6.
- А теперь давайте еще раз все проверим, - сказала Ирина Николаевна и принялась в пятый раз перечитывать протокол, в котором было отображено все до последней, пущенной мною, пули.
- Тебе больше нравится стиль изложения или то, о чем там написано?
- Мне не нравится, если я что-то упускаю. Ну, ты знаешь, - ехидно улыбаясь, ответила она, продолжая читать протокол.
- Да перестань, это не протокол, это представление к ордену.
- А как же. Никто из свидетелей не засомневался в твоем героизме. Разве что хозяин дачи.
- Я бы тоже обиделся, если б у меня дома изрешетили стены, залили бы полы кровью, а заезжие ОМОНовцы сломали дверь и принялись бы требовать оружие, наркотики и, в конце концов, стащили бы видеокамеру. Кстати, ее надо разыскать. Кассета - хорошая улика... Да что ты все время улыбаешься?
- Я все думаю, Санечка, что если бы ты познакомил нас тогда, когда я тебя просила, - она кивнула на Торопова, понуро опустившего голову и не участвовавшего в общественной жизни уже около трех часов, - то он бы не попал на эту тусовку.
- Боюсь, в этом случае, он вообще перестал бы стремиться куда-либо попасть, - отозвался я. – Хотя, возможно, это было бы к лучшему... Интересно Старик знает уже? - спросил я на тон ниже.
- Знает. Я ему звонила.
- Какая ты активная. Ну и что он сказал?
- Он сказал, чтобы мы презентовали тебе призовую стрельбу. У меня на примете есть парочка мафиози, тебе дать адреса?
- Мафиози... Солнышко, ты мне интересную мысль подкинула... дай я тебя поцелую.
- Да пошел ты. У меня и так не дежурство, а сплошные удовольствия. В районе Соловьевки вот, машину угнанную нашли, на заднем сидении мужик простреленный. Если прокуратурские не подъедут, придется самой там ковыряться, а я такая хрупкая, восприимчивая, - она перешла на свой излюбленный плаксивый тон.
- Ну ладно, я пошел. Ты со мной, или останешься утешать старшего следователя? - спросил я ожившего Торопова и, не дождавшись ответ, закрыл за собой дверь.
Надо бы срочно добраться до кофе. Многое обдумать, взвесить, прикинуть, измерить, рассудить. Но главное - поднять с постели кореша-мафиози.
Утром, счастливый от собственных успехов, автомеханик гордо вручил мне ключи от моего автомобиля. Впрочем, я не принял этот факт как приз за прошедшую ночь.
Приметив мою кислую рожу и отсутствие всякой реакции на акт благотворительности, механик принялся перечислять работы, которые ему пришлось проделать с рухлядью, чтобы она вновь могла именоваться "Жигулями".
Дабы его хоть как-то подбодрить, я сказал, что он здорово постарался.
Однако тот расстроился еще больше, когда я отказался проверить качество работы в его присутствии. Пожав плечами и пожелав многих километров, он скромно отправился по своим автомеханическим делам.
Я не стал его останавливать и объяснять причины собственной сдержанности, рассказывая об ощущениях, возникающих после убийства человека.
Не стал я этого делать и в кабинете Старика. Хотя, конечно, он все прекрасно понимал и встретил меня, не хватаясь за пепельницу и прочие предметы воспитания.
Мягко, насколько позволяют мои восемьдесят килограмм, я прокрался в его кабинет и настороженно застыл, пытаясь понять, сколько еще времени шеф будет помнить о моем психологическом состоянии.
Прошло тридцать секунд. Старик не торопился.
С выражением лица, отражающим глубокие мыслительные процессы, свойственные умудренным жизненным опытом людям и работникам милиции после тридцати лет службы в органах, он выключил закипевший кофейник и жестом, пригласил меня присесть.
Все еще остерегаясь резкого изменения его настроения, тем более в руках у шефа теперь был горячий кофейник, я неторопливо прошел в глубь кабинета и листом бумаги спланировал в одно из кресел.
Полковник, не говоря ни слова, разлил кофе в фарфоровые чашки и секунду спустя, выудил из сейфа начатую бутылку коньяка, рюмки и лимон.
Здорово! Выпить коньяк под кофе со Стариком - даже предположить не мог, что такое возможно! И пока шеф резал лимон, я стал размышлять о причинах столь неадекватного приема.
Я попытался вспомнить, был ли сегодня чей-то день рождения или еще какой праздник, но кроме дня авиации, прошедшего три дня назад, в голову так ничего и не пришло. С авиацией меня, да и шефа вероятно тоже, роднила только песня, исполняемая в пионерском возрасте:
"Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор.
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца пламенный мотор..."
Однако последняя ночка была не так проста, чтобы сейчас отказывать себе в кофе и коньяке, поэтому, взяв в руки свою рюмку я, мысленно, стал подбирать слова, дабы высказаться в связи с каким-либо событием. Старик, смакуя коньяк, отвернулся к окну, оставив меня наедине с восторгами по поводу достижений отечественных авиаторов. Я не был против, и залпом выпил свою рюмку.
- Я тебе дал свободу действий, - неожиданно прогрохотал он, а я уронил дольку лимона и пролил на штаны кофе. - Но это не значит, что нужно перестрелять пол-Сахалина.
- Дык...,- я попытался произнести речь в свою защиту, заготовленную еще вчера. Нужно было снять первичный накал обвинений, которые го¬овы были рухнуть на мою голову. Но Старик опередил меня.
- Ворошиловский стрелок хренов, - выкрикнул он, поворачиваясь в мою сторону. И не трогай коньяк!- заорал, заметив, что я тянусь к его бутылке.
Я перенаправил руку на тарелочку с лимоном.
- Сейчас пойдем к прокурору, - продолжил шеф, несколько успокоившись, - но для начала попробуй убедить меня, что ты вчера был на даче не для того, чтобы жрать водку.
- Товарищ полковник, вчера я был на той даче не для того, чтобы жрать там водку.
- Конечно... Если так же будешь убеждать прокурора, он тебе обязательно поверит.
- Борис Иванович...
- Закрой рот, и подумай лучше о том, как твой вчерашний выпендрон преподнести подвигом, а не блажью распустившегося мента.
Я опустил голову.
- Хочешь еще коньяку? - спросил он спокойно спустя минуту и разлил по рюмкам, не обращая внимания на мои телодвижения, означающие, в моем понимании, гордый отказ.
- Только не пой частушки и не пляши, прокурор не любит, - буркнул Старик, выпивая свою рюмку. - Вот смотрю я на тебя, Кравцов, и думаю...
Его мысли прервал зазвонивший телефон.
- Полковник Борисов, - гаркнул он в трубку. - Здравия желаю, товарищ генерал-майор!... Нормально... Вчера? С этим случаем разбираемся... Мой человек... Есть... Так точно, отстранен... Лично контролирую... Пресса?... Понял... Так точно... Всего доброго!
Он бережно положил трубку и собрался было продолжить, но телефон вновь не дал ему закончить рассуждения о собственных мыслях во время созерцания моей персоны.
- Слушаю, Борисов, - гаркнул он в трубку. - Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!... До вашего звонка было плохо... Да, теперь лучше. Так точно, бальзам... Есть выговор... Вчера? Да имел место инцидент... Есть выговор... Так точно... Лично контролирую... Нет... Нет... Да-а? Понял, строгий выговор... Всего вам самого наилучшего, товарищ генерал-лейтенант, крепкого вам здоровья и всяческих благ!
Он хотел было бросить трубку, но подумав, стал набирать какой-то номер.
- Документами займись! И Торопова найди. Сделай все как положено. К прокурору пойдем после обеда, - сказал он, выкручивая телефонный диск своими мощными пальцами.
Со вздохом облегчения - есть время оформить недостающие бумаги - я поднялся и направился к выходу.
- И подстригись! Делон хренов.
Находясь под глубоким впечатлением от общения с шефом, я шлепал по коридору с явным желанием, отбросив условности, продолжить банкет.
" И почему Делон? У меня же светлые волосы".
- Привет! - послышалось за спиной.
Я обернулся.
- Ого. Ирина Николаевна, выглядишь шикарно! Ночи нипочем? Помнишь, ты говорила, что я тебе нравлюсь?
- Не могла я тебе сказать такой гадости.
- Да ладно, может вечерком в кино сходим?
- Санечка, посиделки в кинотеатре - это атавизм.
- Да? А ресторан - это пошлая банальность.
- После соточки, я бы, возможно, думала также. Скажи лучше, где у нас наливают. Коньяк?
- Угу. Но там уже закончилось, - я тяжело вздохнул.
- Понятно.
- Может кофе? У меня есть в кабинете.
- Кофе? Ладно, пошли.
- Уж я то знаю, зачем ты меня к себе затащил, - довольно произнесла она, затягиваясь сигаретой после того, как залпом проглотила первую чашку. - Уж я то знаю, почему ты такой добренький.
- Налить еще чашечку? - в тон отозвался я.
- Наливай! И слушай... ОМОНовцы про камеру слухом не слышали...
- Конечно. Нужно было послать к ним Горилого.
- Нет, серьезно... И вот я, сама, представь, на этих каблучищах, - она высоко подняла свою ножку, демонстрируя десятисантиметровую шпильку и новые колготки, - с утра поперлась прочесывать окрестности и... нашла твою вонючую камеру.
- А пле...
- Без пленки.
- Шутишь?
- Нет.
- Надо было мне сказать.
- Я и говорю.
- Надо было мне сказать, что порвала колготки, я бы новые купил.
- Да черт с ними. Слушай дальше... Кофе-то, давай... У этих убиенных на даче, документов при себе не было. По компьютеру нашему не проходят, но, видать, калачи тертые - скорее всего заезжие. Ума не приложу, как ты с ними справился... У обоих пистолетики – ПМы. По прописке пистолетиков, запрос подготовила. Хорошо, - это она про кофе. - Девчонка местная, в последнее время не работала, но регулярно посещала любительский театр...
- В актрисы готовилась, мать ее, - выругался я.
- Да. Так что все навороченное вчера в протоколе, может запросто, пойти рабочей версией... Вот только, Санечка, мальчики из ФСК… тьфу ФСБ… в общем чекисты всем этим дерьмом заинтересовались. Не хорошо на душе как-то. Зябко.
- ФСБ? Им-то чего надо? - воскликнул я, чувствуя как портится настроение.
Ирина Николаевна пожала плечами.
- Тебе видней, ты сам не захотел ввести меня в курс дела... и Торопов твой - лопух, до утра просидел со мной в кабинете. Молчун, думала, изнасиловать попробует, нет, чуть засветлело, молча встал и ушел.
- Он вчера и так здорово погулял, хватит надолго.
- Я поняла, он такой эмоциональный, прямо как я... или мне самой надо было поприставать?
- Не знаю, отчего это ты смутилась.
- И еще, - она достала несколько фотографий. – Вот эти выпросила у прокуратурских. Знаешь его?
- Это же падлюка, который стрельбу вчера устроил! - воскликнул я. - Я так понимаю, это он в машине у Соловьевки.
- Точно. Результатов баллистической экспертизы еще нет, но спецы говорят, будто его убила ПМовская пуля.
- Свои?
- Вряд ли. Пуля вошла сзади в основание черепа, и траектория совпадает с дырочкой в заднем стекле. Стрелял вдогонку?
- Стрелял.
- Тогда можешь на своем стволе сделать еще одну засечку.
- Вот только пистолет вернут, - пообещал я, еще больше расстраиваясь.
- А вот эту мадаму, Петрович просил тебе передать,- она бросила на стол казенную фото Девятовой. – Сказал, ты поймешь… Ну все, мне пора, хочу домой на пару часиков сбегать, - вытягиваясь словно кошка, выдохнула Ирина Николаевна.
- Ты умница, - от души похвалил я ее, а затем угрожающе добавил: - По причине отсутствия шоколада, в знак благодарности, вот сейчас я тебя точно поцелую.
- Ну я так и знала! Перестань, у меня помада итальянская...
Не обращая внимания на протест, я склонился над ней.
- Я еще зубы не чистила, отста...
Я не отстал.
В момент проявления мною наибольшей степени благодарности, открылась входная дверь.
- Та-ак! - сказал подполковник Козлов.
Что ж, он тоже профессионал... в своем деле.
- Ирина Николаевна, с вами хотят побеседовать.
- Я отдыхаю после дежурства, - бросила она, крепко ухватив меня за шею.
- Ирина Николаевна, люди специально приехали из Южно-Сахалинска... неудобно, ФСБ все-таки.
Я заметил, как расширяются ее глаза, и почувствовал, как разжимаются ее руки.
- Ты в порядке? - тихо спросил я.
- Разберусь, - ответила она поднимаясь со стула и, широко качая бедрами, отправилась разбираться.
- А вы Кравцов, что-то не очень хорошо выглядите, - вспомнил "замполит" о своих обязанностях.
- Ну, дык…
- Озабоченный какой-то. Что проблемы?
- Да… Думаю, во сколько теперь мне обойдется воскресный поход в церковь.
- В смысле? - Козлов с подозрением посмотрел на меня.
- Ну, в смысле свечки, служба… причащение.
- Ага…- по-своему воспринял мое заявление Козлов. - В отпуске, когда был?
И не слыша моего ответа, с обещанием разобраться с этим вопросом в ближайшее время, помчался догонять Ирину Николаевну.
А мне, кстати, тоже нужно бы разобраться с ворохом бумаг, скопившемся на столе за то время, пока я беззаветно находился в поисках исчезнувшего археолога. Или потерявшегося? Или затерявшегося?
Из папки, предназначенной для складирования материалов последнего дела, на пол вывалилась его фотография.
"Может быть дело в самом тебе?" - подумал я поднимая ее, внимательно вглядываясь в малодушное, безвольное лицо Улитина. Положил его фото рядом с фото Девятовой… Хм, Улитин? Имея эти черты и эти черные кудри уместнее было бы носить фамилию Улитман, или Улитинберг, или Улитинович.
Может десять лет назад, совратил ты красивую девчонку, обнадежил, жениться обещал, а потом отказался? А сейчас, использовав тебя по назначению, она просто отомстила? А мстить она, судя по всему, мастерица необычайная. Или нет?
Какие же чувства связывали вас – «дорогие» мои москвичи?
В том, что она, спустя десять лет, по отношению к своему девичьему увлечению не имеет никаких чувств, я знаю точно - имел честь намедни ознакомиться с ее характером и лицезреть способности, исключающие наличие вообще каких-либо чувств. Но почему именно он должен был принимать участие, в поисках некоего предмета. Или в том, чтобы притащить археолога с именем из Москвы, пообещав ему бешеные деньги, а затем просто кинуть его - есть определенный кайф?
Вопросы, вопросы, вопросы. Хм.
Я несколько раз, перед зеркалом, произнес фразу: - Вопросы, вопросы! - прежде чем добился нужной интонации, при соответствующем выражении лица.
Ладно - вскрытие покажет. Нужно брать Девятку. Лишь бы прокурор не прервал высокий полет.
Время обеда я провел в оформлении бумаг и, после того как исписал кучу объяснительных с подробным отчетом о дачном происшествии, в компании двух следователей прокуратуры. И уж не знаю, как бы все получилось, если бы не шеф, топтавшийся за моей спиной в кабинетах прокуратуры, отвечающий практически на все заданные мне вопросы и покрывающий меня ореолом славы мужественного сотрудника угрозыска.
Впрочем, и у него не всегда все получается.