Море молчало.
А что ему оставалось?
Волны, прижатые свежестью и густотой утренней прохлады, замерли в ожидании первых заморозков. А может их, как никогда пугало безмолвие стоящих в дюнах исполинов деревьев? Обычно кротких и маленьких во время штормов с гуляющими туда-сюда дюнами. Обычно. Сейчас они словно укротители тигров шептали своё отрывистое «Аппп!» волнам и морю. Шептали шорохом опадающих листьев, шорохом, ниспадающим в ночи на пол платьем юной девушки. В безмолвии шепчущими что-то о красоте и вечности. А может море и замерло дыханием мальчишки, подсматривающим за раздевающимися перед купанием девчонками? Листья шептали о чём-то своём, не спеша, устилая огненным ковром расстояния и километры, листок за листком вскрывая потаенную красоту деревьев. Голые ветви, безрезультатно пытаясь спрятать кричащую наготу стволов, вспыхивали розовым стеснением от первых лучей утреннего солнца, выискивающих и прощупывающих путей к морю и пляжу. Давняя сложившаяся традиция солнца и моря. А сегодня между морем и солнцем, как впрочем, уже лет семьдесят, стоит некогда гордое, светлое и величавое, а сейчас серое и потрескавшееся, припавшие к земле здание. Когда-то тут была жизнь, которая радовала и солнце и море. С гуляющими и смеющимися людьми, приходившими в этот дальний уголок покормить белочек, совершить свой утренний променад или проводить уходящее в море солнышко. Когда-то. Обезлюдело. Здание постепенно без должного ухода начало ветшать, уже не стесняясь обваливающейся с фасада штукатурки и трещин-морщин исполосовавших стены. Когда-то это было Богом поцелованное место, где врачи вместе с природой лечили людей. Сейчас же по каким-то непонятным причинам ещё лечат. В силу безденежья в основном добрым словом, ласковым солнцем, дерзким ветром и брызгами волн, кидающим на пляж кусочки янтаря. Коллектив-костяк из опытных и заслуженных врачей-пенсионеров с тоской смотрящих на падение империи добра ещё держался. Держался из последних сил, в отсутствии боеприпасов сцепившись друг с другом руками. Молча. Как в рукопашную. В последний бой. Ряды редели. Смерть вырывала, кадры сокращали, что было равносильно смерти. Канат традиций всё больше и больше истирался на ветру перемен.
Когда-то их было много. Лечили тут. Лечили там. А потом их объединили и власть одержали не те, что у моря, а те что ближе к власть предержащим. И теперь стены лечащие доживали свой век в вечном финансовом голоде. На крохи, падающие с барского стола. Как на ремонт, так и на лекарства. Об оборудовании и говорить нечего. Молодые врачи принимали всё как само собой разумеющееся, а вот ветераны видели другую жизнь. Ветераны всегда мешают – много думают, много знают и всегда сравнивают. Они видели свет и потому понимали, что значит надвигающаяся тьма. И ещё, по разрозненным обрывкам информации оброненной в сердцах товарищами, друзьями, пациентами, очень уж громко думали, о том, что это волшебное место добра кто-то решил прибрать к своим, и явно не государевым рукам. А тактика уже отработана: довести здания до руин, потихоньку сократить штат, вымарать в сознании людей светлое и нужное, убедить в бесполезности и опасности, забросить. А когда уже всё порастет мхом и будет разграблено – тихонько передать-продать по остаточно-нужной цене. Кому надо. И времени то надо ничего: года три-пять. А затем оградить забором и дальше возводить. Ваять и строить. Либо летний дворец, либо частную гостиницу пансионат – то, что выгодней и нужней. Территория душевная и прекрасная. А тут какой-то кому-то не нужное лечебное заведение на янтарном побережье. В двадцати метрах от моря защищённое пляжем, деревьями, забором полуутонувшем в дюнах, белочках и скамейках. Сейчас укутанное ленточками. Бело-красными. Трепыхающим и гудящем на ветру сигнале опасности. Укутали со всех сторон лабиринтом тревоги и превратили в инфекционную больницу. Когда начинается война, то в строй становятся все. А война началась. Уже давно. С вирусом непонятной природы и действия. Вроде и знали о нём давно, но вот как-то получилось, что побежал он по миру, по стране, по людям. И лечили, но что-то и где-то щелкнуло, и стал он не управляем. А причин неуправляемости всегда несколько: беспечность, беспомощность и надежда на русский авось властей. А ещё то, что привыкли и научились черное называть белым. И наоборот. Как говорила бабушка: хоть сцы в глаза – говорят божья роса. По телевизору шапкозакидательство, бравые военные марши о скорой победе и свершениях, а в жизни хаос и безнадёга. Растерянность и злость во всём. Победить можно и нужно. Всегда. Но когда нет патронов, когда забирают последнее оружие, оставив в зубах ленточки и разорванную на груди тельняшку – итог рано или поздно один…
Поначалу клали всех. Ещё работала та, до вирусная схема. В отделениях соблюдалось размещение по болезням: неврологические, кардиологические, пульма, травм - всё как всегда. Инфекционные, коронавирусные отделения были далеко и привозили сюда тех, кто получил свои два отрицательных теста. Долечиваться. Они долечивались, а заразка маленькими ручейками находила дырочки в ослабленных телах и начинала жиреть в них и делать своё черное дело.
У кровати стоял аппарат. Из тех, жирных семидесятых. С маской и вилкой. Видимо для втыкания в розетку. Для вентиляции легких или надувания? Двухъярусные панцирные кровати, продавленные и растянутые ещё при советской власти, пригодились. Также как и уже почти полузаброшенные палаты и коридоры. Пусть с зияющим в прорехах линолиума цементным полом. Пусть в обшарпанных и крашенных разными красками стенами. Пусть с мебелью помнящей если не Сталина, то Хрущёва наверняка. Стиранными перестиранными полотенцами, простынями, пододеяльниками, санитарной одеждой. Пригодились. Спасибо Советской власти и бережливым руководителям, не выкинувшим на свалку или металлолом, не спалившим в кочегарке, а припрятавших до тяжелых дней. Пригодились. Пришли эти ненавистно долгожданные дни. Каждый день выгонял поступавшими пустоту. Эхо постепенно, но быстро покинуло это чихающее, кашлящее, скрипящее, шуршащее и осыпающееся место – испугалось. Первый этаж – инфекционный. Не правильно, но так получилось. Был отделение. Настоящее, инфекционное. Чуть дальше. Но упал чей-то цепкий глаз на него, на землю, почти сразу уходящую в море, и приехали бульдозеры и экскаваторы и снесли целый комплекс немецких зданий способных победить в своих стенах любую инфекцию без вреда для окружающих. Любую. Но… здания снесли, богатый собственник, купивший этот лакомый кусок с выходом к морю и пляжу, подарил его практически даром женщине. Дом помог выстроить. В этаж. Или два. А может и все три. Самой простой женщине. От души. То ли жене, то ли матери прокурора или кого другого нуждающегося. Впрочем, не важно это, уже и давно – кто будет искать правду у того кому она принадлежит. Главное инфекционку перенесли в корпус других нормальных и мирных болезней и от прежнего осталась лишь память и схема увода того чего нужно.
А сейчас сердешное, щитовидное, травматическое, исследовательское и другие отделения вздрагивали от ночных и дневных чихов, нагревались от повышенной инфекцией температурой тел. Впрочем, не долго. Зараза на то и зараза чтобы захватывать и побеждать. Когда первый этаж заполнился за края и стал перехлестывать, то было принято решение эвакуировать ещё здоровых больных в соседний корпус. Этот оградить ленточками и табличками и отдать под заразу все этажи. И всё здание окрестить инфекционным. Медсестры и врачи облачились в костюмы, маски, очки и стали похожи на жителей другой галактики, что было недалеко от истины. Совсем, совсем рядом. Впору сбежать. А убегать впрочем, никто и не торопился. Напуганные и притихшие известием о заражении сидели тихо в своих запираемых на ночь палатах и ждали неизбежности. Кто-то кипел от высокой температуры, кто-то хрипел воспаленными легкими, кто-то кашлял, выплевывая себя по капельке. Куда тут побежишь? Домой? Чтобы заразить родных и близких? К пустым полкам аптек? В безнадёгу и обреченность? Тут хоть какой-то шанс. Хотя и тут не все, слава Богу. Когда нет денег у больницы на закупку лекарств, то лечат, чем придётся. Все деньги, оборудование – в центре. И какое ему дело как тут и что. Ну, кроме сводок, отчетов и прочей статистической чепухи. А сводки каждый день, как на фронте. Был бы жив Левитан со своими репродукторами, всё было бы как тогда. Но ни его, ни репродукторов, ни лекарств. Да и собираться уже запретили. Больше двух на пятидесяти метрах. Врачи в бессилии на обходе всё говорят и говорят. Что-то доброе обнадеживающее. А все ждут результатов тестов. С тревогой и сомнением. Хочется домой. Хочется к детям. Хочется идти служить Родине… Надежда есть. А кормят на убой. Пять раз в день. Не каждый ресторан может похвастаться таким меню. В других, больницах, и меню и порции поскуднее. А здесь просроченного масла на стол не дадут. Да и не распихивают масло, яйца, кефир, фрукты-соки по сумкам. Потому и на столе нет места свободно-пустого. Да разве в еде дело? Лекарств нет. Вернее есть, но минимум. И может для кого-то не прожиточный. Косит вирус не разбирая. Словно подруга с косой устала и набрала себе бестолковых помощников махающих косой направо-налево. Кого зацепят, кого толкнут. Как получится. Но много. Очень много. По телевизору, радио: и лекарства есть, и количество заболевших почти одинаковое каждый день. А привозят и привозят. В разы. Больше. А лекарств нет. А ведь скорые уже и не торопятся успеть к заболевшим. А может и не успевают. Их-то тоже мало. Кто же знал, что сегодня будет война? А врачи по тем же причинам не приезжают и не принимают. Тесты не берут. Тоже нет денег. Если в самом начале им платили пятьдесят – восемьдесят тысяч за работу с инфицированными, то сейчас счет идёт на секунды. Зашёл в зону – включил секундомер. Вышел – выключил. А потом кто-то умный рассчитывает умножая минуты и секунды на кем-то очень умным выдумавшим коэффициент. И наплевать на то, что и за секунду можно отхватить и на всю оставшуюся уже недолгую жизнь. Где овчинка, где выделка? Кругом одни концы и на мостике одни гады. А по телевизору Президент страны говорит одно, а в жизни совсем другие цвета и действия. С весны работали и боролись и платили обещанное, а за апрель пересчитали в ноябре по приказу, который вышел в августе. По секундам. И получили за риск и самоотдачу копейки. А по телевизору Президент страны говорит все тоже. Да только кто его слушает. Он говорит, а приказы подписывают другие. И не факт, что о том, о чём он вещал…
Вы когда-нибудь видели балет!? Красивый, воздушный и прекрасный. И ведь хотелось пойти в школу и научиться так порхать. Сливаться в музыке и этих движениях и пируэтах, в этих взлётах и декорациях. Хотелось. А происходящее, или вернее творящееся, или творимое предлагает свой балет. Балет по маленькому сообщению в мобильном телефоне. Балет по СМС. И только не понятно, что предлагают – смотреть или учиться? Смотреть или учиться как на местах, копейки получают работающие, а тысячи ведущие учёт времени работающих с инфицированными. Справедливо.
Больных море, но чтобы стать больным нужно уговорить скорую помощь приехать и по возможности забрать в больницу. Или куда-нибудь, где есть люди в халатах и с лекарствами. Самый лёгкий путь. По-другому нужно постановление Роспотребнадзора. Но они его без направления больницы-поликлиники не дают – им нужно постановление Роспотребнадзора. Что-что, а научились регулировать число заболевших – сколько тестов разрешили сделать, столько и заболевших. И частным клиникам пальчиком погрозили – смотрите, не портите статистику. Управа то есть. Лицензия дело такое – сегодня есть, а завтра нет. Повезло тем, кто имеет принадлежность к государству: военным, ФСБ, МВД и прочим стоящим у руля жизни. Там система отлажена: ограничили и лечение монотонным голосом робота-кашпировского по телефону: купите что-нибудь противовирусное и антибиотики, если нет то не переживайте – скоро само пройдет. А может не у всех. И может, не все доктора кричат по телефону о том, что у них двести человек и им некогда присылать всем больным сообщения с назначенным лечением и перечнем лекарств. Не повезло детям. У них совсем никаких шансов на обследование. Кто-то умный сказал, что дети не болеют и вот они выпали из обоймы. И всем плевать, даже если у них болеют родители: «Звоните куда хотите - минздрав, роспотребнадзор, министерство образования. Хоть в лигу защиты наций». Бесполезно. И пусть идут, нежно простившись с родителями, детки в школу. Учась, внимая преподавателям, возвращаясь домой в автобусах, по улице, заходя в магазины. Продуктовые и игрушечные. Общаясь с соседскими мамами и папами на детских площадках. Кому они нужны, когда вокруг идёт такая битва за здоровье. Не до них. Думали, что это, потому что рулят не местные, думали, что потому что живём, словно на острове-резервации, думали, что НАТО окружило и не пущает. Думали… А в интернете везде и всюду, по всей стране – ничего нет… а по телевизору руководители говорят, что и лекарства и уход будут бесплатными для всех. А мы-то уже знаем, что у них будет, а у нас всё будет тоже, только с точностью наоборот. И чтобы пережить всю эту страсть заморскую, они готовы выкачать из карманов заболевших терпил всё до копеечки оставшихся после уплаты налогов, услуг ЖКХ, света и газа, поборов и процентов.
А битва идёт.
Здания стоят.
Две таблетки утром.
Две таблетки днём.
Две таблетки вечером.
Врачей и медсестёр унесенных вирусом, не видно – меняют они свои марсианские костюмы, клювовидные респираторы на койки с аппаратами и капельницами. Иногда поздно. Совсем… А ведь знают и знали. И не за копейки и рубли. А за жизнь и долг. За людей и страну. Кто!? Кто если не они?!
Под ветром прижимается к дюнам серое потрескавшееся здание. В безмолвных лучах заходящего солнца тревожно гудят натянутые красно-белые ленточки.
Пещерный аппарат вентиляции легких молчит.
И пусть молчит, волнами и морем, прячущимся в период штормов за деревьями и тоскливо поющими дюнами…
Слався Отечество наше …свободное…
Будем жить!