В день, когда ты ушёл по дороге заснеженной в вечность, через длинный тоннель, через сизый туман в бесконечность,
Рухнул мир в одночасье от страшного слова в конверте, в том, в котором таилось кощунство немыслимой смерти.
Тихо охнула мама, неловко на пол оседая, и от слов
«похоронка» завыла жена молодая,
Только старый отец не поверил той вести в конверте,
Он сказал:-Ерунда! Наш сынок застрахован от смерти.
Он рожден в полнолуние, в Божественный Праведный Праздник, в Праздник Трои Святой,
К той, к которой он жизнью причастен.
Мы крестили его благодатью Великого Духа и назвали его в честь апостола-Пётр... (Петруха).
Помнишь, мать, как святые его опекали?
В страшный голодомор от «старухи с косой» сберегали.
Столь крестов, сколь в тот год, не бывало на старом погосте,
Хоронили порой на совсем не остывшие кости.
Наш последыш Петро как в защитной рубашке родился,
Всех детей пережил, знать недаром в тот праздник крестился.
Не знавали хлопот с ним, веселым он рос и беззлобным, и хоть камень* он сам, всё же глине бывал он подобным.
Словно сам Господь Бог
прикоснулся губами к макушке*,
Для ребяток малых вырезал что за чудо-игрушки!
Всё горело в руках, за какую б ни брался работу:
В сенокос ли, в страду, иль зимою на зверя охоту.
Помнишь, мать, то далёкое странное чудо, когда сын, чуть живой, но всё же вернулся ОТТУДА?
Друг не выжил, а он словно вновь возродился.....Лишь слегка обгорел, но с крестом на груди возвратился.
Это молния так горячо "подшутила" над ними:
Погрозила перстами-разрядами им колдовскими.
Крест впечатался в грудь словно знак о свидетельстве чуда, что не только Господь смог живым возвратиться ОТТУДА.
Но не ведал отец своим старым
изношенным сердцем,
Что любимый сынок открывает у вечности дверцу.
Что лежит он под домом, с винтовкой сроднившись навеки,
И снежинки чужие целуют уснувшие веки.
В чёрном дыме пожарищ астматиком кашляет город,
И раскатами наших "катюш" воздух пламенно вспорот,
Над руинами ежится сизый рассвет утомленный,
Но ракеты сигнал вверх стремится как прежде-зеленый!
Снова в бой он зовёт!
В бой с врагом обезумевши-лютым.
И трассируют пули, и вечностью длятся минуты.
У комбата надсадный, хрипуче-простуженный голос,
И следов седина, что предательски врезалась в волос,
А ему только тридцать,
А он батальон поднимает!
И врага с его логова, как зверя, на свет выгоняет!
Как стонала Земля от ударов жестоких и сильных,
Враг в Рейхстаге дрожал,
И майн-готу молился бессильно.
Сотни тысяч сапог шли на запад, мечту обгоняя, в гроб фашистской чумы словно гвозди по шляпку вбивая.
Было много ещё контратак и неравного боя, и исходом, порой: «....пал двадцатого, смертью героя».
Но боялись уже мессершмиттские черные асы мщенья русских "катюш" на смертельных и огненных трассах.
Спят в чужой стороне, в равнодушных и братских могилах,
Русской Славы сыны, победившей фашистов постылых.
Не вернутся домой Алишеры, Петры и Степаны,
И на теле Земли до конца не затянутся раны.
Но пройдет много лет,
И на том самом памятном месте, кто-то высадит сад-
И души погибших воскреснут!
В каждом белом цветке, в каждой веточке, в листике каждом
Души наших солдат оживут
И вернутся однажды!
Пётр*- с древнегреческого-камень.
Господь Бог прикоснулся губами к макушке*-так говорят о талантливом, удачливом человеке.