Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!
(А.Вертинский)
С раннего утра по улицам Владивостока носились юные разносчики газет. Размахивая толстыми пачками непросохшей бумаги, они выкрикивали заголовки статей с ведущих страниц, стараясь первыми донести до спящего города весть о начавшейся войне. Ежедневно пресса освещала события с театра военных действий, повествуя о подвигах русских солдат мужественно сражавшихся с германцем.
О начале войны Василий узнал 2 августа 1914 года из экстренного выпуска «Далекой окраины». Первую полосу газеты занимала большая статья с кричащим названием «Славяно-немецкая война» И уже на следующее утро в Кафедральном Успенском соборе города Владивостока был отслужен молебен, по окончании которого по Светланской улице потянулась многотысячная толпа с флагами и портретами Государя. Общий подъем патриотических чувств захлестнул город, и через месяц на германский фронт отправились первые военные эшелоны. Из Приморья через Казань в район Варшавы убыл 1-й Сибирский армейский корпус, из Хабаровска 6-я Сибирская стрелковая дивизия, из Владивостока 3-я Сибирская стрелковая дивизия. Дух юношеского патриотизма был так силен, что каждый подросток мечтал прославиться в подвиге. Ежедневно в свежих номерах газет звучали мольбы родителей вернуть домой сбежавших на фронт детей. Массовые побеги мальчишек от 7 до 14 лет из разных городов и сел стали большой проблемой для станционных жандармов, отлавливающих юрких сорванцов из вагонов. Только в Пскове в сентябре 1914 года с поездов сняли более ста детей. И, несмотря на то, что многие со слезами возвращались под родительский кров, побеги повторялись снова и снова.
Одним из первых добровольцев на фронт, был кузен Василия Паша Митт. Он получил назначение в Новогеоргиевскую крепостную тяжелую артиллерию и 5 августа воодушевленный происходящим, в новеньком обмундировании убыл на одном из военных эшелонов с Владивостокского вокзала в Петербург, чтобы вступить там в полк.
Жизнь города сильно изменилась - ежедневные демонстрации стали неотъемлемой частью общественной жизни. Участились уличные беспорядки. Со здания немецкого консульства сорвали каменного орла и разбили о землю. Немецкие корабли спешно покидали порт Владивостока, преследуемые русской флотилией эсминцев. Получившие из коммерческих соображений российское гражданство немцы спешно готовились к отъезду.
Василий с однокурсником решили бежать. Им едва исполнилось по семнадцать, и о службе в действующей армии не было речи. От Владивостока до линии фронта более 10 тысяч километров, добраться туда нелегко - кругом военный патруль и проверка документов, которых у них не было. Чтобы родители не подали в розыск, решили инсценировать собственную смерть. Это помогло выиграть время. Возле дома, где жил Василий, стоял старый заброшенный колодец. Ранним утром мальчики сложили возле него свои кадетские формы и на одном из военных поездов покинули город. Горе, застигшее их семьи врасплох, на время выбило родителей из колеи. Но слишком много было у этой истории свидетелей, и тайну быстро раскрыли. Когда начали поиски, беглецы были далеко.
В отличие от большинства сверстников, возвращенных домой, ребятам удалось добраться до боевых позиций. Без сопроводительных документов, постоянно меняя на станциях поезда и вагоны, они проделали невероятно сложный путь. Главным препятствием для них стал запрет допуска «в военные поезда лиц, не принадлежащих к составу армии и не имеющих специальное разрешение военного начальства на их пребывание в районе армии». Особенно запрещался допуск на позиции малолетних добровольцев, среди которых часто оказывались завербованные германцами шпионы, подосланные для сбора секретной информации. Такие подростки обычно устраивались при разных штабах и обозах под тем или иным благовидным предлогом. Делами сбежавших на фронт детей занималась русская контрразведка. По особому приказу главнокомандующего всех малолетних доставляли к этапным комендантам для отправки к родителям.
К октябрю 1914 года Василий с другом чудом добрались до Варшавы. На перроне они увидели, как толпа людей обступила малыша, пытаясь отговорить его идти на войну. Это был 12-тилетний ученик, сбежавший от родителей из Петрограда. И как не старались убедить его вернуться домой, он настоял на своем. Но отправили его не на фронт, а в один из Варшавских госпиталей, где научили ухаживать за ранеными. Не желая повторить его судьбу, мальчики спрятались в одном из стоящих на станции вагонов и доехали почти до границы. До позиций полка оставалось несколько верст. Добирались пешком по разъезженной грязной дороге. На пути попалась сожженная германскими снарядами деревушка с торчащими черными от пожара столбами и обгорелыми трубами от печей. Возле одной из разрушенных изб одинокая девочка пыталась развести огонь в уцелевшей печи, чтобы сварить найденный среди трупов картофель. Вокруг разруха и смерть. В стороне от дороги возле костра под навесом сидели солдаты и что-то готовили в котелках. Рядом с ними в ожидании пищи пристроился паренек лет одиннадцати в огромной взрослой шинели, грубо обрезанной снизу и в разных не по размеру больших сапогах: один выпросил у старого офицера, а другой стащил с мертвого немца. Устроился малыш у огня, курит махорку и спорит с солдатиками о войне, а на армейских погонах его шинели кто-то намазал чернилами две черточки – унтер-офицер.
Чем только не занимались юные добровольцы на фронте. Однажды во время тяжелого боя в окопах появился мальчик лет 13-ти. Взвод готовился к атаке, и появление малыша было неожиданным. Высоким голоском он прокричал: «Ваше благородие! Дозвольте товар у вас оставить!»
- Какой товар, убирайся отсюда!
Во время боя о мальчике позабыли, а когда вернулись, увидели разложенные на земле папиросы, спички, сахар…
- Варшавские газеты! Самые свежие, по пятаку! – созывал юный маркетант покупателей. Вскоре его знал весь батальон. Он вел активную торговлю среди солдат. Денег много не брал. Солдаты даже сомневались, что он имел что-то с продаж. Зато все в нем нуждались. Раненые после боя покупали у него за копейки папиросы и свежие газеты. Он прошел с батальоном почти всю войну и в тяжелые дни снабжал всем необходимым, доставая неизвестно откуда табак и сахар с чаем. Иногда на время пропадал, и на расспросы где был, рассказывал, как ходил в атаку вместе со всеми. В доказательство предъявлял германскую винтовку. Спал он вместе с солдатами, ел с ними из одного котелка, вещи свои перевозил на солдатских подводах. Любили его в полку как родного. Нарядили в большую солдатскую рубаху, подпоясали германским ремнем, а на голову надели папаху. Сам маленький, юркий, с живыми умными глазами и очень сообразительный. Волосы взлохмаченные, а голос звонкий. Никто не знает, чем закончилась для него война.
Свидетельств о героизме детей-воинов много, но большинство имен остались неизвестными. Кадеты и воспитанники училищ и институтов, прогрессивная молодежь под натиском патриотических чувств охваченные желанием защищать Родину не дожидаясь совершеннолетия, сбегали на передовую линию фронта и бесстрашно лезли под пули. Полу-мужчины, полу-дети, с легким пушком на лице, еще незнакомые с затвором винтовки и неграмотные в бою, они сливались в общем потоке шинелей, терялись в строю среди опытных стрелков, смешивались с воинской массой могучей армейской семьи. И было их слишком много, детей-добровольцев, готовых в любой момент расстаться с жизнью и вызывающих немое недоумение: неужели больше некому воевать...
Юнцы за которыми будущее страны, так и не оправдали свое назначение. Они были залогом стабильности государства, его мозговой и интеллектуальной базой. Их место в тылу, но не среди месива из живых и мертвых, где смерть беспощадна и не разбирает ни возраста, ни дипломов. Слишком много напрасных смертей, и слишком высока эта жертва.
До части Василий с другом добрались 14 октября 1914 года и были зачислены добровольцами в 54-й Сибирский стрелковый полк. Этим юнцам не было знакомо чувство страха - они собирали патроны под шквальным огнем, выносили с поля боя раненых, служили посыльными для передачи команд. Даже во время ожесточенных боев были спокойны и равнодушны перед смертельной опасностью. Они храбры «без пути», как говорили в полку, и совершали роковые ошибки. Там где опытный офицер справится в тяжелом бою - доброволец погибнет. В одном из горячих боев друг Василия получил тяжелое ранение и был отправлен в госпиталь, откуда больше не вернулся. Те, кто переживал хоть раз невыразимую боль при виде измятого тела еще недавнего гимназиста, знает, что испытывает мать, получив прикрепленный к похоронке университетский значок, снятый с разорванной шинели сына, прежде чем опустить его тело в братскую могилу. Где он теперь лежит, в каких безымянных землях, и как ей найти его, чтобы оплакать. Откуда взять силы на письма, с опозданием приходящие после его смерти. В них «все хорошо и на заре полк выступит на боевые позиции, и скоро он обязательно вышлет ей свою фотографию ». Но у них больше нет этого завтра, а ей не дано узнать, как повзрослел и изменился сын за время войны.
Мало кто возвращался из них живыми и многие проделали путь в одну сторону. Как-то на Варшавском вокзале спросили бывшего гимназиста о его товарищах, где они и почему он один. И тогда живой разговор сменился тяжелым долгим молчанием.
- Другие уже не живут. Двое убиты, а третий помер от болезни. Только один кроме меня остался, тоже шестиклассник.
- При тебе они были убиты?
- Один при мне. Лежали в окопах рядом, говорили. Вдруг слышу, а он молчит. Обернулся – у него пуля во лбу.
- И что ты сделал?
- Да что… поплакали мы от души. Другие еще были живы. А когда закончился бой, выкопали могилу, закопали и прочитали молитву, да деревянный крестик воткнули, для заметки.
- А родители знают?- Нет, ни одни не знают. Когда вернусь домой, придется сказать.
Война нанесла печать на лица этих детей. Они имитировали привычки взрослых, ощущали себя детьми жизни. Неокрепшая психика подростков в военных условиях подвергалась пагубному воздействию. С одной стороны массовые побеги на фронт ровесников и ежедневное освещение в прессе подвигов юных героев влияли на неравнодушных к происходящему в стране детей. С другой стороны, не всегда была возможность воплотить героизм в реальность. Если даже опытные воины во время яростных атак не справлялись со страхом и оставляли поля боя - что говорить о подростках. Мир взрослых, со всей присущей ему грубостью и жестокостью отражался в их детском сознании. Среди героев возникали антигерои, совершающие противоположные прославленным прессой добровольцам поступки. Жандармские управления были переполнены беглецами и их фантастические рассказы об участии в тяжелых сражениях и якобы кровью заслуженных Георгиевских орденах за угнанный немецкий пулемет или сбитый вражеский аэроплан, оказывались простым детским вымыслом, игрой незрелого воображения, и лопались как мыльный пузырь, как только поступали ответы из действующей армии на запросы жандармерии. Несмотря на то, что многие из детей никогда не числились ни в одном полку, ни один полицейский не смог отрезвить разум уверенного в своей правоте рассказчика, настолько он верил в свой вымысел.
Наверное одним из самых ярких отрицательных персонажей среди подростков Первой Мировой войны был 14-летний Степан Б., преступление которого заключалось в том, что он «присвоил не принадлежащее ему звание старшего урядника 3-го Донского казачьего полка Ивана Калиты». Самозванец в чине Старшего урядника в возрасте 14-ти лет. Несмотря на судебные обвинения, он так и не смог отличить правду от вымысла. Беда мальчика была в том, что бремя вымышленных подвигов стало результатом пережитых им тяжелых испытаний, связанных с потерей дома и семьи.
С наступлением зимы все еще больше осложнилось. Не подготовленные к холодам беглецы начали поступать с простудой в лазареты, а оттуда их эвакуировали в Центральную Россию. Задержанные полицией по пути на фронт они направлялись для выяснения личностей в Центральные пересыльные тюрьмы и там, в холодных камерах, подолгу ожидали подтверждающие личность удостоверения. Их бесконтрольная свобода сменялась тяжестью тюремных заключений, а это приводило к тяжелым депрессиям и нервным расстройствам. Как правило, возвращались они с театра военных действий с приобретенными патологиями. В основном с общей слабостью и с сильным расстройством нервной системы.
Потеря близкого друга усугубила одиночество Василия. Пока собирались на фронт мечтали о подвигах, но кроме лопаты да рытья окопов ничего не светило. С лопатой в руках медаль не получишь. Вся надежда была на пешую разведку, куда Василия время от времени отправляли с отрядом. С детства обученный охоте, он умело отличал следы человека от звериных и легко находил выход из самой густой чащи леса.
На войне жизнь была другой, и время шло иначе. Каждый день проходил как последний. Никогда не известно дотянешь до вечера или до следующего утра, повезет остаться живым, или ляжешь с другими среди чуждых полей. Всех сравняли грубые солдатские шинели, серой палитрой смешали простых и знатных, солдат и офицеров. Грубое колючее сукно единым покровом защищало от холода и от военных невзгод, служило и теплой постелью, и покрывалом, объединив собой всех в одну великую русскую армию, большую родную семью.
Одним из первых, с кем сблизился Василий после гибели друга, был взводный Лукьянчик. Смелый, до безрассудства, он, не раздумывая, лез под пули, исполняя любой приказ. Лукьянчик придумал забаву и как только батальон расположился на отдых, смастерил из подручного материала воздушного змея в виде аэроплана, привязал к нему крепкую бечеву и запустил в небо. Сопутствующий ветер поднял игрушку в небо и отнес на сторону вражеских окопов. Приняв ее за настоящий воздухоплавательный аппарат, немцы открыли пулеметный огонь и превратили его в щепки.
Однажды батальон получил указание готовиться к наступлению. Командир распорядился все оставить в окопах: вещевые мешки, шинели и выступать в одних мундирах. Когда взвод вышел в наступление, при нем было 6 пулеметов. За рекой Бзурой стояла немецкая легкая батарея и не давала покоя частым огнем. Взводный Лукьянчик с рядовым Васьковым дотянули пулемет на ремнях до речки. Лямки от цилиндров с патронами тяжелые. Река оказалась не широкой, но очень глубокой. Справа от них - старый деревянный мостик, за ним занятая немцем деревенька, рядом с мостиком клуня со снопами ржи. Лукьянчик подполз к клуни, чуть высунулся и стал всматриваться сквозь бинокль на вражеский берег. Вдруг воздух разрезал свист пули, одна из них пробила шапку Лукьянчика и обожгла волосы. Высунься он чуть больше, и война бы для него уже закончилась.
Немного переждав в окопе, он снова взял в руки бинокль и только приставил к глазам, как кровь струйкой потекла по склоненной его голове. Красивый такой, крупный парень с густой копной пшеничных волос, с закрученными усами. Видимо когда он приставил к глазам бинокль, солнечный зайчик осветил стекла, они заблестели и немец взял его на прицел. Смерть любимого всеми Лукьянчика так повлияла на солдат, что разозлившись, они открыли шквальный огонь из установленных у реки пулеметов. Это когда на 400 м один пулемет, на 600 м – второй, на 800 – третий и т.д. Немецкая батарея замолкла. Когда стрекочут пулеметы волосы дыбом встают. Стоит сплошная стена из металла. Взяли в плен около 500 человек. А ближе к вечеру, в сумерках поступил приказ возвращаться в окопы. Было очень темно и, чтобы не сбиться с пути, осветили дорогу прожектором. Германцы, воспользовавшись этим, открыли огонь в спину, из-за чего выбыло из строя с полка человек 700…
С началом нового года ситуация на фронте ужесточилась. Ночи проходили в тяжелых работах. На укрепление и ремонт бруствера уходили все силы. Окопы делали из мерзлой земли, а песчаный грунт очень слаб и с наступлением тепла растаявшая земля осыпалась, а стены рушились. Они были настолько хлипкими, что случались ранения нижних чинов пролетевшими сквозь бруствер пулями. Иногда казалось, что бедам не будет конца. Василию приходилось каждый день бороться с подступающей водой. Она заливала окопы, заполняла ходы сообщения и многие из них выходили из строя. Мало того, что укрепление окопов отнимало много сил и времени, полк попал в мясорубку, наверное, самую жестокую за всю его историю. За несколько дней до этого по указанию командира полка, Василий примкнул к группе пеших разведчиков. Утром 20 января 1915 года поступил приказ занять территорию между деревней Гумин и Господским Двором Воля-Шидловская. Это было богатое и образцовое имение князя Яна Радзивилла, расположенное в двух верстах от Гумина. За имением стоял большой винокуренный завод, в котором немцы устроили неприступный бастион, поставили орудия и пулеметы и проделали бойницы. Само имение было защищено глубокими рвами.
Выступив из деревни Червонна-Нива, полки двинулись к месту назначения, постепенно разбиваясь на батальоны. Достигнув линии фольварк Рожанов и северо-восточного угла Медневской рощи, батальоны разошлись по-ротно, а затем рассыпались в цепи, потому что с этого момента их передовые части стали подвергаться сильному артиллерийскому огню. Чем дальше они продвигались, тем больше редели их боевые цепи, оставляя на пройденном пути убитых и раненых солдат. Уже через час из строя выбыли два ротных командира, но, несмотря на это передовые батальоны мелкими партиями продолжали двигаться вперед. Они попали под интенсивный фронтальный и фланговый пулеметный огонь и единственным спасением для них стали попавшиеся на пути окопы, занятые солдатами 219, 234, 235 и 236 пехотных полков. Ночь провели в тесноте и страхе перед находящимся вблизи неприятелем. В 6 часов утра отряд пешей разведки, к которому был причислен Василий, заметил колонну из нижних чинов, медленно передвигающуюся вдоль леса. Люди были в тяжелом состоянии из-за отравления ядовитыми газами. Позже выяснили, что большинство солдат и офицеров остались умирать в окопах, причем многие были убиты. Во время боев за Гумин и Волю Шидловскую с 18 января немцы выпустили более 18 тысяч снарядов с ксилилбромидом. Светлый с зеленоватым оттенком газ покрыл пространство между землей и небом. За первой атакой последовала вторая, с более удушливым густым желтым газом, а после третья с газом розового оттенка, который выжигал нутро и глаза. В этом смешанном разноцветном облаке густого дыма происходило что-то странное. С неба в виде дождя падали комья и ударялись о мерзлую землю, а когда газовая завеса рассеялась, оказалось, что поле усеяно трупами мертвых птиц.
В 9 утра 21 января был получен приказ к атаке. Полк должен был двигаться по правой стороне Гуминского шоссе под непрерывным огнем противника. За время передвижения потеряли почти половину офицеров и нижних чинов. Пехотные полки, несмотря на просьбу командира 54 Сибирского стрелкового полка принять участие в наступлении, отказались покинуть насиженные в окопах места и остались ждать результаты наступлений 53 и 54 полков, чтобы «закрепить их Трофеи». Рассчитывать на их помощь было бессмысленно. Кроме того, 55 Сибирский стрелковый полк так и не подошел, чтобы оказать поддержку, а автомобиль-пушка по неизвестным причинам не появилась. Тогда командир полка отдал решительный приказ идти в наступление самостоятельно. Все что хотели в этот момент стрелки – это добраться живыми до противника и во что бы то ни стало выбить его из окопов. Руководствуясь этим желанием, несмотря на сильный артиллерийский и пулеметный огонь, и на огромные потери, которые понес полк после усиленной перестрелки, наши части с криком «Ура» пошли в атаку и передние цепи его продвинулись на расстояние прямого выстрела. Немцы содрогнулись, частично вышли из окопов с поднятыми руками, и окажись рядом с нашими сибиряками хотя бы небольшая поддержка, успех был бы обеспечен. Не обращая внимания на готового сдаться врага, наши передовые линии продвигались вперед, но стоило им приблизиться на 30 шагов к немецким окопам и бросится в атаку, как начался убойный пулеметный огонь, направленный на поражение. Произошло замешательство, часть людей побросала ружья и сдалась в плен, другие растерялись и повернули назад.
В тот момент Василий находился на передовой с отрядом пеших разведчиков. Он не сводил глаз с солдат. Приблизившись на 30-40 шагов к немецким окопам они, вместо атаки упали на землю и усилия офицеров их поднять были безуспешны.
- Братцы, подтянись!- кричали они, но солдаты лежали без движения.
В это время огонь достиг наивысшего напряжения, немецкий пулемет работал во всю, сея смерть направо и налево. И тогда Василий впервые испытал настоящий страх. Немцы были совсем рядом, но все усилия поднять стрелков были безнадежны. Один из офицеров от крика охрип, и только жестикулировал руками. Сколько времени прошло – Василий не помнил. Может час, а может несколько минут. Но вдруг как по команде все наступавшие бросились бежать назад. Тогда капитан Сучков приказал открыть огонь по дезертирам, и многих из них перебили. Василий смотрел, как беспорядочно валятся на землю тела тех, с кем недавно делили паек в окопах. Казалось, что он оглох от неподъемного горя бесконечных людских потерь. Почти все остались лежать на земле, а те, кому удалось выжить, вернулись в часть. Через полчаса роты вновь повторили атаку, но она опять была неудачной.
К утру 22 января от полка осталось не более 400 стрелков, а поддержка так и не подошла. Оставшись без командования, решили остановить наступление. Оставшаяся горсть потрясенных нижних чинов не смогла бы противостоять германцам, поэтому около 4 часов дня 22 января 1915 года по приказу начальника дивизии командир полка отозвал роты в окопы на линию 55 Сибирского стрелкового полка.
Каждое отступление несло в себе горечь обиды, даже когда происходило оно по приказу свыше. Чувство, что уступили врагу, угнетало солдат. Казалось, что многочисленные жертвы были принесены напрасно. Каждый офицер и солдат воевали с ощущением своего превосходства над врагом. Но торопливые сборы, прежде чем покинуть место, и слухи, что враг не позволит безнаказанно отойти, вызывали чувство постыдной тревоги. Уходили в безмолвии, чтобы не привлечь внимание врага, стянувшись в длинные колонны брели по мерзлой дороге. Только гул шагов, звяканья орудия, котелков да топориков. Ночь казалась бесконечной. Холодно и сыро. Иногда случалась кратковременная остановка впереди, и вся колонна ожидала приказ идти дальше. Мысль о том, что полк ведет за собой врага вглубь родимой земли, которую клялись защищать, не давала покоя.
За эти два дня 54 Сибирский Стрелковый полк потерял убитыми, ранеными и без вести пропавшими 1300 нижних чинов и 13 офицеров. В прошлых боях убитых было не более 10 %, а сейчас 40-50%. После этого отступления противник открыл по нашим передовым частям и по резервам страшный ураганный огонь.
Вскоре все газеты наперебой освещали страшные бои под Волей Шидловской с 19 по 22 января 1915 года. Это была первая газовая атака примененная германцами против русской армии и последствия от нее были ужасающими. Даже среди тех, кому удалось выжить так много покалеченных и отравленных ядовитыми газами, что вряд ли их можно отнести к живым.
Василий проснулся на заре от холода, Казалось, что он и не спал. Накануне он получил направление в Иркутское военное училище на прохождение Ускоренных курсов. Его служба как безымянного добровольца, чье имя даже не значилось в полку подошла к концу, а значит, закончилось рытье окопов.
Мокрые хлопья белого снега устилали поля, на которых еще недавно рвались снаряды, мягко укрывая тела погибших солдат, а полковой священник тихим голосом, по родному оплакивал убиенных. Вместо аналоя перед ним стояли скрещенные винтовки с лежащим поверх молитвословом и несколько офицеров осипшими голосами подпевали вместо хора «Господи, помилуй…». На передовой у солдат одна молитва: « Пошли Господи смерть легкую!», но сейчас, после тяжелых боев смерти и так было слишком много.
Сколько забытых имен и судеб, отравленных газовыми атаками и искалеченных тяжелыми ранениями, оставшихся лежать на чужой земле. Пропавших без вести солдат и офицеров со сломленной психикой, потерянных и не признанных. Это самая несправедливая и забытая всеми война в нашей стране, неблагодарная для ее героев. Юноши, отдавшие свои жизни за Родину так и не получили признания. На их могилах никто не возлагает венки, их имена забыты, а подвиги остались неизвестными. В силу сложившихся исторических обстоятельств, они так и не дождались благодарности, но были вынуждены скрывать свое участие в Великой войне. Их ордена и георгиевские кресты наспех зарыты в земле, а спрятанные погоны и фотографии до сих пор находят на чердаках старых домов, пожухлые от времени и безымянные. Многие из них были оболганы и преданы забвению, от многих отреклись близкие, многих расстреляли как врагов народа. О них не слагают песен и им не приносят цветы, им так и не сказали спасибо. Напротив, они понесли незаслуженное наказание за верную службу Царю и Отечеству и навсегда запечатлены историей как «Потерянное поколение ». Насколько трагичны их судьбы, и как несправедлива к ним история. Последняя война Российской империи поглотила лучших сынов Отечества. Незавидна судьба ее героев.