5.
Длительное движение по остывшим следам, лично меня всегда раздражает. Неизвестно, что привнесут в расследование пройденные, обнюханные и с особой щепетильностью изученные шаги давнего события. Приведут ли поиски к положительным результатам, или заведут в такие дебри, выбраться из которых будет невозможно?
Висяки то бывают и по причине особой талантливости оперативников и следователей. Как учил Лукин Иван Иваныч - бывший мой наставник и мастер расследований дел любой давности, - ищешь вора – будь вором, ищешь убийцу – будь убийцей, думай как они, чувствуй как они, смотри на мир их глазами. Если не хватает фактов и не можешь выстроить логическую цепочку для раскрытия преступления, если ты устал настолько, что отказывается работать голова, открой свое сердце, растворись над ситуацией (так и говорил – растворись над ситуацией), реши проблему интуицией. Ничего я не хотел понимать в этих его постулатах – была умная книжка и были правила проведения оперативно-розыскных мероприятий. Но еще были, Иван Иваныч, для которого не было ничего непостижимого, и был молодой самоуверенный Кравцов, на котором висяки стали копиться гроздями. А Иван Иваныч свое: опер должен работать с открытым сердцем, только так увидишь преступление, только так сможешь видеть и чувствовать то, что видит и чувствует преступник.
Если не можешь так работать, - говорил он, - то лучше уйди из отдела и займись сельским хозяйством, или собирай марки.
Я предпочел работу в отделе. Но чувство раздражения на дела, подобные нынешнему, возникало всегда, и вероятнее всего, в качестве компенсации за возможность легко использовать методы Иван Иваныча.
В областном архиве поджидал неприятный сюрприз. В интересующем меня разделе, я обнаружил, что порядок нумерации фотокопий документов явно нарушен. При этом злоумышленник, изымавший копии, даже не пытался скрыть свою деятельность - между страницами остались корешки выдранных листов.
На мою просьбу - взглянуть на оригиналы, мне сообщили, что после случайного возгорания, произошедшего в хранилище пару месяцев назад, из-за неисправной проводки, большинство документов утрачено, а все то, что осталось, нуждается в специальной сортировочной обработке.
Я долго, громко и грубо ругался с персоналом архива, не беспокоясь при этом о выбранных эпитетах и обобщениях.
Меня поняли.
Наверное.
И уж если чего-то мне не хотелось последующим вечером, так это видеть гостей у себя дома. Но привычка, вернее - условный рефлекс на звуки трезвонящего монстра вырвали меня из уютного кресла, в котором я, с открытым сердцем, продолжал насиловать свой мозг всевозможными версиями и плачем по утраченной истории, и понесли открывать двери.
За порогом обнаружился Саранский - старый знакомый, собутыльник и непримиримый оппонент редких кухонно-политических споров и дискуссий.
На этот раз, не дожидаясь адекватной реакции, очень гостеприимного в это время суток хозяина, он смело переступил порог, оттесняя меня в глубь коридора и заявил:
- Саня! Пять минут на сборы! Мы опаздываем.
Такой наглости за альтернативным поэтом ранее не отмечалось, что в первый миг обескуражило.
- Гена, твою мать! - зло выругался я, приходя в себя. - Пол-одиннадцатого вечера, в такое время в гости ходят...
- Стоп, - оборвал он меня. - Сейчас мы едем на шикарную тусовку. Не спорь Саня, собирайся.
- Какая в заднице тусовка! - все больше раздражался я.
- Но!
Говорю же я - шикарная!
Представь...
Провинциальная богема всех сортов,
В компании провинциальных меценатов!
Наперебой хвалясь своим искусством!
Все потчуют его!
Столично-престижно-известного
Медиа-красавца!
- А заодно, залетного мента, - скорее автоматически добавил я, чувствуя, что после последних слов Саранского в мое тело, нуждающееся после нелегкого трудового дня в отдыхе, влилась приличная доза адреналина.
- Да брось ты, все же тебя там знают, - сказал Гена, видимо по-своему восприняв мое дополнение.
Конечно я не подал вида, что внутри у меня все вытянулось в чувственную струну, а мозг заработал в соответствии с полученной информацией, но ломаться я перестал мгновенно и тут же попрыгал переодеваться.
Саранский, все еще не веря во внезапную трансформацию моего настроения, продолжал живописно, в стихотворной форме описывать все ожидающие нас радости жизни.
- ... А представляешь ли ты стол,
Ломящийся от закусок буржуазных?
И девочки, под стать той сервировке!
- Теперь меня интересует лишь одна, - в тон отозвался я.
- Ух ты! Нашел себе кого-то?
- Ну конечно. Не уж-то страсть в глазах не пламенеет? И разве не похож я на влюбленного страдальца, - ответил я, цепляя кобуру под мышку и натягивая джинсовую куртку.
- Похож.… Вот только Шура, едем мы не на полигон, а на простую тусовку творческого люда.
- Да что же ты так распереживался? - я похлопал его по плечу.
- Сам не знаю, - ответил Гена, прямо глядя мне в глаза. - Вдруг предчувствия возникли, как только курточку твою увидел.
Я и сам, вот уже вторые сутки, весь в предчувствиях, только сказать об этом некому.
- Все нормально Гена, - улыбнулся я ему. - Пошли, нам еще машину найти надо.
По дороге к месту предполагаемых развлечений мы заехали в гостиницу. И спустя пятнадцать минут, после того как я убедился, что лощеный московский олух действительно убыл на вечеринку, мы прибыли на указанную Саранским дачу.
Двухэтажная, каменная и чересчур приличная для подобных мероприятий, она выгодно отличалась от соседствующих "лачуг". Впрочем, строили ее явно не с целью взращивания картофеля и помидор, и выполнения прочих пунктов продовольственной программы.
Выйдя из автомобиля, я расплатился с водителем, и глубоко вдохнув ночной, пахнущий морем воздух, открыл металлическую калитку.
Плана никакого. Очередной экспромптик. Легонький. И полагаясь на свое оперативное мышление и «открытое сердце», слушая больше рифмованные разглагольствования Саранского, а не свои ощущения, я смело вошел во двор.
Светский раут в разгаре, и в соизмерении с выпитым, постепенно, неотвратимой волной выплескиваясь, извергаясь, вываливаясь из окон, дверей и щелей, гудящего в экзальтированном порыве дома, являл округе возможности местной творческой интеллигенции.
На деревянном пороге, уткнувшись лицом в колени, под аккорды ввинчивающегося в ночь «Love Bites» Деф Леппард, рыдала девица, активно сопровождая частые всхлипывания громким иканием. Мы аккуратно переступили ее и, отперев входную дверь, попали прямиком в эпицентр всеобщей радости и счастья.
Происходящее не особенно удивило меня, нечто подобное я и ожидал повстречать.
Стол действительно изобиловал выпивкой и закуской. Даже вся, "вечно голодная" орава свободных художников, поэтов, музыкантов и еще черт знает кого, не смогла уничтожить его богатств ко времени нашего появления. Что ж - спонсор крут.
Я окинул территорию профессиональным взглядом. Подталкиваемый в спину нетерпеливым поэтом, вошел в захлебывающийся собственным шумом зал и с выражением поздоровался:
- Добрейший всем вечерок! – громко отметился я.
- Менты! - заорал из угла какой-то остряк.
Шутка понравилась и его поддержали дружным хохотом. Мы тут же оказались в центре внимания, защелкали фотоаппараты, я заметил направленную на нас видеокамеру.
Подобными маневрами меня трудно смутить и я, не обращая внимания на возгласы, развивающие тему присутствия на вечеринке представителя органов правопорядка, попытался определить диспозицию "Девятки", а заодно, надеюсь живого еще, тупоголового журналиста.
О внешности Виктории Павловны, я имел далеко не полные представления. Но по живописному рассказу Торопова и физиономии Петровича, во время жизнеописания им интересующей меня особы, мне следовало бы выискивать яркую, красивую женщину.
Интересно, знает ли Торопов о том, что она раньше подрабатывала проституцией?
А вообще-то понятие "красивая женщина" весьма субъективно для всякого мужчины. Одному нравятся полные брюнетки, другому сухощавые блондинки. Каких женщин считают красивыми журналист или начальник информационного центра остается только догадываться.
Я еще раз оглянулся вокруг, но так и не приметил ту, что могла бы вызвать щенячий восторг у двух солидных мужиков. Зато навстречу спешил Торопов.
Оторвавшись от группки девушек, вероятно в течение всего вечера, восторгавшихся столичными анекдотами и его пропиской, Андрей Петрович теперь шествовал в мою сторону, широко расставив руки.
"Родненький, живой!" - с трудом сдерживая слезу, подумал я.
- Черт! Не ожидал здесь увидеть тебя! - воскликнул он, подойдя ко мне.
Его лицо светилось удовольствием, полученным от закусок и от общения с провинциалками. Я не стал обременять его своей подозрительностью.
- Как отдыхается? - спросил я, выдавливая из себя благодушную улыбку.
Он неопределенно махнул рукой.
- Ну-ну, - многозначительно изрек я, вращая головой направо и налево, автоматически здороваясь со знакомыми.
- Пока шел к тебе, все думал: ты музычку сочиняешь или стишками балуешься? А может ты художник-авангардист?
- Нет, просто люблю пожрать на шару. Андрюша, ну откуда столько злости? Я ведь уже спать укладывался, когда узнал, что ты, балбес, поперся на эту тусовку.
Объектив камеры метнулся в сторону импровизированной сцены, на которой две, не обремененные комплексами девицы, под восторженный рев резвящейся интеллигенции, решили устроить показательный стриптиз.
- Погоди... так ты...
- Привет тебе передать пришел... Кто там у тебя в министерстве?
Торопов, по-хозяйски прихватив полбутылки водки, стаканы и пару яблок, потащил меня на улицу. Меня нынче тоже не особенно радовали все эти богемные отношения, поэтому я без комментариев позволил вывести себя на свежий воздух.…Хотя, вон та белокурая пышка, наверное, была бы хороша без бюстгальтера.
Несчастную с порога, так никто и не убрал, более того, ее икота достигла истерического апогея и, наверняка, была бы не совсем уместна, в предстоящей доверительной беседе.
Я поднял ее на ноги, нагнул вперед лицом и попросив у проплывавшего мимо парня принести воды, стал объяснять, что нужно сделать, чтобы избавиться от икоты. Однако девушка, зацикленная скорее всего на своих вечерних планах и возникших вдруг осложнениях, не поняла, что от нее хотят.
- Милый, - прорыдала она, с соответствующей расстановкой слогов. - Ты хочешь меня... здесь?.… Но я не могу-у-у... Я ик-каю-у!
- Это безнадежно, оставь ее, - по-джентельменски посоветовал Торопов. - Пойдем, там скамейка.
Появился парень с водой и мы, вручив ему страдающую, отправились в глубину двора.
- Ну и как тебе вечерок? - ехидно спросил я, усаживаясь на неокрашенную, пахнущую свежеструганными досками, скамью.
- Замечательно, - буркнул погрустневший вдруг Торопов.
Для мужчины столь быстрая смена настроения не должна быть такой уж явной чертой. Впрочем, если честно, мне плевать на его настроение. Я примчался сюда не в поисках развлечений и уж тем более не для того, чтобы вести психологические наблюдения за поведением московских журналистов в далеком отрыве от родной земли. К тому же прошло уже два дня, а я, успев лишь почувствовать охотничий азарт, не смог развить его до настоящей охоты. И сейчас меня беспокоит, кто, в какое время, и при каких обстоятельствах начнет дудеть в рог. И здесь я исключительно для того, чтобы дудение это не пропустить. И плевать мне на чье-либо настроение - я работаю.
- Ты вот что, Андрюха,- сказал я, беря инициативу в разливе водки, - со мной не торчи. Иди, отдыхай и будь таким, каким хочешь себя видеть. А мне еще по округе погулять надо.
Мы выпили.
- Кстати, - продолжил я, закусывая яблоком, и чувствуя, как приятно водка вливается в желудок. - С подругой своей общался? Что-то не видно ее.
- А как же. Здесь она... Воплощение красоты, доброты и внимательности. Каждому уделила время, каждого поддержала нужным словом и все в восторге от общения с ней... Ну не верю я, что она каким-то образом причастна к исчезновению Сергея! И не предупредил тебя об этом вечере лишь потому, что сам хотел поговорить с ней, откровенно!
- Ну, ну, - отозвался я, наблюдая за тем, как со второго этажа разгоряченный интеллектуальным спором представитель Мельпомены, выражая вероятно протест существующему общественному строю, лихо, мощной струей выбросил все, чем радовал свой желудок в течение вечера. - Так в чем ты говоришь, она одета?
- Да какая разница? - раздражаясь, выкрикнул Торопов. - Забудь о ней!
- Правда? Слушай умник, она тебе случайно не говорила, чем занималась эти десять лет?
- Мне плевать!
- На то, что у нее две судимости, за проституцию и мошенничество?
Журналист ошарашено уставился на меня.
- Мне плевать, - тихо проговорил он, наливая себе водки.
Еще одна жертва безответной любви.
- А ты случайно не знаешь, что сегодня за праздник? Может день рыбака или день шахтера? К чему вообще этот бардак?
- Ну... Наверное, я смог бы объяснить... В солидном коммерческом предприятии Витка занимает пост заместителя директора по связям с общественностью... Предприятие часто финансирует городские и областные культурно-массовые мероприятия... Ну посмотри, ведь здесь нет бандитов. Собрались люди близкие по духу, творчеству. И такие вечера бывают полезны...
- Для чего? - зло спросил я, не выдержав проявления взрослым человеком детской наивности. - Что дает творческому и духовному общению жор и пьянство до усирачки? Всегда удобнее иметь дело с людьми, мозги которых затуманены водкой и наркотой - удобнее управлять и заниматься грязными делами. Ведь никто не поймет и не осудит. К тому же, подобные мероприятия обычно приводят к тому, что любой независимый деятель культуры, заполучает шанс стать весьма зависимым. И завтра уже, он будет петь дифирамбы о людях, совершенно их не заслуживающих, а бывшие почитатели его таланта с недоумением будут…
Не в силах выслушивать мое полуидеологизированное выступление Торопов молча поднялся и отправился в места, где нынче не особенно утруждают мыслями о несовместимости пьянства и гармоничного творческого процесса.
- И не забывай о "дружеском" общении в "Сеуле"... Этот вечер для тебя, придурок! - крикнул я ему в след и расслабленно оперся о ель стоящую рядом со скамьей.
А вечерок-то как хорош! И даже гремящая музыка и проблемы всеобщего алкогольного отравления не мешали восприятию чудного проявления.
Я передумал пить водку и, отстранив стакан, поглубже вдохнув насыщенный йодом и хвоей воздух, вошел в созерцание. Вернее, уставившись в луну, фонарем висящую над крышами дач, стал активно представлять себя озером, отражающим ее свет.
Однако мои попытки приобщиться к одному из медитативных способов достижения гармонии буддистских монахов, пресек появившийся из темноты автомобиль. И дело совсем не в том, что мне интереснее размышлять о технических достижениях современников. Просто ментовское начало, переборов буддистские изыскания, возвратило меня из Космоса к выполнению положенной мне по карме деятельности.
С потушенными фарами, собственно этот факт и насторожил меня, автомобиль мягко, будто крадучись, прокатил мимо дачи и притормозил метрах в пятидесяти от общей стоянки автомобилей.
Послышались хлопки закрываемых дверей, сопровождающие, судя по их количеству, появление многочисленных пассажиров.
Что ж, либо гуляющую компанию решили разбавить своим присутствием прибывшие инкогнито непонятные личности, либо ночные путники после утомительного путешествия при свете луны, просто вышли подышать свежим воздухом, а заодно осмотреть окрестности для продолжения своего трудного пути.
Путники в это время столпились у машины на совещание. Один из них, вероятно, стал разъяснять собравшимся географические особенности их теперешнего местонахождения, являющимися для остальных, судя по застывшим позам, полным откровением.
А вообще все это смахивало на тайную рекогносцировку. Получив соответствующие разъяснения, «путники» принялись тут же претворять в жизнь полученные знания и, разделившись на две группы, разными путями отправились прямиком на "вечеринку у художника".
Это уже кое-что. И это я осознал, когда почувствовал холод в груди и слабость в коленях. Предательское пограничное состояние нормального человека, вызывающее впоследствии всплеск адреналина и желание стать вселенским героем.
Я медленно и плавно втянул воздух и, заперев его в легких, на долю секунды, мощно выдохнул. Затем все повторил еще несколько раз. Таким образом, в новом издании самоучителя каратэ описывались мобилизующие дыхательные упражнения.
Мне тоже помогло.
Во всяком случае, я был уверен, что мобилизовался, когда, резко поднявшись, уверенно отправился в сторону парадного входа. Кстати, еще было бы не плохо, если бы у нашего художника, оказался на «даче» телефон.
Между тем, серьезные дяди и тети из областного и городского комитетов культуры, посчитав свою миссию по стимулированию творческого процесса на острове выполненной, покидали вечеринку в сопровождении разгоряченных собственным раздеванием стриптизерш и длинноволосых декандентсвующих поэтов, поглощенных, судя по затуманенным взглядам, таинством рифмы.
- Что, уже уезжаете? - бросил я плотному, холеному джентльмену, усаживающемуся на заднее сидение служебной "Волги". - Жаль, сейчас начнется самое интересное в сегодняшней программе.
- Да-а?- поинтересовался он, пытаясь разглядеть меня через толстые стекла своих очков.
- Точно, - подтвердил я.
Он обернулся к пассажиркам, устраивавшимся рядом на заднем сидении.
- Говорят, сейчас здесь будет интересно.
- Да ну, надоело все. Поедемте лучше к морю, - ответила за двоих блондинка.
- И правда, - согласился толстяк, жестом подавая команду водителю "на запуск". - Может и вы с нами молодой человек? Все сподручнее будет, - он многозначительно кивнул на "стриптизерш".
- Конечно, поедемте с нами! - поддержали его девушки в один голос.
- Не, у меня тут друзья. Без них не могу.
- Ну как знаете, - буркнул толстяк.
Наверное, лучше всего было бы укатить на этой машине, прихватив с собой Торопова. Но он сейчас приманка для зверюги, поймав которую можно определить, чем она питалась в последнее время, и входил ли в ее рацион интересующий нас субъект. Глупость конечно, однако Торопов сам пожелал быть сей приманкой.
Свет в зале теперь горел не так ярко. На небольшой площадке, пытаясь слиться с ритмом блюза Джо Кокера, топтались парочки. Здесь же и Торопов. Определенно, ему нравится эта тусовка. Интересно, о чем думает девица, которую он таскает по танцплощадке?
Когда он в танце повернулся ко мне лицом, я, показывая на девушку, кивнул: "Кто такая?".
Он пожал плечами.
- Молодой человек, вы позволите?
- Конечно! - с радостью согласился я, оборачиваясь на голос.
Бог мой! Как приятно осознавать, что твоя персона все еще в состоянии интересовать дамочек-красавиц!
В блаженном порыве, пока не передумала, ухватив за талию пригласившую меня мадам, я вновь обернулся к Торопову, но вместо завистливой улыбки увидел его расширенные от удивления глаза.
"Ну что еще?" - показал я жестом.
Он за спиной своей партнерши, дождавшись пока я завершу очередной танцевальный круг, начертил в воздухе девятку.
Ну-у... вот мы и встретились! Однако.
- А я вас знаю! - заявил я, тоном вождя мировой революции, беря инициативу в свои руки.
- Неужели? - ответила она улыбаясь и, слегка отстранившись, оглядела меня.
О! Какой пронизывающий взгляд! А эти глаза?! Этот холодно-синий цвет!
Интересно, у нее линзы или все-таки природа так расстаралась?
"Хороша", - подумал я, почему-то вспоминая при этом слова Петровича про "супер". - “И к тому же, удивительно похожа на Линду Евангелисту”.
- А я вас не узнаю, или мы не знакомы? – придавая голосу, особую эротичную тональность, спросила «Линда».
- Как сказать.
- Хм. И все-таки, кто вы?
- Я здесь на задании, сыщик из корсаковского угрозыска без тени юмора, вполне серьезно ответил я.
- Невероятно! - рассмеялась она. - Поначалу я подумала, вы - театрал. Что-то вроде пародиста. У вас же здорово получается!
Вот это выдержка, вот это самообладание - ни один мускул не дрогнул на лице, и тело все так же мягко податливо в танце. А черты лица, все-таки тоньше, чем у Линды. И белый шелк, так удачно подчеркивающий летнюю смуглость ее кожи. И вся она, такая легкая, неземная. Божественная!
- Ну что вы, - возразил я, с трудом преодолевая, возникшую слабость в ногах. - Я мог бы быть кем-нибудь, но только не пародистом. Хотя, по большому счету, мы менты, все артисты.
Она рассмеялась еще сильнее, а я уловил недоуменный взгляд Андрея.
- Шикарная прическа, - заметила она, нежно поправляя мою длинную челку. – Я помню! О! Это безусловно было очень модно, в середине восьмидесятых! Дополнение образа?
- Кхм… Угу.
- С вами интересно… И как ни странно вы не пьяны, как все остальное вокруг... Хотите я вас угощу шампанским?
Она определенно не хотела верить в то, что в эту среду может затесаться какой-нибудь опер с тем, чтобы помешать ее планам. Хотя, может быть и наоборот, именно об этом она знает, или догадывается, и уже пытается нейтрализовать меня. Однако в силу природного оптимизма мне не хотелось верить, что танцуем мы, тесно прижавшись, исключительно по этой причине.
- От шампанского меня пучит, да и уходить, честно говоря, не хочется. Все так здорово!
" Я получаю огромное удовольствие, танцуя с тобой. Бэби."
- Понимаю. Тем не менее, давайте присядем где-нибудь. Организация вечеринки отняла у меня много сил, в этом доме наверняка найдется укромное местечко.
Она взяла меня за руку и повела за собой. Конечно, она знала все укромные местечки в этом доме. А ее порыв был слишком естественен, чтобы я, проявляя волю, пытался сопротивляться. Однако краем глаза я успел заметить появившихся ночных путников, наконец-то справившихся с уроком ориентирования на местности.
Ну вот, сейчас начнется.
И началось.
Послышался треск раздираемой ткани и женский вскрик. Я притормозил.
- Ну что же ты, пойдем, - оборачиваясь ко мне, томно проговорила "Девятка". - Пойдем, слышишь? Я хочу тебя.
В памяти, почему-то, опять всплыли слова Петровича. Что ж, он прав. Она действительно супер... сука. Звезда, мать ее.
- Вита... или Аня?! Кто ты там у нас, сегодня?! Погоди минутку. Только никуда не уходи! - отстранив руку и одарив ее соответствующим взглядом, я развернулся в сторону разгорающегося конфликта.
Торопов стоял посреди площадки и, ничего не понимая, смотрел на девицу, с которой только что танцевал, прикрывающую теперь обеими руками обнаженную грудь.
- Да как вы смеете? Как вам не стыдно? - рыдала она причитая.
- Мне? Я...- окончательно растерявшись, Торопов недоуменно озирался вокруг.
Добрые, ночные путники тут же оказались рядом, чтобы собственными телами защитить пострадавшую, от «покушавшегося на ее честь», вероломного гостя из столицы.
Вот так! Ничего нового. Банальная провокация со стопроцентным результатом и отсутствием концов для возможного расследования по причине всеобщего алкогольно-наркотического опьянения.
- Саша!- проявляя нетерпение, позвала Виктория Павловна, тренированным годами движением, рассыпая вьющиеся каштановые волосы по плечам. - Тебя ведь так зовут? Пойдем со мной! Они разберутся. Сами.
"Конечно пойдем, милочка! Вот только скажу парням пару слов. Шикарная бабенка - тебе бы в голливудах сниматься, а не заниматься на Сахалине бандитизмом. Эх!".
- Щаз! - буркнул я. - Вот только возьму пару фужеров. Тебе какие больше нравятся, с длинными, или короткими ножками?
- Но...
Но я уже не слушал ее. Я, опрокидывая стулья, пиная валяющиеся на полу бутылки, "Варягом" полез на неприятеля.
"Все вымпелы вьются
И цепи гремят.
Последний парад наступает..."
- Ну ты чо, мудила, - послышался наигранно-возмущенный голос одного из защитников пострадавшей невинности. Крепкий парень.
- Зачем девчонку обижаешь? - поддержал его другой здоровяк.
Торопов получил оплеуху.
- Да не трогал я ее! - оправдывался он, не пытаясь защититься от очередной зуботычины, и все еще не понимая, что ему навязывается комплекс вины, и исключительно для того, чтобы сломить волю. Говорю же балбес.
- Браво! - заорал я, хлопая в ладоши. – Браво-о!
По-моему, все обратили на меня внимание.
- Молодцы! Здорово! А еще разок, сможете? Ну, на бис? А ты, метла, вот здесь, оставь свой автограф, а заодно фио и адресок, - я протянул все еще рыдающей девице кусок газеты.
- Это еще что за клоун?
- Капитан Кравцов! Оперуполномоченный корсаковского ГОВД,- представился я, размахивая удостоверением.
По мере обобщения мною моей должности и места работы, добрые самаритяне перестали тыкать в морду Торопова и даже повернулись ко мне лицом. Однако, судя по лицам, их мало заинтересовало мое заявление. И вообще, возникло такое ощущение, будто видеть ментовские ксивы, их самое обыкновенное занятие.
- Ну и что? - подтвердил мои догадки самый здоровенный.
- Ну и все, - ответил я, со всего маха втыкая ему ботинок между ног. В следующий миг, в лицо второго я целился из своего ПМа. - А вы, батенька, укладывайтесь, только без суеты, потихоньку, рядышком. Лицом вниз, ручонки за голову.
За спиной грохнул ружейный выстрел. Вот только я не понял, в кого стреляли, то ли в меня, то ли в журналиста, то ли в стоящую рядом, все еще оборванную девицу. Пуля прошла в аккурат между мною и Тороповым и сшибла ее с ног.
Пока я, ослабив внимание, пытался понять примененный тактический прием, тот, который должен был, послушавшись меня, лечь на пол, выпрыгнул вперед с явной целью лишить меня пистолета.
Я выстрелил.
Парню просто не повезло. Пуля попала ему в горло.
За спиной вновь грохнул выстрел. На этот раз попали в здоровяка, только что пришедшего в себя от моего пинка и пытавшегося чего-то достать из своего кармана. Он вновь рухнул на пол.
В развороте я упал на задницу и, держа в вытянутых руках пистолет, заорал:
- Ну ты, блин, снайпер, брось оружие!
У "снайпера" в руках был двуствольный обрез. Как-то нехорошо улыбаясь, он, закончив перезарядку, стал медленно поднимать ствол.
Я первым нажал на курок. Но мой пистолет молчал - осечка!
Мне показалось, я видел вылетающую из ствола обреза пулю и точно проследил ее полет. С противным жужжанием она воткнулась в десяти сантиметрах от моего бедра, дробя в опилки полированный паркет.
Завалившись на спину, я дернул затвор пистолета и, дождавшись, когда выпадет патрон давший осечку, выпустил в стрелявшего две пули подряд.
Вероятно, они все же куда-то попали, потому что бандит с криком отбросил обрез и помчался к выходу.
- Стой! - заорал я, целясь в убегающего.
Однако на линии огня, торчали с открытыми ртами гости вечеринки, не удосужившиеся по причине отсутствия военной подготовки улечься на пол. Хотя, наверняка, в силу физиологической неадекватности, многие из них считали происходящее лицедейством, предназначенным для их развлечения.
Я очень быстро побежал следом, но, как часто бывает с людьми не искушенными в забегах на короткие дистанции, не успел к отъезду интересующего транспорта. Знакомый уже автомобиль, на всех парах катил по проселку прочь от дачи. Скорее злость заставила меня выстреливать вслед оставшиеся патроны, не замечая при этом номер машины.
Перезарядив пистолет и основательно выматерившись, я вернулся на дачу. Виктория Павловна, естественно, благополучно исчезла, а среди трезвого теперь, пытавшегося оказать первичную медицинскую помощь, снующего туда-сюда люда, каменным изваянием стоял приехавший повеселиться московский журналист.
Еще один памятник нигилизму и чрезмерной самоуверенности.
- Знаешь, чего я боялся больше всего, когда началась стрельба? - спросил он после того, как всю нашу компанию без особых разбирательств, прибывший ОМОН запихал в зарешеченные УАЗы.
- Что твоя белая рубашка испачкается кровью?
- Да перестань, наконец, издеваться. Саня... я молил Бога, что бы никто не пострадал!
- А никто и не пострадал. Разве что веселье теперь, продолжится в "стакане".
- Погоди, а та девушка? Ее ведь тяжело ранили. Доктора сказали, что несчастная едва ли доживет до утра.
- Она не несчастная. Она вместе с твоей подругой детства и гопкомпанией готовила преступление против тебя и, возможно, за деньги... Надо бы узнать, кто она такая.
- Откуда столько цинизма? Вообще, как ты посмел убить человека? Что ты тут себе позволяешь?
Так, теперь еще и истерика. Но я тоже не железный.
Схватив Торопова за шиворот, я толкнул его в борт машины и заорал ему в лицо:
- Ты, интеллигент вонючий! Какого хера приехал сюда? Друга своего разыскать или со мной об этическом сознании спорить? Что же ты бандитам свой интеллект не показал? Стоял как баран, когда тебя по харе лупили! Посмотри на себя, ты же всех их мог увалить, и девка не пострадала бы, и не пришлось бы в того бугая стрелять! - я отбросил его. - Вот об этом подумай!