.
- Пианино немного фальшивит, - снова повернулся он к Васильеву, - не находите, Валентин Аполлинариевич, что этот ресторан, всё больше начинает напоминать солдатский кабак?
- Вот как? - удивился Васильев, - Вам и имя моё знакомо? С чего бы это вдруг, я стал такой популярной личностью, что меня в кабаках начинают узнавать незнакомцы? Извольте объясниться!
- Ну полно Вам, - вздохнул офицер, - я же не спрашиваю у Вас ничего, по крайней мере — пока что?
- А есть какой-то интерес к моей персоне? - усмехнулся в ответ Васильев, - я просто офицер, который нашёл свободный часик, чтобы осушить бокал вина в таком вот, дешёвом, - окинул он взглядом зал ресторана, - заведении. А кто Вы, извольте поинтересоваться?
- Капитан Николай де Роберти, - кивнул офицер, - для Вас, можно просто — Николай. Поверьте, я Ваш друг и хотя мы незнакомы, можете мне доверять.
- Как я понимаю, - вздохнул Васильев, - рассматривай Вы меня не как друга, то разговор бы прошёл в другой обстановке и при иных обстоятельствах?
Де Роберти, молча кивнул в ответ.
- Ну так, чего угодно господину капитану? - спросил Васильев, приготовившись слушать.
- Чудесно, - улыбнулся де Роберти.
Он снял фуражку, положил её на стол и посмотрел на Васильева.
- Вам говорит, ну хоть что-нибудь, фамилия Ходжиев? - спросил он у него, пристально, с улыбкой, глянув в глаза.
- Неужели тем случаем, хоть кто-то заинтересовался? - усмехнулся Васильев.
- Даже очень, - кивнул де Роберти, - и Вы можете говорить смело, не опасаясь мести со стороны Ходжиева. Он мёртв.
- Вот как? - удивился Васильев, поправил воротник и даже усмехнулся, - а что с ним стряслось?
- Ему отрубили голову, - ответил де Роберти, посмотрев на Васильева, - а вот что именно с ним стряслось, это мы и пытаемся понять.
- Ужас какой, - сглотнул Васильев сухой ком, подступивший к горлу, - конечно… - проговорил он ошеломлённо, - Ходжиев был ещё тот негодяй. Я бы его назвал иначе — Гад Джиев. Но даже он не заслуживал такой участи. А что Вам известно о том случае?
- Ну, - подумал де Роберти, - мы располагаем информацией, что Ходжиев был очень крут нравом, влиятелен и прибегал к рукоприкладству, в частности, что он будто бы, Вас избил.
Васильев рассмеялся.
- Господин капитан! Кроме погон, которые опорочил этот негодяй, он никакими признаками влияния не обладал! И крутой нрав, поддерживался не его авторитетом! А капитанским просветом на погонах, перед которым нижние чины, по незнанию, или из уважения к уставу, как в моём случае, поневоле отступали. Что до рукоприкладства, то я не знаю, ударило ли хоть кого-нибудь в своей жизни, это жалкое существо.
- А почему именно он был негодяем? - спросил де Роберти.
- Ну, если Вы нашли меня, - усмехнулся горько Васильев, - то наверняка знаете об инциденте, который случился между нами несколько лет назад.
- Расскажите подробнее? - спросил де Роберти, - что всё-таки произошло на самом деле?
Васильев вздохнул и откинулся на спинку кресла, посмотрев на де Роберти.
- Весной 1913 года, я проходил службу на Кавказе, - ответил он, - надобно сказать, что часть, в которой я служил, не отличалась образцовой дисциплиной и её вообще трудно было назвать армейской. Так, сброд со всех уголков Кавказа. Такое ощущение, что туда направляли самых что ни есть отвратительных личностей. Офицеры — спивались. Кто не хотел опускаться ниже своего достоинства, те спешили писать рапорта о переводах. Ну, думаю не стоит говорить, что командовал этой частью никто-ни будь, а тогда ещё — капитан Ходжиев. Я прибыл туда сразу после училища. Молодой, амбициозный, правдолюб и привыкший переть как на рожон, резать в глаза правду-матку и всегда говорить то что думаю. Умаю, Вы помните, что нас заставляли зубрить этот бредовый «Кодекс Чести Русского Офицера», - посмотрел он на де Роберти.
- Помню, - кивнул де Роберти.
- Бред, который мог быть выдумал идеалистом, никогда не служившим в армии, - проговорил в сторону Васильев и посмотрел на де Роберти, - ну так вот, - вздохнул он, - приключилось у нас, что два унтера, Поясов и Посохов, попались на обыкновенной пьянке в казарме. Поймал я их уже тогда, когда они успели перепиться и даже повздорить между собой. Ну и солдатам, особенно молодым, перепало от них. Что мне делать было? Я запер обоих на гауптвахте, так сказать, до протрезвления.
- Или — для? - уточнил де Роберти.
- Скорее — для, - кивнул Васильев, - но тут прибежал капитан Ходжиев и потребовал немедленно освободить и того, и другого, - Васильев усмехнулся, - видели бы Вы победоносные взгляды этих негодяев, когда они выползали из гауптвахты, едва держась на ногах! Что говорить дальше? Подчиняться мне взвод — более не мог! Для солдат, я теперь стал тряпкой! У меня было такое чувство, что меня с ног до головы, при всём честном народе, окатили помоями, вонючими и долго не смывающимися с мундира.
- Ну, а что было дальше? - спросил де Роберти.
- А что дальше? - вздохнул Васильев, - я написал рапорт о переводе в другую часть. Отказаться выйти на службу я не имел права, но пока решался мой вопрос, я узнал, что и с Поясовым, и с Посоховым, Ходжиев имел кое какие тёмные делишки.
- А вот тут — подробнее, - заинтересовался де Роберти.
- Понимаю, - вздохнул Васильев, - он помолчал и посмотрел на де Роберти, - надеюсь Вы знаете, что опиум — это не только лекарственный обезболивающий препарат, но и сильнейшее средство для расслабления?
- Разумеется, - кивнул де Роберти.
- Ну так вот, - сказал Васильев, - этот негодяй, совместно с этими мерзавцами, наладил продажу опиума, поставляемого в наш лазарет. В результате, половина молодых людей из городка, в котором располагалась наша часть, употребляла этот самый опиум. Конечно, он стал защищать своих подельников! Ведь это была цена его грязной коммерции! Если бы он за них не заступился, то они бы как на духу доложили бы начальству о всех его делишках! И всё бы шло гладко, если бы не помог случай. Однажды, по дороге домой, я поймал такого мальчишку прямо на улице, - Васильев усмехнулся, - бедняга находился под воздействием этого яда и даже не сообразил, чтобы хоть как-то мне солгать, - посмотрел в сторону Васильев и глянул на де Роберти, - подросток честно мне рассказал кто и как ему продал опиум. А я долго не стал думать. Я в тот же час отыскал Ходжиева и съезди ему по морде… - он помолчал, - по наглой басурманской морде. А после, подал в отставку.
Наконец появился официант.
- Человек! - крикнул ему Васильев, - подай ещё вина!
Васильев посмотрел на де Роберти.
- Вот и вся история. И кабы не война, то, наверное, я и не вернулся бы больше в армию.
- А кем Вы служили между событиями? - спросил де Роберти, - между отставкой и войной?
- Школьным учителем, - улыбнулся Васильев, - в Пскове. Родом я из Ярославля, но не так давно, вместе с моей матушкой, после смерти батюшки, мы купили небольшой домик в Пскове. Чудесный, знаете ли, город! - улыбнулся он, - выросший в старинном русском городе, я пристрастился к древностям, а в нём, в Пскове, всё так и дышит древними преданиями!
- Понимаю, - кивнул де Роберти и протянул Васильеву фотографию, взятую Неклюдовым из дела, - это он? - спросил он у Васильева.
- Да, это он и есть, - вернул фотографию Васильев, - Гад Джиев!
ДВИНСК; В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ
На улице, где возле арки обычно сидел мальчик, чистильщик обуви, редко происходило что-то из ряда вон выходящее. И мальчик даже скучал. А если к нему соблагоизволял кто-то подойти, чтобы налакировать штиблеты, или почистить сапоги, то мальчик непременно начинал какую-нибудь интересную беседу, подражая взрослым. Он видел, что обычно, так делают все, кого он знал. И кучеры, и торговцы, и дворники, и даже нищие, которые попрошайничали возле костёла.
Занять клиента разговором, означало – получить лишнюю копеечку. Если клиент оставался доволен не только блестящими на солнце ботинками, но и занимательным рассказом, он никогда не просил сдачи, не ворчал, не ругался если где-то вдруг ботинок был плохо налакирован, или сапог не так уж усердно полировался, как ему хотелось бы, или… в общем, маленький чистильщик знал своё дело.
Когда к арке, что вела во двор, к подъезду в котором мальчик жил, и рядом с которой он и сидел, подкатил автомобиль с офицерами, мальчик весь заёрзал от восторга. Детское любопытство, начало бороться со взрослой ответственностью. Мальчику, одновременно захотелось поглазеть на чудо техники, упросить господ офицеров дать ему покрутить руль и даже прокатиться на автомобиле. И в то же время, мальчик понимал, что ни кручение баранки, ни разглядывание автомобиля, денег не принесут. Единственное, что он мог предложить офицерам, так это налакировать им сапоги до самого блеска.
- Один… два… три… четыре вместе с шофёром, - посчитал выходящих из машины мальчик, - господа офицеры! – позвал их он, - не угодно ли вам начистить ваши сапоги? – и даже обрадовался, увидев, что офицеры сами направились к нему.
Он лихо достал щётку, банку с чёрным кремом и заулыбавшись, собирался уже открыть её, чтобы зачерпнуть щёткой чёрную, приятно пахнущую массу, напоминающую вязкую грязь.
- Здорово, малец! – подошёл, встав прямо над мальчиком, молодой, усатый капитан в жандармском мундире.
Жандармский мундир, к своему ужасу, мальчик распознал только сейчас. Жандармов боялись все. И взрослые, и дети, и нищие, и богатые. При них старались ничего не говорить, в глаза им старались не смотреть, и вообще, мальчик знал, что если где-то неподалёку появляется жандарм, то лучше оттуда бежать без оглядки, но не выдавая страха.
Жандарм не собирался ставить ногу на подставку, а молча смотрел на мальчика.
- Так ты и есть тот самый мальчик, который чистит обувь на этом самом месте, да ещё каждый день?
- Й…. я, господин офицер, - у мальчика вмиг заколотилось сердце, душа упала в пятки, а сам он растерялся. Оглянувшись, мальчик увидел, что два других офицера стоят слева и справа от него, так чтобы он не мог вскочить и убежать. А четвёртый, крутившийся возле машины, сел обратно на водительское место.
- Я ничего не сделал, господин…. офицер… - проговорил мальчик, глядя на жандарма, - если вам угодно, я могу и так, просто безвозмездно, то есть даром, начистить вам сапоги… вам всем… хотите, господа? – сказал он, в надежде услышать слова согласия.
Жандарм вздохнул.
- Ну, по всему видно, что безвинное дитя, - ответил он, - пошли, - кивнул он мальчику.
- Куда? – испугался мальчик и не успел опомниться, как тут же был подхвачен офицерами под руки, буквально поднят над землёй и спешно занесён в арку…
- Мамочка… - хотел было завизжать от ужаса мальчик, но не смог выдохнуть ни единого звука…
Пока его несли через арку, он весь изошёл страхом. Но ещё больше испугался, когда его понесли не домой, а вверх по лестнице, в чужую квартиру, в ту самую, хозяин которой совсем недавно пропал.
С грохотом выломали дверь. Мальчику показалось, что грохот пронзил его насквозь. Он уже не плакал, а только мысленно не-то молился, не-то умолял отпустить его. Но отпускать его, очевидно, не собирались. Занеся мальчика в квартиру, офицеры поставили его посреди комнаты, а сами принялись переворачивать всё что тут было, просто вверх дном.
На мальчика, казалось, никто не обращал внимания. Ему даже стало странно. Он перестал плакать и наблюдал за тем, как работают жандармы. Вытерев слёзы, он посмотрел на вход и увидел, что шофёр, оказывается пришёл следом и сейчас молча стоит на входе и курит.
- Господин офицер… - проговорил тихо мальчик, умоляя того самого, молодого усатого жандарма, - я так переживаю за свои вещи… - опустил он глаза.
- Не украдут, - ответил офицер, поставил табурет и сел напротив мальчика, - ты был раньше в этой квартире? – спросил он.
- Никогда, господин офицер, - испуганно посмотрел мальчик на жандарма.
- Кто тут жил? – кивнул ему жандарм.
- Какой-то господин офицер, - растерянно развёл руками мальчик.
В это время, шофёр тихо присвистнул жандарму.
Жандарм посмотрел на него и молча кивнул…
… Неклюдов прошёл в подъезд, оставив на входе двух солдат и спустился на цокольный этаж.
Постучав в двери единственной квартиры, он подождал, послушал шаги за дверью и постучал уже громче.
Двери открыла женщина с неопрятной причёской, в грязном переднике.
- Чего нужно? – с порога бросила она, но тут же опомнилась, - простите, господин офицер, - состроила она на лице непонятную улыбку, - я думала это наш городовой, опять моего Валдиса погнал с улицы.
- Валдис? Так зовут вашего сына? – кивнул в ответ Неклюдов, - я пришёл поговорить именно с ним, но не застал его на месте.
- Да не мог он никуда уйти, - усмехнулась женщина, - он или дома, или там, - кивнула она в сторону улицы.
- Вы не поняли, - сказал в ответ Неклюдов, - Валдиса на улице нет. Его вещи валяются просто посреди тротуара, а его – нет!
- Пресвятая Дева Мария! – всплеснула руками женщина, - такого никогда не было! – она отпихнула Неклюдова и побежала на улицу…
- Валдис! Валдис, сынок! – закричала она, увидев разбросанные под стеной щётки, крем и перевёрнутую маленькую табуретку, на которой обычно сидел Валдис.
Ей никто не отозвался.
- Вы не видели тут мальчика, лет десяти, - бросилась она к прохожим, - мальчика, светленького, в чёрной курточке, не видели?
Но прохожие, с удивлением приняв её за ополоумевшую или пьяную, поспешили убраться подальше.
- Валдис! – закричала последний раз женщина, будто в никуда и затихла оглядываясь по сторонам в надежде, что сейчас увидит своего, на минутку отлучившегося, сына.
- Мне кажется, - услышала она голос Неклюдова, - Вам лучше вернуться домой.
- Почему? – обернулась женщина, - он нашёлся?
- Да, - тихо сказал Неклюдов, немного помолчав, пряча взгляд, - но прошу Вас, будьте дома, пока мы Вас не позовём.
- Что случилось? – почти прошептала женщина, почуяв неладное.
- Просто будьте с младшими детьми, - ответил Неклюдов и привычно руку ей руку…
Виктор прибыл на место через полчаса.
Глянув на лежащего посреди комнаты убитого ребёнка, он отвернулся, помолчал и пройдя в квартиру, встал возле окна.
- Отсюда видно только двор и больше ничего, - сказал он, - я бы сказал, что это идеальное место для убийства. Будешь кричать – тебя никто и никогда не услышит, - как ты его нашёл? – кивнул он Неклюдову.
- Не найдя мальчика на улице, я направился на нижний этаж, - ответил Неклюдов, - мальчик же живёт… - посмотрел он на мёртвого Валдиса, - жил ведь, там? – указал он взглядом вниз, - мать сказала, что он на своём привычном месте. Я сообщил ей, что её ребёнка на улице нет и пока она ходила проверять, я поднялся в эту квартиру, ради которой сюда и прибыл, и обнаружил дверь выбитой. Войдя, первое на что я наткнулся, это на убитого мальчика.
- Понятно, - кивнул Виктор, - что мать мальчика?
- Уже всё знает, - ответил Неклюдов, - послали за доктором.
- А что говорит дворник? – спросил Виктор.
- Он видел, - подумал Неклюдов, - как незадолго до моего появления, буквально за четверть часа, к арке подъехала машина с военными, один из которых был в жандармском мундире. Они схватили мальчика и поволокли сюда. Дворник, разумеется струсил и не стал поднимать шум. Вмешайся он, мальчик остался бы жив.
- Или дворник, тоже был бы мёртв, - вздохнул Виктор.
- А уехали они, - продолжил, кивнув, Неклюдов, - как раз тогда, когда я спустился на нижний этаж. Солдаты их, понятное дело, выпустили. Четыре офицера! – развёл он руками.
- Всё ясно, - ответил Виктор, - глупейший Устав Внутренней Службы, позволил законно уйти четырём убийцам, прямо у нас из-под носа. Значит они начали маскарад, - вздохнул он и присел над мальчиком, разглядывая его, - испугался он сильно, зрачки расширены и глаза открыты широко, - закрыл он мальчику глаза, - ранение пулевое, - расстегнул он мальчику рубашку на груди и осмотрел рану, - но уж больно аккуратное, как бы из дамского браунинга. Им убить очень трудно, но… - подумал он, - погиб он сразу. Крови почти нет. А значит, это был не браунинг.
- А что же тогда? – спросил Неклюдов.
Виктор посмотрел на Неклюдова.
- Браунингом не убьёшь, - подумал Виктор, - если бы в него выстрелили из браунинга, то малыш был бы ещё жив и сильно мучился. Наверняка, ты услышал бы его крик и первым делом забежал бы в эту проклятую квартиру. А так, крика никто из соседей не слышал, хотя двери были открыты настежь.
Он подумал.
- Дворник заходил в квартиру, после в того как уехали убийцы? – посмотрел он снова на Неклюдова.
- Нет, - покрутил Неклюдов головой, - первым сюда вошёл я.
- Почему же тебя убили? – подумал Виктор, глядя на мальчика, - знать ты ничего не мог, с квартирантом ты не общался, если тебе верить. Что же ты такое видел, чего не должен был видеть?
Виктор встал и снова подошёл к окну.
- Зачем они разгромили квартиру? – спросил Неклюдов, - какой смысл в этом погроме и убийстве безвинного ребёнка?
- Да, - согласился Виктор, - за такое короткое время, что-то найти просто невозможно, если, конечно, не знаешь где оно лежит. Но раз устроили погром, - вздохнул он, - значит им, по крайней мере, нужно было инсценировать обыск?
- Либо, сделать так, чтобы это что-то, найти не смогли мы? – спросил Неклюдов.
- Верно мыслишь, - кивнул Виктор, - у них просто не было времени на поиски того, зачем они приехали.
Он окинул квартиру взглядом.
- Поищите-ка то, из-за чего могли убить маленького Валдиса. Что-то мальчик знал, что мог нам сообщить. А я, пойду пообщаюсь с его матерью…
На нижнем этаже было тихо. Шёпот женщин, сбежавшихся сюда, едва известие об убийстве мальчика разнеслось улицей, прерывался редкими всхлипываниями детей. Женщины толпились в коридоре, и едва Виктор вошёл, они как-то странно замолчали и расступились.
Пройдя тесным коридором, мимо женщин, Виктор вошёл в маленькую комнатку. Комнатушка была заставлена кроватями, стоящими вряд у стены. Напротив них, вдоль другой стены, стояли длинный стол, самодельный шкаф и огромный сундук. Маленькое окошко, почти под потолком, тускло пропускало жёлтые лучики солнца, которые сразу же мешались с жёлтым светом вечно горящей электрической лампочки. Эта электрическая лампочка, была единственным чудом в этой тесной квартирке.
Женщина, мать Валдиса, молча, закрыв глаза лежала на койке и ничего не говорила. Рядом с ней, гладя мамины волосы, пристроился маленький мальчик лет шести. А двое его младших сестёр, испуганно поглядывая на всех, сидели на соседней кровати.
Старая, прокуренная баба, не выпуская папиросу изо рта, как могла отвлекала младших детей, шепча какие-то непонятные слова на местном наречии, больше напоминавшие заклинания ведьмы, если видеть кто их говорит.
Виктор посмотрел на эту бабу, напомнившую ему портового пьянчужку, неопределённого пола. Потом сел на табурет, стоящий возле койки, на которой молча, не глядя ни на кого, лежала мать убитого мальчика.
- Примите мои соболезнования, - тихо проговорил Виктор, решившись с ней заговорить, - мы не успели сюда ровно на пять минут.
- Кому понадобилось его убивать? – приоткрыла женщина глаза, - он никому не желал зла. И, наверное, во всей округе не было более доброго и ласкового ребёнка, чем мой Валдис.
- Это мы и пытаемся выяснить, - ответил Виктор, - и я прошу Вас, помочь нам найти и наказать убийц Вашего сына.
- Что с ними будет? – спросила женщина.
- Их повесят, - спокойно сказал, вздохнув, Виктор, - и я даю Вам слово офицера, что Вы будете свидетельницей их казни.
Он подумал.
- Ваш мальчик, общался с человеком, который жил в той квартире? – посмотрел он на женщину.
- Он со всеми общался, - ответила женщина, - со всеми, кто живёт в нашем дворе. Он не мог иначе, он не мог не общаться и старался всем сделать что-то доброе, чем-то угодить… - она помолчала, - а тот офицер, который жил в той квартире, как-то даже особенно приглянулся ему.
- Что именно Вы имеете ввиду? – спросил Виктор.
- Мой муж, его отец, погиб на фронте, - ответила женщина, - он погиб пару месяцев назад, но успел заслужить все четыре Георгия. Они лежат там, в том самом сундуке, - кивнула она на сундук, - это сокровищница моего Валдиса. Мой мальчик, так гордился своим папой и каждую ночь, тайком доставал Георгиевские кресты и разговаривал с отцом, глядя на них. Он, в каждом человеке в мундире, старался увидеть своего отца, - она отвернулась, - он верил, что все солдаты, такие же, как и его папа. Дворник сказал, что его убили военные? – посмотрела она на Виктора, - неужели, в последние минуты своей жизни, он познал горесть разочарования в своей вере?
- Я думаю, - ответил Виктор, - он сейчас знает правду и его вера сильна как никогда. Ведь он со своим отцом?
- Да, - чуть улыбнулась женщина и помолчала.
Она приподнялась и присев, прислонила голову к подушке, обняв младшего сына.
- Вы спрашивали, про того офицера и как Валдис общался с ним? Валдис часто бывал в его квартире. Офицер учил его читать и писать на нашем родном языке, постоянно угощал какими-то сладостями. И Валдис, как-то проговорился мне, что офицер ему показывал какой-то дивное зеркальце.
- Зеркальце? – удивился Виктор.
- Именно, - кивнула женщина, - как будто зеркальце, но на самом деле- вовсе и не зеркальце. Оно светилось, в нём можно было смотреть двигающиеся смешные картинки с музыкой, и даже слышать голоса людей…
- Этого не может быть, - удивился Виктор.
- Вот и я так сказала ему, - ответила женщина, - я думаю, мой Валдис это просто выдумал. Он боготворил своего старшего друга, вот и придумывал разные небылицы про него. А про зеркальце, он слышал в сказке, которую я ему рассказывала, когда он был совсем маленький.
Вошедший в комнату унтер, прервал их беседу.
- Ваше высокоблагородие, - встал на пороге солдат, - вас срочно зовёт капитан Неклюдов. Вы должны это сами увидеть…
- Вот тебе и зеркальце, - Виктор держал в руках новенький планшет, - и что вы, черти, сюда лезете?
- Я бы тоже подумал, что это зеркальце, - ответил Неклюдов, - кстати, а что это?
Вместо ответа, Виктор посмотрел на унтер-офицера.
- Распорядитесь, доставить мальчика в мертвецкую, - приказал он, - пусть мать выйдет простится с ним. Сами, не теряйте времени. Берите мой экипаж и направляйтесь в интендантскую часть. Там сообщите о случившемся. Мы берём на себя организацию похорон и помощь семье. Интенданты знают, что делать в таких случаях.
- Организацию похорон? – переспросил унтер-офицер, - удивлённо посмотрев на Виктора.
- Отец мальчика, - ответил Виктор, - Георгиевский кавалер, герой войны, погиб на фронте. Мы не уберегли его старшего сына. Давайте не будем бросать на произвол судьбы осиротевшую вдову с маленькими детьми, господин унтер-офицер…
Глава 7
Едва де Роберти сошёл с поезда прибывшего из Вильно, его внимание тут же привлекло несколько офицеров, садящихся на этот же самый поезд, в соседний вагон.
По всему было видно, что посадка была организованной, быстрой и без лишних разговоров. Офицеров явно ждали, а проводник вагона с ними был явно знаком.
- А что, любезный, поезд дальше следует? – подозвал де Роберти проходящего мимо путейщика, - я гляжу, в соседний вагон пассажиров принимают?
Путейщик остановился, посмотрел на де Роберти, глянул на соседний вагон и снова посмотрел на де Роберти.
- Поезд идёт обратно на Вильно, ваше благородие, - пропыхтел, раскуривая папиросу, - а проводники, они сами знаете, корыстный народец.
- Что значит, корыстный? – не понял де Роберти.
- А то и значит, ваше благородие, - ответил, вздохнув, путейщик, поправив фуражку, - раньше порядку больше было. А нынче, как война началась, без билетов садят кого попало. Полтину им сунь, так за полтину и мать родную продадут, ироды.
- Спасибо, любезный, - кивнул ему де Роберти.
Путейщик побрёл дальше, постукивая по стыкам и колёсным парам под вагонами. А де Роберти, немного постояв, не спеша направился на привокзальную площадь.
Почти на ходу запрыгнув в экипаж, де Роберти тут же крикнул извозчику.
- Гони, родимый! – указал де Роберти куда-то вперёд и лихо перескочив на место извозчика, уселся рядом с ним, выхватив бразды…
Извозчик хотел было что-то возразить, но оценив взглядом де Роберти, молча показал – «молчу, молчу…».
Не войдя, а влетев в кабинет к Виктору, де Роберти никого не обнаружил.
Крепко выругавшись, он рванул на себя двери, тут же столкнувшись с Неклюдовым.
- Где вы ходите? – уступив Неклюдову дорогу, спросил как-то возбуждённо де Роберти.
- Я от интендантов, распоряжался насчёт похорон, - ответил равнодушно Неклюдов, - Виктор сейчас в мертвецкой.
- В мертвецкой? – удивился де Роберти.
- Да, ждёт результатов осмотра покойника, - ответил Неклюдов.
- Кто-то умер? – спросил де Роберти, - кто-то… ещё умер?
- Убит, - ответил Неклюдов, - мальчик Валдис.
- Валдис? – не понял де Роберти.
- Мальчик, чистильщик обуви… - сказал Неклюдов сев на стул и раскрыв газету.
Де Роберти почти упал на диван и посмотрел на Неклюдова. Потом глянул на окно. Потом снова на Неклюдова.
- Что, чёрт побери, происходит? – сказал он, - ребёнок-то им, что сделал плохого? – посмотрел он в сторону, - хороший парнишка такой, весёлый… был…
- Был, - вздохнул Неклюдов, - и ввиду своей душевности, вляпался в эту историю. Мы у него нашли один странный предмет, который придаёт делу совершенно иной оборот.
- Что за предмет? – кивнул де Роберти.
- Ну как тебе сказать? – подумал Неклюдов, - из тех, которые ещё не изобрели лучшие умы человеческой науки.
- Опять, - выдохнул де Роберти и сорвав фуражку с головы, швырнул её на диван и исподлобья посмотрел на Неклюдова.
- Не знаю, что там насчёт лучших умов, - сказал он спокойно, - но ребята которые эту штуку приволокли сюда, полчаса назад сели на Виленский поезд, ровно в тот самый на котором я прибыл из Вильно. И все в один вагон. И проводник вагона, с ними, судя по всему, хорошо знаком.
- Вот как? – отложил газету Неклюдов, - ну, поезд уже, скорее всего где-то на пути в Вильно. Сколько он тут стоит? Около получаса? Поскольку этот поезд – экспресс, остановок до Вильно не ожидается.
- Ты хочешь сказать, что мы будем их нагонять верхом? – усмехнулся де Роберти.
- Что скажет господин полковник, - пожал плечами Неклюдов, - не стоит заниматься самодеятельностью, - вздохнул он и снова взялся за газету.
- Мальчишку жалко, - вздохнул в ответ де Роберти, встал и подойдя к окну, закурил папиросу…
В мертвецкой, Виктор сидел на скамье в приёмной и заметно нервничая глядел в пол. Когда вышел доктор, он встал и молча, кивком головы показал, чтобы тот говорил.
- Вот, - протянул Виктору доктор маленький свёрток, - ранение такое, что я бы поверил, что мальчик просто упал и наткнулся на отвёртку, например. Или на длинное шило. Но уж никак не это! – указал доктор на свёрток, в руках Виктора.
Виктор развернул свёрток и увидел маленькую, тонкую пулю.
- Что это? – спросил он, глянув на доктора.
- Это же самое и я хотел бы у Вас спросить, - ответил доктор, - сколько оперирую раненых, сколько извлекаю пули из тела убитых, я не припомню такой пули. Даже дамский браунинг, плюётся более массивными кусками свинца.
- Что Вы можете сказать о том, как умер мальчик? – кивнул Виктор доктору, спрятав пулю в карман френча.
- Мальчик не мучился, умер сразу. И скорее всего, он даже не понял что произошло, - ответил доктор, - и, если, как Вы говорите, стреляли в упор, очевидно, что это был дамский пистолет. Взрослому человеку, для смерти такой пули мало. Но ребёнку её вполне хватило.
- Благодарю Вас, доктор, - кивнул Виктор в ответ и направился к выходу.
- Господин полковник, - окликнул его доктор.
- Слушаю Вас, - обернулся Виктор.
- Есть ещё одна интересная деталь, - сказал доктор, - я, конечно не детектив, но думаю, что мои выводы будут интересны сыщику. Дело в том, что пуля была обработана каким-то веществом. Кровь, попавшая на неё, сворачивается буквально на глазах. Мальчик умер не от пули. Мальчик умер от яда на её поверхности.
- Я понял, - ответил Виктор, снова кивнул и поправив фуражку, вышел…
Вернувшись в штаб округа, Виктор молча достал из кармана пулю и положил её на стол, не снимая перчаток.
- Что это? – кивнул на пулю де Роберти и хотел было её взять.
- Я бы не стал на твоём месте этого делать, - остановил его Виктор.
- Почему? – глянул на него де Роберти.
- Пуля обработана ядом, - ответил Виктор.
- Пуля отравлена? Мальчик был убит отравленной пулей? – отложил Неклюдов газету.
- Доктор сказал, что кровь на ней сворачивается очень быстро, - кивнул Виктор в ответ, - яд, или не яд, но пуля обработана какой-то опасной для жизни гадостью. И раз пулю отравили, перед тем как зарядить в пистолет, значит предназначалась она тому, в кого был направлен выстрел.
- Мальчику? – удивился Неклюдов, - но разве убийцы прибыли не на квартиру к Семёнову, которого, как мы знаем, не существует?
- Давайте исключим все догадки и рассмотрим только то что мы знаем, - сказал Виктор, - мы знаем, со слов дворника, что мальчика насильно заволокли в квартиру к Семёнову, где тут же убили. Так же мы знаем, что мальчик общался с накануне убитым диверсантом, который в свою очередь, порешил капитана Любошева. Мотивы убийства Любошева, честно сказать, мне совершенно непонятны.
- А похищенная инженерная документация на респираторы? – удивился Неклюдов.
- При диверсанте, который представился Колосовым, никаких бумаг обнаружено не было, - ответил Виктор, - о чём это может говорить? Первое, что у него могли быть подельники, ушедшие ранее. Второе, что никакого отношения к похищению бумаг, Колосов не имел.
- Есть и третье, - добавил де Роберти, - что Колосов убил Любошева, как раз за то, что тот передал врагу секретные инженерные бумаги. Не находите, господа, что на версию стоит обратить внимание?
- Стоит, - согласился Виктор, - я тоже об этом думал. Для вражеского диверсанта, Колосов вёл слишком публичный образ жизни. Он спокойно квартировался в центре города, да ещё на квартире, которую снял под именем высокопоставленного офицера. Рискованно для шпиона, согласитесь. Так же, Колосов спокойно ходил улицами, посещал рестораны и военные объекты, общался с другими офицерами и солдатами. Это о чём говорит? Только о том, что документы у него были в полном порядке. Нет, - подумал Виктор, - Колосов не был диверсантом. Колосов мог быть кем угодно, мстителем, подосланным убийцей из охранного отделения, человеком из военной разведки, жандармом в конце концов. Давайте представим такую картину? В военном округе начинает твориться Бог не весть что! Разумеется, всем этим бардаком начинает интересоваться полевая жандармерия и по понятной причине, не спешит ставить в известность командование округа. Мы с вами, сюда прибыли уже тогда, когда дело дошло до Петербурга! Но ведь кто-то же. донёс до нашего ведомства все обстоятельства? Этот кто-то, не был дворником или ветошником! И бабкой с базара тоже не был! Он проводил своё расследование, подключал к делу своих людей, и эти люди выполняли и продолжают выполнять свои обязанности! А он, имеет право и возможности достигнуть Петербурга. Если не он сам, то телеграфные ключи для связи с военной разведкой Генерального штаба у него есть.
- А ведь мы изначально пошли по неверному пути! – отложил газету Неклюдов, встал и подойдя к столу, тронул пулю обломком карандаша, - пока мы гонялись за окружением убитого лже-Ходжиева, которому отрубили голову и выбросили из поезда, шпион преспокойно, нашими руками ликвидирует того, кто подобрался к нему вплотную и уже наступал ему на пятки. Забрасывает Николая аж в Вильно, исключительно для того, чтобы мы убедились в том, что и так было очевидно, что убитый Ходжиев – никакой не Ходжиев. Мы думаем, кто тот здоровяк без головы и ломаем голову себе, чтобы понять, зачем отрубили голову ему. Самый главный вопрос – зачем нам всё это? И вот, убийство мальчика. И опять же – зачем? Очевидно, Виктор, убитый Колосов знал достаточно, для вынесения ему смертного приговора. Хотя, шпион ведь при этом вскрылся, когда убили мальчика. И его мог видеть не только дворник. Мы можем составить его портрет и теперь наверняка знаем, что действует он не один.
- Не можем, - покрутил головой в ответ Виктор, - его публичные дефиле настолько же странны, насколько бесполезны, Юра. Обрати внимание, - Виктор сел на диван, где только что сидел де Роберти, - мальчика просто схватили на улице и проволокли с криком и шумом по его родному двору, подняв переполох и перепугав тех, кто это всё увидел. Мы знаем, что якобы видел один только дворник. Но, остальные свидетели, судя по всему, просто решили молчать. Паренька затянули в чужую квартиру и просто убили. Ты не хочешь спросить, зачем было устроено всё это представление?
- А действительно, зачем? – спросил де Роберти.
- Вот именно, - Виктор посмотрел на де Роберти и продолжил вопрос, - если бы я тебе дал поручение, допросить ребёнка инкогнито, то как бы ты это сделал? Я даже не допускаю мысли об убийстве ребёнка, но как ты это сделал бы?
- Любого ребёнка можно легко заманить куда угодно, если произвести на него хорошее впечатление, - ответил, подумав, де Роберти, - главное, чтобы ребёнок согласился с тобой просто заговорить. В конце концов, есть дом где он живёт, есть квартира, куда он возвращается… - де Роберти подумал… - возвращался по несколько раз на дню и каждый вечер, с наступлением темноты.
- Да, - кивнул Виктор, - просто заговорить. А у чистильщика обуви, это залог заработка. Заговорить даже со случайным прохожим, тем более если этот случайный прохожий сам к тебе подошёл, это лишняя копейка. Мальчик и сам мог бы пойти с этими незнакомцами. Да достаточно было бы и одного незнакомца в штатском, если бы этот незнакомец у мальчика спросил ласково улыбнувшись, например, не знает ли мальчик, где тут живёт офицер. Валдис мог бы тихо довести его до квартиры, без шума и крика, зайти в квартиру вместе с этим незнакомцем и получить предназначавшуюся для него пулю. Да и зачем нужна была квартира? Если мальчика хотели именно убить, это можно было бы сделать в подъезде.
Виктор подумал.
- Они что-то хотели сказать, - немного помолчав, добавил Виктор, - они знали, что прибудем именно мы и для этого им нужен был весь этот спектакль с хватанием ребёнка на улице, криками, мольбами и слезами. И в квартиру его затащили не просто так. Точнее, его не просто так убили именно в квартире. Это как жертвоприношение, только предназначалось оно нам, - посмотрел он на де Роберти и Неклюдова.
- Что значит - жертвоприношение? – переспросил Неклюдов.
- Обычное жертвоприношение, - ответил Виктор, - его цели мне, честно говоря, пока что непонятны, но то что весь этот балаган был отвлечением внимания, а попутно была решена какая-то проблема, это очевидно.
- Это связано как-то с той вещью, что мы нашли? – спросил Неклюдов, - почему они её оставили?
- Да потому, что она им была не нужна, - ответил Виктор, - либо они не знают ей цены в наше время, и не знают, как ей пользоваться, что утешает, либо на квартире им ничего не было нужно. Либо, они точно знают, что ни на квартире, ни в этом устройстве, ничего интересного для них нет.
- А там есть что-то интересное? – спросил Неклюдов.
- В том-то и дело, что – нет! – ответил Виктор, - детские мультики и весёлые картинки, так же предназначенные для детей.
- О чём вообще речь? – усмехнулся де Роберти, - вы опять что-то нашли, как и тогда в Чугуеве? Простите, но я снова слышу странные для моего уха слова.
- Тем не менее, это просто слова, - ответил Виктор, - речь о детской игрушке. Впрочем, - подумал он, - она опять же… из будущего.
Он подумал.
- Но, раз вас это уже не удивляет, - поднялся с дивана Виктор, - тогда, с вашего позволения, отставим вопросы «как это устроено» и вернёмся к делу.
- Первый вопрос! – ответил Неклюдов, - зачем был убит мальчик?
- Не думаю, что ради этого устройства, - указал Виктор на полевую сумку, в которой лежал планшет, - хотели бы они его найти, они бы его нашли. Тем более, что наши солдаты нашли его буквально сразу!
- Но что-то же они нашли? - добавил де Роберти, - раз уж они покинули город?
- Откуда такая информация? – спросил Виктор.
- Группа офицеров, - ответил де Роберти с каким-то спокойствием в голосе, но весьма нервно, - сегодня спешно садилась в вагон того самого поезда, которым я прибыл из Вильно. И направилась эта группа, понятное дело, в то самое Вильно откуда прибыл я. Примечательно, что проводник вагона общался с ними как со своими старыми приятелями, и скорее всего ожидал их на посадку.
- Это твои наблюдения? – уточнил Виктор.
- Да уж пришлось изобразить раззяву, чтобы поглядеть на них как бы невзначай, - сказал де Роберти.
- И что тебя так взволновало в этих офицерах? – спросил Виктор.
- Офицеров слишком много, - ответил де Роберти, слегка улыбнувшись, - в военное время они следуют гражданским поездом. В этом, конечно, ничего предосудительного нет. Но сели они в поезд, по договорённости с проводником, а не взяв билеты у билетчиков в кассе. Но опять же, дело не в том. Направились они - в сторону фронта.
- А вот это уже интересно, - ответил Виктор, - говоришь, в вагон они садились спокойно, на виду у всех? И вроде как ничего особенного, но внимание твоё привлекли?
Виктор подумал.
- Догонять мы их не будем. Вильно, явно не пункт их назначения. Какой смысл выдвигаться такой большой группой, за деньги, когда любой военный поезд, будь у тебя предписание, домчит тебя бесплатно и в два раза быстрее! Только ради того, чтобы мы поверили, что их группа покинула Двинск!
- И бросились за ними вдогонку! – усмехнулся Неклюдов, - а где они могут высадиться?
- А кто сказал, что они уехали? – посмотрел на него Виктор, - я думаю, что очень скоро они дадут о себе знать в Двинске, когда убедятся, что мы двинулись следом.
Де Роберти усмехнулся.
- Кстати, - сказал он, - говорил я с Васильевым.
- И что Васильев? – кивнул ему Виктор.
- Ходжиев, в смысле – настоящий, - ответил де Роберти, - тип мерзкий и вполне заслуживает того, чтобы ему снесли шапку вместе с головой. Но, - пожал он плечами, - как раз у Ходжиева, судя по всему, башка на месте…
Глава 8
- Выходи строиться! – чуть свет-заря разбудил Йоселе крик унтера, бесцеремонно распахнувшего дверь теплушки.
Унтер сунул голову в вагон, посмотрел на то как солдаты, нехотя встают со своих мест и снова, ещё громче прокричал это «выходи строиться!», прибавив пару крепки словечек.
Мальчик открыл глаза, поднялся со своей наспех собранной из чего попало лежанки и тут прочувствовал на себе утренний холодок.
- Чего рот раскрыл? – услышал он позади себя, - давай двигайся, проход не загораживай!
Йоселе бесцеремонно оттолкали в сторону дверей вагона, а потом, словно влекомый кем-то невидимым, он уже сам подошёл к этим дверям и спрыгнул на перрон.
Маленькая станция кишела людьми в мундирах. Солдаты были и тут, и там, все толкались и ругались, шутили и болтали о чём попало, унтера смешались с солдатами, офицеры матерились похлеще унтеров, и пара-тройка бранных окликов досталась и Йоселе.
Йоселе вдруг понял, что если он продолжит ловить ворон, то получит ещё и пинок под зад. Мальчик быстро собрался мыслями и начал живо проталкиваться к своим, удерживая ремень тяжёлой винтовки на плече.
Через несколько минут, вокруг уже было тихо. Ровный строй солдат выстроился на перроне. Теперь всё было понятно. Йоселе даже со своего места рассмотрел, где офицеры, где солдат, где унтер и где сам Йоселе. Из всех солдат, он выделялся и ростом, и фуражкой висящей «на ушах», и гимнастёркой свисающий полами почти до самых колен.
- Батальон! Смирн-а! – с каким-то грубым акцентом на это самое «а» раздался окрик командира.
На перрон, постукивая тростью, в сопровождении двух офицеров даже не ступил, а взошёл Бржозовский.
Бржозовский, медленно, словно оглядывая с ног до головы каждого солдата, проследовал вдоль строя. В начале в один конец. Затем, так же медленно и чинно, так же словно разглядывая каждого с ног до головы, двинулся назад. Где-то на середине строя он остановился и медленно обернулся лицом к солдатам. Немного так постояв и посмотрев на строй, словно о чём—то размышляя, он посмотрел на одного из офицеров.
- Я надеюсь, эти солдаты имеют представление, куда они прибыли? – донеслось едва слышно до Йоселе.
- Так точно ваше высокопревосходительство, - чуть кивнув Бржозовскому, ответил офицер, - конечно, они все добровольцы, но смею Вас заверить, они прошли необходимое обучение и подготовку.
- Да, конечно, - переведя взгляд на солдат, почти встретившись глазами с Йоселе, проговорил Бржозовский, - двухнедельная подготовка, это то самое, что необходимо для отправки батальона новобранцев на передовую.
Он опустил взгляд, ещё о чём-то подумал и медленно, глядя только себе под ноги, постукивая тростью о перрон, направился проч. Офицеры проследовали за ним, так же молча и неспешно.
- Батальон! Равнение на его высокопревосходительство! – раздалась команда, едва Бржозовский двинулся.
Едва же генерал сошёл с перрона, послышалось – «Вольно!».
- Напра-ву! – услышал Йоселе голос, как ему показалось, того самого унтера, который разбудил его сегодня в вагоне, - шагом – арш!
Солнце показалось из-за горизонта, поднимаясь над станцией. Яркий луч ослепил Йоселе, ударив в глаза. От огромных сапог оторвалась тень и убежала куда-то назад, словно, не желая никуда идти со своим хозяином.
Громыхая сапогами по перрону, солдаты обогнали генерала, который остановился у своего автомобиля провожая взглядом батальон…
Едва только подпоручик Васильев доложился о прибытии и вернулся в казармы где расположился его батальон, его тут же отыскал Йоселе.
- Ваше благородие! – стараясь выглядеть как можно более взросло, что получалось со стороны комично, попытался вытянуться по стойке смирно мальчик. Однако, огромные сапоги тут же сыграли с ним злую шутку. Йоселе оступился и распластался на боку, плюхнувшись как мешок под ноги к Васильеву, беспомощно спасая свою винтовку.
- Вижу, вижу, - подав Йоселе руку, Васильев помог ему стать на ноги, - ты где сапоги получал, родимый?
- В Мозире, - едва не расплакался от своего позора Йоселе, но тут же опомнившись, собрался, вытянулся по-солдатски и выдохнул, - ваше благородие!
- Кто твой командир? – спросил, строго глянув на Йоселе Васильев.
- Прапорщик Подольский, ваше благородие, - ответил Йоселе.
- Это он тебя прислал? – спросил Васильев.
- Так точно, - ответил Йоселе, - его благородие господин прапорщик просили передать, что в нашем взводе у половины солдат отсутствуют котелки. И им приходится принимать, эту самую, еду, из посуды, взятой из дома. Его благородие просили доложить об сем безобразии командиру батальона, дабы тот доложил начальству…
- Командир батальона рапорт принял, солдат, - остановил его Васильев, - сейчас же возвращайтесь к господину прапорщику и доложите о том, что едва не получили травму при падении, когда прибыли ко мне с донесением. И не забудьте упомянуть, что всему виной сапоги не по размеру, выданные Вам ещё в Мозире, - Васильев подумал, - я приказываю Вам, убыть в город к сапожнику, где подберёте для себя подходящую обувь. И чтобы этих сапог, - указал Васильев на огромные подошвы Йоселе, - я более на Вас не видел.
Йоселе посмотрел на свои сапоги.
- А с этими, что… - хотел он было спросить, но Васильев снова прервал его.
- По прибытию сдать интенданту, - сказал Васильев, - вопросы есть?
- Вопросов нет, ваше благородие, - опустил глаза мальчик.
- Выполнять… - выдохнул Васильев и молча сел на стоящий возле небольшого стола табурет.
Когда Йоселе вышел, он закурил и глянул на двери, выругался и затянувший папиросой, выдохнул облако дыма.
- Котелки, говоришь? Твою ж мать… фарфоровые блюдца на передовой. Это, несомненно прекрасно! Германцы, завидев сразу погибнут… от смеха… Ещё бы бублики с пряниками да медведя с балалайкой…
Первые выстрелы, первые пули и первый для Йоселе взрыв снаряда, показались мальчику чем-то наподобие сна. Йоселе так и застыл, сам не поняв, испугался он больше, или удивился. Страха он не почувствовал. Кто-то сбил его с ног и как ему показалось, даже не затащил, а зашвырнул со всего размаха в окоп, при этом громко выругавшись очень и очень неприлично.
Йоселе не слышал слов. Сквозь разрывы, вообще ничего не было слышно. Точнее, слышно было какие-то обрывки слов, несвязные звуки, которые аж никак невозможно было связать в слова. Но Йоселе понял, что ему кричит тот, кто его схватил и швырнув в окоп, тут же навалился на него всем своим весом.
- Тебе жить надоело, маленький дурак?!! – кричал человек прямо в ухо, сквозь весь этот рёв, свист, грохот и разрывы, треск не-то пулемётов, не-то разлетавшихся во все стороны и лупящих по стенам, доскам, солдатским каскам и просто по сухой земле, обломков кирпича, камней и осколков тех самых снарядов.
Раздался резкий свист. Человек снова навалился на мальчика и прижал его к земле. Йоселе сжался, наконец испугавшись. Снаряд ударил совсем рядом. Страшный грохот оглушил, сверху на голову посыпались комья земли и камни, чьи-то вещи и окровавленные тряпки. И хотя гремело и рвалось, как казалось, всё вокруг, Йоселе услышал именно этот взрыв, который окончательно пробудил его.
Наконец он посмотрел на своего спасителя.
- Ваше благородие? – больше обрадовался, чем напугался внезапного появления командира Йоселе.
Прапорщик Подольский даже не смотрел на мальчика. Он глянул за бруствер и махнув рукой, громко трижды просвистел в свисток. Потом сорвался с места и побежал куда-то дальше, окопом. Йоселе, не долго размышляя, со всех ног пустился за своим командиром.
- Офицеры! Ко мне! – не выбежал, а вылетел Васильев из офицерской казармы, пытаясь перекричать артобстрел и докричаться хоть до кого-нибудь из командиров взводов. Но очень скоро понял всю свою комичность. Едва успев заскочить в окоп, укрывшись от очередного взрыва, Васильев глянул вокруг. Затем, встав с земли, он снова хотел окликнуть хоть кого-то, хотя бы и солдата, но в этот миг столкнулся с Подольским.
- Занять огневые позиции, прапорщик! – закричал Васильев, что есть силы напрягаясь.
Подольский выплюнул изо рта свисток.
- Осмелюсь доложить, господин подпоручик, - так же закричал в ответ Подольский, - что собрать взвод не представляется возможным!
- Извольте объясниться, прапорщик! – начал было Васильев, но Подольский схватил его и повалил на спину, упав сверху.
Снаряд разорвался совсем близко, и лавина земли накрыла их обоих.
- Ваше благородие! – закричал что есть силы Йоселе и казалось, забыв про артобстрел, бросился откапывать руками, офицеров из-под завала…
Нащупав портупею Подольского, мальчик что есть силы потянул её на себя.
С помощью и без помощи Йоселе, Подольский встал и помог выбраться Васильеву.
На миг, всех поразила тишина. Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Тишина показалась какой-то давящей и в ушах стоял непрерывный писк. Только редкие крики солдат, чья-то брань и чей-то стон, донеслись со всех сторон в одно мгновение и сразу. Где-то протрубил горнист.
- Я думаю, объясняться смысла больше нет? – сказал, помогая встать Васильеву, Подольский.
- Нет, - выдохнул Васильев и посмотрел на Йоселе, - спасибо тебе, малец.
- Служу… - хотел было козырнуть по-армейски Йоселе, но Васильев остановил его.
- Разметелили весь наш батальон, - осмотрелся он и кивнул Подольскому, - будто знали куда надо бить.
- Не думаю, - ответил Подольский.
- Не думаете, что знали? – спросил Васильев.
- Не думаю, что «будто», - сказал Подольский, - они знали куда именно надо бить…
ДВИНСК; 8 ИЮЛЯ 1915 ГОДА
Генерал Туманов несколько минут молчал, то прохаживаясь по кабинету, то снова усаживаясь в своё кресло и при этом, глядел, казалось в никуда, перебирая в руках телеграмму, казалось, совершенно не обращая внимания на стоящих офицеров. Он снова и снова перечитывал текст телеграммы, вчитываясь в него, словно пытался отыскать там какой-то скрытый смысл. Но каждый раз отбрасывал её обратно на стол, скорее нервно, нежели небрежно, как будто это была телеграмма, доставленная сюда по ошибке, или любовное письмо совершенно посторонней барышни своему кавалеру-унтеру, что взяли да доставили нечаянно в штаб фронта, а Туманов возьми да прочти его.
- Присаживайтесь, господа офицеры, - Туманов, наконец, посмотрел на офицеров ожидающих его.
Он уселся в кресло и окинул взглядом Виктора, де Роберти и Неклюдова.
- Мне, только что было доставлено сию телефонограмму, - протянул он Виктору жёлтый лист пергамента, на который были наклеены белые полосы с серым, едва читаемым текстом, - как сообщает генерал Бржозовский, вчера, позиции недавно сформированного особого инженерного батальона 226-го Землянского полка, едва прибывшего и едва успевшего разместиться в крепости Осовец, были разнесены вдребезги, артиллерийским обстрелом с германских позиций. Это произошло настолько внезапно, что ни личный состав, ни офицеры просто ничего не успели предпринять. В результате, ни батальона, ни специалистов по защите от химического оружия, ни самих средств защиты.
- Ну, так что же удивляет, ваше высокопревосходительство? – Виктор взял телеграмму и пробежал глазами текст, - очевидно, по прибытию на станцию и на марше в крепость, были нарушены какие-то предписания? Перемещения войск, на глазах у противника, среди бела дня, знаете ли, чреваты и не такими последствиями. Это хорошо, что им хотя бы дали добраться до пункта назначения, - он вернул телеграмму Туманову, - это не мои выводу. Это следует из содержания донесения генерала Бржозовского.
Виктор подумал.
- Меня в этом донесении, заинтересовало другое.
- Что именно? – спросил Туманов.
- Обычно, - ответил Виктор, - военные эшелоны с отрядами, имеющими подобное назначение, либо прибывают в места дислокации ночью, либо, - он снова подумал, - не доходят до конечного пункта.
- То есть? – не понял Туманов.
- Противник, если он знает о существовании такого отряда, - ответил Виктор, - прилагает все усилия, чтобы тот не добрался, в данном случае, к Осовцу. А батальон, всё же прибыл в Осовец, выгрузился и маршевым порядком, едва ли не как на параде, прибыл в крепость. Не складывается, ваше высокопревосходительство.
Туманов на минуту задумался, потом посмотрел на Виктора и словно размышляя, начал вспоминать все события, связанные с отправкой батальона в Осовец.
- Батальон, можно назвать батальоном лишь согласно его значения. На самом деле, это даже не полурота, состоящая, опять-таки, из одного взвода стрелков и инженерного подразделения. Вся ценность этого батальона, заключалась в этих самых инженерах.
- И что же это были за инженеры? – спросил, не-то Туманова, не-то себя, де Роберти.
- Это отряд химической защиты, - ответил Туманов, посмотрев в сторону, - это была самая важная миссия в Осовец, за последние полгода.
Он помолчал.
- Стоит ли говорить, что германцы уничтожили ценнейший груз, доставленный в крепость этими людьми.
- Противогазы? – спросил Неклюдов.
- Именно, - кивнул Туманов, - хотя, донесения разведки, более-менее обнадёживающие, но общая картина складывается такой, что Германия начала активно наращивать химические средства ведения войны, - он подумал, - правда, во Франции, но я подумал, что…
- Вы правильно подумали, ваше высокопревосходительство, - ответил Виктор, не став дожидаться пока Туманов соберётся мыслями, - и донесение, как нельзя точно подтвердило Ваши опасения. Я думаю, в районе Осовца, стоит ожидать химических атак германцев.
- Неужели эти нелюди, решатся на то чтобы отравить хлором тысячи людей? – пожал плечами Туманов, - ведь погибнут не только солдаты! Могут погибнуть женщины, дети, старики, которые ни в чём неповинны перед неприятельскими войсками! Надо что-то делать, - он достал пенсне и надел его на глаза, снова принявшись судорожно перебирать телеграмму, будто пытаясь там найти ответ на свой вопрос.
- А что мы сделаем? – посмотрел на него Виктор, - я думаю, стоит объявить эвакуацию людей из окрестностей крепости, хотя это мало поможет. Хлор может быть применён уже сегодня, или во время самой эвакуации. Мы ведь не знаем самого главного, а именно – когда враг планирует атаку.
- Ну, можно предположить, - подумал Туманов, - хлор они могут применить в нашем направлении, при наличии ветра движущегося в нашем направлении. В противном случае, облако ядовитого газа станет не нашей, а их смертью. Кроме того, Бржозовский не сообщает о том, чтобы в расположение германских частей доставлялись какие-то подозрительные грузы.
- Ваше высокопревосходительство, - вмешался Неклюдов, - лично я бы не стал доставлять секретные грузы, тем более со смертельным ядом так, чтобы привлекать внимание противника. Если бы мне необходимо доставить тонны яда, я бы замаскировал его, например под портянки.
- Очень весело, - усмехнулся Туманов, - но яд, это не портянки.
Он подумал.
- И кто же может знать, что произошло в Осовце, – посмотрел на Виктора Туманов.
- Да тут ничего и не надо знать, - ответил Виктор, - о прибытии отряда в крепость, германцы получили известие тогда, когда отряд уже прибыл в крепость. Если эшелон диверсанты не пустили под откос на маршруте, и если его не уничтожили на марше от станции к месту дислокации, а ведь это можно было сделать точным артиллерийским ударом, или с помощью рейдовой кавалерийской группы. Что толку от инженеров и взвода стрелков, во время налёта кавалерии? Остаётся только версия, что в крепости находится разведка противника. А вот если говорить о тех, кто находится в Двинске, - подумал Виктор, - то мы почти вышли на их след. Группа Ходжиева не покидала города. Они вполне могли сообщить о том, что в Осовец направлена группа наших специалистов с ценным грузом. Германцы, со своей стороны решают дождаться прибытия и размещения инженеров, после чего, германской разведке в крепости, оставалось только сообщить нужные координаты для артиллерийского удара.
- Как скоро мы можем захватить вражеского резидента в Двинске? – снова посмотрел на него Туманов, - этот Ходжиев, или как там его, доставляет неудобства не только нам с вами, господа офицеры. Вон, люди начали погибать и могут погибнуть тысячи ни в чём неповинных душ! Понимаете, - окинул он взглядом присутствующих, - это уже не романтик штабс-капитан Любошев, и не несчастный мальчик, чистивший обувь у подворотни! Тут, под угрозой, жизни людей целой волости, а может даже и уезда!
- Совершенно с вами согласен, - ответил Виктор, - мы, разумеется можем предположить, что диверсант и его люди прячутся, например, где-то на хуторах возле Двинска, или даже в каком-нибудь соседнем местечке, до которого добираться несколько часов. Но сама их цель, находится в Двинске. Я могу ошибаться, но это не средства химической защиты.
- Почему? – удивился Туманов, - разве мы с вами, не желаем ослабить оборону вражеской армии? Я думаю, что тут, наши желания совпадают, с желаниями наших германских противников. Мы желаем ослабить их, а они – нас с вами, господа офицеры.
- Именно, - согласился Виктор, - вот поэтому, они не будут гоняться за вагонами, в которых мы доставляем на фронт противогазы. Разве не легче, устранить источники поставок? А ещё лучше – сделать невозможным их производство.
Туманов подумал.
- Что Вы решили предпринять, господин полковник? – посмотрел он на Виктора.
Виктор помолчал, подумал и посмотрел на Туманова, чуть улыбнувшись.
- Ничего, ваше высокопревосходительство, - ответил он, - тут ничего не надо предпринимать.
- Не понял, господин полковник, - удивился Туманов, - что же Вы предлагаете? Дать им волю, и… - он замолчал, глядя на Виктора.
- Именно, - кивнул Виктор, - они должны верить, что мы потеряли к ним интерес и сосредоточились на вот этом, - указал он на телеграмму, - донесении. Я думаю, содержание донесения известно вражеской разведке и было бы неплохо, если бы вражеская разведка узнала, что мы направляемся в Осовец для выяснения обстоятельств произошедшего инцидента.
- Ну хорош инцидент! – развёл руками Туманов.
- Именно так и никак иначе, - кивнул Виктор.
- И что же Вы предлагаете мне сделать? – спросил Туманов.
- Издайте приказ, - подумал Виктор, - в котором используйте данную формулировку. Прошу Вас обеспечить вагон для меня, а так же господ Неклюдова и де Роберти, до станции Осовец. Постарайтесь, чтобы об этом приказе узнало как можно больше людей служащих под Вашим началом, а так же, даже последний стрелочник по пути следования. Пусть они думают, что мы не придали значения произошедшему и сорвались со всех ног туда, куда они хотят нас направить.
- Вы хотите заманить их в ловушку? – посмотрев на Виктора, тихо спросил Туманов.
- Именно, - ответил Виктор, - в противном случае, мы прибудем в Осовец и убедимся, правы или нет.
- Противного случая быть не должно, - вздохнул Туманов, подумав.
Он отложил в сторону телеграмму.
- Я укажу, что так же отправляюсь в Осовец, - сказал он, снова глянув на офицеров, - вместе с вами, господа. Думаю, присутствие командующего наделает переполоха, но от попытки его устранить, не откажется ни один шпион.
Туманов подумал, затем вздохнул и поправил пенсне.
- Ну, и кроме того, давно я не проведывал Вильно, - сказал он, - по крайней мере, когда мне ещё, в ближайшее время представится возможность немного отдохнуть от всей это суеты…