Ровно в полдень. 65 регион. Глава 2

Дмитрий Крепенский
               
                2.

      - Исчез мой лучший друг. Исчез здесь, на Сахалине, - заявил журналист, когда мы, наконец, попали в мой кабинет.
      Я терпеливо подождал, пока он насладится собственным откровением. Не заметив на моем лице признаков сопереживания, Торопов уселся на стул рядом с моим столом и, глядя мне в глаза, выдавил:
      - Послушайте капитан, отпуск у газетчиков не большой, и я отмахал через всю страну, не для того, чтобы созерцать самовлюбленность и безразличие местных защитников правопорядка...
      - Не надо нервничать, уважаемый! - рявкнул я, перебивая его обличительную речь. - Покровительство вам наших начальников не означает быть мне телепатом! Кстати, вы писали заявление?
      - Нет.
      - Тогда, если не хотите заняться сейчас привычным щелкоперским трудом, спокойно, в свободной форме, изложите причины вашего вояжа. Я же, в процессе нашего общения, постараюсь вникнуть в суть дела и не задавать глупых вопросов. Фирштейн?
      Торопов примирительно кивнул, достал сигареты и, следуя моему совету, принялся описывать сложившуюся ситуацию.
      Уже в середине его рассказа, появилось ощущение легкости, с какой я смогу разобраться с описанной ситуацией.
      Однако меня смущало личное участие и отношение шефа к этому обращению. По опыту я знаю, что ни один звонок из какого-либо министерства или ведомства не заставит Старика изменить порядок расследования принятый в отделе, да и в практике вообще. Единственным фактором способным проявить его творческую активность, является особая сложность, а у шефа на подобные дела нюх.
      Дослушав речь журналиста, принявшую по мере приближения к окончанию эмоциональный окрас, я подал ему стакан воды, а сам принялся анализировать услышанное, дабы понять, в чем же все-таки Борис Иваныч, усмотрел особую сложность.
      История из категории тривиальных. Человек по роду своей деятельности (в данном случае археолог) приезжает в чужой город. Трудится и живет своей  жизнью командировочного,  не забывая при этом позванивать друзьям. Помечаю - друзьям, а не коллегам.
      Потом он вдруг исчезает. Ну и что? В стране за год исчезают сотни командировочных. Конечно мне это не по душе, но спустя некоторое время, многих находят мертвыми в чужих постелях, или в больницах с признаками алкогольного отравления. А бывают случаи, когда человек едет в командировку в Сыктывкар, а появляется в Новой Зеландии и прочих Израилях.
      По словам Торопова, наш археолог к деньгам равнодушен, так же как и к водке, при этом кандидат наук, и женщину любит одну и с " пятого класса".
      Может исчезновение связано с его профессией, и Старик усмотрел сложность именно в этом аспекте? Или ему подсказали, тогда почему он не просветил меня! Но, даже если предположить, что где-то в районе Чапаевки нашли вторую гробницу
Тутанхамона, это бы, наверняка, не было причиной исчезновения человека.
      Еще раз, задумываясь над тем, стоит ли передавать Горилому доставшиеся в мое попечение дела - некоторые из них кажутся гораздо сложнее и круче нынче предложенного, я отправил Торопова устраиваться в гостиницу, оставив на потом некоторые детали, - о которых он наверняка забыл вспомнить. А сам, прихватив оставленную мне фотографию, отправился в информационный центр.
      - Кравцов, только не говори, что ответ нужен к утру! - восклицанием встретила меня Ниночка, заметив в моих руках два листа бумаги, исписанных запросами.
      Ниночка, миниатюрная, симпатичная брюнетка, предмет восхищения всего горотдела и причина едких замечаний и завистливых взглядов в мою сторону глупцов, не осознающих, что бегаю к ней я исключительно для решения служебных вопросов.
      Я загадочно поманил ее, и она послушно подставила свое аккуратное ушко.
      - Милая! - горячо зашептал я, - Ответы на все запросы нужны не к завтрашнему утру, а к сегодняшнему вечеру!
      Все-таки я не удержался и слегка прикусил мочку ее ушка. А затем уворачиваясь от пощечины отступил на безопасное расстояние и, улыбаясь, добавил:
      - Вот мы и договорились.
      - Александр Сергеевич, - краснея, сказала она. - Мне снова придется  написать рапорт на имя начальника милиции.
      - Он тебе не поверит.
      - Почему?
      - Потому что я серьезный молодой человек... и не говори, что тебе не понравилось, в это тоже трудно поверить.
      - Кравцов! - воскликнула она, замахиваясь калькулятором и еще больше краснея.
      "Отчего это я такой несчастный?" - задал я себе риторический вопрос, тоном умирающего Ромео и выскочил в коридор. "И отчего это все хотят причинить мне боль?"
      Каясь, я хотел, было, заломить руки и пустить слезу, но мою эмоциональную откровенность пресек появившийся из-за угла Горилый.
      - Здравия желаю! - пожелал он мне здоровья.
      После красивого личика Ниночки и ее светлого образа, который я так бережно хранил уже пять секунд, его квазимодская физиономия нанесла серьезный ущерб моему зрительному восприятию.
      - Здравствуй Горилый, - ответил я, радуясь тому, что моя психологическая подготовка не позволила довести изможденный милицейскими буднями организм до инфаркта.
      - Готов принять дела! - отрапортовал он.
      - Что? А, ну да! Пойдем, раз готов, - сказал я, несколько огорчаясь тем, что Старик форсирует события.
      Впрочем, из всех доверенных мне дел, я решил передать одно, причем как мне казалось – безнадежное, для проходящего стажировку оперуполномоченным, младшего лейтенанта Горилого.
      Потратив на это мероприятие, уйму времени, я, злой на тупость своего приемника, в очередной раз жертвуя своим желудком,  без обеда, помчался в Южно-Сахалинск, дабы начать все с истоков.
      Домой я попал уже затемно.
      Бросив, скорее по привычке, незапертым автомобиль, я - отягощенный полученными за день впечатлениями, поплелся в свою квартиру предвкушая теплую ванную и насыщенный, отнюдь невегетарианский, ужин.
      - А вот и я! - радостно крикнул я своим тапочкам, вваливаясь в прихожую. Тапочки промолчали, я тоже их проигнорировал и, сняв вместе с туфлями носки, босиком пошлепал в комнату.
      Сбрасывая на ходу одежды, вливаясь в эмоциональный настрой родных пенатов, я почти расслабился, когда подал голос охрипший, еще в прошлом году, звонок. Раздумывая над тем: стоит ли все-таки снять спущенные до колен штаны, или открыть в том виде, в котором меня застали "дорогие гости",  я замер.  Мои раздумья прервал вновь закашлявший звонок, и я, беспокоясь  о  его  преждевременной гибели от активного использования, помчался открывать двери, водружая при этом штаны в исходное положение.
      За порогом обнаружился счастливо улыбающийся московский журналист. И я, едва осознав этот факт, подчиняясь возникшему вдруг импульсу, попытался закрыть дверь.
      - Добрый вечер, товарищ капитан! - упредил он мой порыв, на всякий случай вставляя между дверью и дверным косяком ногу.
      - Только не нажимай еще раз на кнопку, - сказал я и сдаваясь, пустил его в квартиру. - Не вижу повода для радости, - добавил, чувствуя от гостя водочные испарения.
      - Это вовсе не от радости.
      - Угу. От тоски.
      - Существует масса терминов и понятий, чтобы определить характер состояния человека, - многозначительно изрек Торопов, доставая из недр своего пиджака бутылку молдавского "Аиста".
      - Да, - подтвердил я.  - Например, наглость, хамство, бытовой алкоголизм, мой руки, проходи на кухню.
      Он рад был не вдаваться, вот так сразу у порога, в причины своего появления, поэтому покорно отправился в указанном направлении.
      - Кстати, если обладаешь кулинарными способностями, можешь приготовить чего-нибудь, - бросил я ему вслед, тоже радуясь, тому, что хоть кто-то избавит меня от очередного измывательства над продуктами.
      Взбодренный прохладой воды и польской версией французского одеколона, я появился на кухне с непреодолимым желанием уничтожать творения даже самого плохого кулинара. Однако меня ожидал сюрприз - Торопов достаточно профессионально сервировал стол всевозможными салатами и теперь, не менее профессионально, жарил рыбу с яйцами.
      Носом я уловил запах свойственный лишь исключительной еде и, сдерживая себя, чтобы с лету не вгрызться в это изобилие, тихонько присел за стол рядом с салатом из кальмаров.
      - Я был более скромного мнения о содержимом своего холодильника, - проговорил я, переждав очередное завывание бунтующего желудка.
      - Я тоже, - в тон отозвался Торопов, выкладывая со сковороды в фарфоровую тарелку дымящиеся ломтики золотистой горбуши в луково-яичном обрамлении.
      - Что ты этим хочешь сказать, - возмутился я, не отрывая взгляда от парящего блюда.
      - Ну ...  что я был тоже более скромного мнения о твоем холодильнике, пока не открыл его.
      Я вздохнул, а Торопов водрузил тарелку посреди стола.
      - А, знаете ли, товарищ капитан, хорошая выпивка и хорошая еда это не только признак хорошего тона, но и отличительная черта настоящего мужчины, - назидательно сказал журналист, открывая бутылку.
      - Да что ты? - не поверил я, сглатывая слюну.
      - И уверен, за столом с хорошей закуской, всегда легче обсуждать серьезные вопросы, - обстановка благожелательнее.
      Он наконец-то разлил, и я, схватив свою рюмку, не дожидаясь продолжения философских выкладок, относительно важности застольных бесед, молча выпил.
      Торопов сделал вид, что не заметил моей бестактности, и пригубил свою порцию.
      - Н-да, - сказал он, слегка кривя губы. - Коньячок-то не фонтан.
      - Коньяк, как коньяк, - не согласился я, берясь за закуску.
      Грустно взглянув на меня,  гость без особого энтузиазма  принялся ковырять в своей тарелке.
      Почувствовав, что пора бы повторить и не наблюдая, сопереживания в действиях журналиста, я сам взялся за бутылку.
      - Ну, за хорошую выпивку под хорошую закуску в хорошей компании, - скорее сам себе пожелал я, выпил и вновь, с очередным усердием принялся за еду.
      Торопов совсем загрустил и чтобы хоть как-то его подбодрить я, не заботясь о непрожеванной пище, заявил:
      - Так вот, нигде следов твоего друга, я пока не обнаружил.
      Однако вопреки ожидаемому эффекту, гость окончательно скис и отложил вилку.
      - Говоря нигде, - продолжил я, еще полнее набивая рот, - я имел в виду в моргах, больницах и так далее.
      - Это должно радовать?
      - Отчего бы и нет? По крайней мере, есть надежда, что он жив и сейчас наслаждается сахалинским радушием у какой-нибудь морячки.
      - Есть какие-либо версии?
      - Версии? Слова какие, мудреные. Знать бы еще, что это такое, - буркнул я, разливая коньяк. - А вообще, если это то, о чем я думаю, тогда завтра в Южно-Сахалинске я собираюсь побывать в краеведческом музее. Так что, если не собираешься посвящать свое время сбору материалов о корейской диаспоре Сахалина, можешь поехать со мной.
      - Мне кажется, туда нет смысла ехать, - заявил он, ослабляя узел своего попугайского галстука.
      - Правда?  Слушай,  Торопов,  может пойдешь к нам опером? Я тебе устроиться помогу. С прошлой недели, опять же, у меня в отделе кучу вакансий организовали.
      - Не,  не пойду.
      - Почему?
      - Я журналист.  Работаю в солидном издательстве.  Работа мне нравится,  и по телевизору вот недавно показывали.  Не,  не пойду.
      - Вот и замечательно! - подытожил я. - Вот и работайте в своем издательстве, дорогой товарищ! И оставьте, специалистам других профессий, возможность самостоятельно решать их профдела.
      - Ага, - поддержал меня Торопов.
      Мы выпили, а я, с еще большей жадностью, принялся поглощать еду.
      - А в краеведческом музее действительно делать нечего, - сказал он, берясь за ломтик жареной горбуши.
      - Что же ты за человек такой? - воскликнул я, плюясь хлебными крошками. - Думаешь, я не понял какого хрена ты сюда пришел? Знаешь что - так говори.
      Он скривился, будто его ударили, и, оторвавшись от рыбы, прямо посмотрел мне в глаза.
      - Я думал, что милиционеры в домашней обстановке интеллигентнее нежели на работе... быт, так сказать, сглаживает неровности нервных будней.
      - Конечно интеллигентнее, - умиротворенно согласился я. - Вот я, например, очень интеллигентный человек в домашней обстановке:  с кастрюли не ем,  хожу по дому в тапочках, пукаю только в туалете. Но очень не люблю,  когда  приходят ко мне домой для того, чтобы компостировать взрыхленные неровностями нервных будней мозги.
      Последнюю фразу я уже орал, чем вызвал у гостя чувства, стимулирующие процесс пищеварения. Хотя, может быть, он подумал, что его сейчас выгонят и ему не удастся доесть свою горбушу?
      - Погоди, - прервал я конвульсивные движения его вилки и ножа. Взял бутылку, наполнил пустые рюмки.
      - А в музей ехать все равно не надо, - сказал Торопов, когда мы выпили. - Там ничего не знают о работе Улитина на Сахалине. Сюда он приехал по частному приглашению.
      Я прекратил жевать.
      - Фирма "Гелиос" оплатила все расходы и к тому же назначила гонорар за успешную работу.
      - Гонорар? Хм... В сумме?
      - Двадцать тысяч долларов, - тихо сказал журналист и тоже отложил вилку.
      - Та-ак, - протянул я, полностью теряя контроль над мыслью о салате из консервированных кальмаров, яиц, чеснока и майонеза. - Не иначе собрались найти копи царя Соломона на острове.
      - Не знаю.  В контракте, который показывал Сергей, оговаривалось, что объем работ, будет определен дополнительно.
      - Работ археологических?
      - Да уж не огороды копать, его приглашали.
      - Как знать... Что же ты сукин сын, целый день всем голову морочил, - вздохнул я, размышляя над тем, что привносит сия информация в мое дело. - А что, в подтексте того контракта, ты ничего не усмотрел? Ну, чего-нибудь необычного, какой-нибудь подвох?
      - Как ты думаешь, сколько сейчас получает доктор наук, если он по ночам не подрабатывает грузчиком или сутенером? - вместо ответа спросил Торопов.
      - Ну-у... хороший вопрос.
      - Вот именно. Но, поверь, это даже меньше, чем ты предполагаешь. Этот контракт - такое бывает раз в жизни, да и то не у всякого. В одной только Москве сотни археологов и каждый третий с ученой степенью - конкуренция соответствующая. Думаю, Сергей в любом случае подписал бы его, даже если бы в подтексте,  как ты выразился, усматривались тысячи вопросов и невнятных нюансов...
      - Так значит он, все-таки, не равнодушен к деньгам?
      - Не то, деньги не самоцель... Когда Сергею прислали контракт, его первой реакцией был восторг не по поводу количества нулей... Я был сегодня в Южно-Сахалинске...
      - И местные девочки подвергли сомнению твое мировоззрение, - предположил я, чувствуя, что от бесконечных противоречий и бессвязного изложения журналистом своих мыслей, теряю интерес к разговору как таковому. К тому же коньяк и обильная еда несколько притупили остроту восприятия проблемы, которую Торопов мужественно пытался раскрыть вот уже час.
      - Там есть ресторан "Сеул", - продолжил тот, закуривая,  не обращая внимания на мое безучастное лицо и посоловевший взгляд.
      - А, все-таки восточная кухня.
      - Я пил только кофе.
      - Так это от кофе тебя так развезло? Что же они там с ним делают, эти корейцы?
      - Я уже собрался уходить, когда в зал вошла ОНА.
      - Погоди, - сказал я, предупредительно приподняв руку. - Мне надо выпить.
На этот раз Торопов поддержал меня.
      - Представляю, как с тобой любят пообщаться твои друзья, - сказал он, кривясь и содрогаясь от выпитого.
      - Да... Та, что появилась в ресторане - женщина твоей мечты? Ты истратил на нее все отпускные и пришел попросить взаймы. Надо было сразу говорить об этом, без предисловий и намеков, а то: "Ты знаешь, сколько получает археолог?" Сколько тебе нужно?
      - ОНА, это Витка Девятова. Наша с Сергеем однокурсница.
      - Угу, - сказал я, отчетливо осознавая, что образ мышления столичных интеллектуалов чужд мне так же, как черепахе перья. Хотя, вполне возможно, у него тоже имелись основания быть мною недовольным.
      - Александр, то, что я сейчас говорю, достаточно серьезно, что бы относиться к этому в соответствии со сказанным.
      Ну вот, опять!
      - Чтобы соответственно относиться к сказанному, нужно чтобы сказанное соответствовало восприятию слушающего.
      - Хм, - сказал Торопов, поднимая на меня глаза. - Витка окончила истфак МГУ с красным дипломом и выбрала работу на Сахалине, вместо предлагаемых учреждений Москвы...
      Я вздохнул.
      - Если она сейчас позволяет себе обеды в "Сеуле", то судя по всему, в свое время она поступила правильно.
      - Не спорю... А ведь Серегин контракт с "Гелиосом", ее затея.
      Нет. Определенно,  этот бумажный червяк хочет причинить вред моей и без того деформированной психике.
      - Знаешь что, при твоей манере вести беседы, одной бутылки не хватит, - сказал я, взяв бутылку в руки и показывая плескавшиеся на дне остатки коньяка. - Так что выбирай: или тебе идти еще за одной, или постараться уложиться в то, что здесь осталось.
      - В студенческие годы мы были хорошими друзьями. Витка, Сергей и я, - торопливо заговорил Торопов, видимо ему было лень бежать в ларек. - При этом для Сергея с Виткой это было больше чем дружба. Но десять лет назад, она, бросив все столичные дела и привязанности, умчалась на Дальний Восток.
За десять лет ни одного письма, ни телеграммы, ни звонка – как в воду канула. Однако три месяца назад, Сергей, при ее неожиданном содействии, получает контракт и, несмотря на небольшую приписочку о том, что сей документ желательно никому не показывать, все-таки поделился своей радостью со мной.
      И сегодня, в том кабаке, мы с Витой встречаемся как старые друзья. Я рассказываю сказку о своей командировке, предпринятой якобы для журнала "Рыбоохрана и рыбные ресурсы", а она впадает в тоску по студенческим временам, обещает помощь в интересующем меня вопросе и ни слова не говорит о приезде на Сахалин Сергея.
      И вот я задаю себе вопрос: сможет ли умолчать о приезде бывшего любовника, женщина общающаяся с общим другом?
      - Сможет, - вмешался я. - Если она решила общего друга заиметь в любовники.
      - Перестань, это не в ее характере... Витка не такая... Она - редкое сочетание тонкого ума и сногсшибательной красоты... Да и зачем я ей?
      Торопов замолчал. Мечтательно уставившись в свою рюмку, он полез за очередной сигаретой, а я, пользуясь случаем, разлил остатки коньяка и задумался, отчего это у видного мужика из столицы, возникают комплексы неполноценности после общения с провинциальной дамой, пусть даже и писаной красавицей.
      - Андрей, а в чем твой друг проявил себя? – задал я логичный вопрос.
      - В смысле? – не понял Торопов, все еще находясь во власти своих эротических фантазий.
      - В смысле: некоторые  кандидаты в доктора наук обычно пишут диссертации, за которые иногда присваивают  кандидатские и прочия степени.
      - А-а. Сергей был… Господи! Почему же был!… Ну, в общем, он признанный специалист в древних письменах. А его докторская была о санскрите.
      - Сори?
      - Санскрит – это самый древний из всех известных литературных  языков. Некоторые его считают языком богов, рожденным еще до начала времен.
      - Ага, - сказал я, вкладывая в свой тон потенциальную ликвидность в подобных вопросах.
      - Для здешней местности вопрос не актуальный, - добавил я, с видом знатока местных памятников всякой письменности. – Что-нибудь еще? Чем он мог быть интересен для «Гелиоса»?
      - Да мало ли? У Сергея  есть опыт в раскопках древних городов на территории Индии, на юге Урала и скифских курганов. Он участвовал в экспедициях на Алтай и Кольский полуостров… Но Витка… Ее глаза... В них такой холод, - он вздрогнул. - Она ведь думает, что я не знаю о контракте, поэтому предпочла не поднимать вопрос о встрече с Сергеем. Почему? А?
      В другом состоянии я мог бы предложить массу вариантов ответов, заодно порассуждать о межличностных отношениях бывших любовников спустя десять лет, но последняя рюмка не прибавила желания заниматься аналитической деятельностью и уточнять некоторые детали.
     - Я обязательно подумаю об этом, - пьяно пообещал я, чувствуя, что самый раз воспроизвести сытую мещанскую отрыжку.