Глава 7. Плотник.
Военный совхоз ТУРКВО. Подавляющее большинство Бурно-Октябрьцев работали именно в этом совхозе. Жили хорошо и, несмотря на сельский труд, считались рабочими. Витька ни с кем не советовался и никого не слушал. Пошел на следующий день, рано утром, в совхозные мастерские. Так называлась достаточно большая территория, огороженная высоким забором. Внутри её, и по периметру, расположились производственные помещения с разными профилями деятельности. Аккумуляторный, слесарный, токарный цеха, собственно – ремонтные мастерские и другие сопутствующие участки. Чуть поотдаль, в стороне находился энергоцех у трансформаторной подстанции. Оттуда электричеством надежно обеспечивалось всё село.
А был ещё в глубине двора цех столярный. Вот туда Витька и пришел. Он разыскал совхозного прораба Мейснера Карла Ивановича – отца Валерки, с которым ездил он и Шурка «поступать» в физкультурный институт. Вообще-то Карл Иванович руководил совхозным строительным подразделением, в составе которого были два участка – строительный и участок каменщиков. А ещё – столярная мастерская.
Витька в названиях не особо разбирался. Он решил пойти работать в «столярный цех». Шансов, вот так взять и устроиться было у него маловато. Хорошие, мастеровитые столяры и плотники ценились на селе, и желающих приобрести эту профессию было много.
Повезло Витьке на этот раз. Наверное, в удачный, подходящий момент подошел он. Прораб скептически окинул его взглядом, помедлил немного, подумал и решил
– Ладно, начнешь работать учеником плотника… Наверное, он был в курсе того, что Витька ездил с его сыном в Ташкент. Валерка вот, хоть и хуже его учился, а поступил!.. Видимо просто пожалел Мейснер Витьку.
Здесь, в столярной мастерской уже работал Витькин одноклассник – Володя Литау. Они проучились вместе два последних года, когда объединились в один – девятый, из восьмых классов. Володя был хроническим троечником и Витьке не нравился. Скользкий какой-то, замкнутый и хитрый…
Да и его приходу Володя не обрадовался. Соперника почувствовал – что ли?.. Уже через несколько дней Витька заметил, что столяры Володей очень довольны. Его чуть-чуть коробило, как работает Литау. Старается, конечно, но слишком уж услужливый.
А вот у него что-то с самого начала с учебой столярному делу не стало складываться. По трудолюбию, упорству, практическому опыту работы он дал бы сто очков вперед Вовке Литау. Ведь и на комбайне в период хлебоуборки работал, и два сезона в Уланбеле отпахал! Но не котировался его опыт в столярной мастерской. Здесь помимо тех навыков, которые имел Витька, нужны были и другие.
Витьке определили рабочее место – стол-верстак. Дали инструменты – рубанок и фуганок. И поручили строгать доски. В общем-то – поручили выполнять простую работу.
Мастер обработал для примера одну, закрепил на верстаке другую и передал рубанок Витьке.
– Трудись…
Желание, показать мастерство било из Витьки через край. Но мало было одного желания. Он стругнул доску раз, другой… и почувствовал серьезное неудобство. Верстак предназначался для обычных людей – правшей, у которых основной рабочей рукой была рука правая. А Витька был – левшой. Даже ложку держал левой рукой, когда ел. И рисовал левой рукой, и камни бросал… Вот только писал – правой. Как научили родители его правой рукой писать, он не помнил. Писал и всё! Чтобы удобно было орудовать рубанком, ему надо было переменить руки, и другим боком повернуться к верстаку. Но упор для крепления доски на верстаке был под правую руку. И как только Витька развернулся и начал строгать доску так, чтобы ему удобно было, она тут же сорвалась с верстака и с грохотом полетела на пол. Как Витька ни старался – не держалась доска на верстаке без упора с нужной стороны.
Он, кажется, нашел выход. Взял три небольших гвоздя и украдкой вбил их не до конца с нужной стороны в верстак. Упёр в них доску и дело, пошло на лад. Но ненадолго. Гвозди гнулись, и через некоторое время очередная доска опять сорвалась и с грохотом упала на пол. В общем, работал Витька за верстаком и мучился. Наверное, можно было приспособить верстак для Витьки-левши. Но это не было его персональное рабочее место. Был у верстака настоящий хозяин.
Два дня прошло. Витька не сдавался. И даже приловчился как-то, и что-то стало у него получаться. Но тут на новоявленного ученика обратил внимание старик по фамилии – Траут. Он считался одним из лучших столяров на селе. В мастерской выполнял самые сложные и ответственные заказы, лучше всех обрабатывал дерево. Он подошел к Витьке, понаблюдал пристально некоторое время за ним, чем смутил Витьку неимоверно, и потом громко, конкретно к нему не обращаясь, произнес, выговаривая слова с характерным немецким акцентом и сильно их коверкая
– Э-э-э… плётник из неко не полючитца… – лепша… Вздохнул огорченно, махнул рукой и направился не торопясь к своему рабочему месту.
Вовка Литау, старика Траута, конечно же, услышал, и не смог скрыть торжествующей улыбки. Это был приговор…
Еще через день Витьку пригласил в кабинет Карл Иванович и сказал, что нужно временно поработать на пилораме. Витька согласился без раздумий. На пилораме, – так на пилораме. Даже интересно…
Рядом с совхозными мастерскими, через дорогу, расположился хозяйственный двор. Там, внутри его находилась и пилорама. Она стояла под деревянным навесом. С ветреной стороны навес был частично защищен дощатыми стенами.
Места на хозяйственном дворе хватало. Лес-кругляк, жженые кирпичи, шифер и другие крупные строительные материалы аккуратно были уложены на специально отведенных местах под открытым небом. А еще на территории находились складские помещения для цемента и других мелких хозяйственных принадлежностей.
Старшим на пилораме был дядя Юра Урих – мужчина лет сорока пяти, коренастый, крепкий, очень серьёзный и малоразговорчивый. Он оценивающе оглядел Витьку и остался доволен. Сказал, что работа на пилораме, в общем-то, простая. Подтягивать бревна, устанавливать их на пилораму и потом, после распилки – отбрасывать доски в сторону.
Вдруг Витька почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он оглянулся и оторопел от неожиданности. Из глубины навеса на него смотрел Саша Пфейфер.
Вот это был сюрприз! Как? Сашка!?.. Он же поехал учиться на летчика! И вот, оказывается, здесь…
Действительно, Саша трудился на пилораме. И это к нему Витьку направили в напарники.
Пора было начинать работу. Пока дядя Юра на агрегате выставлял пилы под нужный размер досок, Саша вкратце успел рассказать свою историю.
Казалось, до исполнения его заветной мечты оставалось совсем немного. Подошел срок и военкомат отправил Сашу поступать в Качинское высшее командное училище летчиков-истребителей. Всё шло своим чередом. Будущие курсанты жили на казарменном положении, их сразу стали приучать к армейской жизни. Готовили к экзаменам и одновременно проходили они заново тщательное медицинское обследование. Всё хорошо шло у Саши. Ребята перезнакомились друг с другом, переживали за экзамены и обсуждали будущую жизнь. И надо же! Один из «авторитетных» товарищей, имея в виду национальность Саши, уверенно предрёк, что не примут его в летчики, даже если он пройдет медицинскую комиссию и успешно сдаст экзамены. Отсеют на мандатной комиссии.
Саша, действительно, впрочем, как и все, заполнял много анкет, в которых необходимо было очень подробно сообщать обо всех своих родственниках. Он впервые в анкете прочитал слово «интернированные» и узнал значение этого слова. А кто из советских немцев не был интернирован во время войны? Само слово это несло в себе привкус необъяснимой вины, отдавало подозрительностью к тому, кого оно, так или иначе, касалось.
Саша и ещё несколько ребят с «нечистыми» анкетными данными своих родственников упали духом. Качинское лётное училище готовило летчиков, которые летали на самых современных машинах. И естественно, подразумевалось, что будут будущие летчики-истребители сами носителями военных секретов. И как-то быстро поверил Саша, что ждет его на мандатной комиссии позорное недоверие. Решил, что не стоит доводить до этого. По совету одного из тех же «знающих товарищей», перед очередным медицинским обследованием растёр под мышками какое-то снадобье, чем вызвал у себя подозрительную температуру и тут же забраковали его врачи по отрицательным медицинским показаниям. В общем, плакала Сашина мечта…
Витька слушал друга и почему-то не очень ему верил. Сколько времени после войны прошло! Не может этого быть! Не может…
А если может?.. Витька ведь тоже, немец по национальности. Значит и он, только потому, что немец, неблагонадежный человек? Дико как-то звучит…
А может быть, Саша просто завалил один из экзаменов и просто стесняется в этом признаться? Ведь что греха таить – слабовато он учился. И вот, на тебе! Такая душещипательная история… Не зависящие от него обстоятельства! И вообще, – мало что говорят! Почему не боролся он за мечту свою до конца? Сдулся как-то разом…
Всё это мелькало в голове у Витьки, пока Саша излагал свою историю. Он хотел задать несколько уточняющих вопросов, но Саша дал понять, что ему неприятна эта тема. Рассказал всё, что посчитал нужным, и хватит! Достаточно! Всё остальное если и имело место, останется его личной тайной. И Витька не стал любопытничать…
В столярную мастерскую он больше не вернулся. Так и остался работать на пилораме. Вместе с Сашей. Они подружились еще сильнее. В школе их объединяло общее увлечение гимнастикой, ну и Шурка – общий друг. А теперь – ещё и работа. Всё у них ладилось. Понимали друг друга с полуслова. Каждый, когда нужно было, спешил на помощь, без раздумий. Дружно, согласовано работали ребята. Дядя Юра был очень доволен своими помощниками.
Работы на пилораме было невпроворот, и была она довольно тяжелой. Поступила в совхоз большая партия леса-кругляка. Толстые бревна, иные из которых и не обхватить одному, огромной горой были свалены напротив эстакады. Ждали распиловки на брус, на доски различной толщины и ширины…
Очередное бревно надо было, орудуя ломами, накатывать на эстакаду, а потом, по эстакаде, упираясь в бревно плечом и отталкиваясь ногами от пола изо всех сил, перекатывать его на специальные тележки с захватами, движущиеся к пилораме по рельсам. Некоторые бревна были не под силу Витьке с Сашей, и тогда на помощь подключался дядя Юра. Большей же частью он стоял у пилорамы, давил через рычаг на ребристый валик для лучшей сцепки его с бревном. Тем самым предотвращал пилорамщик пробуксовки бревна при прохождении его сквозь пилы. Если же бревно попадалось особо тяжелым – цепляли его ребята специальной лебедкой и волокли на эстакаду. Но этот способ подачи был очень медленным и применялся лишь в исключительных случаях.
А ещё, после пропуска бревна через пилораму, и превратившегося в доски, надо было эти тяжелые доски снять с приемных, также движущихся по рельсам тележек, перенести к месту и уложить в аккуратные штабеля. Отсюда они будут вновь загружены на транспорт и увезены для дальнейшей обработки.
Уставали ребята сильно, но не унывали
– Это – хорошая тренировка мышц! Сильнее будем…
Однообразная рутинная работа…
Так пролетела осень, пролетела зима. Работали на морозе. Терпели холод. Дощатые стены навеса плохо защищали от ветра и сквозняков. Если уж очень было невмоготу, проем над выступающей из-под навеса эстакадой, можно было закрыть подвесными деревянными щитами, и тем самым, немного сквозняки уменьшить. Казалось бы – заболеть можно – дважды два. Но, к счастью, никакая хворь к ним не прилипала.
Жизнь стала совсем неинтересной. Единственным развлечением оставалось кино. Они встречались у клуба, просматривали фильм, потом побродив немного по улицам, расходились по домам. Из одноклассников никто им ни разу не встретился. Было такое ощущение, что кроме Вовки Литау и Саши с Витькой, все разъехались из села в разные стороны. Класс был сильный, и многие поступили в ВУЗы и техникумы. А те, кто не поступил, тоже, почему-то уехали.
Оттого, что задержались сами – друзья не расстраивались совсем. Знали, скучная жизнь в Бурно-Октябрьском не навсегда. Весной как миленьких заберут их в армию. А там, как сложится жизнь – видно будет…
К весне гора из бревен около пилорамы существенно уменьшилась. Сашу и Витьку всё чаще стали распределять на другие работы. И, конечно же, ни одна разгрузка поставляемых в совхоз материалов не обходилась без их участия.
Несколько раз зимой, ночью, на станции Бурное выгружал Витька в составе со сборной командой уголь из вагонов. Вагоны стояли в специально отведенных для разгрузки местах. И, казалось бы – открой снизу специальные люки и сползет уголь тут же наружу. Большая часть высыпалась. Но оставшаяся масса, спрессованная, каменистая, как будто срасталась со стенками вагона по углам. Непременно, вагон нужно было освободить полностью. И мучительно тяжело было эти «остатки» из вагона выколупывать.
После такой ночной разгрузки возвращался Витька домой совершенно измотанным. День отдыхал дома, но отдых этот был не слишком приятным. С лица, с кожи угольную пыль удавалось смыть, а вот черную слюну сплевывать приходилось долго…
А ещё довелось дважды Витьке с Сашей разгружать цемент. Его возили из Бурного на хозяйственный двор россыпью четыре автомобиля. Два из них оснащены были кузовами-самосвалами, а ещё два – нет. Самосвалы въезжали через широкие ворота в складское помещение и разгружались самостоятельно. После них требовалось лишь немного подгорнуть кучу. А вот из кузовов бортовых автомобилей надо было сбрасывать цемент вручную.
Пилорама – она ведь недалеко от цементного склада находится, вот Витька с Сашей и подвернулись прорабу Мейснеру под руку и были привлечены к разгрузке. А что-бы надлежащие условия труда обеспечить, выдали им противопылевые респираторы и «комбайнерские» очки.
Задний и один из боковых бортов откидывались, и какая-то часть цемента ссыпалась на пол самостоятельно, образуя как после взрыва, облако из пыли – такой густоты, что разглядеть вокруг ничего было невозможно. Ребята отскакивали от бортов и пережидали в сторонке, когда пыль уляжется. А время торопило. Вот-вот могла с грузом подойти очередная машина. Так и не дождавшись пока цементный туман, окончательно рассеется, чередуясь, по одному влезали Витька с Сашей в кузов, как можно осторожнее, совковой лопатой порцию тяжелой, плотно сбившейся массы сбрасывали вниз. Но внизу она все равно, шмякнувшись об пол, «взрывалась», взметая облако пыли, которая очень медленно оседала. Ну не ждать же пока она полностью уляжется! Еще одна порция летела с кузова вниз, и еще одна, и еще…
И вот уже весь кузов окутан плотным цементным облаком. И ничего не видно через очки, жарко очень и пот заливает глаза, всё лицо под респиратором мокрое, кажется, и рот и нос забился пылью, и… нечем дышать!
Задыхаясь, спрыгивал Витька с кузова, срывал на ходу бесполезные респиратор и очки, стрелой выскакивал из цементной завесы за ворота склада на свежий воздух, хватал судорожно раскрытым ртом воздух и никак не мог надышаться. И всё сильнее и сильнее, цементная пыль, смешанная с потом, стягивала лицо неподвижной маской.
Теперь в кузове орудовал лопатой Саша... Через пару таких заходов в респираторах работать было невозможно, стеклам очков невозможно было вернуть прозрачность, а время неумолимо торопило! И нельзя было сдаться! Вновь и вновь бросались ребята с обреченной решимостью в едва рассеявшееся облако и, стараясь максимально задержать дыхание, выталкивали и выталкивали ненавистный цемент из кузова. Врагу не пожелали бы они такой работы! Одежду потом невозможно было отстирать. Её мама просто выкинула…
Запасов привезенного цемента хватало теперь на целый год. И благодарили ребята судьбу, за то, что только два раза пришлось побывать им в настоящем цементном аду.
Все остальное, что пришлось исполнять Витьке ни в какое сравнение не шло с разгрузкой цемента. Он чинил деревянные настилы в свинарниках, дышал тяжелым запахом свиных испражнений, но этот запах, хоть и проникал в легкие, не оседал на них, не перебивал дыхания, не заставлял задыхаться. Так, вполне терпимая мелкая неприятность…
По ходу он многому учился. С опытными плотниками посылали Витьку на разные объекты. В совхозной конторе помогал заново настилать полы и через некоторое время выполнял эту работу самостоятельно. Посылали в помощь к «каменщикам» – подавал им кирпичи и научился «ставить углы» – самая ответственная работа при возведении стен зданий! Научился шифером крыши крыть и многому другому... Всякую работу выполнял Витька охотно – знал, пригодится это ему в жизни.
Не обходилось и без досадных неприятностей. В субботний мартовский день чинила плотницкая бригада крышу на коровнике. Работали без обеда, до трех часов. Снег сошел с земли полностью. Ярко светило солнце и пригревало так, что сбросил Витька телогрейку и лазал по скату крыши налегке. Кончились гвозди. Надо было взять их из плотницкого лотка, который оставлен был на свету у входа на чердак. Витька спрыгнул с крутого ската внутрь чердака и в темноте, ориентируясь на свет входного лаза стал пробираться к лотку. Чердак оказался сильно захламленным. Витька наступил на подвернувшуюся под ногу доску, споткнулся, выбросил по инерции вторую ногу вперед и почувствовал, как сапог подошвой уперся во что-то колкое и твердое. Инстинктивно нога его попыталась зависнуть, но это колкое и твердое в одно мгновение проткнуло подошву, воткнулось в ступню, и тут же пронзила ногу острая боль.
– Наверное, на гвоздь наткнулся – мелькнула догадка. Он отдернул ногу, сорвал её с острия и свалился на бок. На ощупь отыскал предмет, на который напоролся и в полутьме разглядел торчащую из бруса острием вверх крупную металлическую скобу. Такими скобами, обычно скрепляются стропила. Нога горела, портянка в сапоге начала мокреть. Он поднялся, и осторожно ступая на пятку, выбрался на свет. Снял сапог, обнажил ступню и стал рассматривать рану.
Все-таки нога, инстинктивно среагировав на боль, сумела зависнуть, и скоба не проткнула ступню насквозь. Ранка с виду была совсем маленькой и слабо кровоточила. Боль внутри ступни жгла очень сильно и явно несоизмерима была с её размером. Может быть кость скоба задела? – на лбу у Витьки от страха выступил обильный пот. Скоба явно была ржавой, и он испугался, что может от этого случиться у него заражение крови. Вспомнилось сразу, что один из революционных поэтов, кажется Маяковский, случайно поранил ржавым гвоздем палец и умер затем от заражения крови.
Саша Пфейфер в комнате животноводов на коровнике видел аптечку, и пока Витька боролся со своими страхами, сбегал вниз, принес ему бинт, вату и пузырек с йодом. Йод должен был убить всякую заразу и его не жалели. Витька задрал ногу вверх, а Саша обрабатывал ранку. Капал прямо на неё из пузырька, чтобы йод как можно глубже проник вглубь ранки. Витька героически терпел «лечение». Для надежности Саша приложил еще к ранке обильно пропитанный йодом кусочек ваты и туго перетянул ступню бинтом. В одном носке, без портянки всунул Витька ногу обратно в сапог. Рабочий день для них закончился.
Бригадир отпустил Витьку домой и Сашу вместе с ним – для сопровождения. С уходом снега они ездили на работу уже на собственных транспортных средствах – на велосипедах. Витька, превозмогая боль, осторожно давил на педаль пяткой. Было очень неудобно. Потом – притерпелся…
Весь выходной, в случае надобности, прыгал он дома по комнатам на одной ноге. В понедельник нога ещё побаливала, но ранка поджила, и на ступню осторожно можно было опираться. Идти в больницу было уже поздно.
– Обойдусь, заживет и так – решил Витька. Он пропустил рабочий день для уверенности и вышел на работу во вторник. Обошлось…
В середине апреля довелось Витьке впервые побывать в Снежных горах. Нет, до вершин снежных было далеко, очень далеко! Витьку, Сашу и еще двух плотников отправили в горы чинить лотки. Часа два в закрытом фургоне они ехали и ехали куда-то на юго-восток. Два узких окошка без стёкол были врезаны по бокам фургона. Сидеть на скамейках можно было только спиной к ним, и наблюдать долго за чем-то снаружи, из них было просто невозможно. Машина надрывно гудела, по извилистой какой-то дороге ползла и ползла вверх. Бросало Витьку в сон…
Но вот, машина остановилась. Бригада взяла инструмент и по крутому, покрытому свежей травой склону побрела в сторону от машины, и опять – вверх. Вскоре они увидели широкий лоток, искусственный арык, который предстояло чинить. Он был сплошь из дерева, с одной стороны тянулся вверх – туда, к снежным вершинам, а с другой, – уходил вниз, в долину, к подножию гор. Участок лотка, который надо было, чинить был примерно на его середине. Времени любопытничать, не было. Можно было только догадываться, откуда берет начало искусственный арык. Наверное, все-таки от каких-то источников-резервуаров, наполняемых вечным, неиссякаемым, тающим все лето на вершинах снегом.
Солнце сверкало, жгло – хоть загорай! Воздух был немного разряжен и пьянил. Работалось легко. Склон был крутой, вверху за ним ничего не было видно кроме синего безоблачного неба, с которым он там, наверху соединился. А внизу, куда уходил лоток за легкой туманной дымкой, угадывалась на значительном удалении равнина и кое-как очерчивались контуры селений.
Очень быстро пролетело время. На обед прихватил Витька бутылку молока, аккуратно закупоренную пробкой из газеты, четыре круто сваренных яйца, коробок соли и шмат домашнего хлеба. У всех разыгрался аппетит. Подчистую съела бригада все, что привезла с собой. Работу удалось закончить к шести часам. Можно было возвращаться назад.
Машина катилась вниз легко. В фургоне бросало всех друг на друга на поворотах, когда шофер резко притормаживал. Вдруг, внизу под фургоном возник подозрительный скрип, скрежет и показалось Витьке, что машину подбрасывает и трясет будто бы она по крутым кочкам едет. Он выглянул в окошко, кинул взгляд вниз на дорогу и не поверил глазам своим?! Фургон действительно трясло, а по узкой полоске дороги, между автомобилем и крутым склоном катилось колесо. Обыкновенное автомобильное колесо! Оно прытко обогнало автомобиль и исчезло из вида. А шофер уже резко тормозил…
Фургон был заперт снаружи и Витька не стал дожидаться, когда шофер их выпустит. Он ужом скользнул сквозь окошко наружу, изловчился и через мгновение нащупал ногами землю. Шофер выскочил из кабины и бросился догонять колесо, пока не выскочило оно на край дороги и не исчезло в пропасти. Витька откинул щеколду на двери фургона и выпустил товарищей. Все сгрудились у заднего колеса и стали охать и ахать.
Вообще-то по два колеса было на задней оси, с каждой стороны автомобиля. А сейчас, – с той стороны, которая ближе к обрывистому краю горной дороги, осталось лишь одно. Да и то, держалось на «барабане» и только чудом не слетело и не укатилось вслед за первым колесом. А если бы их бросило в сторону? А если бы у этого разгильдяя-водителя отвалилось переднее колесо?.. Чем черт не шутит…
Убежавшая «запчасть» все-таки удержалась на дороге, и шоферу удалось её догнать.
Все радовались, что происшествие вызвало лишь легкий испуг и даже не стали ругать виновника. А он прятал глаза и молча возился с домкратом.
Витька с опаской подошел к краю крутого, почти обрывистого склона и заглянул вниз. Там на дне угадывалось ущелье. Чуть поодаль, напротив, крутой склон соседней горы устремлялся к небу, а левее, за ним ущелье сворачивало, огибало еще одну гору и упиралось в очередной скалистый склон, перекрывающий собой горизонт. Всюду на склонах росли хвойные деревья, и вся их поверхность покрыта была яркой зеленой растительностью. Местами острые скалы выпирали наружу, а на дне ущелья поблескивал серебристыми лучами ручей. Все это вместе было так красиво, так величественно, что у Витьки от избытка чувств перехватило дух… А Саша сказал, что в этих лесах горных водятся даже медведи! А что? Все может быть…
Витьке очень захотелось однажды побывать в этих горах, и он решил, что если не заберут их с Сашей весной в армию, то обязательно желание свое исполнит. И пока машина, теперь уже с надежно закрепленными колесами, катилась до дома, мечтал Витька о том, как будет лазать по горам, пить воду студеную из родников и может быть, даже доберется до снежных вершин… А что? Саша тоже, не против, организовать в горы ознакомительную вылазку…
В середине апреля Саша Пфейфер получил повестку из военкомата. Это было ожидаемое событие. До срока и Витька, и Саша работали спокойно в совхозе, ничего не предпринимали, ни на что особое не рассчитывали. Заработная плата их устраивала, с премией регулярной достигала она ста рублей в месяц. Лично Витьке деньги были не нужны, оставлял он себе самую малость на мелкие расходы – чтобы было на что в кино сходить. Всю сумму отдавал маме. Ну, а мама – отцу. Отец в доме был «главным казначеем» и копил на ремонт и расширение их ставшего очень тесным, для подраставших сыновей, дома. Очень важным было для Витьки, чтобы не болтался он без дела. Пусть будет даже самым трудным это «дело» – но оно должно быть, и с ним он непременно справится!
То дело, которым он сейчас занимался, было трудным, но оно не было интересным. Витька это точно знал. Он чувствовал, что способен на большее. И это «большее» должно было по его расчетам начаться со службы в армии.
И вот, Саша Пфейфер получил повестку, и другие сверстники получили, а он – нет! Витька забеспокоился, стал интересоваться причиной, и ему популярно разъяснили, что весеннему призыву в армию подлежат только граждане, которым в апреле исполняется восемнадцать лет. А Витька родился в мае, и не важно, что в начале мая, – все равно пойдет он в армию только осенью.
Это было полной неожиданностью. Это ломало планы Витьки кардинально. Значит, он остается «плотничать» в совхозе совершенно один, без друзей, еще на полгода?.. Витька расстроился очень, но изменить ничего не мог. Опять плакала мечта его об армейской жизни!..
Сашу забрали в последних числах апреля. Проводы были скромные, чисто семейные. Витька попрощался с другом и остался один…