Налетел Борей, жаром обдавая лица. Тёмная набережная Старой Паллады наполнилась толпами гуляющих. В раскалённом воздухе носились видения. Люди прогуливались, жадно вдыхали солёный зной и смутно чувствовали чьё–то присутствие. Алекс вышел из винного погреба, бережно неся в бумажной сумке дорогой коньяк. Рассеяно взглянул на прогуливающихся, подставил лицо горячему ветру.
Опять схватило сердце. Второй раз за сегодняшний день. Или третий? События последних недель замучили его совершенно. Алекс вздохнул, достал из нагрудного кармана таблетки. Заглотнул, не запивая, одну. Присел на каменную ограду, ещё сохраняющую жар августовского солнца, отдышался.
Была полночь. На площади стала собираться молодёжь. Двери ночных клубов отворились и беззаботные лениво просочились внутрь. Ветер утих так же внезапно, как и начался. Напрасно он весь день гнал от себя любые воспоминания об Ифигении.
Вспомнил их недавний разговор. Ифигения сидела на краешке стула, словно хотела упорхнуть, а в руках небрежно крутила цветок розы.
– Мне кажется, что никогда не любила тебя, – словно нехотя, произнесла она. – Думаю, что нам следует разойтись.
– Какие глупости, – отмахнулся Алекс. – Зачем тебе всё это? Зачем тебе развод? Мы прожили вместе целую жизнь.
– Какое значение сейчас имеют эти годы…
Он охнул и осел. Она не сдвинулась с места.
– Во всём виновата вравикардия, – пробормотал Алекс тоскливо. – О здоровье как–то не думаешь, когда оно есть. А когда лишаешься, проклинаешь себя за легкомыслие, с которым его растрачивал.
– По–моему, ты чересчур увлёкся, – сказала Ифигения раздражённо, – и влез в политическую игру, которая может стоит тебе карьеры. А может, и жизни…
– Ты забываешь, что я политический репортёр, – возмутился Ламбринос, хватаясь за сердце.
– Ты дружок, видно, не понимаешь, во что ввязался! Тебя уже не раз предупреждали серьёзные люди, чтобы ты вышел из игры. Но ты ерепенишься… Только учти, я не участвую в этом.
– Но мы с тобой провернули столько расследований. Я написал столько бестселлеров!
– А я тебе говорю: забудь об этом расследовании. Оно нам не по силам, – недовольно скривилась она.
– Мои книги произвели революцию в современной философии.
– Революция–то прошла незаметно, – зло отозвалась Ифигения.
– Я не понимаю, ты что бросаешь меня из–за этого расследования?!
– Кажется, ты не понимаешь, что тебе говорят. Может, ты забыл, что у тебя тоже рыльце в пушку? Оставь чужие преступления! И задумайся! Как бы тебе не вспомнили прошлое! Тебе не жаль того, что ты заработал?! Не жаль вполне особнячка в Сен–Жермен? Там тебе легче было писать эти твои книжонки.
– Ты, кажется, сказала: «легче было писать»? Думаешь, в сорок пять я уже не смогу написать новых книг?
– Да нет, просто ты больше не будешь там жить.
– Кто это так решил? – недоумённо поднял брови Алекс, повернул голову, чтобы…
Но Ифигении рядом не было.
– Тьфу ты! Померещилось, что ли? – растерянно пробормотал Алекс.
Тут стало слышно, как звонит колокол в Соборе Благовещения. И Алекс машинально, совсем как в детстве, принялся считать удары колокола.
– Десять. Одиннадцать. Двенадцать.
Пытаясь отогнать навязчивое видение приближающейся беды, Алекс затряс головой. Видение исчезло. А вот слова так и остались в сердце, застряв там занозой.
Вокруг него сновали люди, носились мотоциклы. Молодёжь ныряла в блестящие ловушки баров. Открываясь, двери выплёвывали отрывки глупых песенок. Никому не было дела до писателя, скорчившегося на каменной ограде.
Тут, перед глазами его поплыли марева, к горлу подступила дурнота. Алекс поискал глазами за что можно ухватиться, чтобы не упасть. Вдруг, у самых его ног, скрипнув тормозами, появилось такси.
– Вам куда? – высовываясь в окошко, спросил водитель.
– В Арнадос, – растерянно пробормотал Алекс.
– Садитесь.
Алекс покорно поплёлся к машине.
«Хуже быть уж не может! – думал он. – Самое плохое со мной уже произошло!»
Машина между тем, помчалась, взвизгнув тормозами. Убежала за окном Старая Паллада. Унеслась, мелькая огнями, набережная города. Исчезли кафе, рестораны и узери. Такси свернуло налево.
«Слишком много волнений за последний месяц, – сказал себя Алекс. – Это предательство Ифигении ещё долго будет сказываться на моём здоровье».
И тут, под влиянием разговора с бывшей женой, на него набросились воспоминания. Сначала он вспомнил, как когда–то Ифигения буквально преследовала его. Подумать только, что он в то время ухаживал за её сестрой! Маргарита! Вспомнил Алекс. Она была весьма взбалмошной особой. А ведь он даже вроде собирался жениться на ней.
Ифигения и Маргарита были близнецами. Почти полное сходство. В молодости они были красавицами. Внешне их трудно было различить. Однако была между нами существенная разница в характерах. Маргарита была неспокойной, напряжённой. А вот Ифигения была мягче сестры.
Несколько странно для близнецов. Но у сестёр действительно отличались и характеры и вкусы. Словно, они искусственно пытались избавиться от своей похожести.
Наш герой сначала влюбился в Маргариту, но очень скоро заметил, что она ни сколько не интересуется его делами. А Алекс был страшным эгоистом. Его задевало это её безразличие.
Зато как влюблена была в него Ифигения! Сколько ловушек было ему подстроено! Сколько лукавых взглядов было ему послано! Воистину она была весьма изобретательна.
Даже профессию она выбрала близкую ему по духу. И ему казалось, что её заинтересованность в его расследованиях была искренней. А как убедительно она расследовала вместе с ним самые запутанные дела! И подстёгивала его. И подбадривала. И Алекс попался, наконец, в её ловушку.
Когда они с Ифигенией объявили о своей свадьбе, Маргарита даже пожелала быть у них свидетельницей. Да и в дальнейшем Маргарите нравилось гостить у них. И только самому Алексу были не по душе эти её визиты.
А вот что действительно было смешно, так это то, что сестры никогда не ссорились. Не поссорились они и из–за него. Была между ними какая–то особая связь.
Чтобы не думать о предательстве жены, Алекс возвращался мыслями к своему новому труду. Ему казалось, что, таким образом, неприятности оставят его в покое. Но кошмары не пропадали, а видения, по–прежнему, вели с ним престранные беседы.
Не далее, чем вчера, он проснулся среди ночи и увидел на своей койке Смерть. Она тихонечко сидела на его одеяле, уютно подогнув под себя ладную ножку. Чёрный газ её одеяния подчёркивал стройность девичьей фигурки и одновременно, придавал её лицу неземную прелесть.
Алекс, ещё помниться, удивился. Но вовсе не тому, что Смерть, как ни в чем не бывало, сидела на ложе его страданий. Он вжался в подушку, словно та могла спасти его и, дрожа всем телом, просипел:
– Мне ещё рано умирать! Мне – всего сорок пять. Я жить хочу!
– Тяжёлая работа! – сказал девушка, ни к кому, собственно, не обращаясь. – Того и гляди, от этих переживаний появятся морщины. А награды – никакой. Иногда даже начинаешь завидовать смертным за то, что они способны чувствовать удовлетворение. А мы?! Мы лишь выполняем долг. Одно развлечение – подглядывать в человеческие мысли. Впрочем, мои сотрудники не разделяют моего энтузиазма насчёт ваших мыслей. Приписывают его моей молодости. Старые хрычи! Думают, что они умнее всех. Я бы посмотрела на их рожи, если мне вдруг вздумалось бы нанести им рабочий визит.
Если бы всё это не было столь трагично, Алекс расхохотался бы. Но ему было не до смеха.
– Работают, понимаешь, по старинке, – с озабоченностью во взгляде, жаловалась Алексу Смерть, – не учитывая ни времени, ни обстоятельств. Один носиться со своим ключом, как с писаной торбой. Ему, верно, кажется, что мироздание строится на его ключе. А другой – просто чокнутый. Вечно из каждого процесса цирк устраивает. И никто ни хочет работать, – серьёзно объясняла она. – Я же думаю, что если берёшься за работу, то просто необходимо вникнуть в её суть. А суть моей работы – это вы.
– Я и не знал, что вам тоже нужно работать, – пробормотал Алекс, всё ещё не в состоянии унять дрожь.
– Некоторые из нас этого тоже не знают.
– Ты вещаешь, прямо как американский бизнесмен.
– Давай–ка, лучше займёмся тобой, – обиделась Смерть.
Сделала рукой какое–то странное движение и выхватила из воздуха доморощенный свиток. Развернула его и на мгновенье–другое погрузилась в чтение.
– Говорят, ты был здоров, беден и талантлив. И мечтал сделать этот мир лучше и добрей. Удалось?
– Нет, – ответил он искренне. – Только растратил здоровье и продал талант. – Но тут, в нём опять проснулся гонор, он важно надулся и добавил, – Впрочем, не задёшево. Писатель. Профессор. Одних только печатных трудов – тридцать кило.
– Профессор – может быть. Но не писатель!
– Ты что, тоже думаешь, что писателю полагается жить в бочке? – вскричал он, вспоминая недавний разговор с женой.
– Я думаю, что тридцать кило – это плата за предательство.
– Если человек смеет выразить своё мнение, то его тут же объявляют предателем.
– О, это было не твоё мнение! – приструнила она его. – Но ты скажи мне вот что. Ведь ты мог быть счастлив. Почему не стал? Разве не о счастье ты мечтал?
– Я мечтал о славе, – пробурчал Алекс.
– И теперь, ты счастлив?
Был ли он счастлив?! Алекс никогда не задумывался над этим. Его всегда вело вперёд тщеславие. Именно тщеславие заставило его выбрать столько необычную карьеру и столь красивую жену.
Сам Алекс был не то чтобы некрасив, а как–то пресен. Несколько толст, с расплывшимися чертами лица, крупным носом картошкой, с неопределённого цвета глазами и лысой макушкой.
Зато, раз уцепившись за какую–нибудь идею, он уже не оставлял её. Это и принесло ему успех. И до недавнего времени Алекс считал, что ему чертовски везёт.
– Счастье! Счастье! – скривил он губы. – Романтизм какой–то! В двадцать первый век вступили, а вы все счастьем заняты.
– Бог создал человека для счастья, – сказала девушка убеждённо.
– Бог создал человека для успеха.
– Здесь написано иначе, – взмахивая пергаментом, возразила девушка.
– Что же там написано?
– Здесь – вся твоя жизнь.
– Здесь?! Вся моя жизнь – в таком малюсеньком свитке?
– Ну, с самомнением у тебя всё в порядке, – явно забавлялась юное создание. – А скажи–ка мне, если я подарю тебе некоторое количество времени, как ты им распорядишься?
Алекс задумался не на шутку.
– Я хочу, чтобы меня кто–нибудь полюбил…
– Ах, люди, люди! – снисходительно улыбнулась Смерть. – Мечтаете о любви. А как встретите её на своём пути, так наступите на неё грязным ботинком и проходите дальше. А потом скулите и просите её назад. Лучше скажи мне: ты сам любил кого?
Алекс раскрыл было рот…
Мимо заскользили бесплотные тени тех немногих девушек, с которыми он когда–либо встречался. Тени никак не хотели обрести какой–то реальный облик. Он не смог даже вспомнить как когда–то выглядела его жена.
– Наверное, я лишён способности любить, – грустно отозвался Алекс, – И как стало известно, никогда не был любим, и никогда не смог никого полюбить.
– Так постарайся! – глядя ему в глаза бездонными, не принимающими свет глазами, велела она.
– Это значит, что ты даёшь мне отсрочку?
Но в комнате никого не было. Вот только сидела тут, на его одеяле… Нет, конечно же, это был сон! Это был сон! Алекс вздохнул с облегчением. Но что за сон!!!
За окном застонал ветер. Злобно забился в окно. Алексу казалось, что он пришёл по его душу и испугался. Так он пролежал весь вечер, ни живой, ни мёртвый, боясь двинуться.
– Дурной это знак! – шептал он. – Дурной!
Но делиться своими страхами, ни с кем не собирался. Ни с врагами. Ни с друзьями.
– Им только расскажи. Так они тебя в психушку на всю жизнь закатают!
Наутро к нему пришёл с визитом Маркос Ласкарис, помогавший ему сейчас, когда Ифигения оставила и его и их совместное политическое расследование, Алекс принимался забрасывать друга одними лишь вопросами о расследуемом преступлении, чтобы не проговориться.
Наконец–то картина преступления стала ясно вырисовываться перед внутренним взором Алекса. Теперь, он уже мог видеть каждого из участников этой драмы, думать их думами. Он всё прокручивал и прокручивал в голове происшедшее. Писалось ему легко. Стоило только вызвать в памяти события, и те уже живыми вырастали перед ним.
Политический скандал о коррумпированности и взяточничества разгорелся в 2008 году, когда были уличены подробности сотрудничества Siemens и правительства Греции.
Компания подкупила чиновников для того, чтобы беспрепятственно получать государственные контракты на выполнение работ, связанных с переводом государственной телефонной сети ОТЕ на цифровой формат, создание систем коммуникации для греческой армии, а также обеспечения систем наблюдения за Олимпийскими играми 2004 года.
Общая сумма взяток, которые получили чиновники, представители правящей тогда партии, было оценено позднее судебной комиссией в 100 млн. евро. При этом претензии к компании Siemens в мировом масштабе составляют 1300 млн евро.
Обвинения были предъявлены. Но не против конкретного лица, а как позволяет греческое законодательство, против всех ответственных лиц. Главным фигурантом в судебном деле со стороны компании Siemens выступал её бывший генеральный директор Михалис Христофоракис, бежавший в Германию, как только уголовное дело было открыто, чтобы избежать преследования в Греции.
В общем, книга Алекса под влиянием открывающихся ему по его каналам, продвигалась быстро. И даже думы о смерти сыграли здесь странную роль. Всё, что ещё недавно казалось Алексу не стоящим внимания, теперь виделось совершенно в ином ракурсе. Даже к словам, он стал относиться с трепетом, похожим на религиозный. Страх заставил его взглянуть на мир с неожиданной стороны.
Всё предвещало успех. Большой успех. Но история вдруг начал давать сбой. Сенсация, прямо на глазах, перерастала в этакий водевильчик. Ничего не помогало. Даже то, что были представлены свидетельства непосредственных жертв преступников. Проворовавшиеся политики, сначала признавшиеся во всём, теперь стали отрицать свои изначальные показания.
Спикер парламента Филиппос Пецальникос сообщил, что представители намерены посетить Германию и уже там допросить Михалиса Христофоракиса и бывших руководителей главного управления компании Siemens Рейнхарда Секачека и Михаэля Кученройтера.
Судебный процесс над ними по делу взяточничества завершился в конце апреля 2010 года, оба топ–менеджера Siemens признаны виновными. Меж тем, всё, что касается бравших взятки политиков, с помощью каких–то невообразимых манипуляций их защитников, оказались жертвами.
Именно тогда лидер партии LAOS Георгиос Каратзаферис, известный своими провокационными заявлениями, объявил о намерении LAOS принять участие в работе парламентской следственной группы, поскольку некоторые его члены пытаются скрыть определённые факты.
В ответ спикер кабинета министров Греции выступил с заявлением о недопустимости утечки следственной информации и заверил в тщательном рассмотрении всех материалов. Глава следственного комитета Сифис Валиракис призвал парламент Греции требовать от компании Siemens уплаты компенсации в размере 2 миллиардов евро.
Всё это было так фантастически нагло, что Ламбринос и Ласкарис даже слегка обалдели. Напрасно только совершенно ещё больной Алекс ездил на судебный процесс. И давал показания и представлял документацию, подтверждающую взятие взяток огромных сумм денег. Но казалось, его не хотят слушать.
Алекс стучал по дереву свидетельской беседки, кричал, брызгая слюной. Ничего не помогало. Тогда, он принялся писать жалобы в Министерство Юстиции, в газеты, грозясь скандалом. Но, даже падкая до всяческой мерзости, пресса не хотела этого скандала.
И именно тогда, Алексу стало понятно, что все усилия никчёмный. Все подкуплены. Не впервые, приходилось ему с этим сталкиваться. Но, впервые, его собственные интересы, были замешаны в этот водевиль. И он был разгневан. Пусть дурят кого угодно: судебных заседателей, общественность, прессу. Пусть даже всю Грецию. Но не его!!!
Никто не вправе лишать его книгу заслуженной славы! Это он, Ламбринос, выявил преступников, нашёл их гнездо, уличил в преступлении. И он желает, чтобы они были осуждены. Он не мог смириться с тем, что кто–то утащит у него из под носа успех! Словом, он так баламутил, что Маркос был вынужден скомандовать:
– Отправляйся–ка ты, Алекс, на Тинос! Подыши свежим воздухом! А я тут с ними и сам разберусь.
– Как преступников ловить, так ты Алекса и на верную смерть готов послать, а как славу пожинать, так ты желаешь остаться в одиночестве.
– Какая уж тут слава! – воскликнул, выведенный из себя, Маркос. – Тут бы окончательно не опозориться.
– А что будет с моей книгой?
– Боже мой, Алекс, да забудь ты о своей книге! Под нами земля горит, а ты всё со своей книгой носишься.
Вот, дождался! Сначала его жена, а вот теперь и друг отговаривают Алекса от участия в этом расследовании. Но Алекс продолжал ерепениться.
– Не каждый день удаётся написать сенсацию, – огрызнулся он.
– Да и такой позор тоже не каждый день приходиться переживать. Езжай на Тинос, – закричал Маркос, да там переделай свою уголовную драму в обыкновенную комедию. Думаю, успех тебе обеспечен.
Так Алекс оказался на Тиносе. Ехал он не по своей воле. Однако, прибыв, уверил себя, что здесь, наконец, обретёт покой. И был так убеждён, что сам поверил, что болезнь отступила. Действительно, в первую ночь, он спал совершенно спокойно. Но уже под вечер следующего дня всё началось заново.
Сначала, ему приснилась чертовски хорошенькая Смерть. Потом, нахлынули воспоминания об утратах. И, наконец, это такси, появившееся из ниоткуда…
Между тем, такси вдруг остановилось у обочины. Молча, шофёр отворил заднюю дверцу и ждал. Алекс выкарабкался из машины. Резко обернулся. Но машины за его спиной уже не было.
Алекс чертыхнулся, да и поплёлся по деревенской дороге. Было темно, и мистер Бестселлер всё время натыкался то на камни, то на придорожные кусты розанов. Он сопел. Он пыхтел. Злость переполняла всё его существо и выливалась наружу.
Где–то рядом с ним глухо ухнула сова. Пролетая мимо, Борей из озорства дунул Алексу в затылок. Зашумела под его дуновением сухая рожь. Затрещал вереск. Густой, тяжёлый его аромат поднялся и затопил ущелье, забрался в ноздри озорнику.
«Апчхи, – разнеслось в воздухе. – Апчхи». Дрыгнув ногой, Борей исчез за облаком, укрывшим вершину Чикньи.
Когда Алекс поднимался по крутым ступенькам своего дома, в доме зазвонил телефон. Еле передвигая ногами, Алекс взобрался, наконец, на веранду, отворил дверь и схватил трубку.
– Звоню тебе весь вечер, – послышался недовольный голос Ифигении. – Где пропадаешь?
– За покупками ходил.
– Это в полночь–то?
– Тут такая вещь, – Алекс уже был готов всё рассказать, но что–то снова его от этого удержало. – Да ты сама, чего звонишь в это время?
– Да вот, горе запиваю. Сижу один и пью. А ты–то, наверняка, по праздникам гоняешь?
– Ни по каким праздникам я не гоняю! – разозлился Алекс. – Ну, говори, зачем звонишь?
– Ты стакан с валерьянкой себе приготовил? Так готовь! Их оправдали.
– Их?!
– Ты что сдурел?! Взяточников наших.
– Оправдали? – обалдело повторил Алекс.
Бросил трубку на диван, и, ковыляя, побрёл к своему письменному столу. Там лежал макет его книги. «Восемь лет? А?! – кричал книге Алекс. – Восемь!» И рвал ни в чём не повинные страницы. А на диване глухо квакала трубка телефона.