Антивоенная сказка
Да-да, МЫ и есть та самая ХУНТА И КАРАТЕЛИ.
Почему я так написал.
«Мы», потому что артиллерия – род войск коллективный, слово «я» как правило, не уместно.
В расчете орудия, словно в живом организме, все делается сообща, все действия синхронны, а одиночный артиллерист в поле не воин.
Вообще, в любой армии, солдат – это песчинка, винтик сложного механизма, кирпичик в огромной стене. Только вот именно из этих песчинок созданы волнорезы, останавливающие разгул стихии, из этих кирпичиков состоят стены, которые не в силах пробить враг.
Мы, всего-на-всего, условное обозначение на тактической карте. Не больше и не меньше.
«Хунта и каратели» - это страшилка общеизвестна, так нас величают вечерние мудозвоны, сливные бачки и прочие создатели «распятых мальчиков», «диспетчеров карлосов» и рыдающих коров. Мы правообладатели «клаптика земли и двух рабов».
А еще нас называют «укропами». Ущербные думают, что это остроумно, а нас они оскорбили.
Зря. Нас это только веселит, а «УкрОп» расшифровываем как «український опір». Украинское сопротивление, если по-русски. У многих на рюкзаках, форме или в кармане имеется неуставной шеврон с соответствующим изображением и надписью. Спасибо волонтерам…
Вот и познакомились.
Это история из нашей жизни.
Я человек неверующий. Глубоко не религиозный. Можно сказать, убежденный атеист.
Слово «иконы» в моем лексиконе – редкость.
Бывал, конечно, и в православной церкви и в костеле и в мечети. Для общего развития. К верующим отношусь с уважением, – у этих людей есть убеждения, идеалы, нормы поведения, своя система ценностей…
Как-то в детстве был на экскурсии. В церкви на стене была закопченная, поврежденная фреска. Гид ограничился дежурной фразой (зачем забивать головы школьникам). Все послушали и пошли дальше.
А я застыл на месте. Меня поразил древний почерневший лик. Он не был похож на привычные мне фото и картинки. Казалось, глаза, нарисованные на стене столетия назад, принадлежат живому существу. Не человеку. Они НЕ смотрят на тебя, они глядят в твою душу.
Видать, тогда я и запомнил слово «иконы».
* * *
…Лето 16-го года было жарким. Воинская служба приближалась к концу. В виду реформирования и перехода на новые стандарты в линейных частях остро ощущался некомплект личного состава.
И если с орудием мы наловчились управляться малыми силами (в наличии было чуть более половины штатной численности расчета). При этом еще умудрялись перевыполнять советские нормативы хронометрии.
Намного хуже дело обстояло с охраной места дислокации. Лагерь дивизиона находился в полутора десятке километров от «нуля». Участок фронта не спокойный. Беспокоящие обстрелы были не редкостью. Растяжки и прочие прелести половецких степей тоже со счетов нельзя сбрасывать. Правда, слухов о блуждающих ДРГ было на порядок больше, чем гостей непрошеных.
В такой обстановке надо быть на чеку. И это не для красного словца. Это не для выполнения и перевыполнения требований устава.
Это для того, чтобы не подвести товарищей по оружию. Это для того чтобы все вернулись домой. Мы уточняли поставленную задачу: «домой в заводской комплектации».
Обещанное массовое пополнение контрактниками к нам не торопилось.
Сдаем боевое дежурство второй батарее и в течении четырех часов обязаны заступить на охрану лагеря.
Комбат расставляет людей и пытается рокировками «выровнять» количество людей на постах. Ни черта не выходит.
Кэп просит (!) выделить ему хоть пару человек. Командир дивизиона связистами не жертвует, начштаба отсутствует, а наш «горячо любимый «замполёт» батареи включает режим «донбасс - отличный морозильник». Редкостный индивид. Он еще удивляется, за что его недолюбливают. Зампотыл разрешает одному из трех поваров ходить на посты. В строй просится доктор с загипсованной рукой (ему, не молодому человеку, вежливо отказывают), в одну из шеренг молча становится соб батареи (офицер-артиллерист он так-себе, зато человек замечательный, уважаем его решение).
У комбата кое-как начала «сходиться математика».
Мой пост четвертый. Получаю под свою ответственность еще одну радиостанцию. Бинокль 1954 года выпуска у меня имеется по штату, как собственно и новенький американский ПНР. Моя же «радейка» становится источником связи для нашего блиндажа.
Должность старшего поста ни разу не радует. Единственная «преференция» - следить, чтобы батареи для «ночника» и «мотороллы» были заряжены. Следить за работоспособностью пулемета. А, забыл. Еще обязуюсь отдуваться за всех, если что пойдет не так. Надеюсь, что никто не накосячит. Прелестно, блин.
Масштаб трагедии до меня «доехал» на инструктаже, когда нам была разъяснена текущая оперативная обстакановка и требование в темное время суток находиться на посту по двое. С понурой головой возвращаюсь в блиндаж.
Организовали военный совет и на общем «собрании акционеров 4 поста» составили график выхода на дежурство на листике в клеточку. Вышло 4 часа стоишь, 6 или 4 – отдыхаешь, ночью на посту двое: один дремлет, другой ведет наблюдение и докладывает, потом, - наоборот.
Ну, ничего, – неделю выдержим. Неделя – это не так и долго.
Я неисправимый оптимист.
Все идет ровно. Происшествий нет. Неделя подходит к концу. Недосып чувствуется, кофе употребляем декалитрами. От постоянного напряжения глаза покраснели и слезятся. Вот-вот «отмаемся». Где это чертово пополнение?..
На, тебе. Бляха. ЧП во второй батарее.
Нам с того, если честно, ни холодно не жарко. Глубоко индифферентно.
Думаем, нас не коснется.
Не угадали. За их «залет» двойное наказание: машины в ближайший мирный город отменяются и «двойка» продолжает нести боевое дежурство. Еще неделя…
Превращаемся в роботов.
Просыпаемся автоматически, за секунды до будильника, дежурим, спим, снова на пост. Доклад, проверка заряда аккумуляторов, взгляд в окуляр. Просматриваешь вверенный тебе сектор. Днем – бинокль, ночью – ПНР. Жаль, тепловизор не выцыганил. Время не чувствуешь, оно отражается только на наручных часах и на установленных сигналах будильников в телефоне. Заставляешь себя есть. Необходимо побрить хлебальник. И так сойдет.
Время тянется, кажется материальным, вероятно, оно похоже на вязкую болотную жижу или кисель. Или паутину? Как я раньше до этого не додумался?..
Так, стоп. Философ хренов.
Надо уменьшать количество кофе. Так и до галлюцинаций уже не далеко. Нервы на пределе. Нужен ясный ум. Усталость. Глаза болят.
Наконец-то. Построение возле лачуги с громким названием штаб.
Мы обескуражены. Пополнение прибудет через 7-10 дней (какая, ять, РАДОСТНАЯ НОВОСТЬ).
В воспитательных целях и закрепления эффекта, бла-бла-бла, в назидание и для недопущения в будущем, бла-бла-бла, ОСТАВИТЬ вторую батарею на боевом дежурстве ЕЩЕ на неделю.
Мы раздавлены. Даже возмущаться сил не осталось. Бредем домой молча. Леха в ритм шагу щелкает переводчиком огня на автомате. Ваня-охотник обращаясь то ли ко мне, то ли к себе, задумчиво протягивает: «Скажите ЕМУ, что калаш – это ЕМУ не игрушка».
Лениво "подкалываю" побратима: мол, у «ему» есть позывной и имя-отчество, «ему» зовут Алексей Владимирович, это, так, для справки. Дружно смеемся, я б даже сказал, истерично хохочем.
Ну, не плакать, же, в самом деле
НЕДЕЛЯ ПРОЛЕТИТ НЕЗАМЕТНО
И действительно неделя прошла. Прошла незамеченной.
Я смутно помню. Все как в тумане. Все действия выполнялись на автомате.
Все четко. Без сбоев. Я знаю точно: за три недели на «моем» посту ни одной задержки доклада, пулемет исправен, ни одной несвоевременной замены аккумулятора…
Но это все чепуха. Главное – люди. Они выстояли, выдержали.
К своему стыду слабину дал я: последние двое суток дежурства у меня не хватало сил и желания возиться с берцами. Я в них спал. Проверять маскировку нашего орудия и бриться перестали еще на второй неделе. Глаза…
Боюсь глянуть на себя в зеркало, хотя раз в 4 часа прохожу мимо импровизированного умывальника на пути в блиндаж. Боюсь себя не узнать.
Сдали дежурство. Сумерки. Чувств и эмоций нет. Впервые за долгое время гляжу в лица товарищей. Похудели, осунулись. Лица темные, впалые щеки. Воспаленные глаза кажутся огромными и нечеловеческими.
Я такое уже видел!
Мысли путаются. Голова на подушке… Засыпаю…
Видел!… Видел… Эти глаза… Воспоминание из детства… Перед тем, как забыться, беззвучно называю слово
ИКОНЫ
10.11.2020.