И будем жить

Марина Евгеньевна Китаева
Бывает, мысля попрёт, особенно курю когда. Лезут в башку воспоминания о том, как жизнь моя перевернулась. С того самого дня...

Сидим мы с Маришкой, подружкой тогдашней, у меня на хате. Как водится, крутим маг. Маришку прёт от Сисикейч, а меня от "Модерн Токинг". Ну, "Модерн" я слушал только дома, потому что друганы мои торчат от рока и хэви-метала. Перетираем муру всякую. Я жрать захотел, сил нет, и пошёл к холодильнику - вдруг там чего завалялось. С утра перехватить не успел. Вспомнил, что банку кильки вчера двинул соседу своему, корефану лысому, за курево, и понял: жратвы фиг.
Послал Маришку: сбегай, говорю, к тёть Нине под нами, у неё верняк найдётся капуста квашеная или чего повкуснее, не зажилит.
Маришка неохотно с кресла слезла, тапочки натянула, посмотрела на меня мохнатыми гляделками по шесть копеек. В прихожей полчаса пыхтела, сказал ей пару ласковых, и она укатила наконец, дверью шмякнула.
Маг вырубил. Тишина.

Вдруг звонок - меня чуть тридцать три инфаркта не хватило! Пошёл открывать, гляжу: это Колька Корытов со своей козявкой притопал и ещё какую-то тёлку мелкую приволок, незнакомую, в казённом пальто и шапке, на которой, похоже, моль поминки справляла. Колька, как умный, подмигнул мне: лови момент!
Ну, я перед малой завыпендривался, говорю: проходите, раздевайтесь, пожалуйста! Эта мафия в комнату ввалилась, значит. Коля с дамочкой польта скинули, а малая прёт в чём пришла. У меня, конечно, не хирургический кабинет, но всё-таки квартира, и я прямиком намекнул на этот факт. До малой дошло. Высвободилась она из пальтишка своего драного и шапки не первой свежести.

И я чуть не упал. Такая она какая-то... Особенная. Симпатяга, глазищи огромные, они вообще меня убили - мощные! Да, надо ловить момент -  снимать малую. Колян меня понял - знакомить давай. Лариска, говорит, это, из девятой школы. Потом на кухонку попёр, подымить. А я стал снюхиваться с малой, хотя мадам Коляна нам мешала.
Сели мы на диван, а тут Маришка прискакала от нижней соседки. С добычей - рассольник притащила. Рванула на кухню - приревновала меня к малой, ха-ха! Да ничего, ей полезно. Только хотел продолжить фафа-ляля, а Маришка обратно из кухни выскочила, облитая рассольником. Колян её помял, он парень тоже не промах, хотя гад всё-таки. Но я молчу, мне теперь плевать. Колька вышел - ухмыляется, рожей подлой трясёт. Влепить бы ему, да ладно, не до того.
 
Мадам Коляна маг врубила, и задёргались они под музон, а Маришка изображала оскорбление чувств. Пора брать быка за рога! Свет в комнате погасили, и мы с малой двинулись на кухню. Прижал я там Ларису к буфету. Она на меня уставилась, бормочет не пойми что, по мордашке её тень пробежала. Беззащитно так лепечет: не надо, мол! Я обнаглел, лезу всё равно. Смотрю, слезинки засверкали: отпусти, говорит, у меня пацан есть...

Мне так-то плевать, кто у неё там есть. Но чувствую - что-то не то с животом у малой. Не соответствует он её габаритам, хотя вроде с первого взгляда незаметно. Я локаторы выпучил: это что?! Отвечает обиженно: не видишь, что ли?! Ну, вижу, что пузо. Да ведь сама же дитя! Лариса эта мямлит: я люблю одного человека, и он меня любит. Меня аж зло взяло: дорогуша, говорю, кого ты можешь любить?! Студента, отвечает. Прикол! И продолжает: он сейчас уехал, а куда - не сказал, я его, мол, очень люблю. Возражаю: а если черепа пронюхают суть дела? Оказалось, маман давно знает, но молчит, потому что папик у них зверь, пробы негде ставить. Ну что... О чём дальше базар вести?

Вернулись в комнату. Свет я врубил, всех разогнал, Коляна с его мымрой, Маришку - она мне такую физию состряпала на прощание, что так и манило брякнуться в обморок от чувства раскаяния. А мне каяться не в чем, я ей не обязан.
Лариса бледная сидит на диване, гибнет. Черепуля моя не соображает, что делать, стою перед малой как столб презрения. Сел рядом, приобнял осторожно - не отталкивает. И ничего не хочется мне с ней делать. Слабенькая такая, глазки тоскливые. Спросил, какого фига она вообще сюда  припорола? Колян, оказалось, её развёл: мол, Маришка зачем-то позвала. Ну, сейчас здесь Маришке больше не бывать, прописка кончилась.

Лариса домой засобиралась. Проводил её до дверей, помог одеться. Сильно хотелось поцеловать малую на прощание, но пугать не стал. Она посмотрела на меня по-интересному и открыла дверь: ну, я пошла. Влом было её отпускать... Вякнул: приходи ещё, ладно? Ты мне, в общем, нравишься.
Она не ответила, вышла сразу, дверь за собой прикрыла. Слушал её шаги на лестнице, офигевший вообще. Я должен был что-то сделать для неё, обязательно. Хотя бы парня того прищучить, который "осчастливил" и смылся.

У малой экзамены, и я старался не мешать. Но и так мотался за ней везде, как привязанный, потому что рядом когда - то полный кайф. Ничего и никого не надо больше. Месяца два так хороводились. Возвращаюсь как-то домой, а во дворе тёть Нина половики свои развешивает. Говорит мне: слышь, тут Маришка приходила, сказала - в роддоме Лариса, но её скоро выпишут. Я ору: что? Тёть Нина в ответ: что-что... Мёртвый ребёночек у неё родился, вот что, не сберегла дитя.

Да я это, я не сберёг! Помчался на мотоцикле в роддом - он на другом конце города, ладно хоть роддом всего один, на тачке трястись полчаса где-то. В глазах тьма от отчаяния. И-и-и как меня дерганёт, как подкинет! Успел подумать, что надо было что-нибудь пожрать Ларисе притащить. Потом - грохот, в башке взрыв, рука под спину загнулась, мозги отключились.
Окемарился в палате больничной. Рядом мужики ржут, болтают что-то про футбол, футболисты хреновы, с костылями многие. В травматологию я угодил. Сломал руку левую и попутно стряс мозги свои тупые. И мотик разбил нехило.

Выперли меня из больницы почти здоровым, слона мог сдвинуть. Лариса ко мне туда приходила, утешала, будто я очень страдал. Ей же самой трудно, переживала. Я хам хамом, болтал всякую ересь, чтоб отвлечь её хоть немного.
После больницы встречались недолго. Надоела мне к чертям эта неопределённость. Не могу без неё, Лариски моей! Купил цветочки, букет выбирал целый час. Трясло как тузика. Согласится ли? Встретились. Зубы поскалил, глазками поморгал, пригласил жить вместе. Она возразила, что своего урода до сих пор забыть не может. Я вспыхнул, конечно, но сдержал коней. Извинился, что не узнал её раньше, чем папаша ребёнка. И поклялся завтра же вещички Ларисины перетащить к себе. Ну и перетащил.

Марафет навели и стали жить. Я свою Ларису очень люблю и уважаю. Много разного с ней у нас бывало, но нормально всё. В тусе я как-то перебрал с нашими табуреточниками. Ползу домой - а жена моя молча сидит за столом и смотрит на меня беззащитно, слабенькая такая, глазки тоскливые... Всё нутро моё перевернулось, аж градус из башки вышибло. Долго молчали так. Потом говорю: только ты не уходи от меня, я больше напиваться не буду. Придурок, в общем... Думала она долго. Простила всё же. Пацаны жену мою тоже уважают, она, между прочим, многим нравится.

Фортнуло мне. А ведь случайно мы с Ларисой встретились-то! Вот житуха какая - куда кривая вывезет, не знаешь.