II Мятежная цитадель

Если пропустить через ситечко белое и чёрное, то можно быстро сочинить шагреневую кожу в пупырышках.

Глава 7 Хромоногий беглец

Что бы делал маэстро без Серафимы, огненного ангела? Наверняка застрял в пыльном, провинциальном Армавире. Фима успешно исполняла роль помощницы и дестабилизирующего фактора одновременно. Неизвестно, что лучше: с одной стороны, он имел средства и двигался к цели, с другой – пришлось убить невинного человека. Сейчас, находясь в товарищеских отношениях с террористкой, Ленар не желал обнаруживать свою природу. Наоборот, ему хотелось ничем не выделяться, правда, это плохо удавалось, но он не оставлял надежд. В конечном счёте спонтанное желание погрузиться в мир людей исполнялось, хотя и в несколько комичном виде – в гробу.

«Площадь трёх вокзалов» встретила бесконечной суетой экипажей, забирающих и высаживающих будущих или бывших пассажиров, пьяных грузчиков, кричащих лоточников, воров и полицейских – в общем, крайне занятых своими делами граждан. Всюду слышался запах угольного дыма вместе паровозными гудками, зовущими в далёкие страны или просто на подмосковные дачи. Серафима попросила водителя сходить в аптеку за морфием для нервного покойника. Горожане поворачивали головы при виде скульптуры обнажённой нимфы, склонившейся в безутешной печали над витриной с усопшим. Уверенная, что прохожим без интереса её особа, когда есть такой шедевр погребального искусства, что, впрочем, слегка нервировало, актриса постучала в крышку гроба.

– Приехали, – поинтересовался Ленар, выглядывая из вместилища скорби.

– Бегите уже! Водитель сейчас вернётся.

– Фима, вы хоть раз видели экспресс в гипсе?

В глазах Серафимы сверкнули мокрые ресницы благодарности.

– Ах, маэстро, это я должна была сломать ногу.

– Что вы, женские ноги я представляю в совсем другой хореографии. Уже спешу. Не подталкивайте, – остановил заботливую женщину, взявшуюся помогать. Актриса стиснула крепкими пальцами локоть, отчего маэстро сразу захотелось остаться в прозрачном катафалке назло всепогодным зевакам.

– Товарищ Ленар, вы меня волнуете!

– Буду ждать в отдельном купе с ананасами в шампанском. – Послав воздушный поцелуй, он быстро застучал гипсом по брусчатке в сторону Петербургского вокзала.

***

Порфирий Францевич ждал известий от агентов, посланных обыскать поезд на ближайшей станции. Немецкие KIENINGER неторопливо отстукивали минуты, бежали секундами. Следователь высыпал дорожку табака Virginia в машинку для набивки гильз Mascotte и нажал рычаг. Сделав душистую папиросу, с удовольствием прикурил от швейцарской спички. Не любил он всяких там новомодных изобретений в виде бензиновых зажигалок, которые, на его взгляд, ещё и дурно пахли. Хотя, надо заметить, и вспышка бертолетовой соли его раздражала, но это было меньшее из зол. Не огниво же с собой носить, в конце концов, подумал сыщик. Дежурный чиновник негромко кашлянул, чтобы обратить внимание начальника, занятого папиросой.

– Докладывайте, ¬– приказал, разгоняя ладонью в стороны сиреневый дым.

– Предмет ритуала пуст, внутри только крошки гипса.

– Так что, водитель катафалка нагло врал?

– Утверждает, что спрашивали про гроб, он и отвечал про гроб. На прямой вопрос о беглеце сказал, что видел, как тот скрылся в Петербургском вокзале. Барыню не стал беспокоить, решив, что постыдное бегство – это интимное дело между усопшим и родственницей.

– Преступник изобретательный и с железной волей! Редко кто сможет ходить с переломом без костылей. Придётся срочно лететь в Санкт-Петербург, иначе убежит наш иностранец. Распорядитесь насчёт геликоптера Юрьева.

– Изобретатель под следствием в Третьем Отделение. А других пилотов нет.

– Доставьте Левоневского – лётчик первого класса.

За долгую службу в полиции Порфирию приходилось сталкиваться с совершенно разными типами: иногда отчаянно глупыми, иногда хитрыми, умные тоже попадались, но вот чтобы с таким артистизмом! Ведь действует шельмец с размахом, ничуть не беспокоясь о последствиях. Зачем, вот зачем надо убивать промышленника Морозова, не мог просто забрать деньги?  Определённо, здесь своя идея! Неужели из того, чтобы похвастаться феноменальной наглостью? Сколько самомнения у молодчика! Но перед кем хвалиться – перед Андреевой? Конечно, дамочка с фасоном и многим разбила сердце, а теперь уже и смерть имеет в альбоме. Но ей-то для чего все эти армавирские страсти? Увлеклась? При её разборчивости и капризах это должен быть совершенно особенный господин. Теперь стоит ждать новых преступлений и можно утверждать со всей очевидностью, что кровавых и громких. Из каких космосов образуются подобные субъекты? На что только не толкает мужчин страсть к обладанию красивой женщиной. Но тут совсем другие петли, совсем другое дело – женщина влюбилась в демоническую личность. По словам больных Военного госпиталя, инородец, используя животный магнетизм, публично овладел разумом сестры милосердия. У Порфирия аж руки зачесались от желания увидеть закованного в кандалы гипнотизёра. С ним всякие-такие штуки не получатся! Видел молодчиков и поспособней хромого факира из Армавира!

***

Перелом, благодаря быстрой регенерации, давно зажил, но Ленар не мог отказать себе в удовольствии изображать страдания. Трогательная забота Фимы о его здоровье производила в районе сердца приятное покалывание, понуждая будировать спутницу глупыми вопросами:

– Фимочка, мне кажется, что трюк с покойником произвёл впечатление на Московский Сыск?

– Всё, конечно, ничего, но если мы будем с такой скоростью раскатывать на катафалках, то деньги быстро закончатся, и я вас покину, – предупредила Фима, сосредоточено пересчитывающая наличность из командирской сумки.

– И что останавливает сделать это немедленно?

– Не могу бросить раненого товарища. В организации обязательно осудят такой поступок.

– Достойно, обязуюсь в Париже регулярно покупать кофе с зефирками. К делу, нам теперь сочинят мощные кордоны на всех станциях. Ну так вот, предлагаю захватить паровоз.

– Паровоз?! – оживилась Серафима, откладывая в сторону пачки ассигнаций.

При виде блеска в глазах актрисы героизм Ленара начал исторгать нервные лоскуты огня.

– А что такого? Очень даже запросто. Надеюсь, револьвер Левоневского исправен?

Фима проверила револьвер.

– Вполне.

– Ага, времени совсем в обрез. Идёмте. Начнёте осваивать новую профессию, эксклюзивную, должен заметить, – угонщица!

– А у меня получится, он такой большой? – с внезапным азартом, поинтересовалась Серафима, желая услышать комплимент.

– Ха, после дебюта в Армавире у вас получится абсолютно всё. Подножки делать освоили, с самолёта прыгали, дальше наука пойдёт на стероидах.

– А это что такое?

– Это когда сердце от химии пламенный мотор и машешь руками от счастья.

– Ого, а можно я сама ускорюсь! Не люблю, знаете ли химию.

– Да пожалуйста, важен результат. – Ленар закрыл купе и достал стилет. Фима, увидев оружие, спросила:

– Что за идеи?

– Выздоравливаю, ; буркнул маэстро и, картинно скрипнув зубами, начал разрезать гипсовую повязку.

– Как же вы будете ходить со сломанной ногой? Восхищена мужеством!

– Фима, – мгновенно став серьёзным, ответил маэстро, – вы превратили Ленара в морфиниста. Ради похвалы из ваших уст готов ещё что-нибудь у себя сломать.

– Ой-ёй, не надо. Я тогда буду молчать.

– Ни в коем разе! Сжальтесь над несчастным, говорите что угодно, но говорите! – попросил маэстро, довольный произведённым эффектом.

Машинист издал длинный гудок, извещая о прибытии пассажирского состава на станцию Тосно. Ленар, чтобы отвлечь полицию, придумал взять на пари компанию либералов из соседнего купе. Затеял спор, в котором утверждал, что ежели один из них вздумает разгуливать по перрону, сильно хромая, то непременно его посадят в каталажку. Мол вышло распоряжение: убрать калек с Николаевской дороги, чтобы не портили иностранцам впечатление от России. Услышав подобный вздор, москвичи пришли в крайнее возбуждение и решили испытать станционного жандарма, надев шутки ради предложенный гипс. Спорили на ассигнации, Ленар свои тут же выдал, чтобы подогреть компанию, прильнувшую к окну в ожидании спектакля.

Оставив вагон, беглецы припустили вдоль состава к зелёному локомотиву С-68. Фима, изобразив графиню, предложила сделать ей экскурсию в кабине. Дамочке в английском кепи машинист не посмел отказать и напрасно: следом поднялся Ленар с армейским револьвером системы Нагана.

Единственный на станции жандарм, занятый изучением документов хромого господина, оставил без внимания незначительное происшествие у паровоза. Не добившись внятного ответа о происхождении увечья у подозрительного господина, схватил за грудки и принялся свистеть дворникам. Когда в пылу борьбы свалился гипс, то вовсе дал в глаз задержанному. Ретивого полицейского быстро взяли в кольцо возмущённые пассажиры, утверждавшие, что нет такого закона арестовывать человека с травмой конечности. Больше всего кричала либеральная компания, желавшая отбить товарища. Шумиха вокруг фальшивого гипса собрала порядочную толпу неравнодушных граждан, вовсе не понимавших предмета спора, но готовых немедленно защитить от произвола властей исключительно из принципа. Бунтарский дух общественности получил настоящий повод, чтобы объявить станционного жандарма душителем свободы.

Коллективные поиски правды в разломанном надвое гипсе, помогли Ленару без помехи отцепить состав. Издав протяжный гудок, как китайское извинение за вынужденное бегство, паровоз растаял в клубах пара. Вмиг смолкли крики пассажиров, растерянно взиравших на осиротевший поезд с весёлыми искрами из кухни вагона-ресторана. Жандарм, по привычке достав свисток, тут же убрал, чтобы не злить ещё больше возбуждённую публику.

Серафима с пылом убеждённого борца за права трудового народа доказала железнодорожникам необходимость экспроприации транспорта. Машинист под дулом револьвера быстро проникся революционным духом. Надвинув на глаза железнодорожную фуражку, чтобы не выдать переполненный лозунгами пролетарский характер, спросил:

– Куда?

– Товарищ, идёмте в Ревель, оттуда надёжные люди помогут бежать в Париж, – скомандовала Серафима, располагаясь у окна, из которого ветер выгодно развевал пышные волосы, уподобляя её валькирии французской революции. «Эх, жалко, что фотографа нет!» – подумала молодая женщина, но позу оставила, наслаждаясь производимым на мужчин эффектом.

Химия грядущих перемен начала кипятить кровь в сердечном насосе маэстро. Воображение захватил горячий ветер будущих пожаров в дворцах аристократов. Человек существо социальное, а значит, подвержено настроениям общества. Война, диктатура, безнаказанность. «До основанья мы разрушим, а затем». На стыке рельс тряхнуло так, что он прикусил язык. От вкуса крови во рту тут же стало не по себе. Ленар прислонился головой к пахнущей углём стене паровоза. «Чтобы я и приобщиться! Чур меня дважды в лоб железным чайником!» – мысленно обругал себя.

Другое дело Серафима – молоденькая барышня, дитя времени с обострённым чувством справедливости. Для неё игра в заговорщиков, участие в клубе террористов стали уникальной возможностью отказаться от прежней жизни. С юношеской категоричностью актриса делила мир на плохих и хороших людей, вовсе не принимая в голову последствий такой грубой фильтрации. Очень часто впечатлительные натуры становятся заложниками новых идей в силу чрезвычайной зависимости от мнения окружающих. Можно ли их в этом винить или времена не выбирают? И почему, желая сделать мир лучше, они так увлекаются фантомами, что не видят настоящих результатов своего героизма?

В Гатчине станция оказалась забитой составами с войсками, идущими на запад. Хорошо знакомое ощущение грядущих перемен висело в атмосфере, словно треск электричества в проводах высоковольтных линий. Солдаты с пневматическими винтовками Жиффара, увешенные подсумками и запасными резервуарами со сжатым воздухом, деланно смеялись пустым вещам, пряча за громким хохотом страх перед неизвестностью. Она поджидала их где-то там впереди, там, откуда шли, оглашая окрестности тревожными гудками, санитарные поезда. Вместе с клубами пара и угольного дыма вокзал за ночь пропитался хлоркой и липким запахом от грязных тюков с окровавленными бинтами, оставленными в беспорядке у шпал, пропитанных креозотом.

– Что случилось? – спросил Ленар пробегавшего мимо солдата с дымящейся водой в котелке.

– Война с германцем!

– А раненые откуда?

– Фон Гинденбург разбил Самсонова. Всю ночь санитарные стучат домой. За братков сербов согласен, но вот зачем хранцузов спасать? Убей не пойму!

– Не переживай, туда тебя и везут – понималку делать!

– И не говори, барин.

; А чё Самсонов забыл в Париже?

; На выручку двинул: фрицев оттянуть, а оне газы пустили.

; Вона как! Ну мы как всегда, со всей душой и в немецкую пивную.

; Эд точно. – Солдат сокрушённо махнул рукой и намерился бежать дальше.

– Подожди, – остановил Ленар. – Так, что Париж захвачен?

– Что вы, барин, совсем нет. Офицеры говорят: немец теперь повернул к нам с гостинцами. Извиняйте, мне к идтити надо, кипяток стынет.

Солдат исчез среди одинаковых серых шинелей, заполнивших перрон. Не имея возможности двигаться вперёд, беглецы отправились в ресторан. Зная, что локомотив ищут, Ленар решил не дожидаться идиотских вопросов: зачем понадобилось угонять паровоз? Ну, действительно, для чего беглецам паровоз? Взамен скучных полицейских, он предпочёл общество революционной актрисы. Вокзальные рестораны в любом уголке системы Солнца похожи. Надо иметь невероятной крепости желудок, чтобы не получить расстройство от фирменных блюд в подобных заведениях. Ведь знают циничные сволочи, что пассажир, если зашёл к ним, априори готов к изнасилованию пищеварительной системы несвежими лобстерами. А где, извините, водятся лобстеры, и где вокзал? Правильно – в Африке, тогда какие вопросы к повару?

Желая восстановить нарушенную гармонию в организме, маэстро попросил Серафиму читать газету. Патриотически настроенные репортёры убеждали в почти мгновенной победе над «Тройственным союзом». Можно было, конечно, двинуться и вперёд, но перспектива бегать от кайзеровских снарядов показалась излишне радикальной. Прежде всего, беспокоили планы МУСа. Ленару вовсе не хотелось обсуждать подробности убийства фабриканта Морозова с полицией. Фатальное стечение обстоятельств разве можно предложить следователям для оправдания? Нет, конечно! А значит, не о чём с ними разговаривать. Пока придумывал способ, как безопасно пересечь границу, впечатлительная Серафима, начитавшись патриотических лозунгов, изготовилась отправиться сестрой милосердия на фронт.

; Фимочка, я целиком у вашего балкона. Родина в опасности, готов стать донором. Поверьте, не успеете одеть белый фартук, как придут люди в красных погонах и прощай свобода. Ваш патриотизм им без разницы. Только научитесь вонзать иголки в деликатные места, а уже надо строчить тюремные робы. Нет, вы это прекращайте. У нас свои стрелы в тетрадях.

; Мне кажется, сначала надо защитить славянских братьев, а затем строить новый мир! В судьбоносные для отечества времена требуется отбросить политические разногласия ради общей победы! – начала петь девизы актриса.

; И какая вы после этого революционерка? Сейчас самое время отверзть переполненный сосуд народного гнева. Иначе никак не свалить самодержавие. Все эти взрывы чиновников совсем пустое дело, когда такое живодёрство намечается, массовое и максимально кровавое.

; А если германцы захватят родину?

; И что? Подавятся, как обычно. У них челюсти не имеют столько вариантов! Поверьте, я уже видел ваш кинематограф. Треск киноплёнки и никакого впечатления. Вы меня удивляете, всё-таки буржуазный конфитюр напрочь разъел сентиментальные женские мозги.

; Опять вы про свой конфитюр? Это ведь жидкое варенье! – обиделась Фима за всех женщин Земли сразу.

; Вот именно, Фимочка, не разочаровывайте меня иностранным сиропом. Вам придётся сделать над собой усилие и научиться бороться с пагубным для дела революции чистоплюйством. Сопли интеллигентности надобно с презрением исторгать в лицо оппонента, а не стыдливо размазывать под столом, – Ленара передёрнуло от собственной метафоры. Ему хотелось продемонстрировать рафинированной дамочке всю театральность её борьбы.

Конечно, от фиглярства далеко не уйдёшь, когда играешь на публику, но здесь совсем не театр! Здесь люди, живые люди. Это не пьеса, здесь настоящая жизнь, а не сцена с фанерными декорациями в масляных красках. Простой гражданин не хочет радоваться откровенному насилию во имя светлого завтра, ему сейчас надобно есть котлеты с луком! Господа революционеры не испытывают жалости к обывателю, мирно жующего макароны времени! Этот абстрактно взятый среднестатистический человек ни сном, ни духом не знает и не подозревает о своём убогом существовании. А расскажи ему о чужом счастье? Он ринется вдоль улицы с рёвом обезумевшей коровы, сбивая чугунки с покосившихся заборов.

; Так, Серафима, нас ждут великие дела! А именно: вы оказались совершенно правы, надо обратиться к старшим товарищам. Без помощи, боюсь, нам не выбраться из страны. О ком тогда будут читать потомки в учебниках истории? Хотелось бы, чтобы о великих устремлениях борцов с капитализмом.

***

Если честно, то Серафима не знала, что как себя вести с инородцем. Ей хотелось вернуть прежнее душевное равновесие, которое подвергалось весьма неприятному воздействию. Она, как всякое человеческое существо, вкусившее внимание толпы, изголодалась по аплодисментам и крикам ободрения. Актриса испытывала нужду в публике, она готова жить в съёмных квартирах, но совсем не хотела исполнять роль пустой и манерной дамочки. Тогда такая революция ей совсем не нужна, тогда это уже не революция, а бестолковость какая-то, пустая и никчёмная. Приме нравилось эпатировать окружающих образом хрупкой женщины, способной на отчаянный поступок. В обмен за свою решительность Серафима хотела совсем чуть-чуть – всеобщей любви, чтобы ей восхищались. Разве это так много? Разве она этого не заслужила тем, что думает о своих поклонниках, что готова рисковать ради них? А этому непонятному Ленару нужно совсем не то, к чему стремятся обычные мужчины. Он, видите ли, хочет во что бы то ни стало попасть в Париж. Что за глупость такая! Это вульгарно в конце концов!

; Деньги придётся сдать в партийную кассу, ; внезапно заявила Фима категоричным тоном, ;  а половины суммы уже нет. Что я скажу товарищу Савенкову? Он может обвинить в расточительности, в воровстве, наконец! Меня специально внедрили к Морозову для экса. Нам это так просто с рук не сойдёт!

Новость удивила Ленара и не сразу нашёлся, чем ответить на очевидную несправедливость. Благодаря своей инициативе, деньги как раз-таки упустила Серафима, но, как это часто бывает, женщина спешит найти виноватого, напрочь забывая о своих фикусах. Впрочем, не возьмись она меняться, то и вовсе могли остались без средств. В любом случае, говорить сейчас об этом не имело никакого смысла.

; Как у вас всё строго. А дарёному коню?

; У нас смотрят! Профукали, а товарищи ждали значительную сумму. Намечается крупный теракт.

; И где этот ваш Савенков ночует? – уже успокоившись, решил разведать обстановку маэстро.

; В столице, где же ещё.

; Ага, ну это совсем рядом, и мы тут, всех в мясо! – разозлился маэстро, понимая, что ввязывается в очередную авантюру.

; Товарищ Ленар, что-то мне настроение ваше не нравится. Вы сомневаетесь в действенности тотального террора? Откуда такой сарказм?

; Что вы, как раз, напротив, целиком и полностью поддерживаю. Революция требует исключительных средств: «…пока нет насилия над массами, нет иного пути к власти», – писал Ульянов.

; Ульянов этого не говорил.

; И что с того? Подождите, ещё скажет, здесь наши взгляды полностью совпадают.  Имперских чиновников надо расстреливать без суда и жалости, чтобы не путались под ногами прогрессивного человечества.

; Всё, идёмте в «Иллюзион» – Фима отставила несвежий бисквит и поднялась.

; Пешком?

; Зачем? От дворца проложена вполне комфортная монорельсовая дорога Романова.

; Императора?

; Что вы себе такое придумали, конечно, инженера из Тбилиси! Двигайтесь. Тут совсем ничего.

Действительно, за Кирасирскими казармами начались металлические фермы, между которых висела алюминиевая кабина в заклёпках, напоминавшая раздутый челнок с пропеллерами на концах. В салоне у квадратных окон стояли обтянутые кожей сиденья. На уровне ног проходила решётка из литой бронзы, от солнца висели шёлковые шторы кремовой расцветки.

; Шикарно! - невольно воскликнул Ленар, погрузившись в мягкое кресло. - И давно здесь такие скорости?

; Совсем отстали на своих болотах. Монорельсы проложены даже на острова.

; Очевидное и невероятное. Жуль Верн должен завидовать местным пейзажам!

; А кто это? Француз?

; Кхмерский писатель. Про будущее писал.

; Кхмерский? Господин Ленар, здесь уже всё придумано. О чём таком можно мечтать? Понятно, что писатель из Индонезии! – шумно вздохнув, Фима вонзила в розетку штепсель от телефона и продиктовала автоответчику: – «Иллюзион», сообщение для Крамера. Нужна встреча. Буду через час. Нора.

; Нора? За что вас так? – удивился маэстро.

; Азеф придумал для конспирации.

; Фимочка, вы с таким милым очарованием снесли мне голову: и огненный ангел, и вестник смерти. Это совсем гремучая смесь – Серафима и Нора!

; Опять льстите?

; Нет, вру, но с удовольствием. – Ленар изобразил предельно честное лицо. Актриса погрозила указательным пальчиком в кружевной митенке.

; Ага, значит, всё же обманываете.

; Рядом с вами любой сделается филигранным лжецом.

; Вот только не надо меня записывать в провокаторы.

; Во всяком случае, вы такая порочно-притягательная, что готов совершать революции одну за другой лишь бы иметь счастье наслаждаться вашим темпераментом.

Заревели пропеллеры и пейзаж за окном превратился в зелёную ленту. После лёгкой музыки из квадратного динамика начальник Московского Сыска сообщил о розыске опасных преступников, виновных в крушении аэроплана «Максим Горький». На что Ленар заметил:

; Серафима, наша популярность растёт, сам Порфирий Кошко включился в погоню. Предлагаю организовать пресс-конференцию.

; А что это такое – пресс-конференция?

; Совсем замечательная вещь. Расскажем правду о наших злоключениях, как всё было. Возбудим мозговую активность у неравнодушной публики.

; А как же Париж с круассанами? – расстроилась Фима.

; Так там всё и сделаем. В Петербурге арестуют раньше, чем приедут нарвалы пера и «Лейки».

; Надо согласовать с товарищами.

; В обязательном порядке. Пора выходить на международный уровень. Да-с, – Ленар заложил руку за отворот кожаной лётной куртки и посмотрел на скачущие вдаль телеграфные столбы, захотелось встать и принять соответствующую позу, но качающийся пол не внушал доверия.

; Товарищ Ленар, от вас веет космическим холодом.

; Сам в изумлении. Есть подозрение, что в меня вселился печальный демон, дух изгнанья. Чувствую в себе огонь томленья и страсти.

; А без пошлого романтизма. Я не Тамара, можем просто переспать. Любовь ; это буржуазный пережиток. Готова отдаться без кривляний.

; Здесь тоже будем спрашивать товарищей?

; Не утрируйте, пожалуйста. Обойдёмся без помощников. – Серафима пронзила мозг космического демона томным взглядом, отчего у искусителя образовалось лишнее давление во всём организме.

Маэстро начал проникаться тёплым, почти горячим чувством к своей спутнице. Жизненные ценности у них отличались, даже более того – гуляли в разных ботинках на разных берегах. Однако, маэстро нравилось общество целеустремлённой женщины, способной разрушить до основания мир, который ничего ей плохого не сделал, напротив, позволил состояться, как актрисе. Человек такое существо, что ему всегда хочется испортить себе жизнь для большего впечатления. Вдруг можно шагнуть в тёмную подворотню с огоньками и там совсем никого не будет, ну вот совсем никого. Сейчас именно это чувство беспечности, граничащее с безрассудством, могло объяснить смятение, поселившееся в душе маэстро. Разгадка находилась рядом, но он не мог её прочитать. Не хватало последней подсказки, последнего факта. Требовался крепкий удар по затылку, чтобы взбодрить нейронные цепи. Что-то ему подсказывало, что он принимает участие в чужой игре с завязанными глазами.

Глава 8 Синематограф «Иллюзион»

Намазанный чёрным бриолином злодей с обведёнными тушью глазами занёс кинжал над обманутой жертвой, тапёр, пыхнув папиросой, выбил заключительные аккорды, впечатлительные дамочки упали без чувств. В кинотеатре зажгли свет, возбуждённая иллюзиями публика начала расходится, деликатно вонзая жёсткие пальцы с обкусанными ногтями в спины медлительных соседей.

Ленар, с недоумением оглядев пустые кресла, развёл руками:

– А где наш Питер Пен ?

– Отчего же сразу Питер Пен? – Из ближайших портьер стремительно вышел невысокий господин в модном котелке, из-под которого торчали небольшие крепкие уши. На Ленара уставились близко посаженные глаза настырного романтика, готового к мгновенному суициду в казематах врага.

– Вожак мальцов-сорванцов! Герой эпосов и народных сказок страны Танзания, –маэстро решил пикировать самоуверенного эсера. Господин, подкрутив левый ус, обратился к Серафиме:

– Позвольте узнать, вы где подобрали этого субъекта?

– На дороге под Армавиром, товарищ Савенков.

Оставаясь в котелке, вожак мальцов-сорванцов принялся детально изучать борозды жизни на лице маэстро. Наконец заключил:

– Это многое объясняет.

Ленар с неприязнью относился к типам, готовым обсуждать оппонента в третьем лице. Но если подобные манеры обычно указывали на провинциальность, то в Савенкове наблюдалось пренебрежение к людям вообще. Подобное свойство характерно для личностей, ищущих любой повод, чтобы заявить о себе, чтобы их заметили. Им в детстве, как правило, родители уделяют мало внимания, откупаясь подарками вместо доверительной беседы или жалкой, пусть крайне короткой сказки на ночь. Раненые безразличием, они постоянно испытывают зависть к одноклассникам, ревниво замечая незначительные детали, указывающие на ненавистную заботу о крепком, розовощёком мальчике или чахлом прыщавом холерике, но заботу. Им больно слышать слова ободрения, доносившиеся издалека, сказанные не для них. Обязательное чувство незащищённости, поселившееся в хрупкой душе такого ребёнка, требует потом навсегда запоздалой оплаты, и совсем не важно в какой форме. Главное – возврат долгов, и непременно с процентами!

– Что же?

– По крайней мере, увлечение пьесами для детей.

– С кровавым концом должен заметить! Всё, победили, сразу и навечно. Интеллектом, – отомстил маэстро настырному головастику.

– Зачем вы здесь? – Савенков подошёл вплотную. – Неужели из-за Серафимы? Впрочем, я вас понимаю, – он сделал лёгкий поклон актрисе и закрутил второй ус.

– А если вы мне нужны, вот как гора Килиманджаро , – Ленар показал на люстру из хрусталя под потолком кинозала, – континенту Африка? – Ему стало интересно насколько развит террорист, сможет ли провести параллель между собой и единственным Эверестом чёрного континента. Вспомнилась статья из «Британники»  с юношеской фотографией щуплого молодого человека, который учил чужих детей не есть мясо, оттого что дурно убивать животных. Дети искренне верили и прятали за обедом котлеты в салфетки. Начинающий террорист покидал знакомых с чувством нравственного превосходства над диетой бесчеловечных обывателей.

– Могу уверить, что не поклонник талантов Петерса , – с лёгкостью парировавший укол маэстро Савенков.

«Ого! Да этот мерзавец ещё и образован. Впрочем, о чём это я? О кровавой бойне в Танзании во всех газетах писали», – отметил про себя Ленар и возразил:

– Напрасно, я, например, верю в прогресс человечества. Нельзя до бесконечности пользоваться ночным горшком.

– Лев Толстой этим гордился.

– Ага, значит, признаёте факт исторгания нечистот из гениев?

– Фу, вы о биологии?

– Вот только не надо меня сравнивать с любителями фарфоровых слоников.

– Задевает? – сморщил уголки глаз террорист.

– Очень. А чем вам Килиманджаро насолил?

– Большой вулкан, а пользы ноль, – Савенков постучал папиросой о профиль Фридриха Ницше на крышке портсигара. – Опять же колония. Не понимаю, зачем тевтонцам негры. С их прямолинейностью и в плантаторы. Им, извините, никогда не хватало английской жадности.

– О как! Тогда о материи. Чем могу способствовать делу революции?

Борис с удовольствием закурил от бензиновой зажигалки Ronson Banjo, глубоко затянувшись, отчего папироса сгорела чуть не до середины, выпустил в потолок струю дыма и спросил:

– Есть желание или погулять собрались?

– Научный интерес, но пламенный до невозможности. В Париж надобно к сроку, а на хвосте Московский Сыск.

– Дался вам этот Париж. Отработать придётся?

– Готов расписаться марганцовкой. Зовите рогатого.

– Оптимизм впечатляет. Можно только позавидовать.

– И не пытайтесь. Испортите карму злого гения, начну презирать, как беспринципного Петерса.

– Вы, знаете, опасный человек. Впрочем, для дела это качество может оказаться весьма кстати, – не обращая внимания на колкость, заключил Савенков.

– Есть идеи?

– Серафима рассказала, как боролись за жизнь «Максима Горького». Отдать штаны – браво!

– Не смог равнодушно смотреть на гибель буревестника революции!

– Буревестника? Однако… – Террорист отошёл на шаг, чтобы охватить взором отважного спасателя. – Значит, утверждаете, что справитесь. Отлично! Перегоните аппарат из Европы в Санкт-Петербург. Учтите, это будет новейшего вида бомбометатель. Сам Азеф курирует экс. Промашки быть не должно!

– Уже интересно. Надеюсь, под мост не надо будет нырять, как Чкалов?

– Сейчас о ком говорите? Кто такой Чкалов ? – здесь обнаружилась граница знаний Питер Пена.

– Чёрт побери! Опять с падежами напутал. Малец с Волги, хулиган страшный, плавает хорошо? – увидев приподнятые брови над немигающим взглядом, маэстро перевёл разговор в практическую плоскость: – Так, о чём речь?

– Планируется грандиозный эксцесс. Цель укажем позднее.

– Случайно, не Зимний дворец решили развалить в щебёнку?

– Есть противоречия?

– Культурное наследие всё-таки. Но если для дела надо, то рука не дрогнет.

– Что с деньгами?

– А что с ними?

– Вы потратили часть необходимой суммы. Придётся возместить.

– А спасение вашей девицы уже забыто?

– Я вас что-то не понимаю. Вы что, торгуетесь?

– Упаси Космос от чёрных дыр, но где я в мгновенные сроки найду эти самые ваши деньги?

– Экспроприируете. У вас, господин маэстро, недюжинный талант обнаружился.

– Разбойника и душегуба?

– Именно. Жду завтра для инструкций. Медлить нет никакой возможности.

В неправильном Гольфстриме оказался Ленар. Начал махать саженками, а течению безразличны хлопки ладошками. Конечно, можно помнить направление, но делать что-либо против не имело смысла. Да, он жаждал, аки пустынный туарег, обрести в путешествии эликсир жизни, но подвергаться хирургии вовсе не собирался. Ленар в стотысячный раз убедился, что нельзя следовать порывам души. Впрочем, ходить по линейке ещё большее зло: придётся делать тотальное уничтожение несогласных с истиной, а где тогда самому прятаться?

Пред ним встала дилемма, а подсказчики разбежались задолго до вопросов. Часы-ходики тикали, неумолимо отмеряя секунды до момента, когда Семён позвонит в дверь парижской квартиры. И кто ему откроет? Вот это-то и совсем непонятно. Но если сейчас начать спорить, что ждёт экспериментатора? Ленар не был трусом, но и придурком не повезло родиться. Мог бросить всю эту канитель прямо сейчас и отправиться в одиночку, но вдруг порвётся ткань жизни, цепь событий. Ему уже случалось принимать такой девиз, последствия всегда грозили завалить обломками из кирпича и проклятий. Вот и сейчас требовалось шагнуть в неизвестность, когда душевное равновесие в смущении, когда впереди мгла и категорически не хватает времени. Нужно прыгать в пропасть, сжав от бессилия кулаки.

В конечном счёте не Ленар направил машину именно к тому повороту, где топтался в пыли нервный пилигрим. Но за секунду до очистительного покаяния, сработал защитный клапан под капотом локомобиля, и в облаке пара появилась Серафима.  И верь после этого в свободу воли? Кого он лишил жизни там, в театре? Плохой или хороший этот фабрикант – совсем другое дело, но зачем такой мертвец ему? Однако, Ленар, именно Ленар, взял на себя право распоряжаться жизнью покойника. А как не покойник, если в ЖЗЛ  написано, что умер от выстрела в упор. Да и кто станет утверждать со всей очевидностью, что застрелился? Может, и в самом деле, господа революционеры в другой жизни убили скупого мецената из чувства мести за финансовые плюшки? Впереди Ленара ждало некое действие, окончательный факт, с помощью которого можно решить невероятно важную задачу, важную, по крайней мере, для него. Возьмись сейчас он выпытывать правду, то что бы с ней стало, с правдой? Придётся дождаться последнего щелчка секундной стрелки. Но вот зачем?

***

На углу Фонарного переулка собралась группа хорошо одетых молодых людей с небольшими свёртками из упаковочной бумаги. Утро случилось прохладным и мужчины, подняв воротники, ёжились в лёгких пальто. Галки по обыкновению дрались с голубями за просыпанное вдоль поребрика зерно. Послышался рокот бронеавтомобиля «Остин-Путиловец» с горящими фарами. По сторонам трещали сиреневыми выхлопами армейские мотоциклеты.

Солдаты в касках, из которых торчали влажные от утреннего тумана усы, приготовились к повороту на мост, как в кортеж со всех сторон полетели бомбы с нитроглицерином. Яркие вспышки, грохот, мостовую окутали клубы пара, закрутились колёса опрокинутых мотоциклеток. Солдаты, ослеплённые взрывами, не успели открыть огонь, когда внутрь башни через отверстия для пулемётов впрыснули из ручных насосов слезоточивый газ. Тяжёлая в заклёпках дверь распахнулась, и охрана побежала веером в ближайшие подворотни. Налётчики с браунингами наготове скорым образом взяли в кольцо броневик. Несколько человек кинулись выгружать банковские мешки с печатями таможни в подлетевший гоночный «Дукс». Оправившись от потрясения, жандармы открыли беспорядочную стрельбу.

Выжав до предела регулятор давления, Ленар крутил маленький руль, пока Фима отстреливалась от преследователей, бегущих со всех сторон наперехват. Выбрасывая клубы белого пара «Дукс», взвизгнув на повороте резиной о поребрик, умчался по Обводному каналу на выход из Санкт-Петербурга.

***

В столичном управлении сыском Порфирий прежде всего затребовал сводку о всех необычных происшествиях в окрестностях столицы. Сообщение об угоне паровоза сразу привлекло внимание. Немедленно подняли по тревоге жандармов, но вернули в казармы за ненадобностью. Начальник станции «Гатчина» доложил, что обнаружил угнанный локомотив на подъездных путях. Машинист на дознании рассказал, что террористы готовились пробраться в Ревель к сообщникам, чтобы оттуда бежать в Париж. На следующий день у Фонарного моста террористы взяли инкассаторский броневик. Везде фигурировал некий господин в лётной куртке и дамочка похожая на знаменитую артистку Андрееву. Одна тревожная новость сменялась следующей, всё более лихой чем предыдущая.

Порфирий выстроил на карте флажками маршрут преступника и размышлял над тем, как бы половчее заарканить маэстро. Первоначальная версия, что преступник хочет непременно в Берлин, получила корректировку. Теперь ясно обозначилась конечная цель – это столица Франции. Сыщику не хватало информации, чтобы понять, почему маэстро непременно хочет туда попасть. Во время размышлений позвонили из правительства.

Закрыв плотно двери, министр внутренних дел положил на стол донесение суперагента Третьего Отделения.

«Руководство боевой организации эсеров на тайном собрании постановило убить Николая II при помощи заказанного в Париже аэроплана-бомбометателя.

Азеф»

Порфирий немедленно сопоставил факты. Тут было от чего беспокоится. Все факты выстроились в затылок, где локомотивом работал таинственный Ленар. Наверняка диверсанта готовили спецслужбы, иначе как объяснить невероятную сноровку? Везде, где обнаруживается его след, раздавались взрывы и лились кровь, но сам шпион уходил словно гость из потустороннего мира.

Прогноз министра звучал зловеще: несмотря на союзные обязательства, англосаксы в обычной для себя манере готовили пудинг из обмана и предательств. Война с Австро-Венгрией позволит России захватить Босфор, а вот этого Великобритания никак не может допустить, вот просто никоим образом. Смерть императора расколет русское общество, насквозь пропитанное идеями либеральных свобод. Король Англии Георг V готов использовать любые, самые радикальные средства для усмирения русского медведя. Имея в виду эти резоны, министр наделил талантливого сыщика беспрецедентными полномочиями, поручив остановить покушение на императора.

***

Спортивный авто летел в Ревель по ночному шоссе, освещённому шарами-приёмниками атмосферного электричества. Мерцающие зигзаги на игольчатых конструкциях вызывали неприятное чувство ирреальности происходящего. После эксцесса впрыск адреналина в кровь сменился ознобом и зевотой. Беглецы торопились успеть к отходу корабля в Гавр.

Необходимая сумма лежала в багажнике, но для Ленара это не имело ровным счётом никакого значения: спортивный локомобиль мчался на запад. Что произойдёт в ближайшее время в Санкт-Петербурге, его не касалось вовсе никоим образом. Пусть взрываются императорские дворцы, и что с того? Люди опять придумали швырять друг в друга кусками человечины на потеху уставшим от бессмертия арнам. Что за дело туристу до плясок

 аборигенов?

Жизнь Серафимы наполнилась ожиданием важного действия. Она будет причастна к казни императора. Благодаря её усилиям ненавистный строй падёт и наступит эра свободы, равенства и братства. Чувство восторга переполняло всё её существо. Несмотря на усталость, хотелось сделать что-нибудь ещё не менее грандиозное. Она расстегнула на блузке верхнюю пуговицу и направила поток ночного воздуха в лицо, отчего пряди каштановых волос начали извиваться, следуя порывам ветра.

– Товарищ Ленар, я вся горю.

– Это всё от возбуждения. Нельзя же так терзать женский организм! – окинув дамочку осоловевшим взглядом, предположил Ленар.

– Надо что-то с этим сделать, – Фима помахала на себя ладошками и потрогала щёки в красных пятнах.

– Скоро Ревель, приедем и отдохнёте в каюте. Душ и спать до самого Гавра.

Разгорячённая женщина выразительно взмахнула ресницами.

– А если прямо сейчас остановиться?

– Это как? – маэстро вытаращил глаза. – Потерпите, совсем немного осталось.

– Товарищ Ленар, придётся сделать над собой усилие и немедленно поспать! – произнесла с нажимом Серафима.

– Фройляйн, нет! – Ленар вцепился в руль и насупил брови в прыгающие круги света на шоссе. Сейчас нельзя ни в коем случае соглашаться на коварное предложение. До спасительного корабля оставалось совсем немного. Ещё чуть-чуть и весь этот кошмар с гонками на паровозах останется навсегда позади. Предаваться плотским утехам нет никакой возможности. Это будет решительный крах, просто катастрофический крах! Ожидать повторную эвакуацию не стоило, если принять к сведению разговор с Гектором. Ведь совсем неведомо, что могло произойти в его отсутствие, там на мангровых болотах. Вдруг поместье захватила коварная Модлен и перепаяла лампы в мозгах камердинера!

Наследственное проклятие Ленаров – вера в чужую порядочность. Очень коварный молоток: одних людей понуждает соответствовать, с других, наоборот, снимает последние заклёпки. А те, кто пробовал следовать провокационным ожиданиям, разве они могут быть благодарны? Нет, конечно! Нельзя с этой гадостью жить обычным людям, вот напрочь нельзя. Тут же получишь по лапам, и ещё как получишь, а кто виноват? Виновник известен, и тогда месть, жестокая месть за ненужный и болезненный опыт.

– Останавливай немедленно, – раздался вибрирующий от страсти голос Фимы.

– И не подумаю! – процедил маэстро сквозь зубы, не поворачивая головы.

– Ах так! – в женской руке образовался револьвер и грохнул выстрел, разбивший боковое стекло. В кабину немедленно стал закручиваться встречный поток морского воздуха.

– Ого, барышня, у вас вполне серьёзные намеренья. Может случиться авария при таких галопах. Сплошные нервы, а у меня и без этого организм деформирован кратковременным, но энергичным знакомством с вашим характером. Смотрите, ногу уже повредили. Что на очереди?

– Второй будет точно в грудь, если не остановите! – Серафима ткнула стволом револьвера между рёбер.

– О-хо, щекотно! Вот это правильно. Молодец! Ещё чуть-чуть и заснул бы. А здесь такая бодрость в организме образовалась. Всё, сдаюсь. Щас только высморкаюсь. Чё-то в носу засвербело, – с этими словами маэстро убрал двумя пальцами в сторону дымящийся ствол и начал искать платок. – Тьфу ты, я ведь его забыл в любимом сюртуке, спасая одно нервное создание, вас, кстати, барышня! Вот, нет в жизни счастья! Фима, ну что вы, право! Приедем в Ревель и будет к вашим услугам весь Балтийский флот!

– Так значит, относитесь к боевому товарищу? С презрением? А зачем тогда Лермонтова читали? Я наивная душа поверила. Решила, что встретила надёжного человека.

– Знаете, через двести лет начинаешь с иронией относиться к героической внешности. Как правило, за ней скрывается совсем прозаическая натура. Поверьте, пройдёт время, и вы ещё вспомните этот выстрел в форточку.

– Ленар, вы меня расстроили, – Серафима, насупившись, сложила на груди руки.

– Это чем?

– Вы редкий зануда. Даже противно стало. Не скучно жить с такими махаонами в голове?

– Это которые бабочки с усиками? Придумаете тоже. Совсем не щекотно. Другое дело вы! За каждый выстрел из ваших нежных рук готов исторгать фонтаны любви, но не сейчас. Фимочка, вы из меня преданного идальго сотворили!  Обратите внимание, по взмаху ваших трепетных пальчиков бросаюсь на ветряные мельницы, Дульсинея  моего сердца!

– Я заметила, что Дульсинея, – актриса тяжело вздохнула и щёлкнула предохранителем пистолета.

– Вот и я о чём. Видите, у всех пряники с изюмом на тарелках. Вперёд, на пирсы Балтики. От вашей энергетики маринистом  стал, ещё немного и вторую «Цусиму»  издам.

– Почему вторую?

– Эх, Фимочка, совсем не понимаете моего сердца, а стрелять придумали. Цусиму нельзя заново написать, её можно только испортить плагиатом!

Серафима разозлилась: «Казалось, вот она готова отдаться воле совсем незнакомого человека и душой, и телом, а товарищ фасоны держит. Это, в конце концов, оскорбительно даже очень! Нельзя отвергать чистую, не замутнённую церковным лицемерием любовь свободной женщины».

Фонари на осветительных мачтах принялись гореть ещё ярче, стараясь переспорить начинавшуюся зарю над Балтийским морем. Солёный ветер из разбитого окна терзал воспалённые глаза холодными порывами, не давая подумать над фактами, брошенными в кучу словно бирюльки.

«Это ведь совсем дрянное дело, когда барышня испытывает влечение к мухомору, – о своём дне рождения Ленар предпочитал не вспоминать. – Становится понятным, отчего Рем превратился в зловредного старикана. Тфу мне в глаза! – В ответ на просьбу с моря действительно прилетело несколько крупных солёных брызг. – Ах так. Это значит, и я бурундук облезлый!» – обычный в таких случаях внутренний диалог не принёс Ленару заметного облегчения, не успокаивал искрившиеся от сердечного смятения нейроны в голове. Оттого что он вовсе не верил во всякие там интимные связи без последствий. Это что теперь получалось: надобно исполнить волю одурманенной адреналином женщины, да так, чтобы она не обиделась, а такого не бывает. В противном случае в попутчиках окажется коварный враг, ждущий своей минуты.

Впереди поднялась из холмов крепость с серыми бронебашнями, из которых мощные пневматические орудия уставились в чадящие на рейде дредноуты. Скрученными в немом крике швартовые разрезали молочный кисель утреннего тумана. У пирса плескалось судно, опоясанное широкой стальной лентой с изогнутыми лопастями. Немногословный кондуктор в бушлате, запрыгнув на подножку локомобиля, проводил от ворот с золотым гербом империи на створках к трапу с надписью: «Цусима». От корабля слышались протяжные стоны больших механизмов, через клапаны вырывались струи пара в холодные волны. Скрипели резиновыми лапами погрузчики с зевающими матросами. Раздавались резкие трели боцманской дудки, огромные железные муравьи, схватив лапами очередной ящик, быстро уносили в чрево подводного гиганта.

Глава 9 Коварство Балтийского моря

Порфирий ещё раз перечитал донесение Азефа. Изучив нитеобразные строчки на листе с большими полями, представил себе характер знаменитого агента. Получился прагматичный человек, склонный к тайнам и сибаритству. «Делец, одним словом, – заключил сыщик, – причём беспринципный!» Однако эти наблюдения не давали ответа на главный вопрос, коим образом можно предотвратить покушение. «Это ведь надо, какую моду завели – сочинять взрывы везде, где ни попади. На императора Всея… замахнулись» – чертыхнулся про себя сыщик и посмотрел на Зигмунда, вальяжно развалившегося на кожаном диване с газетой.

– Я, конечно, понимаю, нелегко привыкнуть к теперешнему положению, но уж потрудитесь, голубчик, не раздражать меня яркими штандартами. Не советую! Здесь вам не аэродром, должны твёрдо взять на мушку.

– Совсем не понимаю, какая нужда в пилоте дальней авиации, – с недовольством садясь прямо, спросил Левоневский. – Чем, собственно, могу быть полезным в гранитах Петрограда?

– Петрограда? Это что за новомодное слово?

– Указ вышел, под давлением общественности сменить на русское имя. Вот посмотрите. – Лётчик протянул газету. – Война с Германией подняла небывалую волну патриотизма.

– Действительно, – прочитав заголовок, констатировал сыщик. – Итак, к делу! Вам необходимо отправиться в Париж с миссией, тайной, должен заметить.

– И зачем мне вся эта дипломатия?

– Что ж вы, батенька, такой, бестолковый-то! Не вам, не вам надо, а России! В противном случае тюрьма в Шлиссельбурге готова принять нового постояльца. И шутить на сей счёт не рекомендую!

– Не можете без угроз. Я внимательно слушаю. – Зигмунд собрал ноги вместе.



– Так-то! – удовлетворённо хмыкнул Порфирий. – Вам снова придётся встретиться с Ленаром, благодаря которому и начался этот форс-мажор с катавасией.

– Я иностранца непременно удавлю, – с хрустом сжав кулаки, пообещал пилот.

– Тем самым подвергнете жизнь императора смертельной опасности? Могу без проволочек расстрелять в подвале, если не образумитесь. Соберитесь! Вам представляется уникальная возможность отбелиться, больше скажу, стать героем в трудное для отечества время!

– Вы, наверное, забываете, что я коммунист! ¬– сообщил с пафосом Зигмунд, изображая Робеспьера.

Порфирий утвердился поглубже в кресле и начал молча разглядывать будущего агента, сложив на столе из грабового дуба руки домиком. Осенняя муха, барражировавшая под потолком, также села на люстру, проникнувшись важностью момента.

– Что? – не выдержав затянувшейся паузы, спросил Левоневский.

– Вы это к кому обращаетесь? – Порфирий с недоумением оглянулся по сторонам.

Муха, поняв, что её обманули и ничего серьёзного не произойдёт, сорвавшись с места, устремилась в открытую форточку к видневшейся у забора куче мусора.

– К вам, здесь больше никого нет!

– И что хотите услышать? – Порфирий добродушно улыбнулся.

Поёрзав на диване английскими брюками из гардероба сыскного отдела, выданным взамен рваной спецовки, лётчик с апломбом заявил:

– Я согласен.

– Ну что ж, голубчик, боюсь, что камеры вам не избежать. Надоели ваши лозунги до чрезвычайности.

– Подождите, нельзя же так вот сразу! – Зигмунд переменился в лице. – Так дела не делаются. Мы вроде бы договорились!

– Отчего же, как раз, напротив. Только так и должно. – Порфирий с невозмутимым видом нажал круглую латунную кнопку. На дребезжание механического звонка вошли полицейские и заковали Левоневского в наручники. – В тюрьме имеются отличные банкетки из дубовых досок, осваивайте, – напутствовал сыщик, убирая опросный лист в папку с личным делом агента под псевдонимом «Полярник».

***

Матросы выбрали швартовые, неутомимые буксиры, обмениваясь короткими гудками, начали потихоньку выталкивать из гавани огромное тело подводной лодки. Солнце взошло мутным пятном, и его присутствие не изменило холодной погоды над Балтийском морем.

На стене вместо иллюминатора висела инструкция в узкой латунной рамке. Текст радовал флотским оптимизмом: полагалось в случае аварии задраить люк и выживать самостоятельно. Кроме инструкции каюту снарядили двухъярусной кроватью и откидным столиком. Спартанская обстановка военного корабля напоминала железнодорожное купе, только без привычного стука колёс за окном. На мгновение Ленару показалось, что сейчас войдёт проводница и предложит чаю. Но ничуть не бывало, из коридора раздалась дробь ботинок по металлическим трапам. Матросы спешили занять боевые места, субмарина готовилась к походу.

Отъезжая из Петрограда на гоночном авто, Ленар мечтал себе вояж морского лайнера в сопровождении белоснежных чаек и альбатросов, клюющих пенистые волны. Действительность порадовала: вместо шикарной каюты с видом на морские просторы затолкали в железную коробку, утыканную заклёпками. Этот неприятственный факт раздражал до невозможности.

– Фимочка, спросите себя, что подобная махина будет делать в Гавре ? Кондуктор  спрятался в военную тайну. Неужели товарищи из центра отослали нас в неизвестность, отдав на волю случая? Если это секретная миссия, то почему так запросто, у всех на виду, можно сказать, что в открытую, взяли на борт гражданских?

– У вас паранойя, товарищ Ленар. Без веских причин никто не будет отправлять подводную лодку к берегам Франции.

– Я, конечно, ничего, но вдруг корабль идёт совсем в другую сторону, в Антарктиду, например. В трюме полярные сани. Согласитесь, для подобных идей есть чистые открытки?

В голове Ленара образовалась внушительная коллекция сомнений, к которым невозможно найти в железном ящике разумные ответы. Думать мешал рой звуков, терзавших пространство субмарины: тарахтение двигателей, шум насосов, пневматики, сквозь которые доносился лай ездовых собак. О каком нелегальном положении может идти речь в подводной лодке? Он твёрдо знал, что не может вахтенный у всех на глазах устраивать контрабанду. Верный трибунал. А если капитан в курсе, то надобно немедленно прояснить направление в Гавр. 

Дверь оказалась запертой, но это не остановило маэстро. Достав универсальную отмычку из каблука с набором «Турист», быстро справился с примитивным замком. У трапа располагался лифт. Ленар нажал кнопку с цифрой «1», уверенный что окажется в каюте капитана или рядом. Но вышла совсем другая штука: пневматическая кабина промчалась по судну так, что сделались слёзы, но самое неприятное, доставила прямиком на Центральный Пост. Увидев заплаканного чужака в форме ВВС, офицеры дружно посмотрели на коренастого человека, склонившегося над картой Балтийского моря.

– Старпом, почему посторонние на мостике? Убрать! – прозвучал резкий, как ночная склянка, приказ капитана.

Не успел маэстро крикнуть:

– Стоять, бояться! – как суровые матросы взяли под руки мёртвой хваткой и в буквально вынесли в коридор. – Господа, у меня ноги есть, разрешите воспользоваться! – попытался сделать культурным этапирование в недра корабля маэстро. Но суровые конвоиры молча опустили инородный предмет на шконку и картинно отряхнули ладони. Этот жест родил здоровое чувство обиды на подводников, презирающих воздушные силы империи. Маэстро почувствовал себя нитроглицерином, готовым взорваться от любого толчка.

– Это что получается? И спросить ничего нельзя! Селёдки в мокасинах! Космического капитана спеленали в барабан. Кильки японские! Я вам пролив Дрейка сделаю вдоль сопаток, африканские баобабы с хвостом лошади! Чтоб вас распёрло от похоти гавайских макак! – выдав ещё несколько заковыристых ругательств в запертую дверь, Ленар успокоился и начал обдумывать внезапный арест: «Какой смысл делать ловушку из громадной субмарины для контрабандиста (по легенде он с Фимой торговец гоночными автомобилями)? Полный абсурд, я даже больше скажу – идиотизм в квадратных трусах! Что-то я ругаться стал сверх всякой меры. Это всё дурное впечатление от коварного балтийского ветра».

Не успел маэстро пересчитать заклёпки на стенах карцера, как с металлическим шелестом вошёл капитан в сопровождении Фимы и начал с порога раскатывать пленника:

– Ну что же вы, батенька, ставите меня в неловкое положение. Вам сделали отдельную каюту для тайны, а вы бегаете по кораблю, как мангуст? Что теперь подумает команда? Офицеры начнут рапорты писать. Не приведи, господь! Я никак не заинтересован в развитии подобных жанров. Анархия начнётся! Согласны?

– Можно вопрос? – Ленар выразительно посмотрел на Фиму, не понимая, каким образом барышня обосновала свою невинность. Фима перевела и сделала круглые глаза в сторону капитана.

– Валяйте, – милостиво разрешил капитан.

– Контрабанда – это я или гоночное авто?

– Ваш идиотизм, извините за прямоту. Это ведь ни в какой док не встанет. Надо соблюдать хоть минимальные приличия! Извольте сидеть тихо до самого Кронштадта! В противном случае, увяжут бубликом.

– А так уже не нравится? – маэстро показал наручники Darby, пристёгнутые к трубе.

– Будет с чем сравнивать, – капитан дружески похлопал по плечу. – Ну так что, договорились?

– А что с Францией?

– С какой такой Францией? Команды не поступало.

– Капитан, готов стать баранкой с маком, но просветите насчёт этого самого Кронштадта! Ведь совсем без программки отправили в театр. Уже спектакль, а я без текста.

– Графа Монте-Кристо читали?

– Допустим.

– Тогда делайте выводы.

– И что теперь флот должен гордиться таким персонажем?

– Теперь понимаете свою роль? Характер, так сказать, героя?

– Нет, и этот факт беспокоит до чрезвычайности. Вдруг с жертвами напутаю.

– Не переживайте. Министр подробно проинструктировал. Горжусь оказанной честью. Историческую личность, можно сказать, этапирую.

– Министр, – удивился Ленар, – немцы что, успели вывески на столбах поменять?

– Напрасно в семафор хлопаете. Потерпите совсем чуть-чуть. Кстати, вашу спутницу, разместили со всеми удобствами. Офицеры уступили каюту, узнав, что знаменитая Андреева в гостях!

Фима виновато улыбнулась за свою популярность у балтийцев.

– Что! Оставьте бедное дитя в покое. Она уж точно ни в чём не виновата, – Фима, сдвинув брови, перевела.

– Совершенно с вами согласен, – не стал открывать дискуссию капитан. – Насчёт бублика хорошенько запомните! Всяческих благ, господин диверсант.

Когда закрылась дверь, Ленар озадачился зловредным вопросом. При чём здесь Кронштадт, когда надо идти к берегам Франции. Допустим, что вся эта фантасмагория, в которой он оказался совершенно случайно, имеет свои резоны. Но что в этих бульварах делает министр? Он не заказывал экскурсию с таким форсом! Если так подумать: ну взорвут бомбисты дворец, что делать ему на этом празднике жизни? Свои ошибки он уже совершил, теперь занят подсчётом вариантов. Если бы имел окончательно плохое здоровье, то нашёл бы себе товарищей. Но куда девать это чёртово бессмертие, скажите пожалуйста! И потом, зачем ему чужие пампасы, когда дома камердинер лампами тронулся? Он под таким рецептом не подписывался!

«Убьют императора, и с кем тогда договариваться? Вот с кем? С временно исполняющим обязанности? Опять промывку мозгов устраивать целой планете? Это совсем большие траты. В империи и так неразбериха с топливом. А они войну затеяли! Карапузы безмозглые! Куда катится мир? И что, в конце концов, здесь твориться? Телефоны с кнопками продают, а кто такой Валерий Чкалов не знают! Тапочки в полоску!»

Матросы так продуманно замкнули наручники, что не было никакой возможности достать из каблуков набор «Турист». Ленар попробовал вспомнить в котором ботинке находиться серная кислота, правом или левом? Забыл напрочь! Вся задача состояла в том, чтобы не уронить обувь на палубу, мучительная гимнастика могла превратиться в бесполезный спорт. Благодаря невероятной удаче всё-таки удалось завладеть нужным ботинком. Ленар уже начал праздновать победу, когда в дверь протиснулась Серафима. Заметив стельку в зубах маэстро, девушка со смехом спросила:

– Что вы делаете?

Не желая терять плодов титанических усилий, маэстро носом затолкал стельку на место и начал оправдываться:

– От злости, знаете ли. Меня здесь совсем забыли, а кричать боюсь. Вдруг капитан и взаправду решит сочинить из меня колечко-бублик.

– Я почти удовлетворена!

– Если это всё, то поведайте, пожалуйста, что принесло вам блаженство? Что сделало вам счастье. Моё пленение?

– Да! – актриса задорно повиляла бёдрами.

– Значит, не подвёл Балтийский флот? Вот только одного не могу понять, когда успели стать предателем, коварная вы женщина? Я почти влюбился.

– Раньше надо было, а сейчас нет ни малейшего шанса.

– Можно я потерплю?

– Ах так! Вот и спасай вас после этого! Ничего себе!

– Это моё спасение? – Ленар показал скованные руки.

– Раньше, там под Армавиром.

– Эк, куда завернули, ещё войну с динозаврами припомните. Вот будет смеху-то.

– Какими динозаврами? Надоели мне ваши падежи. Рассказываете немедленно откуда вы? Из кайзеровского генштаба? Шпион? Мне капитан делал намёк на вашу натуру.

– Точно, – маэстро икнул для убедительности, – но доложу всё только Порфирию Францевичу, у него стиль есть.

– Опять гадости говорите?

– Фимочка, оставьте! Ваш стиль вне всякой конкуренции. Где вы, и где полиция. Сдаюсь навсегда, пленили сердце матёрого диверсанта в прямом и фигуральном смысле!

– Вот я сразу вас подозревала.

В каюту вошёл капитан с боцманом и заметив сиреневые носки, грозно спросил:

– Где обувь? Непорядок!

– Ботинки жмут, знаете ли. Неловко, но что поделаешь в подобных обстоятельствах, – поспешил успокоить Ленар.

– Какие они у вас изжёванные, однако, – упрекнул капитан. – Боцман, выдать новые, по размеру. Так-с, господин лётчик, подходим к цитадели Кронштадта, и всяческих вам благ в непростом деле шпиона.

Ленар с тоской проводил последние вещи из своего мира: два замечательных ботинка из кожи венерианской лягушки с набором «Турист». В каблуке лежала миниатюрная бомба из антиматерии, способная произвести небольшую Хиросиму в отдельно взятой стране, на которую имелись вполне свои идеи, но теперь пришлось с ними проститься.

– Капитан, берегите себя. Обещаю вымпел на гюйсе поднять в вашу честь, – поклялся маэстро, заметив с каким любопытством боцман изучает необычную обувь. Предупреждать об опасной начинке посчитал лишним. Никто не поверит в разрушительную мощь, заключённую в блестящем шарике с миниатюрной кнопочкой внутри каблука. Сейчас его беспокоил другой вопрос: зачем пассажира прятать в карцере? Неужели он мог сбежать с подводной лодки?

«Нет, в этом мире абстракция потеряла все свои недостатки! Ещё немного и начну верить в теорию относительности! Кстати, где знаменитая шляпа Бонапарта, хочу быть похожим на оригинал. Впрочем, есть шанс повторить судьбу корсиканца» – подумал маэстро.

Подошёл катер, бросающий в молочный туман частые хлопки угольного дыма. Лёжа на палубе, он услышал, как где-то наверху подводники флиртовали с Андреевой. Во влажном воздухе далеко разносился оживлённый разговор морских офицеров с красивой женщиной. Несмотря на то что маэстро давно привык к эгоизму окружающих, это веселье произвело совсем особенное действие – захотелось отомстить за вероломство, больно.

Матрос, перешагнув через ноги, вытянутые поперёк катера, включил передачу от парового котла на гребной винт. Надо было что-то предпринимать против воли неизвестного кукловода, пленившего Ленара! Что было в высшей степени непозволительно! Длинный корпус субмарины лодки начал бледнеть, когда раздался взрыв невиданной мощности и водный простор заполнил скрип мнущегося металла. Струи пара, смешанного с маслом и угольным дымом, погрузили катер в совсем непроглядную мглу. Рулевой без промедленья лёг в дрейф.

– Господа, –  позвал Ленар. Русский язык он уже освоил, и теперь оказавшись без переводчика, впервые заговорил. Матросы не обратили ровным счётом никакого внимания на крик арестанта. Они напряжённо вглядывались в белые шевелящиеся тени обступившие катер.

–  Плоские макаки! – выругался маэстро, оскорблённый безразличием, и пнул обоими ногами в спину матроса, отчего тот полетел за борт, другому зарядил носком флотского ботинка в копчик. Несчастный выгнулся от боли и попытался броситься с кулаками, но был встречен ещё одним ловким ударом в висок, отчего упал рядом. Ленар не преминул этим воспользоваться, основательно раздробив локтем нос. Не давая опомниться ошеломлённому противнику, удушил несчастного при помощи наручников, используя локти, как рычаги.

Darby имеют неоспоримые достоинства: они не затягиваются ещё туже от попыток освободиться, в то же время их и не откроешь какой-то там булавкой, нужен специальный ключ. К несчастью набор «Турист» взорвался в руках любопытного боцмана, разломив субмарину надвое. Желание отомстить получило материальное воплощение, но легче Ленару не стало, сейчас в тумане тонет совсем ненужный ему человек, причём, лживый и необдуманно глупый!

Что-то всё не срасталось. Вот никак и ни разу! Зачем, например, Серафиме предавать его в руки империи, если, судя по её настроениям, она такая убеждённая революционерка? И что ей это давало? Возврат в театр? Да кто после убийства Морозова с ней будет иметь дело? Конечно, женщина-вамп, но кому нужно подобное счастье? Только отчаянному авантюристу, а таким некогда ходить по театрам: они в карты играют. Без поддержки мецената актрисе никак невозможно. В то же время её товарищи разве не отвернутся от предательницы, от Иуды в женской юбке? Да они первые казнят отступницу. Сто селёдок в горло, как застрелят где-нибудь в переулке или, что вернее, прямо в театре, чтобы другим сделать урок, об этом можно даже и не беспокоиться!

Сняв багор со стены, он разломал остриём карабин, соединяющий наручники, и направил катер навстречу размеренным ударам в рынду. Автор коварного предательства остался в клочьях белого тумана. Над волнами раздавались крики тонущих людей. Но что может сделать инородец, когда тонет крейсер подводного флота? Ленару, например, было совсем неведомо. Катер с силой ударился кранцами в гранит пристани. Из молочных клубов появилось несколько человек с револьверами, наведённых в грудь маэстро, чтобы наверняка ранить, если захочет прыгать в сторону.

– Стоп, стоп, стоп! – Он поднял руки. – Нельзя стрелять в иностранцев. Подумайте о последствиях! Будет международный скандал.

Подошёл господин плотного телосложения в прорезиненном макинтоше зелёного цвета. Его манера держаться напомнила маэстро кого-то очень знакомого, кого-то из его мира. Даже более того, особу женского рода, сейчас находящуюся далеко, но обязательно известную и даже очень.

– Господин Ленар, позвольте представиться, действительный статский советник Порфирий Францевич Кошко.

– Ага, значит, вашими заботами меня лишили удовольствия разгуливать в белых штанах под каштанами Гавра? Отправить визитку не получилось?

– Ну, батенька, вы настолько подвижны, что курьеры успевали только к траурным маршам. Должен поздравить, у вас явный прогресс наметился. Жертв с каждым разом становится не в пример больше.

– Могу присягнуть на шедевре Грибоедова  – не намеренно! Трагическое стечение обстоятельств. – Ленар развёл в стороны остатки наручников Darby.

– Здесь не могу согласиться. Уж очень затратна для империи ваша свобода. Смотрите, подводный крейсер утопили, а в Москве спустили с небес «Максима Горького». Это уже ни в какой карцер не спрячешь! Заберите молодчика, – распорядился сыщик. Ленара второй раз за день схватили.

«Нет, не везёт, так не везёт с Балтийским флотом, сплошные аресты. Это вообще когда-нибудь закончиться? Хорошо, что опять не приковали к стене. Есть плюсы – форменные ботинки подарили», – мысленно успокоил себя Ленар.

М-да, форд «Александр I» оказался совсем не отвечающий представлениям маэстро о знаменитой цитадели Кронштадта. Проект лично утверждал император Николай I.  И что-то совсем не походил на высочайшую волю.

«А где банкетки в стиле рококо и суп из заграничных трюфелей? Гадство вредительское! Целый форт отвели для иностранца, а грибы забыли!» – негодовал маэстро. До этого момента Ленар и представить себе не мог, что является опасным преступником. Организовывать дорогостоящую экспедицию с участием крейсера для поимки расстроенного жизнью импресарио? Это вернуло пошатнувшуюся самооценку на прежние позиции. Вероломство Серафимы омрачило впечатление от морской прогулки, но Порфирий Францевич исправил положение.

«Вот что значит профессионал! Теперь надо приготовиться к пыткам и обязательному в подобных заведениях мордобою» – подумал пленник Кронштадта. Он с удовольствием набрал полные лёгкие морского воздуха. Может, и совсем не понравилась его персона балтийскому ветру, зато счастье – вот оно. Разве найдёшь дома, на мангровых болотах, столько первобытных впечатлений и сразу. Аборигены не представляют себе, как трудно иметь дело с бессмертными. Здесь маэстро видел обязательный страх перед лицом смерти и окончательную отвагу. Даже местные интриги производили впечатление на организм своей концентрированностью. Понятное дело, если жизнь имеет ограничитель, и ты до дрожи боишься немощной старости. Любой начнёт торопиться сделать что-нибудь этакое или совершить кругосветку назло обстоятельствам. Теперь одинокий турист из потустороннего мира полноценный участник этой самой чертовски интересной жизни.

«Нарвал в печень!» – Ленар ободряюще подмигнул хмурым конвоирам, идущим за ним по гулкому коридору из каменных блоков, несмотря на сырой ветер маэстро не чувствовал холода. Кончики пальцев начали пульсировать от быстрого тока крови, так ему стало хорошо от свежих чувств, от настоящей жизни. Из узких бойниц слышались крики чаек, гудки спасательных катеров и удары в рынду, которые казались звуком литавр и, самое главное, к месту, ко времени. Ему захотелось обнять конвоиров, а затем ударить в нос кулаком от полноты чувств.

Глава 10 Допрос с пристрастием

Борясь с холодными водами Финского залива, Серафима упорно держалась за жизнь. Намокшее платье сковывало движения, не давая плыть. Хорошо, что успела буквально перед взрывом скинуть тяжёлый китель, предложенный галантным офицером на ходовом мостике. Теперь бы точно утонула. За спиной раздались частые гребки и шумное дыхание зверя, потом начал кто-то царапать когтями. Женщина от страха завизжала, отбиваясь руками от неизвестного монстра, который оказался огромной белой хаски, так же, как и она ищущая спасения от смерти в холодных волнах. Ухватилась за ошейник, актриса поплыла на звук ударов обо что-то металлическое, раздававшихся из густой пелены. Наконец впереди показался свет в бойницах цитадели, и она начала с удвоенной энергией работать ногами, насколько ей позволяла одежда, облепившая тело. Вскоре девушка выбралась на берег рядом с пристанью из гранитных камней.

Серафима злилась на свою беспечность. Весь план полетел к чёртовой матери из-за этого проклятого взрыва. Товарищ Савенков настоятельно рекомендовал не давать господину Ленару простора для действий из опасения, что опять кого-нибудь убьёт без причины. И вот на тебе – этот страшный взрыв, похоронивший в пучинах Финского залива машину с деньгами, предназначенными для выкупа бомбомёта. Теперь совсем непонятно откуда брать средства. Дело могло изменить историю всей России, дать луч надежды трудовому народу. Серафима встала и шатаясь побрела к форту «Александр I».

***

В одноместной камере с откидной кроватью из крашеных труб лежал субъект, который не повернул головы, когда лязгнул засов. Ленар собственно не ждал оваций, но всё же невежливо вот так встречать сокамерника. Товарищ правил не знает! Придётся учить организм.

– Здравствуй, человек. Разреши войти, – попытался быть окончательно вежливым, помня негласный закон космических бродяг, спрашивать разрешения в чужом доме. Но сиделец и не думал реагировать. Пришлось грубо пнуть объект ниже спины матросским ботинком во избежание дальнейших провокаций. Лучше сразу прояснить ситуацию, чем потом радоваться прилёту тупых моржей. – Больной что ли? Уши песком засыпало? С тобой люди здороваются! – Организм повернулся, и Ленар узрел помятую от сна физиономию полярного асса Зигмунда Левоневского. – Вот так встреча. И как это надо понимать? Какими судьбами, Чкалов? – Он бросил свёрнутый матрас на кровать из бурых железных полос.

– Какой Чкалов?

– Знаменитый лётчик, –  ответил маэстро, раскатывая постель с колючим шерстяным одеялом.

– И чем он таким отличился?

– Беспосадочным перелётом «Москва – Северный полюс – Ванкувер».

– Чушь, я бы знал.

– Во, в том то и дело, что не знаете. В том-то и дело? И меня это очень беспокоит.

– Вас всё-таки поймали. Рад.

– А я нет. Уверен, что скоро пожалеете.

– Угрожаете?

– Ни в коем случае, тоже радуюсь встрече. Докладывайте, что здесь делаете? Только не обманывайте, я не верю в совпадения. Могу опять пнуть, но уже значительно выше и больнее.

– Порфирий Францевич спланировал побег, чтобы предотвратить покушение на царя.

– Как же вы так сразу? – удивился Ленар внезапной откровенности.

– Ну, знаете ли, наслышан о ваших подвигах! Не хочу попадать в список жертв. К тому же это не мой выбор.

– Разумно. Когда?

– Ночью, как только взойдёт луна.

– Романтично… Сразу чувствуется, человек со вкусом.

– Пошловато, не находите? А где ваша отважная спутница?

– Надеюсь, что утонула в Финском заливе.

– Почему такое отношение к даме?

– У Порфирия нахватались вредных привычек? Эк, как он прошёлся по вашей натуре: нормально разговаривать не хотите, всё с вопросом?

– Можете не отвечать. Ну так что, бежим? – Зигмунд опустил ноги на пол, изображая максимальную готовность к действиям.

– Обязательно. Так вы за русского царя или изжога замучила?

– Как себя чувствуете? – перебил Зигмунд.

– Замечательно и обратите внимание изжоги нет.

– Как у вас всё просто. Словно с другой планеты.

– Вот-вот, и я о чём. Перейди на другую сторону и не придётся содой лечиться.

– Это вы о Порфирии? Я, может быть, патриот!

– Ага, а я кайзеровский шпион. Мне уже выбрали амплуа. – «Что-то затянулась пикировка, – подумал Ленар. – Тем не менее побег ¬– единственно возможный способ покинуть форт. А ловко это с ботиночками получилось! Не планировал, а вот вам скунс в гостиную. Знатно! Так-с, и что итоги? Получается – Фима враг! Впрочем, как и предполагал. Всё-таки надо было сдаться там на дороге и удовлетворить женщину, но кто мог подумать, что дамочка окажется настолько беспощадной. Стоп, стоп, стоп, а ведь они решили ещё в Петрограде сделать меня зайцем-паровозом. Вот селёдки гавайские! Тогда вдвойне ВРАГ! Могла предупредить, или это был извинительный жест от идейной дамы. Нет, не может быть дружбы между мужчиной и женщиной! Одни падежи и только. Втемяшилась в голову эта революция, ведь полнейшее безобразие. И что теперь делать с Парижем? Ага, планируют доставить туда со всем удовольствием, чтобы я указал на этот самый бомбардировщик. Так, пожалуйста, спрашивать надо. Вдруг пациент готов к пересадке мозга. Нельзя, нельзя, господа, придумывать за других ошибки жизни. Поверьте, они сами прекрасно справятся. Например, возвели в ранг террориста, а не подумали, что враг царя торопится убраться из сумасшедшего дома на мангровые болота, в свою единоличную жизнь. Нет, решительно и обязательно сделают мордобой для порядка».

Но маэстро крепко ошибся насчёт обычных побоев, его ждал особый приём. Двое матросов береговой охраны завели в комнату для допросов и приковали ноги и руки к массивной табуретке.

Порфирий с непроницаемым видом набивал табаком папиросу в машинке от фабрики «А. Яунземъ». В гнетущей тишине раздавался торопливый бег секундной стрелки в часах Breguet, лежащих на столе. Придирчиво осмотрев своё творение, сыщик чиркнул необычно яркой спичкой из бертолетовой соли и с удовольствием прикурил. Тщательно смахнув со стола крошки табака, положил опросный лист, утвердил бронзовую чернильницу в виде глобуса с гербом России на крышке и протёр небольшой суконкой стальное перо за номером «86». Ему хотелось максимально растянуть удовольствие от допроса необычного субчика. Впрочем, какого там субчика, бери выше, гениального диверсанта, изготовившегося на убийство самого Императора! М-да-с, такие ковриги-торты-пролётки:

– Настоящее имя, пожалуйста, назовите. Ленар, я как полагаю, шпионская кличка? – вкрадчивым голосом, заставляющим напрягать слух, спросил Порфирий Францевич.

– Ничуть, Ленар 13-й так и есть, – бойко ответил маэстро, с максимальным состраданием глядя в зрачки сыщика.

– Однако. Упорствовать собрались?

– Я сама искренность. Можете проверить на полиграфе.

– Это что такое? – Порфирий приподнял одну бровь.

– Детектор лжи. И-и сомневаться не придётся в показаниях. Всё как духу изложу. – Кандалы неприятно лязгнули о дубовые ножки табурета, когда узник попробовал пошевелить ногами.

– Есть сведения, что вы опасный английский шпион, милостивый государь, – Порфирий и слыхом не слыхивал о подобной штуковине: «детектор лжи». «Впрочем, там у них за границами, тем более в Англиях, и не такое могут сделать для преступников. А ведь не помешала бы и России подобная машинка. По старинке всё работаем, кулаками выбиваем правду», – с сожалением подумал следователь.

– Всё понял: полиграфа нет, пытать начнёте.

– Это почему?

– От скудоумия и дикости, – ответил со злостью маэстро, чувствуя себя крайне неудобно с прикованными к центру табуретки кистями рук.

– Дерзите. А напрасно. У меня работают потомственные мастера, виртуозы своего дела.

– Не сомневаюсь. А вдруг я мазохист?

– И мазохисты признаются во всём под пыткой. Из благодарности.

– Философию Леца читали?

– Не имел удовольствия. Интересен?

– Ещё не понял, но с вашей помощью, уверен, что проникнусь.

– Здесь на берегу обнаружили весьма интересную особу женского пола.

У Ленара ёкнуло в груди: «Неужели Фима спаслась. Чудо Холодного Космоса! Определённо, родственная душа. Это ведь надо, из такой катавасии выбраться».

– Не ранена особа?

– Вполне, вполне недурственно себя чувствует.

– Фу ты. Свинцовую гирю с души сняли. Невинное создание могло погибнуть в ледяных волнах. И что говорит?

– Экий вы прыткий. Прямо торпеда! Рассказывайте, кто ещё участвует в покушении?

Маэстро, конечно, было всё равно на всех этих бомбистов-максималистов, но он почувствовал некий дискомфорт, когда представил себя в роли телеграфиста. Что-то вздорное стрельнуло в темечко. Всем будет наплевать на его убеждения, а вот что делать с гордостью – это вопрос. Нравственность, это совокупность всяческих рефлексий, сплетённых из наказаний и подарков. Самолюбие, напротив, имеет совсем иную природу, более практическую. Без самоуважения человек начинает принимать неверные решения, становиться рабом обстоятельств, в которых всегда винит посторонних. А это верный путь к обезьяне с бананом.

– Дайте поговорить с Фимой.

– Это зачем?

– Кстати, можно перед пытками самостоятельно набить себе папироску. Очень хочется попробовать.

– Что за прихоти такие, то девицу вам подавай, то табак, ещё немного и вина потребуете.

– А есть? – нагло поинтересовался маэстро.

– Милейший, в глаз, пожалуйста, для разминки, – попросил Порфирий фельдфебеля, который не преминул исполнить приказ.

Мозги ударились о затылок и вернулись на место, бетонный пол устремился навстречу. Заботливые руки палача удержали от падения набок. Ленару на миг показалось, что он спит, что всё это дурной кошмар, который с минуты на минуту закончиться. Нужно только как следует, очень сильно захотеть вернуться в действительность. Стучаться головой о кулаки ему совсем не понравилось.

– Всё понял: с вином погорячился. Согласен на девушку с папиросой, и можете ни в чём себя не ограничивать. Спрашивайте со всей полицейской мощью!

Порфирий в задумчивости покрутил на столе машинку «А. Яунземъ».

– Хорошо-с, пригласите девицу, – неожиданно распорядился.

Ввели Серафиму, одетую в белую матросскую робу и шерстяное одеяло, из которого торчали скомканные мокрые волосы. Вид она имела совсем трагический.

– Ах, что вы наделали, господин Ленар! Всё, всё, всё разрушили. Я уверена, что гибель субмарины это ваших рук дело, – начала, громко шмыгая, обвинять на интеркоме.

– Это каким образом? Всю дорогу просидел в карцере. При всём желании я не волшебник, – ответил на чистом русском без малейшего акцента.

– Да?! – Серафима на секунду замолчала, собирая воздух для гневной тирады. – Оказывается, вы притворялись, что ничего не понимаете, лгун! Я доверилась совсем бесчестному человеку и авантюристу. Теперь пусть беспощадный гнев товарищей обрушится на вас. Вы подвели организацию, такой замечательный план сорвали!

– Подождите, а кто привёз меня в казематы? В чём дело? Я арестован и чувствую, что навечно. Нечего в меня фантиками бросать. У самой руки по локоть в конфитюре.  Порфирий Францевич, ну хоть вы объясните надуманность подобных обвинений. Это ведь полнейший бред, абсурд в женских панталонах!

– Так, курить будете или нет? – поинтересовался сыщик с недовольным лицом.

– Как же не буду. Не дождётесь! Давайте проклятый фимиам. Заработал, – маэстро потрогал деформированный глаз освобождённой рукой и ойкнул от боли. – Фимочка, у меня вопрос: этично ли рассказать всё, всё, что знаю? А знаю я, как внезапно выяснилось, совсем ничего. До сих пор не понимаю, зачем меня надо было запирать в карцере на субмарине? – проталкивая табак при помощи рычага внутрь гильзы, спросил возмущённую террористку на русском языке.

Порфирий с любопытством наблюдал за пикировкой. То, что он половину не понимал, ничуть не смущало. Сейчас важно было определить степень взаимного доверия подследственных, насколько они дорожат своими отношениями.

– Вы слишком ценный товарищ для организации. Я бы посоветовала молчать изо всех сил, – ответила Фима на интеркоме.

– Бьют членовредительно! Видите, окуляр испортили.

– И что с того? За угнетённый народ можно и потерпеть! Он не в пример вам страдает под гнётом капиталистов!

– Что-то образ пламенного Данко не воодушевляет. Люди, знаете ли весьма неблагодарные создания. Ты им кусок сердца, а они норовят ещё и печень отгрызть! – Ленар наконец справился с непослушной машинкой и прикурил от зажигалки фельдфебеля. Вдохнув ароматный дым, тут же закашлялся. Изображая, что ругается, спросил Фиму на интеркоме: – Отправь локацию? Кхе, Кхе.

– При чём здесь моя мама! – возмутилась Фима и продолжила на интеркоме: – Придумаю что-нибудь. – Перешла на русский. – Товарищи отомстят за предательство. Пощады не будет!

– Так, стоп. Это что за блатной язык? Замолчите немедленно, – остановил диалог Порфирий, заподозрив неладное. – Увести барышню. – Когда закрылась кованная дверь каземата, приступил к Ленару: – Итак, начинайте говорить. Все прихоти исполнены. Обманщик из вас никакой. О чём договаривались с подельницей? Что за локация такая?

– Стерва, ведь сдала, не моргнув глазом. Обещал убить её мать, когда выйду.

– Ну, допустим, что напрасно на неё наговариваете. Вдруг барышня здесь совсем ни при чём?

– Это как? Быть не может?

– Может. – Порфирий в задумчивости прошёлся по камере, бросая время от времени изучающие взгляды на подследственного. – Вам не приходило в голову, что могли сдать свои?

«Что?! Какие такие свои? Гектор? Ферапонт? Бывшая жена? – в мгновенье ока пронеслось в голове маэстро. – Ну, нет, не может быть. Хотя… Чёрт его знает, что сейчас происходит на мангровых болотах. Какая нечисть могла завесить, пока хозяин в отъезде?»

Увидев замешательство и истолковав его совсем по-своему, Порфирий решил усилить давление:

– Да, да, свои. Представьте себе: Андреева по наивности подчинилась иноземной воле. Бедное, доверчивое создание! Подумайте, всем будет только лучше, когда вы согласитесь на работать на Россию. Это ведь какие перспективы могут открыться! Войну можно остановить!

«Оно, конечно, и так. Но чтобы обычный арн вмешался в земные дела. А оно мне в какие ботинки? Могут и на урановые шахты определись лет на двести за самодеятельность. Нет, пусть земляне сами в свои городки плюхаются, я ещё от прежних не остыл», – решил мысленно Ленар.

– С домашними без вас разберусь. Только доставьте в Париж, а там я быстро радио сочиню. И ещё посмотрим у кого больше власти. У меня хорошие связи.

– Чувствую, мы с вами сработаемся. – Порфирий с довольным видом начал писать в опросный лист показания шпиона. – Вы в каком звании?

– И не собираюсь с вами договариваться. Бить начали. Это зачем?

– Ну как же? Сами только что просились в Париж, обещали связаться с правительством? – не обращая внимания на жалобы, упрекнул Порфирий.

«Вот что он себе в голову взял? Чтобы Платон I соизволил о чём-то разговаривать с местными царьками, для этого Центральная Канцелярия есть! Чушь несусветная! Эти позвоночные слишком большого мнения о своих мозгах. Жертвы космических ящериц. Стыдно за внешнее сходство», – подумал маэстро. Задрав подбородок, попробовал урезонить самонадеянного человека:

– Вы хоть поняли, что сейчас сказали?

– Нет, нет, что вы. Даже и не предлагаю свою скромную персону. Здесь должны министры договариваться. Я всего лишь статский советник. А здесь чиновник первого класса требуется, это уж точно!

Ленару стало жалко вполне самостоятельного человека, который пытается так неуклюже изображать чинопочитание вовсе ему несвойственное.

– Ну если поскрипеть мозгами, то я мог бы позвонить кой-кому. Но совсем не вижу повода. В чём нужда? Война? Ой, подумаешь! Одной больше, одной меньше. Всё в руках Центральной Канцелярии. Тут не поспоришь.

– Принято говорить: небесной канцелярии. Заметно, что иностранец, – снисходительно улыбаясь, поправил следователь.

– Да как не назови. Всё равно не в нашей власти.

– Однако, вы фаталист. Но ближе к делу. Будет жестоко подвергать Андрееву мучениям, пыткам наконец, – неожиданно повернул допрос Порфирий.

При слове пытки Ленар вспомнил, кого напоминал следователь – Нарву. Вот точно, один в один, тот же поворот головы и шевелюра. Можно сказать, фантасмагория? Не поспоришь: где сыщик, и где бордель в поясе астероидов? Однако... Тут же решил проверить свою догадку:

– Счастлив быть знакомым с отцом невероятной женщины, женщины во всех смыслах! Ваша дочь неизменно всех восхищает экзотической красотой. Непостижимая пытка находиться с ней рядом и вести себя прилично.

– Понятия не имею, о ком вы, – реагировал сыщик, его глаза приобрели металлический отблеск.

– Мне известно это чувство. У самого наследник ищет сермяжную правду. Позор на картины предков. Скажите, у вас жена тоже с кренделем вместо головы?

– Напротив, в меру разумна. И нет у меня никаких дочерей! Что вы мне зубы заговариваете? Смотрите, сами напросились! – с этими словами Порфирий, раскрасневшийся от избытка давления в кровеносной системе, исчез за дверью. Вскоре по тюремному коридору прокатился душераздирающий женский крик и дребезг железного предмета.

– Ну-с, будете упорствовать? Или я продолжу! – вытирая руки носовым платком в мелкий горошек, спросил следователь, вернувшись в камеру.

– В чём? – Ленар сделал невинное выражение. – Готов доставить к самолёту, когда скажете. Разве я отказывался?

– Фу ты, наконец-то! Экий вы упорный человек. Это достойно уважения! Хорошо держитесь!

– Нужда в значительной сумме.

– Британский флаг хотите продать? Очень даже отлично-с! О чём речь?

– Самолёт уникальной конструкции требуется выкупить.

– Тот самый бомбомёт?

– Угу. Не хочу быть должником. Боевики мстительные, как скунсы.

– Придётся договор сделать. Отчётность, знаете ли.

– И что публика проглатывает устриц прям так или с лимончиком подаёте для кислинки? – съязвил маэстро на дешёвый приём завербовать и сразу предупредил: – Бить больше не советую, итак фотографию испортили. Кто мне довериться при таком фасаде. Один синяк ещё ничего, а много уже не объяснишь. Испортите лицо, и самолёт отбомбится без меня.

Порфирий решил ослабить хватку, тем более что арестант сделал первый шаг по тонкому льду навстречу нравственному перерождению. Надобно, чтобы он привык к ощущению треморы, чтобы измотанного ожиданием узника познакомить с самыми низменными уголками собственной души. Познакомить, а затем лишить мук совести пред обществом, равнодушного к страданиям заключённого, оставшегося один на один с государственной машиной.

– А давайте чаю? Сюда присылают с оказией исключительного качества плиточный чай из Индонезии. Загадочная страна доложу я вам. Вы не находите?

– Не вижу ничего замечательного: болота и вредные насекомые в массовом количестве. Вы что, действительно причинили боль красивой женщине? И зачем?

– Всё-таки с вами трудно, – с удовольствием раскалывая щипцами кусковой сахар, упрекнул Порфирий. – В вашем положении надобно о себе думать и, глядишь, поможете барышне. А иначе ничего у нас с вами не свариться, никакой каши, поверьте!

Считая, что нащупал слабое место у противника, Порфирий не спешил теребить ещё свежую рану, чтобы будущий предатель не взбунтовался и не сломал хрупкий мостик начавшегося доверия между насильником и жертвой.

«Конечно, Серафиму жалко. Но в конце концов, это не я втянул её в опасную игру с правительством. Сама всё придумала, и если теперь ей сделали больно, то уж я тут, точно, ни при чём. И с какой стати этот самый сыщик начал разговор об Индокитае? Неужели ему что-то известно? Это нехорошо, это совсем нехорошо. Дурная слава мне вовсе ни к чему. Арн водит знакомство со смертными! Фу, фуй, какая гадость! Чего доброго, клиенты здороваться перестанут. Шарахаться начнут, как от прокажённого. Достаточно того, что приютил Ферапонта. И все знают, чем это кончилось! Теперь это», – подумал Ленар, перед тем как сообщить сыщику стоимость аэроплана.

– 200 тысяч придётся изготовить ассигнациями.

– Вы утопили деньги, взятые у Фонарного перекрёстка! Однако!

– И не думал. Вообще, что вы себе такое намечтали? Каким образом я бы смог? Других дел нет что ли?

– Я вот что думаю, покушение на особу императора, это только прикрытие. На самом деле вы должны подорвать боеспособность Балтийского флота. Но, чёрт возьми, каким образом вам это удалось?

– Сам удивился. Чик и всё, подводный гигант на дне Финского залива. Вы что с ума сошли? Я вообще турист с Альфа Центавры. Нужны мне ваши ржавые бочки?

– Фельдфебель, по почкам, пожалуйста. – Низ живота у маэстро взорвался острой болью, начало тошнить.

– Сейчас допрыгаетесь. Весь форт разнесу к чёртовой матери вместе с кошками. Даже не сомневайтесь! – пригрозил маэстро следователю.

– Вот вы и раскрылись. Называйте фамилии сообщников, где они прячутся. Перестаньте отпираться, уже нет смысла.

«Скажите, пожалуйста, что делать с этим садистом? Женщин бьёт, мой организм начал крушить? Придётся пойти на крайние меры, иначе улицы Парижа не увидят брутальных флотских ботинок».

– Можно ещё папироску?

– Голубчик, так не пойдёт. Со здоровьем не шутят. Я начинаю за вас беспокоиться. Держите. – Порфирий раскрыл портсигар с готовыми папиросами. – А знаете, пойду-ка я лучше побеседую с Серафимой. Полагаю, что она осознала своё положение.

– Садист, дай огоньку, – попросил маэстро фельдфебеля, когда ушёл Порфирий. – Какой яркий огонь, держи прямо. – Ему требовалось завладеть вниманием тюремщика на несколько секунд, чтобы подвернуть магнетизму. – Смотри, как шипит фитиль. Сейчас лично тебе назову фамилии заговорщиков. – Маэстро выпустил в потолок сиреневое облако, чтобы отвлечь полицейского. Тем временем подчинил своей воле мозжечок, отвечающий за чувство самосохранения. – Итак, слушай внимательно: раз – ты достаёшь ключи, два – открываешь замки на кандалах, три – ведёшь к барышне.

Сам по себе животный магнетизм безотказно действует только на эмоционально возбудимых людей. Или же, и здесь самое интересное – это чувство вины. Отъявленные негодяи, рано или поздно начинают его испытывать. Оно запрятано глубоко в подсознании, в фундаменте личности, когда ребёнок жил с мамой и папой, слушал сказки о злодеях и героях, это важно. Конечно, бывают исключения, но где их не бывает, они лишь подтверждают правило.

Глава 11 Побег из Кронштадта

За решёткой из толстых прутьев равномерно хлюпали волны, дрались скандальные чайки из-за плавающей кверху брюхом рыбы. Доносились звуки спасательных работ у затонувшей субмарины. Серафима попросила у охраны воды. Способ как сообщить, где её держат, успела придумать самый идиотский, когда Порфирий вошёл, с криком «Сатрап!» бросила эмалированную кружку. Только благодаря хорошей реакции сыщику удалось парировать женскую ярость. Мгновенно оценив выгоды, тут же воспользоваться ситуацией, чтобы оказать давление на Ленара, не знающего причину крика.

Порфирий прекрасно понимал, что никакой служебный долг не отменяет обычного сострадания к заблудившемуся в житейских бурях человеку. Часто сталкиваясь с изнанкой жизни, давно перестал искать правду там, где ей не назначили места с самого начала. Только Господь имеет право судить. Но работа требовала исполнять букву закона для порядка в отечестве. И потом, ему до чёртиков нравилось всякие там детективы, которыми бредил с детства под влиянием историй Эмиля Габорио.

Громкое дело с катастрофами и смертями невинных людей представлялось сыщику вершиной карьеры. Кроме того, появился верный шанс открыть одну давнюю тайну, мучавшую его сердце. В голове роем проносились самые фантастические пингвины. Теперь от того, как он построит допрос, зависели ответы на многие вещи. Порфирию вовсе не хотелось спешить, но что поделаешь, министр требовал немедленных результатов: жизнь государя находилась в смертельной опасности.

– Итак, Андреева, научитесь себя вести подобающим образом, иначе вынужден буду заковать, и уже никакие истерики не помогут, – потребовал Порфирий, располагаясь за грубым дощатым столом в центре камеры.

– Сатрап! – с максимальной ненавистью, на которую только хватило актёрского запала, бросила Серафима из колючего одеяла и громко шмыгнула носом. – У вас платочек найдётся? Мой влажный, – уже обычным голосом попросила следователя.

– Инфлюэнция может развиться, – предупредил следователь, трогая еле тёплую чугунную батарею у стены. – Прикажу сделать вам горячего чаю. Только чур, больше не бросаться кружками. Эк как раззадорились. Не хватает ещё, чтобы слегли от волнений.

– Уж постарайтесь. – Серафима деликатно пофырчала в предоставленный платок и робко улыбнулась: – Что теперь со мной будет?

– Повесят, здесь ссылкой и не пахнет. Покушение, так-с! Здесь только смертная казнь в назидание другим.

– И пусть, я готова, как Александр Ульянов, отдать жизнь за счастье трудового народа! – актриса картинно отбросила назад густые волосы. Без английской кепки, выстриженная чёлка делала её похожей на Жанну дАрк. Она ещё в самолёте придумала себе такой образ, только иностранец почему-то назвал драной кошкой. Серафима уже тогда заподозрила в нём кайзеровского шпиона, неспособного к высоким чувствам.

– Так он сам никогда не работал? Помещик из Кокушкино ваш Ульянов!

– И что с того? Ульянов золотую медаль продал.

– Это зачем?

– Бомбу купил для царя. Вот.

– У поляка Пилсудского? Молодец, здесь не поспоришь – героический поступок!

– Вы, вы, сатрап! Вот вы кто! – обиделась актриса за своего кумира.

– Повторяетесь. Итак, в Париже стоит новенький аэроплан, а деньги на его покупку утонули. Думаю, товарищам бомбистам это может сильно не понравится.

– Это уже не вам судить! – воскликнула Серафима, увидев фуражку Ленара, торчащую из-за спины фельдфебеля.

– В чём дело, – обернулся сыщик, услышав шаги. – Фельдфебель, – начал и осёкся, заметив отсутствующий взгляд подчинённого.

– Андрееву освободите, – приказал маэстро, показывая любимый стилет, найденный в портфеле следователя вместе с фуражкой. – И быстрее или в глаз алаверды сделаю.

Серафима мстительно бросив:

– Сатрап, – встала рядом с освободителем.

Маэстро приковал следователя к табурету с помощью надзирателя. Порфирий в изумлении смотрел на подчинённого, беспрекословно исполняющего приказы шпиона:

– Сообщник? – спросил, приподняв бровь.

– Проникся идеями Леца, зря не читали. Результат – потеря авторитета у подчинённых. Так, а вот и нормальный телефон, – обрадовался маэстро, пододвигая тяжёлый аппарат из чёрного карбонита.

– Фима, помните номер моего поместья?

– Нет.

– Чёрт, как на родину звонить, так обязательно номер нужно помнить! Тогда звоните Савенкову, пусть выручает.

– Вы с ума сошли. Что он может сделать? Здесь же крепость!

– И-эх, нельзя никому ничего поручить! Вызывайте, – заставил взять актрису трубку.

 – Фельдфебель, быстренько приведите сюда заключённого Зигмунда Левоневского.

Серафима набрала только ей известную комбинацию цифр на крутящемся диске аналогового телефона.

– Савенков, скоростной катер найдёте? – без предисловий потребовал маэстро у вождя боевиков. – Зачем? Нужен для побега из Кронштадта. Охрана? Не беспокойтесь, нейтрализую. Как? Да вам какое дело? Жду катер и немедленно. 

Гипнотизёр из Ленара был слабенький, более того, сеансы требовали невероятно много психической энергии, которую он никогда не тренировал в силу импульсивной натуры и глубокого убеждения, что не его это дело в чужие мозги нырять. На занятиях в гимназии с трудом мог подчинить себе только учеников из младших классов. Но в замкнутом пространстве комнаты для допросов любой становится богом. Фельдфебель начал приводить по одному матросов для участия в сеансе магнетизма. Вскоре гарнизон форта покорился воле необычного иностранца. Мотивированные бойцы заняли боевые посты в ожидании приказов нового коменданта.

С платформы 12-дюймового орудия Гюстава Канэ открывался вид на раненую подлодку, торчащую из волн, рядом сновали лёгкие пароходы, ведущие спасательные работы. Вдалеке дымил линейный броненосец, поддерживавший огонь в топках на случай появления неприятеля. Ленар направил бинокль на горизонт и заложил ладонь за отворот сюртука, полученного назад у Зигмунда в обмен на лётную куртку.

– Вам отсюда не сбежать! – выкрикнул Порфирий снизу, преодолевая завывание ветра в бастионных укреплениях.

– А это что? Кажется, ваша идея? – Ленар показал на геликоптер, стоящий на плоской крыше из металлических плит, стянутых большими гранёными заклёпками.

– Тогда придётся оставить Андрееву. В аппарате только два места.

– Вот что я думаю, а не сделать ли вас комендантом форта. Обещаю, куда бы ни пошли, весь гарнизон следом начнёт топать. Как вам такая перспектива? Да, и оборонять будут до последнего матроса, как верные самураи горячо любимого сёгуна. Красота!

Порфирий Францевич представил себе эту картину и его передёрнуло.

– Вы сумасшедший!

– Нет, турист с Альфа Центавры. Скажите тоже. За двести лет кто-нибудь бы предупредил об опасном отклонении. У нас с этим строго. Чуть что и мигом отправляют на Венеру. Империи дефективные не нужны.

Порфирий решил за лучшее не возражать, чтобы не сердить опасного безумца. У него сейчас была одна-единственная мысль – нейтрализовать шпиона, даже если для этого возникнет нужда пожертвовать собственной жизнью.

«Это ведь не шутки! – подумал он. – Главный фарватер залива полностью под контролем 12-дюймовых орудий. И виноват в этом он, Порфирий Кошко! Но кто знал, что придётся столкнуться с таким необычайно сильным противником? Кто знал, что этот Ленар обладает фантастическими возможностями по воздействию на других людей? Что он там говорил про сдачу летательного аппарата? Готов указать место, но сообщников не назовёт. Что это такое? Игра в благородство. Но ведь любому понятно, что полиция обязательно арестует всех причастных к покушению на государя! Нельзя быть предателем чуть-чуть. Впрочем, что можно спрашивать с иностранца. Альфа Центавра какая-то. Зубы заговаривает молодчик, а сам в это время форт с тысячным гарнизоном без единого выстрела захватил! Господи, это ведь надо, так опростоволоситься! Сам пустил внутрь цитадели неприятеля!»

Вообще, Ленар с уважением относился к фанатикам, готовых ночевать на работе ради только им ведомых удовольствий. И угораздило Порфирия встать на пути в Париж? Или взять этого Зигмунда, как ни крути, именно встреча с маэстро кардинальным образом изменила его жизнь, и, вполне возможно, что совсем навсегда. Летал бы сейчас где-нибудь над Арктикой или Антарктидой, однако, стоит у 12-дюймового орудия и вовсе не понимает, что здесь делает полярный лётчик?

– Зигмунд, управляли подобным аппаратом? – Ленар показал на геликоптер, раскинувший длинные гибкие лопасти над круглой площадкой из ребристых чугунных плит, заменявшей крышу одной из башен.

– Прослушал доклад изобретателя о работе автомата перекоса винта. Думаю, ничего сложного. У него отличная подъёмная сила, – слукавил пилот, летевший на нём от самой Москвы и теперь желавший блеснуть мастерством перед иностранцем.

– Так, ясно, не летали, но справитесь, замечательно! Невероятная самоуверенность. Вы вообще на что-то годитесь, кроме как породой хвастаться?

– Ну до сих пор никто не жаловался на породу, за исключением безродных.

– Ага, скажите экипажу «Максима Горького». Идёмте, попробуем на практике этот перекос винта.

– Так мы летим?

– Ещё как, и с перекосом, заметьте.

– Господин Ленар, а вы меня тоже, случайно, не загипнотизировали?

– Вы ведь польский дворянин, кажется?

– Да, а что?

– Бессилен к несчастию. Здесь католик нужен или протестант.

– Не понимаю, а в чём разница?

– Мне святости не хватает. Согласен, что недостаток, но, как говорится, где родился, там и могилка с берёзкой.

– Окончательно запутали. Но ответом я доволен.

– Вот скажите, пожалуйста, почему мне постоянно хочется дать вам в глаз? Ведь вроде бы не за что, а кулак сам сжимается.

– Постарайтесь держать при себе свои дикие инстинкты. Мне неприятно чувствовать исходящую от вас угрозу.

– Зигмунд, всё-таки вы неисправимы! Одной фразой превращаете человека в потомственного садиста! Идёмте уже запускать аппарат.

Иногда микроскопические желания одного иностранца превращают вполне себе здравомыслящих людей в послушных исполнителей чужой воли. Конечно, обстоятельства так повернулись, но тысяча бойцов, сидящих у орудий в ожидание атаки со стороны соотечественников, это уже слишком. Совсем не хотел Ленар подобных сценариев, однако, вот вам билет на чужое купе. Вера в институты власти – страшнейшее заблуждение человечества. Чем проще было позволить туристу бежать из страны, однако вознамерились арестовать и пытать, глаз испортили!

Целая неделя, чтобы добраться до Парижа. Казалось, времени более чем достаточно, однако при такой топографии Ленар он уже и не знал, каким циркулем бить сантиметры. Ещё тогда на просёлочной дороге под Армавиром, при первых лучах солнца у маэстро родилось подозрение, что напрасно это он вздумал прыгать на месте с горячим чайником. Впрочем, сделанного уже не воротишь, и не исправишь.

«Если бы не жизненный опыт, выстраданный во время гастролей по чужим планетам, то, конечно, запустил бы мотор геликоптера и лети себе на здоровье в свои Парижи. Но, во-первых, ещё ничего такого страшного не произошло, за исключением: сломанной ноги, гематомы под глазом и отбитых почек. При феноменальной регенерации, это совсем незначительный ущерб, хотя крайне – болезненный, во-вторых, раз так получилось, то надо получить максимум удовольствий от процесса, и, наконец, в-третьих, бог любит троицу, впрочем, о чём это я, сейчас я за него, по крайней мере, для этих людей, итак, номер три – хотел праздника, распишись, что называется!» – успокоил себя Ленар.

Путешествие – это чрезвычайно тонкий процесс, сплетённый из множества невидимых нитей. Человек может только соглашаться на предложенные варианты, но ни в коем случае нельзя доверять чувствам, иначе есть вероятность лечь под паровоз. Например, возьмись Ленар пойти наперекор возбуждённым событиям, и что? Вот сел он в этот самый геликоптер, летит себе довольный такой, а там в глубине мотора отвинтилась маленькая такая гаечка, просто малюсенькая, и попала совсем не туда, куда можно, так бывает. Всё – аппарат падает на скалы, смерть в огне пожара гарантирована. Посему надо ждать сигнала, который поможет сделать правильный выбор. Он всегда есть, только надо не пропустить. Вёрткий подлец, этот выбор!

Весь вид Порфирия Францевича говорил о готовности к борьбе и в то же время растерянности, оттого что у него не было сколь-нибудь внятного объяснения происходившему. Гениальный план расстроил обыкновенный щелчок пальца, точнее, бензиновый фитиль. Он самолично видел через открытую дверь, как этот чёртов шпион вводил в транс гарнизон форта при помощи контрабандной зажигалки Parker. Редкой беспринципности и нахальства человек! Просто возмутительно, как он, ничуть никого не стесняясь, бахвалился способностями к магнетизму. Хорошо, что ещё оставил в здравом рассудке, хотя о каком рассудке можно говорить, когда вот он стоит под охраной собственного подчинённого.

Предоставив Зигмунду разбираться с геликоптером, Ленар отвёл Серафиму в сторону, чтобы учинить детальный разбор коварного предательства. Балтийский ветер настойчиво теребил непокорные локоны, выбивающиеся из клетчатого одеяла, накинутого на голову, отчего девушка походила на громадного королевского пингвина с неровным хохолком. Злости на неё особенной не было, хотя вредность всё же требовала выхода:

– Ню, – начал без предисловий, чтобы, как говорится, сразу поставить все точки в блокнот.

– А вот и ничего такого? – мгновенно парировала Серафима.

– Ага, ничего, занятно. У вас это так называется?

– Это всё Азеф, – честно глядя в переносицу, объявила актриса.

– Опять эта тварь загадочная. А спросить пациента не получилось, сразу наркоз?

– Организация вам не доверяет.

– Только не прикрывайтесь этим многозадачным «Мы»! Вас, например, по почкам не били.

– И что такого? Ведь не умерли. – Фима осторожно шмыгнула носом в большой мужской платок, покрытый синим горошком.

– Это что, конечная цель такая?

– Нет, конечно. Что вы, право. Я бы ни в жизнь не согласилась. У Азефа план был. Ну кто знал, что вы такой бестолковый? Просто человек-катастрофа! Как вы умудрились субмарину пустить на дно?

– Это не ко мне. Нечего держать под замком иностранцев.

– Вот видите. Сами обидчивый, а вините меня. Так нельзя!

– Это что? Учить надумала. Щас мигом отправлю плавать в бушующие волны.

– Всё-таки вы, Ленар, редкая скотина. Я и так благодаря вам насквозь промокла. И ещё грозите. Не стыдно. Потерпеть надо было совсем чуть-чуть, и ночью вас бы освободили.

– Что-то меня все освободить хотят. Только убей не пойму от чего. Порфирий вот тоже готовил побег.

– Вот видите! А вы взрывами занялись. А теперь это? Мятеж в Кронштадте подняли? Это ведь форменное сумасшествие. Такой гениальный план сорвали, самого Азефа!

– Что вы на него дуете, как на китайскую лапшу. Негодяй он и двойной агент.

– Кто вам такое сказал? Вы сами германский шпион. Что не так?

– Эх, Серафима, святая наивность: я и террорист, и английский шпион, по словам Порфирия, а теперь германский. Не многовато будет для одного человека?

– С вашими способностями очень даже может быть! Вот! – опять шмыгнула носом.

– Фима, раз организация мне не доверяет. Внимание! С ваших слов услышано верно. Сейчас примчится Савенков в золочёном баркасе и адьос. Прощайте навеки, непознанная любовь!

– Всё ровно вы беспринципный негодяй. Товарищи обязательно жестоко отомстят. Гнев партии будет неутолим и беспощаден!

–  Прям по Фрейду . А, свобода клетчатых пингвинов уже не в счёт?

– Вы это про кого? Про меня? Вот этого я вам точно не прощу! Вы на самом деле настоящий немец! Породистый. Мы вам ещё покажем. Только подождите.

– Не сомневаюсь. Вон как от фон Гинденбурга драпали.

– Вот и открылось истинное лицо. Ещё, в самолёте я вас раскусила, немец!

– Я вот что думаю, надо бы убить вас, Серафима. Одним врагом будет меньше.

Покорное следование событиям не подходило деятельному характеру Порфирия. Статского советника он получил не за просто так. Сделав грим, ходил в воровские притоны. В одиночку задерживал опасных мазуриков. Он по натуре был охотником. Мог сидеть в засаде абсолютно недвижно часами, ожидая, когда жертва забудет об осторожности. Сейчас, увидев бурное выяснение отношений между членами шайки, решил, что настал его черёд устраивать неожиданности.

Заревел двигатель, поднимая аппарат в воздух. К геликоптеру лётчик относился с пренебрежением, вовсе не полагая, что аппарат приспособлен к настоящему полёту. Пролетев от Москвы до Петрограда на новом аппарате, так и не понял его достоинств. В камере Ленар сделал заманчивое предложение: доставить в Париж секретную машину российских конструкторов, Зигмунда оно более чем устраивало. Незавидная участь – находиться на крючке у полицейского. То, что Кошко (по слухам Кошка) за служебное рвение получил статского советника, вовсе не делало из него дворянина с твёрдым понятием о своём месте. Впрочем, чего ещё можно ожидать от человека со столь удачной фамилией для работы сыщиком.

Зигмунд тяжело переживал свой просчёт, когда подписал омерзительный договор. Подобная карьера его вовсе не устраивала, более того, нарушала все представления о порядочности, прочно усвоенные с малых лет в Кракове. Теперь оставалось только бежать из страны, в которой сделали доносчиком. Впрочем, настоящей родиной он её никогда не полагал. Россия, кроме того, что выучила его, ничего хорошего так и не сделала. Летать при его способностях он мог научиться где угодно, хоть в Америке.

С пристани раздался гудок. От кран-балки энергично махал котелком Савенков, несмотря на расстояние легко узнаваемый по нахальной манере держатся. За ним дымил из наклонных труб скоростной катер с блестящей надписью: «Емельян».

– Фима, пожалуйста, баркас в сусальном золоте подан. Как только в руководство партии такие пробираются. По виду настырный холерик с комплексом Наполеона. Наверняка бомбит человечество из мести за сытое детство в шёлковом платье!

– Борис, бескомпромиссный борец с царским режимом в отличие от вас. Кстати, вы на какой платформе стоите?

– Здесь у 12-дюймовых орудий Гюстава Канэ, – маэстро с улыбкой показал на казённую часть с гравировкой производителя.

Улучив момент, когда фельдфебель отвлёкся на крик с пристани, Порфирий, выхватив у него из кобуры револьвер, толкнул вниз на крутую чугунную лестницу. Сделав несколько прыжков достиг геликоптера.

– Взлетай немедленно, – скомандовал, наставляя оружие.

– А как же Ленар?

– Потом, сейчас не до него, – бросил сыщик, нажимая на рычаг газа, отчего аппарат мгновенно подпрыгнул верх под аккомпанемент частых выстрелов с вертолётной площадки. В воздухе потребовал направить аппарат к мачтам радио, торчащим из цитадели Пётр I.

– Вы всё шутите, а Порфирий бежать надумал, – Фима кивнула на взлетающий геликоптер, к которому не решались подойти матросы из опасения попасть под жужжащие лопасти.

– Не врал, значит, что справиться. Трудно иметь дело с польской шляхтой. Все прыжки у них с бон блезиром.

– Отставить стрельбу! – приказал Ленар матросам, стрелявшим из пулемёта Льюиса, установленного для защиты от аэропланов Кайзеровской Германии.

– Вы их специально отпустили? – поинтересовалась Серафима.

– Конечно, у меня тёплые чувства к Порфирию. Он мне напоминает родину. А родину надо беречь, или я неправ?

– Так вы всё знали с самого начала?

– Порфирий намеренно посадил меня вместе с Зигмундом в одну камеру, чтобы я доверился ему. А тот не захотел участвовать в спектакле и рассказал о фиктивном побеге. Оставалось сложить вместе звёзды, чтобы понять, что Азеф решил отвести от себя подозрения, сдав меня полиции. Не сразу, но понял весь план. А вот вы зачем приняли иезуитскую моду?

– И что я могла сделать внутри субмарины? Ну, вот сами посудите? И потом, вас должны были освободить, меня клятвенно уверил вон он ещё в Петрограде, – Фима показала рукой на Савенкова в коротком пальто с поднятым воротником, нервно смолящего папиросой у борта скоростного катера «Емельян».

Глава 12 Железный аргумент

Чтобы найти Порфирию более содержательное занятие, чем гоняться за иностранцем, Ленар распорядился поднять над главной башней чёрный флаг с оранжевой надписью NO PASARAN . Фельдфебель торжественно поклялся защищать цитадель «Александр I» от компрадорской буржуазии , засевшей в Зимнем дворце. Как только о флаге станет известно императору, сыщику долго придётся объяснять, почему важный в стратегическом отношении форт поднял мятеж, когда германские дредноуты в любой момент готовы атаковать Петроград из Балтийского моря.

Серафима безмолвно, завернувшись покрепче в одеяло от нервов, наблюдала, как офицеры выстроили гарнизон форта, чтобы проводить маэстро под троекратное ура и салют из всех орудий. Надо отдать должное выдержке Савенкова, который не бежал от грохота выстрелов, а взяв на правду обещание маэстро, недвижно стоял на пирсе, закрывая от сырого ветра огонёк папиросы.

– Слушайте, Савенков, вы хоть и злобный, но романтик, – похвалил Ленар, ничуть не смущаясь выстрелам в свою честь. – А романтиков я люблю, они не дают задохнуться этому миру от пошлости. Хотя не скрою, ваша персона мне глубоко несимпатична.

– Взаимно, – парировал Савенков, закуривая очередную папиросу от модной зажигалки Ronson Banjo. – Что собираетесь предпринять? Экс никак нельзя отменить!

Не найдясь, что ответить на очевидный идиотизм, маэстро с печалью посмотрел на Серафиму. «Угораздило же поддаться чарам революции? – подумал он. – Ведь вполне себе разумная барышня. Впрочем, если брать во внимание её внешность, то понятны привычка к ухаживаниям и одновременно дикое, беспросветное одиночество. Серафима – заложница расхожего убеждения, что красивая женщина должна принадлежать человечеству, обладать ею также неприлично, как купаться в городском фонтане. Мужчины стремятся наказать хама от зависти, их жёны из принципа. Да-с, Афродита  требует жертв!»

– Так, чего ждём? Идёмте уже?

Савенков, задрав голову к бойницам с грозными калибрами дальнобойной артиллерии, спросил:

– Что с гарнизоном?

– Увольте, у меня нет сил исправлять мозги персоналу. Полагаю, император сам разберётся. Пусть объявит форт заражённым.

– Не понимаю. Вы что опиум в чай добавили?

– Придумаете тоже! Заставил поверить, что встретили человека-солнце.

– Я говорил, что ваша беспринципность поразительна!

– Знакомство с вами заставило меня пересмотреть жизненные ценности. Теперь в них исчез досадный изъян в виде человеколюбия. Так мы идём?

Савенков помог забраться Фиме на борт гоночного катера, предложив тонкую жилистую руку, которую она с опаской приняла. Её мозг, всё её существо начало охватывать сомнение в отношении правильности выбранного пути. Поступки Ленара, его мысли, высказанные вслух, заставляли взглянуть на действительность с совсем особенной стороны, с неправильной. Любой другой человек, должен был отвернуться от неё после всех этих гадостей, сделанных от имени революции. Использовав Ленара без его ведома, Азеф, сам того не зная, повернул мысли женщины, преданной революции всей душой, к справедливости. Она вдруг представила, что и с ней могли обойтись подобным манером, и чувство, которое она, как настоящая актриса, смогла в себе воспроизвести, совсем ей не понравилось. Однако, этот самый Ленар не стал её ненавидеть, вовсе нет, что оказалось совсем удивительным. Серафима испытала благодарность к человеку, который простил ей предание себя в руки мучителей. Внезапный жар охватил всё её тело, на глазах выступили слёзы стыда, которые почти мгновенно заменил морскими брызгами ветер с Балтики.

– Ну, так что? Что с делом! – не унимался Савенков, придерживаясь рукой, обтянутой лайковой перчаткой, за стол из красного дерева. На камбузе позванивала серебряная с золотом посуда. С потолка горела яркая электрическая лампа в сетке из толстой хромовой проволоки. Иллюминаторы стойко отражали волны из-под родстера гоночного катера. Со стороны Кронштадта прозвучало несколько коротких сирен. Выбрасывая буруны вдогонку шли пограничники с флагом Lima на гюйсе, требующим немедленной остановки.

– Савенков, есть подозрение, что у Кронштадта остались вопросы?

– Договорим позже, – заверил эсер, выскакивая на палубу через люк, бросивший в кубрик порцию солёных брызг.

Фима пересела к Ленару, крепко сжав его руку. Подумалось, что она чувствует себя виноватой, однако он вовсе не понимал причины. Маэстро не разжал пальцев испуганной женщины. Ему стало неловко за демонстрацию, произведённую в форте из озорства, оттого что вовсе не принимал всерьёз этих глупых, на его взгляд, игр. Вот ради чего люди теряют рассудок, совершая политические убийства? Сия теорема не поддавалась мгновенному ответу. Однако, на одну загадку маэстро нашёл ответ – это дурость! Вот, вот, именно она, обыкновенная дурость толкает хрупких, ничем не защищённых людей во власть праздных арнов, которым не хватает воображения найти себе более достойное занятие.

«Вот она идиотская сентиментальность! Вот, какой метеор занёс меня на этот катер? Соседи теперь наверняка забросают пустыми банками из-под пива. Нет, конечно, не сейчас, потом, когда наступит завтра, когда люди уснут, и когда наступит время арнов, время снов и предсказаний, время грёз, которые непременно исполнятся в той или иной форме. Вполне может статься, зная об этом, я и устроил салют, чтобы принести извинение доморощенным режиссёрам за доставленные неудобства».

В кубрик спустился улыбающийся Савенков:

– Ну что, готовы погибнуть за торжество равенства и братства.

– Нет, – завопил Ленар, перекрывая неуверенное «Да», – произнесённое, внезапно охрипшим голоском Серафимы.

– А придётся, – озорно сверкнув глазами, осчастливил Савенков. – Идём на минное поле, чтобы оторваться. У нас осанка микроскопическая. Должны проскочить. – Он покосился на руку Серафимы, стиснувшую ладонь маэстро ещё крепче, и добавил: – Или нет…

Его отчаянная попытка произвести впечатление своей удалью, вызвала только сочувствие к невысокому человеку, который при всём желании никогда не сможет превратить свой эгоизм в завораживающее пламя яркой личности. Личности, которой хочется подражать, за которую можно отдать свою жизнь, вдруг ставшую особенно значимой для ненавистных и пустых людей.

«Если меня разорвёт миной на куски, конечно, finita la commedia обеспечена, что, впрочем, вряд ли, – успокоил себя Ленар. – Скорее всего, контузией обрадуюсь, ну это совсем нестрашно, потерплю. За Серафиму тоже можно не волноваться, по закону случайных чисел человек дважды не взрывается в море, поэтому на сегодня ванны отменяются. Остаётся Борис, таких пули вообще не берут: попасть не могут».

– Савенков, она уже купалась. – Маэстро показал на Серафиму. – Не переживайте, проскочим. Вы погибните, как греческий Икар, знаю на точно!

– Что, что? – переспросил Савенков, недовольный вялой реакцией на эффектное заявление о гибели в пучинах Балтики.

– Что с Парижем, вот вопрос? Теперь роты жандармов прочёсывают берег от Петрограда до Ревеля. Стоит пристать, и мгновенно Порфирий с табуреткой образуется.

– Чёрт, вы, когда затевали эту идею с фортом, план хотя бы минимальный сделали?

– Зачем? Я женщину от пыток спасал! Не до планов, знаете ли, было! Это у вас все трапы с леерами, а у меня истошный крик в коридоре. И что прикажете делать?

Над Финским заливом бухнул мощный взрыв, эхом отскочивший от берега, через секунду ещё один. Беглецы переглянулись, посчитав, что дальнобойная артиллерия открыла огонь, но опасения не подтвердились: за кормой горели корабли береговой охраны, наскочившие на гальванические мины, расставленные против кайзеровского флота.

– Савенков, срочно нужен телефон. Есть замечательная идея.

– Это взрывы возбудили на переговоры?

– Именно! На грандиозный шантаж!

– Кого, позвольте узнать?

– Расскажите, пожалуйста, кто сообщил Порфирию о готовящемся покушении? И самое интересное – это капитан «Цусимы», который сделал арест.

– Сейчас?

– А что мешает? Мы в полной безопасности на минном поле. Для правды самое место: можно уже ничего не бояться.

– План разрабатывал товарищ Азеф. Предполагался ваш арест, чтобы отвлечь охранку, пока Серафима доставляет деньги во Францию.

– Сакраментальный вопрос – в чём нужда бросать меня в лапы полиции. А не выдержал бы допросов?

– Вам, господин Ленар, подробности неизвестны? Угрозы никакой.

– Порфирий Францевич почему-то всё знал и готовил побег. Вопрос: от кого детали операции попали к нему в папку?

– Не понимаю. Я лично договорился с Юрьевым. Но руководил всем Азеф, он уверил, что есть надёжный пилот, готовый принять участие в вашем освобождении.

– Зигмунд Левоневский! Отлично! Вот и складывайте домино в коробку. Что? Каков результат? А вот каков: «И волки сыты, и овцы целы». Не так ли? Смотрите вывод: Азеф работает на охранное отделение, он организовывает покушение и сам же разоблачает. Ещё погодите, аэроплан пригонит и бомбу кинет, но мимо, «наш пострел, везде поспел». Ох и праздники здесь у вас! Просто Версальские тайны!

– Подождите, это только домыслы, надобно разбирательство.

– Ага, а мне тем временем почки отбили. Давайте вам, Савенков, во имя равенства и братства окропим штаны мочой с кровью. – Ленар сделал лёгкий поклон Серафиме. – Приношу извинения за пикантные подробности, но, чертовски неприятный казус. Если бы не моё неподражаемое умение ладить с людьми, так и стреляли бы в кусты из рогаток. Зигмунд в камере разложил всё в мельчайших подробностях в обмен на заграничный паспорт. Так вот-с!

– Предатель! – Савенков в негодовании ударил кулаком по столу. – Уже был случай ранее, но тогда Азеф отговорился. Однако, дело в работе. Что предлагаете?

– Экий вы неутомимый человек! Придерживаемся плана, летим с Зигмундом на геликоптере до самой Франции. Что проще!

– И что помешало, раз всё складывалось?

– Бестолковый и бездушный вы человек, Борис! Её крик, я разве не говорил? Пришлось действовать.

Серафима прикусила губу. Получается, что она теперь стала виновата, что сорвался гениальный план Азефа. Но ведь сам же просил указать, где её заперли. Или нет?

– А зачем тогда взорвали субмарину? – вставила, не понимая мужских доводов о защите слабого пола любой ценой и думая только о том, что теперь из неё делают глупую крякву.

Здесь, в этом месте, у Ленара получался конфуз, оттого что невозможно объяснить революционерам начала 20 века свойств антиматерии. Но он умудрился обосновать доклад:

– Подстраховался, заложил оставшуюся от налёта бомбу в машинном отделении. Фима, вы свидетель, как фанаты на пули идут под впечатлением от моей личности. Боцман успел проникнуться идеей жертвы во имя торжества революции. Нечего было дразнить пальбой из револьвера, а потом сажать в карцер. Я мстительный!

– Какого револьвера? – встрепенулся Савенков, не участвовавший в бегстве из Петрограда в Ревель.

– Неважно, – в один голос ответили маэстро с актрисой и с ненавистью посмотрели друг на друга.

– Настоящую «Кармен» сделали из экса. Товарищи, это ведь не шутки! Серафима, сколько можно говорить: нельзя революцию превращать в историю любви!

– Я ему предлагала. – У эмансипированной революционерки пошли красными пятнами щёки.

– Эге, нашли Питер Пена. А поговорить? Телефон кто-нибудь мне даст наконец? Глаза бы мои вас не видели никогда вообще! – потребовал маэстро, продолжая смотреть на Фиму с максимальной злобой, на которую только был способен.

– Держите. – Борис протянул чёрный аппарат с кнопками из рубинов, в которые ювелир весьма искусно вставил металлические цифры.

– И что с ним делать? Надо к берегу пристать, найти розетку. – Маэстро вернул в раздражении.

– Не придумывайте, катер оборудован новейшей рацией. – Борис открыл декоративную панель, за которой оказался вмонтированный ламповый передатчик с блестящими ручками настройки на частоты.

– Извините, и что дальше? – Ленар уставился на Савинкова, не понимая каким образом это чудо инженерной мысли работает.

– Откуда я знаю. Здесь всё за нас придумали. Кому звоним? – деловито поинтересовался Борис, уверенно включая подряд тумблеры, над которыми зажигались разноцветные огоньки. При кажущейся хаотичности и необдуманности действий у подобного сорта людей всегда всё получается. Они берут не знаниями, а энергией и желанием добиться поставленной цели. Там, где у других опускаются руки и звучат слова сожаления, эти товарищи продолжают бить в одну точку и непременно находят правильное решение в, казалось, безнадёжной ситуации.

– Господину Порфирию, будем договариваться о компромиссах.

– Разумно. Приятно удивили. Не ожидал такой решительности от иностранца, –одобрил Савенков, щёлкнув тумблером на панели. – Извольте говорить.

– Кронштадт, Кронштадт, в эфире катер «Емельян». У меня важное сообщение для начальника уголовного сыска Кошко. 

– Капитуляция? – мгновенно откликнулся Порфирий, будто ждал у приёмника, уверенный что беглецы запаникуют.

– Сдаёмся!

– Давно бы так. Идите в порт, гарантирую сухую камеру и горячий чай с бубликами.

– Что с Андреевой?

– Не рядитесь. Вам деваться некуда. На этом катере далеко не уйдёте, топлива не хватит. Вдоль берега ждут усиленные наряды жандармов.

– Уверены? А как вам бомбардировка Кронштадта?

Савенков довольно хмыкнул и сжал руку в кулак.

– Блеф загнанного на минное поле человека.

– Не любите вы Балтийский флот! Подождите, отправлю гостинцев.

– Давайте, Савенков, свяжите меня с фортом. Соскучился по своей армии Урфина Джуса.

– Это что за армия такая?

– Деревянная, но очень эффективная. На волшебном порошке работает.

– Ну вот, а говорили, что ничего не подмешивали. Неужели у вас там остались сообщники? Я вас недооценил!

– Ещё как! Так что со связью?

Савенков щёлкнул тумблером.

– Ага, отлично! – Маэстро раскрыл карту Финского залива. – Алё, Форт Александр, вызывает Ленар. У меня тут переговоры с компрадорами. Требуются веские аргументы. Отправьте 12-дюймовую болванку в центр Каботажной гавани. Пусть оценят железный привет от балтийцев.

Над заливом прокатился грохот выстрела, пославший два с половиной центнера в акваторию Кронштадта. Взметнулся к небу султан высотой 70 метров. Ленар постучал в микрофон перстнем с чёрным алмазом:

– Порфирий Францевич, как вы там? Не слишком это я?

– Ну, знаете, батенька, с вами не соскучишься. Не ожидал от вас подобной прыти! Ничего не скажешь, впечатлили! Ваши условия?

– Присылайте геликоптер в форт. Так и быть, выкуплю для империи аэроплан. Деньги переведите на имя Зигмунда в центральный банк Франции. Всё как просили и с кисточкой. Фамилии называть не буду, не настаивайте. Чё-то вредность разыгралась в отбитых почках. Говорили, что мастера работают – вон до чего довели совсем мирного человека. Ещё чуть-чуть и от исторической крепости руины останутся. Ну и методы у вас!

– Согласен, перестарался, не учёл тонкой организации вашей натуры. Маэстро Ленар, что с гарнизоном? Всё-таки тысяча человек.

– А нету у меня на них времени: жизнь императора лечу спасать. Вызывайте Бехтерева. Могу возбуждать только патриотизм, обратный процесс, увы, неподвластен. Пришлите академика, пусть порезвиться. Вон какую патологию ему создал. Нобелевская премия обязательна. Тема: «Методы построения идеального общества».

– Стрелять не начнут?

– Что вы, без команды, ни за что. Гарантирую.

Порфирий понимал, что в сложившейся ситуации бессилен, затевать войну в Финском заливе никто не позволит. На этот раз Ленар переиграл его: сказался недостаток информации. Однако необычный маэстро находился у него в руках, и даже, более того, удалось выяснить, что это обычный человек, хотя и обладающий уникальными способностями: боль от ударов испытывает ту же самую, что и все другие. Верить, что Ленар так вот запросто передаст аэроплан в руки охранки, Порфирий, конечно, и не думал. Но у него был надёжный козырь – Зигмунд Левоневский, убеждённый коммунист, связанный договором о сотрудничестве с охранным отделением. Обнародование этого документа уничтожит репутацию знаменитого лётчика навсегда. Порфирий ни минуты не сомневался в надёжности своего агента.

Бордово-жёлтые лучи от самого горизонта протыкали веером из широких полос кучевую облачность. Солнце с неохотой готовилось оставить нагретое за день место, чтобы уступить воздушные просторы над заливом холодным звёздам севера. На причале, рядом с кран-балкой, катер приветствовала белая хаски, спасшая Серафиму. Обретя вновь свою подругу по несчастию, она, сверкая голубыми глазами, носилась вокруг и толкала под ноги, мешая идти к форту пёстрой компании беглецов.

Погожий на железную стрекозу, геликоптер опустился в натянутую от скольжения по чугунным плитам пеньковую сеть. Дождавшись остановки винта, из аппарата выбрался Зигмунд с пожилым академиком. Лётчик несмотря на испытания шагал с бодрым видом, вовсе не опасаясь встречи с человеком, переменившим ход его вполне состоявшейся жизни. Возможность сбежать от Порфирия кардинально переменила его настроение, можно сказать, окрылила. Сейчас маэстро стал для Зигмунда олицетворением свободы и орудием мести, мести за перенесённые унижения.

Человек – странное существо, он склонен испытывать благодарность к правой руке с медовым пряником, когда левая с отеческой заботой лупит по голой заднице бестолковое чадо. Самое важное для субъекта, жующего догмы правды, чтобы всё было «по справедливости». Как будто у вождей бывает по-другому! Вот только вопрос: а кто придумал новые законы и для чего? Весьма сомнительная штука, это самая справедливость в голове одного человека, не ведающего сомнений, и в сердце другого, с тремолой под коленками. Кому верить, граждане хорошие, скажите, пожалуйста! Тому, кто руководствуется чувствами, ну это, когда левая нога с утра зачесалась, а потом перестала, или разумом, когда прокрустово ложе с острым топором готово для всех без исключения. Вот только не говорите о божьем промысле, эту чушь оставьте любителям теологии , они, как правило, люди подневольные и заинтересованные в своём куске хлеба.

Академик, судя по экипировке, оказался материалистом, верящим в мистику. Прилетел в марлевой повязке, держа под мышкой книгу «Болезни нервной системы» Жан-Мартен Шарко. Ага, ну это долго объяснять, и нет нужды, оттого что не имело ровным счётом никакого значения, чем обманывается знаменитый доктор. Ленар поручил фельдфебелю исполнять приказы академика и оставил коллег наслаждаться обществом друг друга.

Выкурив папиросы «Дукатъ» из своего портсигара, Савенков принялся за табак Порфирия. От возни с машинкой для набивки гильз у него испортилось настроение, тем более что Virginia оказалась излишне приторной. Будучи человеком практическим, Борис принимал вещи в своём первозданном виде, без фантазий и недомолвок. Например, если Ленар сказал, что надобно в Париж на любом ёжике с иголками, следовательно, есть нужда. А вот разведывать причину скачков на месте Борис вовсе не собирался, оттого что твёрдо усвоил: всех женщин не соблазнишь и всех библиотек не прочитаешь – тогда, зачем, вообще стараться? Выбрал себе направление и жми на всю железку, пока запал не кончился. А что? Вполне отличный ход? Разве нет? Ну это если не заниматься самокопанием. Чем Савенков и не думал баловаться, оттого что некогда ему было самокопать, он боролся с ненавистным царским режимом.

Наступил вечер, когда приготовились бежать из негостеприимного форта, который помог сделать массу открытий. Теперь все знали всё и в то же время ничего не понимали. Особенным образом спутников беспокоила мотивация Ленара – зачем ему надобно в Париж ветрам назло?

«Эх, если бы спел вовремя сонет Петрарки о любви к Лауре, уверен, что все прониклись романтической идеей, и даже поддержали высокие чувства. Но, как говориться, время упущено и теперь приходиться играть в загадочного Дантеса, беглеца из замка Ив, чёрт, форта!» – подумал маэстро.

– Зигмунд, я вас спрошу, как профессионала: поднимет эта мельница четырёх человек или придётся оставить Бехтереву господ бомбистов?

– Мотор мощный, но как приземляться в темноте с лишним весом? Ночью – верная смерть!

– Довод. Но у меня есть подозрение, что свет будет обязательно.

– Я без собаки не полечу! – внезапно заявила Серафима. – Она мне жизнь спасла! 

– Ага, капризы начались, откуда никто не хотел. Савенков, вразумите барышню. Опять придумала в революцию эклерами  тыкать. Собаке на вашу благодарность, знаете что? Вот именно, всё равно! Ей миску с котлетами подавай, а где мы котлеты сыщем над Финским заливом? Там только грёзы о лучшей жизни витают.

– Ленар, поверьте, ваш сарказм сейчас не к месту. Андреева, вы с нами? Если нет, то это ваше дело. Бехтерев, я думаю, обрадуется красивой пациентке. Так, а где здесь садиться, – он забрался на сидение и с тревогой посмотрел на умирающий закат. – Ну, в чём дело? Ждать нет никакой возможности.

В раздражении ударив перчатками авиатора в ладонь, Зигмунд потребовал:

– Освободите место для дамы, садитесь на трубе рядом с маэстро или оставайтесь сами. Большевики осуждают террор. Только из уважения к вашему брату марксисту, готов рисковать жизнью.

Как ни странно, Савенков подчинился, наверняка решив, что времени на подобные разбирательства нет и сейчас важнее скорее подняться в воздух, чем выяснять кто где сидит. Мотор плюясь маслом, и нещадно дымя керосином, с трудом поднял ажурное тело экспериментальной машины в воздух. Узкая полоска света над горизонтом, моргнув в последний раз, исчезла вовсе. Очутившись в неизвестности над водой, беглецы услышали вой собаки, прорвавшийся сквозь шум винтов. Хаски в очередной раз спасла Серафиму, позволив лётчику определить направление от форта к берегу. Говорить, при таком грохоте было невозможно, но никто и не собирался. Глаза смерти приготовились отыскать в темноте измученных тревогой людей. Внезапно зажглась длинная цепочка атмосферных огней над шоссе, идущего вдоль берега в Ревель. Доверившись инженерному таланту создателя машины, Зигмунд повёл натужно воющий от чрезмерного веса аппарат к спасительной гирлянде.

Шантаж всегда интересен элементом неожиданности, когда жертва ещё не готова дать отпор и в растерянности начинает исполнять самые абсурдные приказы. Совсем другое дело, если невозможно испугать противника, повергнуть в столбняк, тогда пиши пропало. Можешь, что угодно придумывать, хоть на малиновом носороге с зелёным чибисом скакать под окнами, вспышки, отнимающей способность думать, нет. Она размазалась в тусклый свет из кухонных штор, и нужно бежать сломя голову, пока в тебя не запустили сковородкой или, что хуже, не придумали стрелять дробью в трепетное место. Именно поэтому, взяв на вооружение доводы логики, Ленар не стал нагнетать обстановку вокруг форта. Не бомбить же в самом деле город с мирными обывателями ради одного маленького геликоптера. Конечно, был риск разбиться. Разумный человек, например, Савенков, оставил бы лишний людей для психических опытов академика Бехтерева.

 В конечном счёте Серафима с Борисом заняты в чужой пьесе, у них своё направление, но у Ленара были принципы. Во-первых, ох уж этот пересчёт, так вот, обещания надо выполнять. Арны долго живут, а вот карма одна и причём нервная. Он грозился угостить Серафиму круассаном в шоколаде, может быть, даже несколько раз. Во-вторых, зачем у человека отнимать мечту, это чрезвычайно важно: может быть, индивид новый способ чай заваривать изобретёт, ну и что с того? Поэтому недопустимо превращать Савенкова в белую крыску, пусть отбомбиться! Не он, тогда крейсер «Аврора» жахнет в воздух так, что все креститься перестанут. Какая разница?

Водитель одинокого паромобиля, увидев металлическую стрекозу, опускающуюся на бетон ночного шоссе, мгновенно развернулся назад в Ревель, оставив в воздухе стойкий запах горелой резины. Среди деревьев горели редкие электрические лампочки, освещавшие крытый переход с витой лестницей на эстакаду с монорельсовой дорогой.

«Зигмунд молодец, вот что значит моё влияние. Пусть сыщик не обманывается – это я сделал впечатление! Порфирий, наоборот, своими методами чуть не испортил продукт нравственной лоботомии. Но, слава Холодному Космосу, обошлось. Вполне ничего себе приземлились, даже иглы на электрических шарах не задели», – похвалил Ленар талант лётчика.

– Итак, господин Савенков, прощаемся. Поторопитесь. Скоро на звук мотора прибежит полиция.

– Ленар, запомните, у нас уговор. Самолёт нужен к сроку, – инструктировал Борис, озабоченный только делом.

Маэстро повернулся к Серафиме, выглядевшей крайне нелепо на бетонных плитах в матросской робе, грубых ботинках и клетчатом одеяле. Она держала перед собой узелок с личными вещами, так и не успевших высохнуть после крушения. С Финского залива тянул сырой воздух, приносивший запах рыбы и водорослей. От мерцающих огней на вышках вдоль шоссе уходили в ночное небо тросы к шарам, покрытым сеткой электрических разрядов. Актриса робко улыбнулась, не желая прощаться:

– Что со мной? – спросила о совсем нелепой вещи.

– Фимочка, проклятый геликоптер распилил моё сердце надвое. Только приезд совершенства на лучезарные берега Сены поможет склеить половинки. К Савенкову в постель не ложитесь. Он канцелярская скрепка, может поранить и забудет извиниться. Да, помните натвердо, без вас пресс-конференция потеряет всё самое интересное – ваше очарование. Савенков, отдаю её в залог. Не вздумайте являться без Фимы, лично изрублю бомбомёт на мелкие царапины. Адьос компадритос! Зигмунд, заводи…

1)  Питер Пэн – персонаж сказочных повестей шотландского писателя сэра Дж. М. Барри.
2)  Килиманджаро – высочайший вулкан Африки, находящийся в Танзании. С 1902 по 1918 назывался Вершина Кайзера Вильгельма.
3)  «Британская энциклопедия» – старейшая англоязычная энциклопедия.
4)  Карл Петерс (1856 – 1918) – германский государственный и общественный деятель, колонизатор Африки.
5)  Валерий Павлович Чкалов (1904 – 1938) – советский лётчик-испытатель, Герой Советского Союза.
6)  ЖЗЛ – «Жизнь замечательных людей» серия книг, издательство «Молодая гвардия».
7)  Дульсинея Тобосская – центральный персонаж романа Мигеля Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», возлюбленная, дама сердца героя романа.
8)  Маринист – 1. Художник, пишущий морские пейзажи. 2. Писатель, описывающий море, жизнь моряков.
9)  Цусима – роман Алексея Силыча Новикова-Прибоя повествует о переходе 2-й эскадры из Балтийского в Японское море и Цусимском сражении, одном из эпизодов Русско-японской войны.
10)  Гавр – город и коммуна на севере Франции, в регионе Нормандия, супрефектура в департаменте Сена Приморская. Гаврский порт - один из крупнейших во Франции.
11)  Кондуктор – воинское звание в Российском императорском флоте, присваиваемое унтер-офицерам, прослужившим установленный срок и сдавшим экзамен.
12)  «Горе от ума» – комедия в стихах Александра Сергеевича Грибоедова (1795 – 1829).
13)  Зигмунд Фрейд (1856 –1939) – психиатр, основатель психоанализа.
14)  NO PASARAN (Они не пройдут) — политический лозунг испанцев, выражающий твёрдое намерение защищать свою позицию.
15)  Компрадорская буржуазия – чиновники и капиталисты, наживающие капитал на продаже за рубеж отечественных природных ресурсов, мотивированные на собственные интересы.
16)  Афродита – богиня красоты и любви в греческой мифологии.
17)  Теология или богословие – комплекс дисциплин, занимающихся изучением, изложением, обоснованием и защитой вероучения о Боге.
18)  Эклер – пирожное с крем-брюле.

Продолжение следует...