«…я верую в мудрость твою,
как верит солдат убитый,
что он проживает в раю…»
Б.Ш. Окуджава
Черный Ангел медленно возник в землянке. Словно на ржаво-охристом суглинке стенки кто-то неспешно скатал мокрыми пальцами катышки бумаги с посеревшей от старости переводной картинки и некто, сначала блеклый, а потом все более черный, посверкивая вороненой сталью крыл, шагнул к перевернутому снарядному ящику, на котором чадила лампа-коптилка, сработанная умельцами рембата из гильзы от 45-мм снаряда.
Трепетная тень испуганно метнулась со стены на накат потолка и сползла к ногам присевшего на корточки…
Да какой там Ангел?
Померещится ведь спросонок в солярно- душном полумраке!
Молодой мужик, лет тридцати, в черном танковом комбинезоне, сорвав с головы шлемофон, бросил его рядом с лампой, заставив тень опять шарахаться по углам. Потом танкист, наклонившись, дотянулся до одного из березовых чурбачков, сложенных около небольшой печурки, подкатил его к себе, поставил на попа и сел, с явным удовольствием вытянув перед собой ноги.
Успокоившееся пламя отразилось в зрачках глаз гостя двумя багрово- оранжевыми горизонтальными полосками, будто в башенных смотровых приборах с открытыми заслонками что-то полыхало, как в мартеновской печи.
Лицо его, избитое, как оспой, окалиной ( бывалые танкисты с первого взгляда поймут- да, братуха, знаешь ты, что такое- снаряд в машину!) было безмятежно спокойным и никаких эмоций не выразилось на нем даже тогда, когда у той же стены опять послышались непонятные звуки.
На сей раз что-то серое, почти однотонное с суглинком, внезапно выпятилось наружу каким-то сюрреалистическим барельефом, повозилось некоторое время, зыбко меняя формы, и выпросталось, наконец-то, из-под тяжкого земляного бремени огромной крылатой фигурой.
Серый Ангел пошевелил крыльями, стряхивая приставшие к иссиза- серым перьям крошки глины.
Тени опять беспокойно засуетились в полумраке землянки.
-Здравствуй, Иван!- сказал, не оборачиваясь, танкист.
-Привет, Димка!- ответил Серый и аккуратно сложил крылья за спиной.
Танкист крутанулся на чурбачке, как пианист на винтовой табуреточке, встал и, шагнув к Серому, порывисто его обнял.
-Здравствуй, брат!- сказал он. - Ведь здорово? Ведь всё получилось?