Сны родителей

               
Раннее утро. За окном причудливая синева – предвестница зимнего рассвета. Она хорошо чувствуется в темной комнате, но еще ни о чем не говорит – до восхода солнца далеко.  Первой встает мама. Она выходит на кухню и плотно затворяет за собой дверь. Но я все равно слышу ее неторопливые шаги. Вот она вышла в сенцы. Сейчас, наверное, занесет муку:  с вечера еще говорила об этом, давая понять, что нас ждут пирожки с картошкой или блины. Ага! Щипает сухое полено косарем, делает лучинки, сейчас будет затоплять печь. Зачем-то еще раз выходит в сенцы, шлепая калошами.
В углу комнаты, где мы спим вповалку, раздается характерное для отца харканье. Просыпаясь, он всегда так делает. У него хронический бронхит, который  нажил на фронте в сырых окопах. И сейчас каждое утро подолгу кашляет с придыхом, массируя легкие, выгоняя из них немочь.
Отец встает и выходит на кухню, оставляя дверь приоткрытой. Там он садится за стол и просит маму налить ему чая. А между тем, позевывая и временами еще кашляя, говорит приглушенным голосом:
- Какой сон я сегодня видел! И к чему, даже не знаю. Будто получаю пшеницу на зерноскладе за трудодни. Насыпаю мешок и несу его на весы. Второй насыпаю мешок и тоже несу его на весы. А первого мешка на весах нет. Я еще насыпаю. Подхожу к весам – пусто. «В чем дело?» - спрашиваю у весовщика. А он смеется мне в ответ и говорит: «Пшеницу пришел получать. А ты ее заработал?». «Так твою мать,- говорю,- а как же? Кто буздал топором целый год?». А весовщик и говорит: «Э-э, дорогой! А поди-ка в правление, да посчитай, сколько тебе трудодней начислили. У меня твоих данных нет».
Вот какой сон я нынче видел. Ты у меня грамотная, поди сегодня в правление и удостоверься, все ли в порядке там с моей отчетностью. Да попроси, чтобы все выписали в тетрадь, а вечером посчитаем вместе. А то не ровен час, и взаправду пшеницу будут выдавать.
- А я тоже сон видела. Но только немножко другой. Будто дою я корову. Ведро надоила, а она на меня смотрит и словно сказать хочет, что у нее еще молоко есть. Я еще присела доить. И опять у меня ведро полное. Итак, несколько раз. Уж и не знаю, куда молоко девать, а корова на меня все смотрит. Вот ты скажи, к чему?
Вчера невеселая была. Надо бы ветеринара пригласить. Как бы она у нас не заболела. Пропадем без молока-то.
- Пропадем,- угрюмо сказал отец,- нашу ораву без коровы не прокормишь.
Я слышу, как отец пьет чай, прихлебывая из блюдечка.
- Ты рамы-то связал соседке?- спросила отца мама.
- Связал.
- И сколько она оплатит тебе за них?
- А вот считай, моя цена по хлебу, а хлеб нынче подорожал. Может, и на всю сотню потянут рамы. Они добрые, из сосны.
- Хорошо бы, а то ни чая, ни сахара, ни рыбы не осталось. А все же к чему такие сны снятся? Вроде бы к изобилию. А у нас его как не было, так и нет.
- Проживем. Мясо есть. Мука – тоже. Огурцы, помидоры, капуста – в погребе. Лишь бы с коровой ничего не случилось. На расход заработаю. Заказов много. Вот и печку зовут класть.
- Смотри не продешеви.
- Да ну что ты! Разве в первый раз. Только сон с головы не выходит. Этот весовщик, в чем душа, хорек, себе на уме. Видишь, как завернул… Не заработал я. А кто же заработал. Говорю ему: «Пропадаю на колхозной работе от зари до зари, а ты мне». Он ехидничает: «Пропадает он… А время для калыма выкраивает». Ну, гад, встречу, пусть не пеняет на себя. Сам из себя праведник, а тащит под полой каждый день. Ведерко пшеницы да упрет. Я его выведу на чистую воду.
- Ты что распетушился, детей разбудишь. Это же сон.
- Ну и что. Значит, и в жизни попрекнет меня за калым. А как от него отказываться, когда у нас орава такая. Сволочь, не человек.
- Уймись, сказала тебе. Разошелся. Вчера мне приснилось, что соседка на колодце у меня коромысло украла. И что? Я должна сейчас драться с ней.
- Все равно не спущу ему...
 - Лучше скажи вот так: утро в окно - сон за окно. Скажи три раза и сон не сбудется. Да еще и перекрестись.
- Это ты мне партийцу советуешь?
- Не переломишься.
Я представляю, как отец замахал одной рукой, а другой разгладил непослушный вихор на лысеющей голове. И слышу, одевается он и уходит. Сейчас откроет свою мастерскую и до работы в колхозе доделает раму, а мать, как я понял по характерным звукам, которые доносятся до меня из кухни, затевает тесто,  чтобы накормить нас пирожками с картошкой. Но я бы и от блинов не отказался.