Господи, какая же долгая нескончаемая ночь, когда нет сна! Чего только не передумаешь, по сотому кругу не перемусолишь мозгами, а утро все никак не наступает. Да еще ноябрь нынче пасмурный, дождливый, промозглый. Хорошо хоть, что фонарь у здания всю ночь горит, а то и вовсе тоска. За весь месяц ни одного солнечного денечка, чтобы сердце хоть пару часов свету в окошке порадовалось. Не от того ли, что также паскудно у меня на душе?
Так ведь и другие люди ходят какие-то унылые, осунувшиеся, с опущенными плечами и скорбно зажатыми губами. Разговаривают мало, а если и говорят, все больше о проблемах или болезнях. Что сказать? Високосный год.
Никогда не верил в приметы, а теперь все слова свои беру обратно. Такого года, богатого на страшные и непоправимые для человечества события, не припоминаю в своей жизни. Разве что тот, когда ушла моя Петровна.
Вот ведь как бывает, прилепится к человеку имя какое или прозвище, не оторвать, как навсегда прикипело. Я ведь свою жену только до свадьбы Райкой называл, а как из ЗАГСа приехали, ляпнул с дуру: «Ну вот, Раиса Петровна, ты теперь мужняя жена, так и буду тебя величать». Имя как-то вскоре отпало, а отчество так и осталось в моем к ней обращении. Она смеялась и не обижалась ни разу, точнее, мы на эту тему так никогда и не поговорили…
На прошлой неделе старик из девятой комнаты от коронавируса умер, так нас на карантин закрыли. Никаких больше мероприятий, концертов, посещений. Тяжело пожилым людям в такой изоляции, я бы даже сказал, невыносимо, особенно тем, к кому родственники приезжали. Остальным, кто совсем одинок, привычно. И я привыкну, надеюсь…
Персонал теперь почти не приходит, еду по комнатам разносят, телевизор один на всех в коридоре, теперь и он стал недоступен. Но, возможно, оно и к лучшему. Новости в мире совсем неутешительные, мало того, что пандемия, так еще войны, протесты, люди с ума сошли одновременно во всех странах. Старым людям такая информация ни к чему, нам жить то осталось…
Скорей бы уже год этот проклятый закончился, или хотя бы снег выпал, что ли…
На соседней кровати зашевелился сосед, телефон включил, посмотрел на часы, потом взглянул в мою сторону.
- Не спишь опять?
- Не сплю, - хрипло отозвался я, от долгого молчания в горле першило.
- Может, расскажешь, о чем твои бессонные ночи? Оно, понимаешь, легче потом становится. Поверь мне. Я ведь тоже в твоей шкуре был, понимаю все.
- Когда-нибудь расскажу, если доживем…
- Дело твое, - махнул он рукой и перевернулся на другой бок.
Я не был готов делиться своими жизненными проблемами с посторонним человеком. Хотя, какой он посторонний? Нам теперь не один день коротать вместе, жить в замкнутом пространстве пансионата для престарелых.
Что за месяц я узнал о нем? Что зовут его Иван, что здесь он второй год, и это, пожалуй, все. А если ему не хватает общения, если я своим упорным молчанием испортил ему существование, без того уже нерадостное дожитие?
С другой стороны, а как рассказать чужому человеку, как признаться, что родные дети сдали тебя в дом престарелых, вместо того, чтобы окружить заботой и любовью? Что не додал им, на каком этапе совершил роковую ошибку, какую часть себя не передал, что выросли они черствыми и бездушными? С чего начать такой разговор, и возможен ли он вообще?
Пока я раздумывал, наступило утро. За завтраком я немного отвлекся от горестных мыслей, да и овсяная каша с вареным яйцом и горячим чаем благотворно действовала на мое настроение. С темнотой ночи рассеялись мрачные мысли, точнее, дневной свет перенаправил их по другому вектору.
- Видимо, плохой я отец, - вслух подытожил не начатый разговор, сказав тем самым очень многое.
- Не обижайся на своих детей, - тихо ответил мне Иван спустя некоторое время. – Я своего сына простил давно, даже, я бы сказал, оправдал. Сам посуди, он человек занятой, домой приходит всегда поздно, даже ужинает вне дома, там у них принято все переговоры в ресторанах проводить. А невестка мне кто? Чужой человек, если разобраться. У нее своя жизнь, косметологи там, психологи, магазины, подружки… Она даже детей не захотела, на кой ей старый дряхлый старик? Да и не сложилось у нас с первого дня…
- Я сам виноват, - кажется, лед тронулся, переживать внутри себя я больше не мог, слова прорвались наружу. – Сын был так убедителен: «Папа, там отличный дом, пять комнат, участок, парковка. Всем хватит места, у тебя будет отдельный вход…»
Наша двушка ушла за шестьдесят тысяч зеленых, как раз набралась сумма, которой не хватало для осуществления мечты сына. Некоторое время все были счастливы, а потом… Сын оставил семью, ушел к другой женщине, начал жизнь заново. Некоторое время я жил с невесткой и внуками, пока они не начали раздел имущества. Естественно, я остался у разбитого корыта. Снимал жилье, сначала квартиру, когда денег не стало хватать – комнату, потом случился инсульт. Вот, теперь я здесь.
- У тебя один сын? – спросил Иван.
- Еще дочь во Франции, живет там с каким-то иранцем, приняла ислам, не звонит, не пишет. Короче, мы так давно не общаемся, что можно считать, что ее и нет. Она даже на похороны матери не приехала, - я не был уверен, что стоит так обнажаться, но отрицать или не признавать истину не имел права, поэтому продолжил свой рассказ, - есть где-то у меня еще одна дочь, но… это мой самый главный грех и не очень красивая история.
- Грех, не грех, это Господу решать. У каждого мужика, если посмотреть, есть скелеты в шкафу. Не стесняйся, считай, что ты на исповеди стоишь, а я твой духовник. Спешить нам некуда, а выпустишь боль, глядишь, душе полегчает. Рассказывай, коль уж заикнулся, - Иван поправил подушку и приготовился слушать.
- Конечно, я не святой, и женщины периодически случались в моей жизни, такие бабочки-однодневки, что называется в народе «из спортивного интереса». Сейчас имен этих барышень не вспомню даже, да оно и не нужно никому. А вот Оксана – совсем другое дело.
Мне далеко за сорок, ей чуть больше тридцати. Она знала, что ее избранник женат и нет ни единого шанса, но продолжала смотреть по-собачьи преданными глазами и чего-то ждать. Как потом призналась – полюбила до одури, впервые и навсегда, навечно. Мне льстило такое самопожертвование. Мне всегда рады, ничего не требуют взамен. Все устраивало до поры, но однажды ее поведение изменилось.
- Я хочу ребенка от тебя.
- Ты с ума сошла! У меня уже есть дети. Ты с самого начала знала, что я не уйду из семьи.
- Успокойся. Я пошутила. Хотела еще раз убедиться, насколько ты меня любишь.
- Подожди, мы же не предохранялись сейчас…, - я не смог скрывать свой страх.
- Говорю же, успокойся, ничего не будет, я пью таблетки.
И я успокоился, выбросив этот разговор из памяти. Как оказалось потом, она не шутила. А я проявил чудовищную жестокость, узнав об ее беременности. Наговорил столько всего…
- Миша, нам ничего от тебя не надо. Клянусь, я никогда тебя не потревожу. Забудь о моем существовании.
Слово свое Оксана сдержала. Исчезла из моей жизни, как и не бывало. Ни звонка, ни привета. А я и не искал. Знал, где живет, но не стал искать встречи. Зачем ее тревожить? Она получила, что хотела, так я рассудил.
Однажды на мою электронную почту по месту работы пришло короткое письмо.
«Я назвала ее Вероника. Она родилась 25 ноября. Придет время, она узнает правду об отце. Всегда твоя, помню, люблю».
- Послезавтра, - сказал Иван.
- Что, прости?
- День рождения твоей Вероники послезавтра, - уточнил он.
- Да, ей будет…уже тридцать! Господи, как время пробежало. Ведь вспоминаю сейчас, словно вчера.
- А алименты?
- Не подавала она на алименты.
- И ты не помогал им все это время?
- Нет, не помогал. Стыдно признаваться в черствости, или в слабости, даже не знаю, что первично. Ведь, признай я дочку тогда, обо всем узнали бы мои дети, о жене я уже и не говорю. У нас уже внуки были на подходе, кто бы меня понял?
Конечно, я предпочел обо всем забыть. Только вряд ли это получилось. Нет-нет, да и подумаю, какой она выросла, на кого похожа, что ей Оксана рассказала обо мне. Страшно представить, какой сволочью я выгляжу в ее глазах.
- Все от матери зависит, - сказал мне Иван. – Она могла дочери рассказать о тебе самое хорошее, ведь любила тебя по-настоящему. В том, что случилось, не твоя вина. Это был ее выбор, думаю, вполне осознанный с ее стороны, это же счастье – иметь ребенка от любимого человека.
В эту ночь я снова долго не спал, все думал, думал. Иван, хоть и немногословен в своей оценке, но какие-то мудрые мысли до меня все-таки донес. Или просто я выговорился и стряхнул с себя груз накопившихся проблем, и мне действительно стало легче.
Проснулся я в довольно бодром настроении. Человек, с которым в дальнейшем мне придется жить, стал даже как-то ближе и роднее. Больше не было прошлого, отягощенного воспоминаниями каждого из нас. Сейчас мы оба на равных - два старика, доживающих свой век. Без будущего, без надежд. Нужно радоваться каждому дню и прожить его так, словно он последний.
Так думал я, все еще лежа в постели, прислушиваясь к ровному дыханию соседа, не смея его тревожить. До завтрака оставалось чуть менее часа, из коридора доносились звуки ожившего заведения. Пришел персонал на работу, периодически стучали чьи-то каблучки по полу, слышались голоса сиделок.
В дверь предупредительно постучали, заглянула заведующая в защитной одежде и маске на лице.
- Михаил Сергеевич, извините, что тревожу так рано, нужно с вами поговорить. Оденьтесь, маску возьмите, вас ждут в столовой через десять минут.
Я ковылял в столовую, не понимая, что происходит. Вроде карантин объявлен, посещения запрещены, какие могут быть разговоры. Да и не ждал я никого. Был бы нужен, сюда не определили бы.
Она сидела за столиком. Увидев меня, поднялась навстречу.
« Оксана? Нет, нет, такая молодая, это не она… Одно лицо…»
- Папа!
- Веро…ника?
- Да, это я. Здравствуй, папа!
Я не мог вымолвить ни слова. Неисповедимы пути твои, Господи! Она нашла меня. Не я, а она нашла меня. Меня, труса, мерзавца. Девочка моя, кровиночка!
Руки мои дрожали, глаза застилали слезы…
- Я забираю тебя домой, папа. Иди, собирайся.