Искреннюю радость доставляет человеку возможность восхищаться кем-нибудь; ничто так не возвышает его — хотя бы на короткое время — над всеми мелочными условиями, как искреннее восхищение.
Томас Карлейль, английский писатель и философ.
Что мы знаем о Земле — единственном месте во всей необъятной вселенной, где человечество и всё, чем заполнена её поверхность нашло приют и гостит не спросясь? Ну да, — приблизительно известен возраст; известны геометрические размеры; расположение материков и океанов; строение. И всё. Известна научная версия возникновения планеты Земля 4.5 миллиардов лет тому назад в результате большого взрыва, оцениваемым событием 20-ти миллиардной давности, и библейская версия — версия сотворения.
Английский писатель-фантаст сэр Артур Конан Дойль в своём рассказе "Когда земля вздрогнула" представил Землю как живой организм и с помощью эксперимента, проделанного книжным героем профессором Челленджером, пробурил сверхглубинную скважину и стал свидетелем того, как Земля ответила на это беспардонное вмешательство. Она вздрогнула, смела своими извержениями всё то, что явилось причиной той боли, которую ей нанесли, а потом затянула рану и продолжила свой бег во вселенной, как ни в чём не бывало. (Здесь может подойти и версия покоя на трёх китах. Это ничего в данном случае не меняет — кому как удобно). Рассказ поучительный и захватывающий в то же самое время.
Помнится, как меня, школьника, потрясла эта фантастическая история. Наверное, первый раз в жизни я ощутимо физически оценил своё истинное местоположение вне рамок стереотипа. Хочу признаться, что в этом положении нахожусь до сих пор, памятуя литературный урок Артура Конан Дойля. (В связи с этим понимаю себя, когда неоднократно навещая своих родителей в госпитале, совсем рядом с ним, по адресу: 2151 Sacramento, в Сан-Франциско, случайно натолкнулся на особняк с мемориальной табличкой, в котором проживал писатель и был очарован только от одного чувства хотя и косвенной, но всё-таки — сопричастности. Но это не имеет особого значения). Главное здесь то, что сама версия того, что планета Земля является живым организмом, повернула моё сознание к бережному и уважительному к ней отношению. А вдруг! Кто знает...
Собственно говоря, это был, наверное, мой первый опыт осознания окружающего меня — чего-то значительного и не укладывающегося в простое разумение.
Говоря о Земле могу с уверенностью сказать, что с тех пор, как человечество поселилось на планете, (не могу поверить в теорию эволюционного развития Дарвина в отношении постепенной трансформации морепродуктов, выползших на сушу, превратившихся в обезьян, а затем в Homo sapiens), Земля кардинально обогатилась разнообразными свидетельствами его жизнедеятельности. Что только не было создано людьми! Порой кажется, что всё это делалось с одной главной целью — восхищённо удивлять торжеством Разума и Мастерства. По крайней мере я уже давно пребываю в этом состоянии и не устаю это делать никогда. Поэтому бесконечно благодарен сэру Конан Дойлю за его рассказ. Беру на себя смелость представить, что может быть, кто-то, прочтя это, тоже последует моему примеру? Поверьте, восторженность нас обогащает и скрашивает наше существование разноцветьем красок радости и восхищения. И нет этому предела!
Что в этом мире более значительно? Природные ли образования или рукотворные? (Позже, вследствие важности понимания, я задамся этим же вопросом ещё раз, вкладывая в это несколько иное определение). Вопрос своей постановкой неуместен, так как человек является частью природы, а значит речь может идти только лишь о явлениях, как таковых. Говоря о себе, могу сказать, что в моём сознании всё, что создано человеком, по эмоциональному накалу внутренних ощущений вызывает во мне восторг и восхищение гораздо больше, чем созерцание земных и водных ландшафтов или растительного и животного мира, вместе с тем, полностью исключая какое бы то ни было неестественное равнодушие к этому.
Не хочу быть голословным в моей любви не только к рукотворным природным образованиям и приведу пример моей встречи с Леной — сибирской рекой, необъятной взору из-за величия водной стихии. Есть на свете реки и побольше. Амазонка, например. С ней вообще ничего не может сравниться. Мало чего есть на свете! Говорю о том, что видел сам. По подсчётам специалистов река Лена занимает восьмое место в мире по главному показателю — полноводью. Лена меня по-хорошему удивила. Такой большой реки ни до ни после я не видел. Родился и жил в Киеве у Днепра, воспетого Николаем Васильевичем Гоголем и уверявшему, что "редкая птица долетит до середины Днепра" и не представлял, что есть что-то более величественнее. А тут такое! Другого берега не видно — теряется за горизонтом. Долго мы тогда плыли на моторном пароме, пересекая её водную гладь!..
Из семи рукотворных чудес света, воспетыми историками Древнего мира, до наших дней сохранилось только одно — пирамида Хеопса в Египте. Груда камней, со своими тайнами и загадками, искусным строительством, но всё же — груда камней. (Знаю, что не прав, но ничего не могу с собой поделать). Оценки значимости были в то время очень уж субъективны, впрочем, как и в наше время, и основывались на эстетике Древнего мира. Пусть так. И это можно принять.
Наше время предполагает другие подходы в выборе эталонов красоты и канонов эстетики. Не хуже и не лучше — другие. На основе эволюции сознания и техногенных решений. А теперь о других реалиях собственного восхищения.
Кто не видел ночной Нью-Йорк с самолёта советую посмотреть. Мне посчастливилось это когда-то и с тех пор я нахожусь под впечатлением от увиденного. Рейс самолёта Нью-Йорк — Сан-Франциско начинался плавным разворотом над крупнейшим городом США перед тем, как лечь на курс пересекая континент. У нас была возможность в полной мере насладиться открывшейся панорамой. Непередаваемое зрелище иллюминированного мегаполиса. Я застыл у иллюминатора и бессильно откинулся в кресле только когда эта фантастическая картина скрылась в облаках.
А за день до этого я обозревал Нью-Йорк при свете дня с высоты одного из самых высоких зданий — Эмпайр Стэйт Билдинга. Каждый мой восторг я бы снабдил возгласом: "Это надо видеть!" Без исключения, это можно отнести ко всему, о чём я рассказываю. Не стало исключением и это зрелище. Через несколько лет, когда довелось побывать там вторично, мы поднялись уже на смотровую площадку на крыше Южной башни - одной из двух рядом стоявших башен-близнецов, разрушенных позже террористами, направивших свои самолёты на эти сверхвысотные небоскрёбы, именуемые Всемирным торговым центром. А тогда, только радость переполняла нас. Радость пополам с восхищением и гордостью за людей, сумевших возвести этот грандиозный город на островном побережье Атлантического океана.
Говоря о Соединённых Штатах Америки, и о Нью-Йорке, в частности, не могу не вспомнить поездку на небольшой островок перед корабельной бухтой, где вот уже более ста лет возвышается величественная статуя Свободы. Стоя в длиннющей очереди, перед тем как подняться на смотровую площадку у основания монумента, у меня сама-собой сложилась мысль: "Ох, не прост этот путь к свободе!", что в прямом смысле этих слов было реальностью и соответствовало моменту. Образ женщины, держащей в одной руке скрижаль с датой принятия Декларации независимости США — 4 июля 1776 года, а в другой руке, поднятой вверх — факел, — известен во всём мире. Панорама, открывавшаяся на отдалённый город, была нам наградой и достойной компенсацией нашего нелёгкого проделанного пути на подступах к статуе Свободы.
Настраиваясь на волну воспоминаний, наслаждаюсь обрывками памяти из далёкого-далека...
… А дамба Гувера (Hoover Dam), — грандиозная водная плотина гидроэлектростанции построенная в 1935 году, высотой 220 метров (Кстати, метров на 80 выше пирамиды Хеопса), перегораживающая реку Колорадо недалеко от Лас-Вегаса и виденная мною однажды? Об этом я могу говорить бесконечно, ведь тема инженерных сооружений и их созерцание вызывает высокую эмоциональную приливную волну, ввергающую меня в полный экстаз восхищения деяниями человеческих рук и людскими возможностями.
Кто-то получает удовольствие от рассматривания полотен великих мастеров живописи, кто-то - от музыкальных, оперных и балетных представлений, кто-то - от скрещивания сортов растений и злаковых культур. Я с уважением отношусь к первым, вторым и третьим. Полностью разделяю их интересы. Но... предпочитаю рассматривать инженерные сооружения, вслушиваться в грохот производства, выхватывая чутким ухом из многообразия звуков — звуки работающих машин, воспринимаемые мною, как лучшие мелодии. Одна из самых моих любимых телевизионных программ "How it's made"("Как это сделано") — цикл передач о том, как делается то, чем мы пользуемся в повседневной жизни, начиная, например, с гвоздей и кончая сложнейшими автоматическими системами или сложнейшими механическими приспособлениями. И что меня больше всего приятно поражает в увиденном, — разнообразие роботов, хитроумных автоматических станков и механизмов для замены ручного труда и интенсификации производства. Вот где есть разгуляться нашему восхищению разумом и подивиться неисчерпаемым возможностям инженерной мысли!
Заканчивая американскую главу моих восторгов и восхитительных ощущений, очень поверхностную и неполную, не могу не вспомнить "Американские горки", имеющие общность с Америкой только в названии и конструкции, но увиденные мною и лично обкатанные далеко от Америки — в Киеве. В самом начале 1970-ых годов, на правом берегу Днепра был установлен аттракцион "Американские горки". Думаю, что это, в том числе, было приурочено к визиту президента США Ричарда Никсона в Советский Союз, побывавшему и в Киеве. Честно говоря, я не большой поклонник любого, касающегося меня испытания вестибулярного аппарата. Помню, когда ещё в школе проходил медицинскую комиссию от военкомата и меня раскрутили на вращающемся кресле, я с него почти что не свалился. Хорошо ещё, что был наглухо привязан ремнями к креслу. Не люблю качели, карусели и всякого рода центрифуги. Чувствую, как земля уходит из под ног. Но здесь...
Наша большая компания, включая девушек решила попробовать себя на этой, невиданной доколе штуковине. Я сомневался, но переборол себя. И... не пожалел. Конечно, захватывало дух от мелькания и перегрузок, когда тебя, в тележке, сначала затянули на самый верх по узкой железной колее, отпустили и ты летел в пропасть, а затем снова возносился, переворачивался на бок, ввинчиваясь в пустоту и снова терял сознание от падения в бездну. Длился весь этот кошмар аж 45 секунд, я засекал время. Но когда тележка, израсходовав весь запас потенциальной и кинетической энергии, плавно подъехала и замерла у остановочной отметки, не поверите, — у меня было огромное желание повторить это вновь. И от этого было легко и радостно.
Память, по только ей известным лабиринтам возвращает в детство и вот уже я, ростом чуть выше прилавка, расплатившись копейками, морозной зимой пью ледяной томатный сок из гранёного стакана, предварительно налитый туда из вертикального конуса плотно закутанной до глаз продавщицей неотапливаемого овощного магазинчика на моей родной улице Свердлова недалеко от моего дома, не забыв всыпать туда перед этим половину чайной ложечки соли для вкуса и размешав в предвкушении счастья от послевкусия. Сомневаюсь, восторг ли это? Да — он, без сомнения. И, может быть, даже больший, чем всё остальное. И всё же, опять, с желанием вспомнить всё возвращаюсь к времени, более приближенному к другим впечатлениям. Анализирую кстати подошедшее и прихожу к выводу, что от восторга не грех и умереть, так это законченно и значимо в моём сознании. Или, что то же самое, — если уж умереть, так с восторгом! Но это так, представления и не более того. Попытки осмысления значимости жизни с придачей афористичных формулировок. Жажда жить всё-таки побеждает! А вместе с этим и образы виденного заслоняют посторонние мысли, наталкиваясь на риторические восклицания...
… А грандиозный, самый большой в мире Собор святого Петра в Риме?! А башня Эйфеля в Париже?! А Исаакиевский собор в Сант-Петербурге?! А вид на Рио-де-Жанейро с горы Корковадо, с парящей, как бы над миром грандиозной статуей Христа-Искупителя на вершине?!
А... А... А... Ещё и ещё...
Кажущуюся кому-то сумятицу в изложении хочу компенсировать стройностью конструкции... паутины. Да, да. Я ничего не путаю. Именно — паутины. Когда-то увидел её, замер от восторга, пребывая в этом состоянии, из которого меня вывела группа знакомых женщин — сотрудниц по работе, проходящих мимо. Захотелось с ними поделиться радостью собственного восторга. Но... Не нашёл в них, мягко говоря, адекватной реакции, созвучной моей. Позже, прочитал очевидное высказывание древнеримского поэта Горация, дошедшее до нас издалёка: "Не все восхищаются одним и тем же и не все любят одно и то же". Волей-неволей придётся согласиться.
Паутина мирно покачивалась от лёгкого ветерка в сиянии солнечных лучей и потому просматривалась в мельчайших деталях. Прикреплённая своими концами к двум невысоким кустам, растущих в метре друг от друга, она представляла собой законченное инженерное сооружение, достаточно прочное, эластичное и совершенное с точки зрения определения правильных геометрических пропорций, выполненное без всяких измерительных инструментов и приспособлений. Как такое только могло создать малюсенькое существо?! Вот у кого можно поучиться точности расчёта и работоспособности. У меня не поднялась рука нарушить эту гармонию красоты. И я удалился восвояси, восторгаясь и удивляясь увиденному.
Не менее значительными, а в чём-то более значимыми, но уже с точки зрения не высоты сооружения, а высоты морали и безоглядного нравственного подвига, ценой собственной жизни, являются поступки людей, заслуживающие поклонения и восторга.
Именно так можно расценить поступок пленного американского лётчика, воевавшего во Вьетнаме, сбитого советской ракетой и попавшего в плен. Отец пленного — сын адмирала и сам, - адмирал, главнокомандующий Тихоокеанским флотом США в то время, а до этого — главнокомандующий Военно-морскими силами США в Европе, договорился с вьетнамским командованием об освобождении своего сына Джона. Казалось бы... Ан, нет. Пленный лётчик, находясь в плену и подвергаемый невыносимым пыткам, превратившими его впоследствии в инвалида, выдвинул встречное условие: "Или вместе со мной выходят все пленные, или я остаюсь в плену". Вьетнамцы не пошли на требования Джона... В нечеловеческих условиях прошло пять с половиной лет и Джон, был освобождён только после окончания войны. Его встречали как героя, а президент Ричард Никсон пригласил его в Белый Дом и удостоил высшей награды. Вот такая история из жизни Джона Маккейна — будущего многолетнего сенатора, кандидата в президенты США 2008 года. Жизнь этого человека достойна восхищения!
Андрей Дмитриевич Сахаров... Помню рассказ писателя Виктора Некрасова о том, как Сахаров с женой Еленой Боннэр приезжал к нему в Киев. Погостив в Киеве, Сахаров, один из ключевых учёных-создателей ядерного оружия в конце 1940-ых, начале 1950-ых годов, трижды Герой Социалистического Труда, ставший академиком в возрасте тридцати двух лет, уезжал в Москву. На железнодорожном вокзале в Киеве, очередь в билетные кассы вокзала была неимоверной. (Я знаю, что собой она обычно представляла в летнее время — тысячи разгорячённых пассажиров пытающихся разъехаться по стране с крупной узловой станции). Так вот, Андрей Дмитриевич мог бы вполне воспользоваться своим "геройским удостоверением" и получить билет без очереди, тем более, что он был не единожды Героем, а трижды. Он же предпочёл этого не делать и выстоял в очереди как все. Среди толчеи, криков, разгорячённых тел, в накалённой атмосфере нервозности и взаимной неприязни. Только один этот штрих характеризует его высокоморальные качества. Не буду описывать его тернистый научный и гражданский путь, сродни подвигу, от преуспевающего молодого учёного, в 1948-ом году “влившимся” в коллектив физиков-ядерщиков, работавших над созданием атомного оружия до осознавшего позже пагубность содеянного и пытавшегося как-то упорядочить использование оружия массового уничтожения ценой карьеры, собственного благополучия и свободы из-за своей правозащитной деятельности. Это общеизвестно. А упомянул имя великого Гражданина с целью выразить своё поклонение и восторг личностью этого Человеком с большой буквы!
Похороны безвременно ушедшего Андрея Дмитриевича стали трагедией для всех неравнодушных и совестливых граждан страны, воспринявших его кончину глубоко лично. Свидетельство этому - сотни тысяч москвичей и приезжих, собравшихся проводить Андрея Сахарова в последний путь 18 декабря 1989 года, обьединённые порывом единства всеобщего горя.
Не имея возможности быть среди них в день похорон, на следующий день, рано утром я поехал на Востряковское кладбище, где упокоился Сахаров. Без труда нашёл его свежую могилу, утопающую в бесчисленных цветах и венках. Какие-то люди стояли молча вокруг. Горели свечи, было тихо и только потрескивали от мороза ветки рядом растущих деревьев. Случайно разговорились с каким-то парнем, таким же как я, пришедшим отдать последний долг. Постояли ещё немного. Ходили слухи, что возможны провокации и беспорядки. Накануне похорон поговаривали о возможном осквернении места погребения. Времена были неадекватные, тревожные. Противостояние устоявшейся системы и зарождающегося демократического движения отзывалось эхом нестабильности в общественной и политической жизни, как на уровне государственном, так и среди отдельных граждан.
Не знаю, что меня подвинуло на это? Наверное, тот самый, упомянутый мною, порыв единства. По какому-то зову души я предложил моему новому знакомому поехать к дому, где проживал академик Сахаров и сообщить его семье о состоянии обстановки на кладбище. Другими словами - успокоить вестями об отсутствии каких бы то ни было эксцессов на могиле. По принципу: любые вести полезны, тем более - хорошие. А может быть мною руководило сострадание к его семье и желание хоть как-то облегчить их горе? Да, и это тоже.
Адрес я знал: "голоса" из транзистора в своё время просветили... У подъезда дома на улице Чкалова, что на Садовом кольце, было много цветов. Как и на могиле - горели свечи. Поднялись на нужный этаж, позвонили в квартиру. Дверь открыла дочь Елены Боннэр - Татьяна, приехавшая на похороны из США.
- Мама не может подойти, - сказала она нам, не дожидаясь нашего обращения. - Она отдыхает после вчерашних похорон.
Как можно вежливее, я объяснил, что, конечно, мы и не думали её беспокоить и прояснил причину нашего вторжения, сообщив о том, с чем пришли. Она вежливо поблагодарила и мы распрощались.
Какими поступками мы способны воздать честь, не забыв и сохранив память и уважение к Андрею Дмитриевичу Сахарову за его жертвоприношение всем нам?! Не тем ли же самым? Способны ли мы на это?..
Что в этом мире важнее: рукотворные творения или природные образования; человеческое величие или примеры грандиозного апофеоза мысли и мастерства, — всё то, что завораживает нас целиком от восхищения и наполняет нас гордостью, хотя бы только одним фактом нашей сопричастности со всем этим? Ответ очевиден: значительно всё перечисленное без исключения, благодаря чему существование в этом цивилизованном мире отличается от существования в другом измерении — измерении будничности, скуки и пустоты. Торжество цивилизации расположено в сфере разумного сочетания всего того, что создано однажды и навек.
А напоследок я скажу... Всё, описанное здесь, инспирировано... моим эгоизмом. Захотелось в какой уже раз восхититься тем, с чем довелось познакомиться, увидеть, прочувствовать, оценить, осмыслить. При этом, получая радость — искреннюю радость. Чего и вам желаю.