Повесть о послевоенном поколении
Эшелон двинулся на восток. На Дальний Восток, как сказали сопровождающие их старшины. Саша ещё ни разу не был нигде восточнее Новосибирска. Теперь же ему предстояло проехать половину огромной страны: ехать бескрайней тайгой, пересечь могучие сибирские реки Енисей и Лену, огромные и намного более полноводные, чем европейские реки. Он увидит легендарный Байкал, достигнет берегов великого Тихого океана. Возможно, это окончание их путешествия, как в известной песне про Красную Армию: «И на Тихом океане, свой закончили поход…». Пока известный конечный пункт – город Владивосток. А куда дальше направят? Одному богу известно. И штабистам Тихоокеанского флота, где, думается, уже давно распределили новых вояк.
От Новосибирска до Владика, как обычно называли город, на поезде 6000 км. Со слов сопровождающих воинский эшелон будет ползти дней десять. Во-первых, будут останавливаться на обед и на ужин. Во-вторых, по пути эшелон обычно разрастается новобранцами, цепляют всё новые и новые вагоны. Так что непосредственно служба оттягивается на десять дней, а до этого призывников ждёт столько впечатлений.
Основная их масса были ребята 18 лет, только окончившие школу. Многие из них первый раз вылетели из родительского гнезда, это понятно из разговоров, да и видно с первого взгляда. А Саше почти двадцать лет, позади техникум, работа на заводе токарем, потом ещё год инженером. В первый же день он подошёл к призывнику, выделявшемуся среди всех своим серьезным видом и возрастом.
- Здравствуй. Меня зовут Саша. Вижу, что не юнец, решил к тебе подойти. Из Новосибирска?
- Да, новосибирец. Ты прав, мне уже двадцать один, закончил наше речное. А зовут Юрой.
- Так ты прямо по профессии, на флот то. Может и женатый?
- Саня, уже и сын есть!
- Ну, ты даешь, Юра!
Юра Левицкий повёл его познакомить ещё с одним земляком старшего возраста, ехавшим в их вагоне. Оказалось, Боря Шатов жил на одной улице с Сашей, всего через несколько домов от их общежития. Юру и Бориса снаряжали многочисленные родные, поэтому у ребят не было проблем с едой и питьем, которое им смогли передать уже после переклички с её жестокой реквизицией, и они щедро делились с Сашей.
Огромная транссибирская магистраль, по которой поезд мчал ребят на восток, самая длинная на планете, на своем протяжении проходит то по голым степям и болотам, то по тайге с вековыми соснами, долго тянется по бескрайним плоским равнинам, а затем преодолевает горы, петляя по ним, либо ныряя в пробитые в них тоннели. Самый унылый участок магистрали - практически прямой, пологий, одна степь, солончак и многочисленные озера, в основном небольшие поросшие камышом озерца - располагается перед Новосибирском, после которого ещё тянется некоторое время. Но дальше идут очень красивые места, невиданные ранее большинством призывников.
О начале тайги объявила станция, которая так и называлась: «Тайга». Все ожидали что они увидят тайгу с вековыми соснами, между которыми, по пробитой просеке будет двигаться поезд. Однако лес вдоль железной дороги представлял собой в основном невысокий ельник, сосны, березки. Изредка встречались и высокие сосны. Вскоре они пересекли самую полноводную реку страны - Енисей. Хотя река могла бы называться Ангара, поскольку в месте слияния этих двух рек, более полноводная - Ангара, но считается притоком Енисея. О том, что главное время года в Сибири - зима, ребятам напомнило одноименное название большой станции.
Равнина давно сменилась гористой местностью, покрытой бескрайними лесами. Саша, живший до этого совсем в других, таких не похожих местах, подолгу сидел у окна. Ближе к Байкалу дорога всё больше петляла, а вскоре поезд сильно замедлил ход. Проводник сказал, что начинается Ангасольская петля, очень протяженная и крутая, самая большая и красивая на всей магистрали. Теперь уже большая часть ребят бросив свои хмельные разговоры прильнула к окнам, раздались удивленные восклицания: железнодорожные пути стали круто сворачивать, и дале-е-ко внизу стал виден участок дороги, на который поезд должен был спуститься. Немного даже не верилось, что такое возможно. В конце спуска состав въехал в длиннющий тоннель, и вот перед ними знаменитое на весь мир озеро Байкал.
Редко какая гулянка в России обходилась без того, чтобы подвыпившая компания не спела разбирающую до слёз народную песню «Славное море – священный Байкал». Вот и призывники при виде озера затянули на разные голоса эту песню, только совсем не грустно, а удало, разухабисто.
Байкал уникален во всех отношениях. Это самое глубокое озеро на планете. Оно содержит 85% всех запасов пресной воды нашей страны! Трудно даже представить, что на остальные пять миллионов озер и рек приходится всего 15%. В те годы Байкал был самым чистым озером в стране, да, наверное, и в мире (1). Вода была настолько прозрачна, что в некоторые периоды года отдельные камни и различные предметы можно было увидеть на глубине до 40 метров.
В Байкал впадают сотни рек и ручейков, а вытекает только одна река — Ангара. Поэтому, если истоки многих рек, в том числе великих, обычно представляют собой небольшие ручьи, либо речушки («С голубого ручейка, начинается река …»), то река Ангара начинается из Байкала потоком шириной больше километра!
Состав остановили для обеда призывников на небольшой станции прямо на берегу. Ребята спешили помочить руки, лицо, а кто и ноги в воде священного озера. Вода в Байкале холодная, в конце ноября вообще 2-3 градуса. В эшелоне не нашлось ни одного настоящего моржа, который рискнул бы искупаться.
На перроне продавали самую различную снедь. Ребята спешили в первую очередь купить знаменитого байкальского омуля, «с душком», мясо которого, нежнейшее по консистенции, имеет крайне непривычный запах, который многие люди называют просто – «тухлятина». Такой продавался в те годы только на Байкале и был его своеобразной «визитной карточкой». Купили почти все, но уже вскоре некоторые обменивали на что-нибудь, либо просто брезгливо отдавали.
За Байкалом тоннелей было ещё больше, и Боря Шатов, травивший в дороге немало анекдотов, вспомнил к случаю и такой:
«Компания в купе выпивает, закусывает котлетами. Поезд периодически ныряет в тоннели, на время становится темно, потом поезд выныривает, гулянка продолжается. Вот на тарелке остаётся последняя котлета, каждый предлагает другим доесть её, и все благородно отказываются. В это время поезд входит в очередной тоннель, темно, и через несколько секунд раздается дикий вопль. Поезд выскакивает на свет, и что же видят пассажиры купе? На котлете лежит рука одного из них, а трое других воткнули в неё свои вилки».
Все загоготали, стали фантазировать, что будет, когда состав войдёт в следующий тоннель. Какой-то знаток пошутил: «В следующем тоннеле можно бы не только вилку воткнуть. Он больше 7 километров, минут десять будем проходить. Но не судьба нам, ребята. Одни призывники вокруг».
Вскоре поезд прибыл в Хабаровск, крупнейший город на Дальнем Востоке. У Владимира Высоцкого есть песня о нелетной погоде, со словами «открыт закрытый порт Владивосток». В те годы, для тех, кто следовал в «закрытый» Владивосток на поезде, Хабаровск был промежуточным пунктом, дальше отправлялись только те, у кого был пропуск, разрешение на посещение города, поэтому здесь проходила долгая проверка документов. Кроме этого, в Хабаровске новобранцев должны были кормить ужином, так что стоять составу предстояло долго.
У ребят было много времени отовариться, и все высыпали на привокзальную площадь. Саша с друзьями тоже пополнили свои запасы. Боря предложил зайти в ресторан, за вином, рассудительный Юра отговаривал: можно ведь на поезд опоздать. Все же решили сходить. Там долго ждали, когда их обслужат, и когда вернулись к выходу с привокзальной площади на перрон, Саша пошутил:
- Сейчас выходим, а состава - нет.
Шутка удалась: выйдя на перрон, ребята увидели задние огни последнего вагона своего эшелона, уходившего без них. Все растерялись, засуетились. Почему-то первым пришёл в себя Саша, ещё тот паникёр. Может из-за того, что больше всех испугался наказания «за дезертирство»?
- Подождите вы паниковать. Вон работают путейцы, может они нам помогут.
Подбежали к ним.
- Мужики, мы с эшелона, что сейчас ушёл. Он должен был долго здесь стоять.
- Не переживайте. Состав перегоняют на Хабаровск-2. Берите такси, и догоните.
Ребята побежали на привокзальную площадь, благо у вокзалов почти всегда стояли такси. Таксист быстро домчал их до второй железнодорожной станции города. В эшелоне среди сопровождающих уже поднялась суматоха. Потеряли 3-х призывников, за это по головке не погладят. Поэтому все встретили ребят радостно, но «наряд вне очереди» - мыть пол, друзья получили. Он оказался единственным нарядом вне очереди на хозяйственные работы, который Саша получил за все годы службы.
Дальше до Владика добирались без происшествий.
Город поразил ребят, большая часть которых жила до этого в городах и сёлах, расположенных на гладкой как стол равнине. Владивосток весь построен на сопках, причём довольно крутых. Призывники шли по улице города тянущейся по вершине сопки и заглядывали в окна четвёртого, а то и пятого этажа домов другой улицы, расположенной у подножия сопки. А далеко внизу виднелась величественная бухта Золотой Рог со множеством судов: от огромных до самых махоньких. Все бурно обсуждали, восхищались и так шумели, что старшины два раза останавливали строй и делали внушение.
На сборном пункте Тихоокеанского флота ребят ждали уже другие «покупатели», из конкретных частей. Здесь Саша получил первый опыт флотской «дружбы». К нему подошёл невысокий старшина, спросил, откуда призвали, откуда родом. Услышав, что родом из Оренбурга, радостно заулыбался, затряс Сашину руку.
- О, земляк! Повезло тебе, в хорошую часть попадёшь служить. А я уже скоро домой. Это что за часы у тебя?
Саша показал. Часы у него были хорошей марки. Земляк засуетился.
- Слушай, махнёмся часами: на счастье. На флоте такая традиция.
Он потряс, пощелкал свои часами около уха Саши, немного растерянного от суеты, новой обстановки, криков командиров, схватил его часы и исчез среди массы призывников и моряков. «Часы» «земляка», который возможно даже и не знал, где этот Оренбург, пришлось, конечно, выбросить.
Призывников постригли наголо, обработали некоторые места дезинфицирующими средствами и погнали мыться. Потом голые, немного дрожащие от холода ребята прошли многочисленных медиков и, наконец, попали к баталерам вещевым. Вначале им выдали по два комплекта нижнего белья, тельняшки и вещевые мешки. Не узнающие друг друга - остриженные наголо, в одинаковых белых подштанниках и тельняшках - призывники весело шутили, некоторым приходилось вновь знакомиться. Затем им выдали остальное обмундирование. В толстых шинелях, не всегда по размеру, вчерашние франтоватые парни выглядели очень неуклюже.
Вскоре покупатели из разных частей флота стали по спискам зачитывать своих призывников, строить их в колонны и уводить. Саша, Юра и Борис попали в одну часть. Поскольку все они были уже со специальным образованием и старше других, то восприняли это как добрый знак. Колонна человек в 50 направилась пешком на причал, там их погрузили на катер, который должен был доставить всех на остров Русский. Раньше, кроме владивостокцев, мало кто слышал о нём, его не было на картах СССР, о нём нигде никогда не упоминали, настолько он был секретный. Его как будто вообще не существовало (2).
Осенний ветер вздыбливал волны и пока небольшой катер преодолевал пролив Босфор Восточный, отделяющий остров от материка, его довольно ощутимо качало. Некоторые будущие «мореманы» уже чувствовали приступы тошноты, знающие об этом старшины, сразу предупредили: кому невтерпёж, рыгать только за борт. Иначе заставят драить всю палубу.
От причала опять пеший переход, и вот они уже на огороженной территории части. На плацу, у входа в большую казарму их ждали две фигуры, сразу вызвавшие улыбку у ребят: маленький офицер и высокий, мощный, сутуловатый старшина. Оказалось, что и голоса у них под стать: вначале старшина громовым, хриплым голосом сообщил им, что они прибыли в специальную радиотехническую школу, он – старшина роты Бугаев, и сейчас перед ними выступит начальник школы, майор Кильдинов. Тоненьким, полудетским голосом майор объяснил, что им повезло, они станут классными специалистами, будут служить в морских разведывательных пунктах специального назначения (3).
После этого майор попрощался со старшиной и ушёл. И потом, за полгода службы, курсанты школы видели его несколько раз, когда он читал им некоторые дисциплины. В школе всем заправляли старшины и старшие матросы. Саша потом не мог отчётливо вспомнить командира взвода, старлея, но на всю жизнь запомнил своих младших командиров: заместителя командира взвода и командира отделения. Эти тоже были ещё те противоположности.
Красивый, франтоватый замкомвзвода, старшина 2 статьи Владимир Исаков. Подогнанная форма сидела на нём безукоризненно, шапка не по уставу чуть сдвинута набок, красивое тонкое лицо. Внешне спокойный, вежливый, даже выговор делал и наказывал курсантов не повышая голоса. Он прослужил всего год, но несмотря на молодость считался в школе лучшим старшиной. Глядя на него, Саша думал: «Ну, этот сделает карьеру» (4).
Полной противоположностью ему был командир отделения. Всё в нем было хоть чуть-чуть, но несуразно, вызывало улыбку. Начиная с фамилии: Козодоев. Высокий, сутулый, в плохо подогнанной форме, совсем не походил на элегантного Козодоева из фильма «Бриллиантовая рука». Он только что окончил сам эту школу, прослужив полгода получил одну «лычку», то есть был всего-навсего «старший матрос», но старался быть курсантам и папкой, и мамкой, и строгим командиром.
Это было непросто, поскольку навыков командирских у него не было, вдобавок он был ровесником курсантам, даже моложе некоторых. Оставили его в спецшколе непонятно за какие достижения. Наверное, у него было хорошо с дисциплиной, возможно со строевыми занятиями. Хотя было смешно наблюдать, как он показывал курсантам строевой шаг: сутулый, он высоко задирал свои длинные ноги и впечатывал потом со стуком в мерзлый асфальт.
В школе готовили специалистов особого назначения, довольно редкой специальности: техническую разведку, задачей которой было с помощью различных средств наблюдать за крупнейшими судами стран НАТО, чтобы Генштаб знал обо всех их перемещениях и где они находятся в данный момент. Кроме острова Русского, таких специалистов готовили ещё в школе флота под Киевом. Аппаратура, которой была оснащена школа и работе с которой их обучали, была наисовременнейшая, такой «на гражданке» не было, а многие о такой даже не слышали.
Здесь ребята увидели, насколько военная техника в стране отличается от гражданской. На одном из первых занятий инструктор показал курсантам приемное устройство и сказал, что оно уже не будет ими изучаться, поскольку школа получила новейший приемник «Берёзка». А те схемы, идеи, что заложены в старом, снятом с вооружения, будут применяться при производстве приемников высшего класса на Рижском радиозаводе. В другой раз курсанты изучали фототелеграф (факс), появившийся на обычных российских предприятиях лишь через 20 лет.
Изучали курсанты и такую, как им казалось, древнюю и ненужную науку - азбуку Морзе. Поскольку следить они должны были за флотом НАТО, состоявшим в основном из судов двух англоязычных морских держав - США и Англии, то и азбуку им преподавали английскую. Сидя в наушниках, они принимали «морзянку», передаваемую специальным автоматическим устройством, мысленно расшифровывали сигналы и писали в тетрадях в клеточку английские буквы. Этому занятию ежедневно посвящалось около часа. Первый месяц инструктор задавал небольшую скорость, буквы писались высотой до шести клеток, так курсантам «набивали руку». С каждым днём скорость передачи увеличивалась, головы курсантов не успевали соображать, а их руки - писать, огромные в первый месяц буквы в тетрадях становились всё меньше и меньше, а вскоре из-под руки выходила чуть ли не прямая линия.
Многим курсантам наука давалась нелегко, особенно приём морзянки. Поскольку школа готовила специалистов особого назначения, сокращенно - ОСНАЗ, тех, кто сильно отставал в учёбе, называли дубОСНАЗ. На вечернем построении старшина зачитывал фамилии дубосназовцев и все упомянутые должны были на спинках кроватей завязать полотенца. Часа через два после отбоя дежурный по отличительному знаку - полотенцу - будил курсантов и вёл в учебный класс, где они ещё часик слушали надоевшую до чёртиков морзянку и писали, писали. Если же в этот день отделение чистило после отбоя картошку, то двоечников прямиком оттуда вели в класс. Что эти бедолаги могли услышать и написать в таком состоянии?
Саше было их жалко, он не мог понять, зачем ежедневно два часа тратили на маршировку на плацу, на муштру с карабинами, где они выполняли разные приемы, как 100 лет назад солдаты царской армии с винтовками? Зачем на это тратили драгоценное время учёбы курсантов? Лучше бы в это время как раз и обучали специальности.
Как уже говорилось, самому Сане почти всё в самого детства давалось легко, без особых усилий с его стороны, особенно когда вырвался из «возрастного проклятия», немного довлевшего над ним в школе и техникуме, когда он был младше и меньше всех. В спецшколе он также быстро всё усваивал, стал лучшим курсантом, вскоре в газете Тихоокеанского Флота появилась статья о нём и ещё двух курсантах.
По этому случаю командир части объявил им благодарности. Козодоев, пафосно, перед строем, поздравив Сашу тоже объявил благодарность и пообещал простить ему один наряд вне очереди, который он возможно заработает. Курсанты после выхода статьи подшучивали над «героями», подкалывали. Нашёлся и настоящий шутник. Через несколько дней дежурный разбудил Сашу, он быстро оделся, встал в строй вместе с другими поднятыми. Старшина тихо скомандовал: «За мной, шагом марш».
К удивлению Саши, их привели в учебный класс. Удивился и старшина-инструктор:
- А этих чего привёл?
Он показал на трёх "из газеты". Дежурный пожал плечами:
- Да я будил всех, у кого полотенца привязаны. Видать кто-то подшутил. И думаю, этот шутник находится здесь.
Потом скомандовал:
- Троим в казарму! Отбой.
Тем ребятам, что пришли служить не со школы, не из тёплого родительского дома, уже повидавшим всякий быт, многое испытавшим, служба на острове не казалась особо тягостной. Хотя иногда было трудновато.
Правда кому трудности, а кому и развлечение. Одним из таких весёлых мероприятий для старшин школы была утренняя побудка. Врачи утверждают, что, если утром вас будит будильник, вы быстро встаёте и спешно готовитесь к трудовому дню – это плохо для здоровья. Видели бы они картину подъёма курсантов!
Их поднимали сразу несколько «будильников»: включались яркие лампы, одновременно раздавался мощный рёв сирены, всё это дополнялось громкими криками, руганью командиров отделений. Грозный хриплый рык и отборный мат старшины роты Бугаева перекрывал все звуки.
Матросы ошалело слетали с первого и второго яруса кроватей, случалось один на другого. Хватали сложенную у кроватей форму и судорожно запихивали в неё руки-ноги. Мчались в строй, потом вспоминали, что уронили и забыли ремень, бежали обратно к кроватям, сталкивались с теми, что спешили навстречу, в строй. За 45 секунд нужно было одеться, обуться и встать на своё место в строю. В первые дни это удавалось сделать единицам.
Поэтому начинались учения. Давалась команда: «Рота отбой!» Теперь нужно было за такое же короткое время добежать до кровати, раздеться, сложить аккуратно форму под подгоняющие крики командиров и лечь в кровать. И снова грозный рык: «Рота подъем! Салаги, чилимы (5), буду гонять пока не уложитесь в срок!» Правда курсантов теперь уже не будил резкий свет ламп и рёв сирены: они все проснулись. Даже те, которые с первого раза бегали под мат старшины полусонными.
После непродолжительной зарядки шли на завтрак, потом начинались строевые занятия. Длились они час или два в зависимости от погоды. Но почти всю зиму холодные ветры пронизывали небольшой остров, казалось, они пронзали насквозь и курсантов. Хоть маршировать по мерзлому плацу с силой впечатывая подошвы и не доставляло удовольствия, однако это всё же немного разогревало. Сашу особенно доставали бессмысленные занятия по отработке «парадных» приёмов с оружием, во время которых инструктор показывал, как правильно их выполнять и потом вызывал каждого по очереди, остальные в это время коченели с карабинами на плечах.
В их отделении был курсант с фамилией Лялько - «маленький». Ростом за два метра, он возвышался даже над следующим сразу за ним, не говоря уж про остальных. Последним в строю стоял Маслов, такого маленького роста, что казался в два раза ниже Лялько. Иногда, чтобы немного взбодрить курсантов, закоченевших на строевых занятиях, Козодоев выкликал этих двоих, приказывал идти строевым шагом по плацу и дополнял: «Маслов, не отставать!» Это было уморительное зрелище: впереди вышагивал двухметровый Лялько, высоко вскидывающий свои ходули, и улыбающийся во весь рот, а за ним частил своими короткими ножками серьезный, недовольный Маслов.
Но совсем не смешно было Лялько в столовой: он получал такие же небольшие порции, как и остальные курсанты. На первых порах всем не хватало еды, что уж говорить про этого гиганта. Хорошо, если бы они могли насытиться хотя бы хлебом, но без ограничений был только черный, проспиртованный. Есть его было невозможно, он весь оставался на столах. Белого хлеба давали, например в обед, по два небольших кусочка. Курсантов было полсотни, и дать им нормального хлеба, думается, не было проблем, под боком огромный город Владивосток. Возможно, их так приучали к жизни на военных кораблях, где береговая пекарня очень далеко?
Но даже двух жалких кусочков белого хлеба некоторым не доставалось. Отделения забегали в столовую по очереди. Курсанты стояли по росту и три самых высоких курсанта отделения Саши попадали за один стол с тремя низкорослыми курсантами предыдущего отделения. Те, забежав первыми, хватали и зажимали в руках кто три, а кто и четыре куска хлеба.
После нескольких дней обеда без хлеба, стоящие впереди курсанты Сашиного отделения при команде: «Отделение! В столовую бегом!» перед самой дверью один за другим отскакивали в сторону, пропуская следующего, несмотря на ругань командира. Саша, стоявший в своём отделении пятым, и стоявшие за ним ребята, не стали так поступать. Поэтому они постоянно попадали за один стол с наглыми проглотами и оставались без хлеба. Может кому-нибудь из здоровых матросов и приходила мысль поколотить маленьких говнюков, но они не могли, курсанты никогда не оставались одни, всегда кто-нибудь из старшин был рядом.
Саша не знал, что их ждёт в боевых частях: на кораблях или в береговых разведотрядах, куда направят служить, но здесь, в спецшколе, флотским братством часто совсем не пахло.
На территории школы был ларёк, где можно было купить конфеты, пряники, печенье и хоть чуточку утолить голод, что многие и делали. Но денег у них было немного, а продавалось всё в ларьке втридорога. Заведовавший ларьком матрос покупал продукты в городе килограммами, а продавал курсантам поштучно. Старшины, вероятно, бесплатно отоваривались в ларьке, иначе чем объяснить то, что они смотрели на это сквозь пальцы.
Так же спокойно командиры смотрели на воровство, нередко и поощряли его. В две недели раз курсантов водили в кинотеатр за территорию школы. Вот отделение построено, все в предвкушении культпохода, единственного развлечения. Командир осматривает строй, всё ли в порядке. Видит, что у одного из курсантов на шинели нет хлястика, и выгоняет его из строя. Курсант очень расстроен, говорит, что он не виноват, кто-то, вероятно, потерял свой хлястик и украл у него. Командир отделения отвечает: «А ты что, не можешь?». Кто-то мирился, покупал хлястик в ларьке на оставшиеся деньги, либо ждал, когда родные пришлют денег, а другой – снимал с чужой шинели, иногда с двух, чтобы был запас. Через некоторое время уже треть роты осталась без хлястиков.
Хуже всего, когда у тебя воровали ремень. Стоил он дорого, так что купить его было можно, только дождавшись денег из дома. Стащить его ночью было проще-простого: свернутый кольцом он лежал поверх аккуратно сложенной формы. Так же легко он терялся некоторыми недотёпами. После подъёма рота выбегала из казармы, в туалет. Под подгоняющие крики командиров одни забегали, другие ждали очереди, потом их также торопили быстрее освобождать место. А какие туалеты были в основном в армии? Длинный сарай, внутри ряд отверстий в полу. Из-за особенностей флотских брюк, ремень желательно было снимать. Так вот, некоторые вместо того, чтобы держать его в руках, вешали себе на шею. Тяжелая латунная бляха перевешивала и ремень нырял в туалетную дырку.
Воровали нижнее бельё. Всем его было выдано по два комплекта. Постирав бельё, курсанты вешали его на территории школы на специально натянутые верёвки, леера. У каждого моряка есть свой номер, своя именная бирка, на флоте даже существует поговорка: «Моряк без бирки, что п… без дырки». Вот по этому номеру все и находили своё бельё. Нередко курсант приходил забрать бельё, ан нет подштанников, спёрли ночью. Тоже было у другого, у третьего.
Вероятнее всего воровали самые младшие командиры, старшие матросы, не старшины. И уж точно не курсанты, не имевшие особой свободы перемещения. Кроме этого, на построениях у них иногда проверяли номера на одежде и сразу увидели бы чужой номер. Вскоре на леера стали выставлять пост. Это было позорище: на закрытом острове, за высоким забором находится спецшкола флота, и в ней выставляется пост, чтобы подштанники не воровали. Но к этому времени уже многие остались с одним комплектом нижнего белья. Поэтому, в день всеобщей стирки постиранную тельняшку и подштанники раскладывали на своем матрасе, накрывали простынею и до утра теплом своего тела высушивали.
Как-то на строевых занятиях, когда отрабатывали разные приемы с оружием, стоявший рядом друг, Назаренко, толкнул Саню локтем и показал взглядом вниз, на ботинок, чуть задрав штанину. Повседневной рабочей обувью моряков были ботинки, представляющие собой как бы обрезанные солдатские сапоги: грубые, жесткие, холодные. Саша увидел, что ботинок у друга одет на босу ногу. Оказалось, ночью кто-то украл его теплые носки, которые прислали из дома. Утром, когда нужно за 45 секунд одеться и встать в строй, чтобы роте не устроили учения «отбой-подъем», Назаренко всунул босые ноги в ботинки и так потом и бегал: на зарядку, на завтрак, а потом ещё простоял почти два часа на январском морозе с пронизывающим ветром.
Несомненно, многое из того, что испытали курсанты, шло от равнодушного отношения офицеров к своим обязанностям и самодурства младших командиров, которым эти молодые ребята были отданы офицерами так же, как помещик отдавал своих крепостных в полную власть управляющего имением.
Старшина роты и ещё пара старослужащих в этот год были особенно злы: «Как же так! Пришедшие курсанты, командиры отделений, да все салаги будут служить три года, а они дослуживают уже четвертый (6). Вот повезло ведь некоторым, их отпустили домой, им же возиться с этими недоумками!». Озлобленные старшины прессовали младших командиров, те гоняли курсантов. Вот тот же ежедневно устраиваемый утренний стресс: такой подъем предусматривался не ежедневно, а только во время учебно-боевых тревог, проводимых в соответствии с учебным планом раз-другой в месяц. Будить дубОСНАЗовцев среди ночи на обучение морзянке старшины также не имели права.
Конечно, была и флотская дружба между курсантами, как же без неё. Кроме Бори и Юры, с которыми он был вместе с самого Новосибирска, Саня очень сдружился с Сашей Назаренко, весёлым, неунывающим парнем и спокойным, медлительным Пашей Копаницей, здоровяком из Украины. Получив посылку из дома, курсанты делились с друзьями, тоже и с купленным в киоске, если у товарища заканчивались деньги. В редкие свободные минуты рассказывали о жизни на гражданке, о планах на будущее.
Учиться в разведшколе было интересно. Технику изучали наисовременнейшую, знания давали солидные. Лекции читали офицеры технической разведки, в том числе из госбезопасности. Что и говорить: им досталась не самая трудная служба. Не было, как в армии, марш - бросков на десяток километров с полной выкладкой, изматывающих учений, стрельб.
Некоторую неприятность доставляли наряды по охране объектов: зима на Русском морозная и постоянно дуют сильные ветры. Хотя остров находится на одной широте с Сочи, однако зима здесь холоднее более чем на 18 градусов. Охрану несли в ночное время, два часа через два. Обували валенки, поверх шинели - длинный тулуп с огромным воротником, В сильные холода и пронизывающие ветра это не спасало, и тогда служба шла час через час. То есть час охраняешь, час отдыхаешь. Фактически ночь проходила без сна, потому что получение оружия, дорога до поста и обратно, прием и сдача поста, фактически съедали чуть ли не весь час отдыха. Объектов охраны было всего два: склады и леера. Обидно было тем, кого ставили на леера, караулить подштанники! Стояли там на ветру в шинелишке, час через час, и обычно туда направляли тех, кто получал наряд вне очереди. Слава богу, Саше эта участь не досталась.
Учитывая островное положение, и то, что склады были не с оружием, охрана складов была бы довольно скучным занятием, если бы не опасность быть захваченными в плен «холуаевцами» (7), диверсантами-разведчиками. Их секретная часть находилась здесь же на острове, и одним из элементов их боевой подготовки являлся захват «языка», кого-нибудь из моряков флота.
Курсантов предупреждали, чтобы они не спали на посту, несмотря на это, многие заворачивались с головой в тулуп, и спали стоя. Саша боролся со сном творчески: два часа мысленно, «про себя», читал стихи и пел песни. Хотя бодрствование разве спасло бы караульного, вооруженного штык-ножом? Честно говоря, молоденькие матросики и интереса не представляли для холуаевцев, которых называли сливками спецназа. Недавно они взяли дежурного офицера одной из боевых частей, когда тот присел в туалете на территории части, увезли к себе, и вернули его через несколько часов, когда о пропаже офицера с боевого дежурства уже доложили в штаб флота.
Рядом была граница, но служба проходила спокойно. И лишь однажды этот покой был нарушен, когда в начале марта случился инцидент с китайцами из-за острова Даманский, находившегося относительно недалеко от Владивостока. Небольшие стычки на острове, переходящие в банальные драки между китайскими и советскими пограничниками, происходили там регулярно. В этот раз произошла перестрелка, а затем пошли бои с использованием боевой техники. Продолжались они около двух недель, общее число погибших с двух сторон, как потом стало известно, составило около тысячи человек.
В те дни масштаб столкновения не раскрывался, поэтому курсанты со дня на день ожидали, что и их могут перебросить в тот район. Но этого не случилось, да и какой от них был бы там толк. За всю учебку они стреляли один раз! Тогда им выдали аж по шесть патронов.
Вскоре Сашу и ещё нескольких курсантов в виде поощрения направили на три дня на остров Елены. На небольшом островке, отделённого от Русского проливом, располагался береговой разведотряд, где служили выпускники школы. Если на Русском ещё можно было увидеть женщин, то на острове Елены их, как на военном корабле, не было не одной. Поэтому курсанты между собой называли его «остров стоячих …».
Курсанты впервые увидели военную часть, где в напряженном ритме моряки несут круглосуточное боевое дежурство по слежению за кораблями, в такую возможно направят и их. Ребятам в разведотряде очень понравилось, служить здесь было интересно. Но невероятно тяжело: маленький островок с одними и теми же лицами, сама вахта нелёгкая, шесть часов через шесть. И так все два с половиной года.
Наступила весна. Продолжительная, прохладная, с частыми колебаниями температуры, она отличалась от той, к которой привык Саша в своём степном Оренбуржье. Также было холодно на плацу, ветры продували шинелку, когда уже без тулупа приходилось охранять склады. Но зато какая красота была вокруг! Влажное тёплое лето и обилие солнца осенью и зимой, близость моря, горные хребты, создали на острове уникальную природу: северные сосны росли вперемешку с субтропическими лианами, хвойные деревья с маньчжурским орехом, встречался китайский лимонник и дикий виноград. Насколько это было непохоже на то, что видел Саша последний год в Сибири. Ведь леса под Новосибирском - сплошь берёзы и сосны.
Русский населяли в основном военные, но некоторые офицеры жили на острове с семьями, в одноэтажных домах с двориками, огородами. Когда курсанты ходили последний раз в Дом офицеров в кино, они видели, что кое где на открывшихся участках земли трудятся матросы.
В одну из суббот Сашу вызвал в свою коморку старшина роты и сказал, что он направляется на хозработы. Нужно помочь семье командира взвода, поскольку тот командирован временно на остров Елены. Объяснил, как ориентируясь от Дома офицеров найти дом.
Когда он пришёл по указанному адресу, его встретила молодая женщина. Спросив, как его зовут, она представилась: «Люба». Оказалось, работа предстояла совсем несложная, нужно было очистить участок от мусора, собрать его в кучи, а потом сжечь.
Участок был небольшой, но Саня решил растянуть удовольствие хотя бы дня на полтора: завтра, в воскресенье в школе будет полно хозяйственных работ, а ещё и занятия на плацу. Работал медленно, тщательно, и пришедшая звать его обедать Люба удивилась чистоте на уже убранной части. После обеда он собрался идти работать, она предложила немного отдохнуть и спросила:
- А ты что, сам с собою разговариваешь иногда?
Саша смутился.
- Да нет, это я чтобы не скучно было, стихи читал.
- Наверное и мне нужно также, а то я иногда уже стала сама с собой говорить, как старая бабка. Всё больше одна, муж на службе целыми днями, потом дежурит то по части, то по гарнизону, а сейчас вот на этой Елене.
И рассмеялась:
- Надеюсь всё же, на острове Елена.
Поработав ещё несколько часов, Саша собрался идти в часть. Люба попросила передать старшине, чтобы его прислали и завтра, поскольку работа ведь ещё не закончена.
Когда он пришёл на следующий день, Люба его встретила как будто они уже давно знакомы. Она сразу извинилась, что не догадалась вчера предложить ему помыться после пыльной работы.
- Думаю ты до обеда закончишь работу, искупаешься, после этого уже пообедаем. Побудешь ещё у меня, отдохнёшь немного от своей казармы.
Саша поджёг кучи мусора, собранные вчера, и собирал граблями мелкий мусор на небольшом оставшемся участке, когда подошла Люба, взяла его за локоть и сказала:
- Сашенька, пойдём, ты уже наработался. Пока искупаешься уже обед будет готов. Халат в ванной я тебе повесила. После обеда стихи мне почитаешь. Знаешь про любовь?
Было странно, что после слов и намёков молодой соблазнительной женщины Саша не чувствовал никакого волнения, ничего в нём не всколыхнулось. Мелькнула мысль: «Что это со мной? Может правду говорят, что в армии в пищу что-то добавляют?». Чувствуя неловкость, он категорически отказался от ванны, сказал, что потом всё равно придётся на чистое тело одевать грязную робу, а ему это неприятно.
До обеда он успел завершить всю работу. Пока он ел, Люба рассказала немного о своей короткой жизни, что очень любит детей, поэтому окончила педучилище.
- Воспитательница детского сада, но с детьми поработать так и не удалось, вышла замуж. Вот и своего ребёнка нет, - с грустью сказала она.
Сразу после обеда Саша попрощался и ушёл. Он шёл в часть и думал: «Зачем это женщине, у которой муж такой интересный молодой офицер? Неужели обычная «островная» тоска? А может какие-то более серьезные причины?».
Окончена учебка, сданы все зачёты. Для кого-то полгода пролетели птицей, другие думали: «Наконец-то закончился этот кошмар». Конечно, они заблуждались, как и некоторые студенты, которые думают: «Скорее бы закончилась эта учёба, сессии, зачёты. Быстрее бы на работу». В жизни экзамены гораздо сложнее, чем в «учебках». Вот и их неизвестно что ждёт в боевых частях. Может ещё не раз вспомнят эту школу.
Самому Саше служба на Русском понравилась, но теперь он уже мечтал о море.
Курсантов распределили на различные флота. Саша, в числе нескольких курсантов получивший направление на Северный Флот, был рад и горд. Служба на Северном Флоте считалась самой трудной: морозы, ветра Заполярья, долгая полярная ночь и вечно штормовая Северная Атлантика. Кроме этого, Северный Флот был самым мощным из всех флотов в стране.
На погонах моряков стояла аббревиатура названий флотов, которая очень тонко обыгрывалась моряками:
Северный флот - самый сильный в Советском Союзе. Говорили: СФ – Самый Флот.
Тихоокеанский флот, второй по боевой мощи, поэтому ТФ – Тоже Флот.
Черноморский флот, слабоватый по мощи и самый парадный, поэтому говорили: ЧФ – Чи Флот, Чи не Флот.
В составе Балтийского флота были корабли и подводные лодки небольшого водоизмещения, Балтийское море очень мелкое, поэтому: БФ – Болотный Флот. Это совсем не умаляет флота и тех ребят, что служили там, на небольших надводных судах и дизельных подводных лодках. Опытные моряки знают, что на таких судах очень трудная служба.
Снова путь на катере через пролив, с Русского во Владивосток. Далее строем до железнодорожного вокзала, где ждал вагон, в котором их, выпускников разных учебок, должны были доставить в город Мурманск. Старшими были офицер и двое старшин. Вагон прицепили к поезду Владивосток-Москва, в Вологде его должны были отцепить и далее уже в составе другого поезда они последуют на север.
До свидания, Владивосток, Русский. Удастся ли когда-нибудь вновь побывать здесь?
В первый же день большинство ребят отправились в вагон-ресторан, благо всем им, перед выпуском из учебки, родственники прислали немного денег. Вагоны-рестораны в те времена были, как правило, полны посетителей даже в обычные рейсы, а здесь целый вагон только что вырвавшихся на свободу из-за колючей проволоки молодых ребят, горящих желанием потратить свои гроши. Две официантки, одна лет сорока, а другая совсем молоденькая девушка, бегали от столиков на кухню и обратно.
Саша с друзьями тоже заняли один из столиков. Обслуживала их молодая официантка. Пьянящий воздух свободы, наступившая весна, волнующее ожидание службы на корабле – от всего этого Саша был в ударе: шутил, рассказывал анекдоты, смешные случаи из жизни. Ребята хохотали, официантка часто подходила к их столу, слышала обрывки рассказов и смотрела веселыми, смеющимися глазами на Сашу. А в форме он тогда был хорош! Саша назвал имя, она своё: Настя.
На следующий день, когда они пришли в ресторан, Настя быстро освободила для них столик, объяснив засидевшимся, что другим тоже нужно поесть. Саша с Настей успели перекинуться парой слов и договорились о встрече после окончания её работы. Они встретились в служебном купе, предоставленном ей и другой официантке, долго расспрашивали – рассказывали о себе, и расстались, взволнованные знакомством, до утра. Следующий вечер они снова говорили, говорили. Потом целовались. Саша читал Насте Есенина, Блока, они снова целовались.
Через шесть дней после отправления состава из Владивостока приближался пункт их расставания – Вологда. Утром, до открытия ресторана, они долго прощались. Настя плакала, понимая, что они расстаются навсегда и больше уже не встретятся.
В Вологде их вагон пробыл целый день, моряки знакомились с городом, гуляли. Наверное, для ребят, попавших в гражданский мир после полугодового перерыва, все девушки на свете казались прекрасными, по крайней мере, они пришли к единодушному мнению, что не только Иваново, но и Вологда - тоже город невест.
На десятый день своего путешествия ребята прибыли в Мурманск — крупнейший в мире город, расположенный за Северным полярным кругом. Отсюда пути ребят расходились. Большую их часть направили в Североморск, морской порт на берегу незамерзающего Кольского залива Баренцева моря. Это главная военно-морская база Северного флота России.
_______________________
(1) Такое богатство досталось нашей стране. И вот такой бриллиант может превратиться в бриллиантовую пыль.
Главным загрязнителем озера долгие годы был Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат, построенный в 1966 году. Протесты начались еще до его сдачи в эксплуатацию и продолжались все время. Ни социалистическая, ни капиталистическая власть не хотела слушать общество. С 1999 по 2007 год, когда комбинат работал на полную мощность, объем выбросов с него составлял ежегодно до сорока восьми миллионов !! тонн сточных вод. Это значит, каждые сорок секунд, без перерыва, в озеро выливали огромную железнодорожную цистерну гадости.
В 2008 году его работу остановили. Но в 2010 г. комбинат возобновил работу, премьер Владимир Путин разрешил заводу сбросы. И лишь из-за долгов в 2013 году комбинат остановил основное производство. Вред, нанесенный Байкалу, возможно устраним, но что происходит сейчас на его берегах из-за попустительства властей, читатели знают.
(2) Долгое время имел статус закрытой территории. Здесь располагалась радиотехническая школа и находилась часть специального назначения ВМФ -42-й морской разведывательный пункт специального назначения.
(3) Эти пункты располагались на суше – береговые разведывательные отряды или на гражданских научно-исследовательских судах.
Перед выходом судна в море на них загружалось специальное оборудование. На борт, в гражданской одежде, поднимались специалисты техразведки. А поскольку научные суда допускались во многие порта и воды, куда нет допуска военным судам, то Генштаб ВМФ получал ценнейшую информацию.
(4) Через 45 лет Саша прочитал в новостях, что ушёл в отставку замминистра обороны Исаков. Имя и фамилия совпадали, возраст тоже. Возможно, это его бывший командир дослужился до таких высот.
(5) Салага - молодой, неопытный моряк. В основе слова лежит название острова Алаг, где при Петре І проходили обучение будущие моряки. Когда молодого матроса, пришедшего на корабль, спрашивали: "Откуда ты?", - он отвечал: "С Алага".
В дальнейшем ответ стал восприниматься как одно слово, применяют его к молодым, неопытным в чём-то, и не только на флоте.
Чилим –название одного из видов креветок. Целые стаи молоди этих креветок зеленого цвета плавали у берегов о. Русский. Здесь в унизительном смысле: зеленый, молодой.
(6) Год, когда призвали Сашу, был первый со сроком службы на флоте 3 года. До этого служили 4 года. Дело в том, что прежде на флот попадали в основном ребята с семью классами образования, а то и менее, их нужно было дольше обучать.
(7) Секретная часть Тихоокеанского флота была создана в 1955 году ("Холуай" - название бухты вблизи Владивостока), позже передислоцировалась на остров Русский, где разведчики-диверсанты проходили боевую подготовку. Об этих ребятах ходило множество легенд. Их физической подготовкой восхищались, называли сливками спецназа.