«Знать - это отнюдь не означает разбирать на части или объяснять. Знать - это принимать то, что видишь. Но для того, чтобы видеть, надо прежде всего участвовать. А это суровая школа...»
А. де Сент-Экзюпери
Аня любила бродить по незнакомым кварталам в новых городах. Она была эстетка и фантазерка – впечатлялась формой и наполняла ее собственным содержанием. Тем, которое подсказывало ей подсознание, Бог весть откуда питающееся. Может, образами из детских впечатлений, граничащими со счастливыми снами, или же заимствованными из книг и романтических фильмов, а, может, теми, что душа помнит вообще не из этой жизни.
Главное же, в тех выдуманных городах не было места всем этим нудным и тягостным земным вещам, как ненавистная работа, душевные терзания, обманывающие ожидания друзья, бесцеремонные соседи, неопределенность, неизбежность выбора, и тому подобное – все с чем ежедневно необходимо справляться, чтобы не дать ему себя разрушить. В них отсутствовала та самая повседневность, которая со временем заставляет воспринимать как обыденность красоту самого потрясающего места, в котором живешь.
Та же склонность наделять незнакомое выдуманным ею самою содержанием сработала в Ане, когда она впервые заприметила высокий дом, стоящий на фоне горы отдельно. Подсвеченный в ночи, загадочный и одинокий - он казался сказочным замком, обитатели которого живут необыкновенной жизнью. И Ане казалось очень странным знать, что дом этот – всего-то дом престарелых.
***
Так что неизвестно, можно ли назвать совпадением, что Дом на склоне стал для Ани первым местом работы после окончания трехгодичного курса медсестер. Может, это было просто притяжение – Дом ли притянул Аню или она его… Теперь ей предстояло познакомиться с его обитателями и познать тайны жизни внутри этих стен.
Дней человека от силы восемьдесят на Земле…
В здании 9 этажей, но из-за того, что стоит оно на склоне, часть из них расположена ниже уровня входа, и только четыре этажа уходят ввысь. Неизвестно, был ли умысел в такой постройке, но получилось очень символично. Например, на минус втором находится отделение реабилитации. Сюда люди попадают после серьезного сбоя в одной из важнейших систем организма: инсультов и инфарктов, а кроме того, травм и переломов. Сбой произошел, но надежда на восстановление велика. Здесь пациенты живут, получают лекарства и проходят курс физиотерапии, чтобы через две недели-месяц вернуться домой, к самостоятельной жизни. Этот этаж близко к Земле. К нему прилегает небольшой дворик, куда жильцы могут выехать на коляске покурить, подышать воздухом, почувствовать погоду, услышать звуки города – погулять, одним словом.
Если же кому-то не повезло, и его тело настолько поломалось, что восстановлению не подлежит, он переходит на другой этаж, уже на постоянное проживание. Этаж «плюс четыре» - для людей, нуждающихся в постоянном уходе. Он последний, дальше только крыша и небо. И дворика у него нет. Есть только балкон-коридор с прозрачной стеной, опоясывающий весь уровень. С него еще можно увидеть Землю, но уже обзорно, как панораму; подробности - звуки и запахи – приглушены, они остались там, внизу. А вот Небо просматривается в гораздо больших подробностях.
Первый рабочий шок
Их 37, бабушек и дедушек. Соответственно 37 ящичков в 7 рядов. В каждом от трех до семи таблеток. Таблетки заключаются в ячеечки, которые сгруппированы в пластиночки, пластиночки запрятаны в коробочки, коробочки рассованы корзиночки, а те запиханы на полочки за закрытые дверцы шкафчика. И все они одновременно набросились на мозг Ани разнообразием форм, цветов, размеров, названий…
Та самая фармакология, за которую Аня получила высокий бал на экзамене, теперь развалилась на бусинки и раскатилась по всем углам – не было никакой возможности собрать ее во что-то цельное. А в спину учащенно дышало время: осталось всего полчаса, а ты еще не приготовила и половину лекарств!
Дойдя до конца второго ряда Аня, практически, перестала соображать. Она вспомнила дни практики и подумала, что их совсем не так учили:
- Я должна знать, чем болеет пациент и оценивать, правильное ли лекарство ему даю. Я обязана помнить от чего каждый препарат, какие у него побочные эффекты и противопоказания. А здесь... я ведь ни одну историю болезни не прочитала! На это нет времени. Из-за спешки я не успеваю вспомнить не то что характеристики лекарств, даже – от чего они! И вот еще что совсем добивает – если в ящичке у какого-то пациента не хватает нужных таблеток, рекомендуется взять их из ящичка соседа. Да ведь пациентов 37 – это какую же память надо иметь, чтобы помнить, кто что принимает?! Почему бы просто каждому медикаменту не присвоить индивидуальную ячейку с названием, как это было у нас на практике?
Когда из головы Ани готов был повалить пар, подошла медсестра-наставница, сказала, что она справляется относительно неплохо для первого раза, и сменила ее. Аня смотрела, как мелькают ее руки – как она, практически, на ощупь хватала за жабры нужную таблетку и отправляла в кузовок, точно зная в каком направлении повернуться, протянуть руку и у кого позаимствовать недостающее – и думала, что это какая-то высшая магия.
- Сначала тебе будет трудно, - «успокоила» наставница. – Но потом привыкнешь и будешь делать это быстро. Здесь не как в больнице, пациенты одни и те же, и работа та же изо дня в день.
Приготовленные лекарства предстоит раздать в то время, когда пациенты завтракают. Задача медсестры - не только дать определенному больному правильный набор препаратов, но еще и проследить, чтобы он их принял. Многие старики не способны сделать это сами, таблетки нужно положить им в рот буквально, а некоторым и растолочь. После этого отметить в компьютерной программе, кто что принял, а что нет. При этом не забывать, что на все это действо у тебя есть около часа. Иначе обед закончится, и санитары начнут развозить людей по комнатам.
Самый несвоевременный вопрос в этой ситуации: «А почему так много таблеток? Анечка, что вы мне положили?». Анечка еще не знает в рожицу ни Бондормин, ни Залдиар, ни Эликвис. Она чуть не плача смотрит на кругленькие, длинненькие, розовенькие, беленькие и голубенькие в лоточке пациента, и чувствует, что почти готова эту пытливую бабулю придушить. Но вопрос правомочный. Как медсестра, она обязана ответить не только, что она дает пациенту, но и как это действует и какие побочные эффекты можно ожидать. И новенькая, чуть не плача, лезет в компьютер, который тут же зависает…
Есть и такие, кто ни о чем не спрашивая, глотают, что дадут. А лучше б спросили. «Хоть подождал бы пять минут!» - Аня помнит, как едва не упала в обморок, когда поняла, что из-за спешки перепутала ящички и выдала набор лекарств не тому больному, который их сразу же и заглотнул. Частично в этом была виновата напарница, которая вмешалась в ее работу, но и она сама, как гласит теория, не должна была идти на поводу у спешки и перепроверить. На счастье, в том наборе не было серьезных препаратов, способных навредить пациенту. Дело осталось замолчанным.
Доктор Люся и другие
Вскоре Аня запомнила пациентов, что задают вопросы, и заранее готовилась перечислить им названия их лекарств. Да и внешность таблеток ей уже кое о чем говорила. Фармакология потихоньку перетекала из плоской бумажной теории в форму 3D.
Одним из таких контролеров была «доктор Люся». Назвать ее бабушкой язык не поворачивался. В свои 72, наполовину парализованная, она выделялась на фоне других ясностью и остротой мышления. В далеком прошлом Люся - зубной врач, потому считает: а) что к медицине имеет прямое отношение; б) проверить, понимает ли новенькая медсестра, что делает – это ее, Люсино, моральное право и обязанность; в) да и вообще всех их надо проверять.
С Люсей произошло несчастье. На тот момент она проживала одна: муж умер, единственный сын затерялся где-то за границей. В одно злосчастное утро с ней случился инсульт, она не смогла дотянуться до телефона, упала и до вечера пролежала без помощи. Когда ее обнаружили, драгоценные часы были потеряны, следствием стали односторонний паралич и дом престарелых.
Но Люся все еще не теряла надежды, что победит немощь и выйдет на свободу. Она же врач, хоть и зубной, она знает, что с помощью физиотерапии люди восстанавливаются. Если бы только не этот ленивый, равнодушный персонал! Физиотерапевт едва чешется, доктора не дозовешься, медсестра и санитары – вечно заняты. Главное не молчать, иначе сгниешь тут, забытая всеми. Нет, она не будет грубить, гортанно ругаться и требовать своего, как некоторые неотесанные обитатели этого этажа. Во-первых, она интеллигентный человек, во-вторых, жизнь ее научила помалкивать, если за тебя некому вступиться. И Ася пускала в ход свои методы, например, просила аудиенции доктора по несколько раз на дню, пока однажды у одной медсестры не лопнуло терпение.
Крепкая русская женщина из породы «коня на ходу остановит», решила, что благом для пациента будет поставить точку на его беспочвенных иллюзиях. Она объяснила на великом и могучем:
- Послушайте, Люся, Вы понимаете, что у вас какая-то часть мозга умерла, и восстановить ее невозможно? Поэтому рука и нога двигаться уже не смогут. Надо принять это как есть. А то, что Вам физиотерапевт назначает – все эти упражнения необходимо делать, чтобы мышцы не атрофировались и не стало еще хуже.
Для Люси это означало, что выход с этажа под крышей только один – туда, еще выше. Она впала в депрессию, перестала заботиться о внешнем виде, выезжала к столу не расчесанная, отказывалась мыться и менять одежду.
Слова прямолинейной медсестры услышала студентка и довела до социального работника. Работницу вызвали на ковер и отчитали. Люсе назначили антидепрессанты.
Аня раздумывала, правильно ли поступила коллега, выложив правду-матку. Пришла к выводу, что правду она сказала, да не всю. Лишь ту, которую знала. Другую часть правды знала Аня. Она решила, что не вправе ее не сообщить.
Однажды, во время раздачи лекарств за обедом Аня собралась с духом и шепнула пациентке, что надежда для нее есть. Люся вся встрепенулась на своей каталке и просила сейчас не говорить, во избежание лишних ушей, а сообщить ей лично.
Договорились, что Аня зайдет к ней после смены, когда Люся будет уже в кровати.
Но встретиться получилось только через неделю. Люся пожаловалась, что уже вся извелась, ожидая Аниных известий. Очевидно, она представляла, что Аня владеет информацией о неких чудо-процедурах, способных дать новую жизнь отмершим тканям или вернуть лет двадцать состарившемуся организму. Но Аня хотела лишь, чтобы она посмотрела шире:
- Вы же знаете Люся, в этом мире все мы смертны. Кто-то раньше, кто-то позже - но для каждого из нас придет момент, когда он умрет. То есть умрет его тело. Но у нас есть еще душа… Вы верите, Ася, что у вас есть душа?
- Да, да, конечно.
- Так вот, что будет с душой? Куда она отправится, что ее ждет? Я верю в то, что написано в Библии. Душа наша вечна, и Вечность она может провести или в Аду, или Раю. Другого варианта нет. Вы ведь не хотите в Ад, Люся?
Люся, понятно, не хотела.
- Бог, который, согласно Библии, создал наш мир и нас с вами, тоже не хочет. Но проблема в том, что все люди – грешны. Согласитесь, все мы так или иначе грешим – если не действиями, то мыслями, словами. Возможно не убиваем, не воруем и не прелюбодействуем. Но не любим ближнего, завидуем, обижаемся, злимся, порой, злословим.
Люся вспомнила про несносных санитаров и не стала с этим спорить.
- А Бог рад бы нас принять на Небеса, да не может терпеть в своем присутствии ничего злого или нечистого. Но Он придумал, как решить проблему. Он не стал посылать весь грешный род людской в Ад, Он просто принес в жертву то, что было у Него самое дорогое - Своего Сына. Жертва эта так огромна, кровь Иисуса Христа в глазах Бога так дорога, что способна покрыть грехи всего человечества. Так что всякому, кто поверит, что Иисус Христос есть Сын Божий, что Он умер за его грехи, исповедует это своими устами и покается, Творец обещает простить зло, которое он делал, взять к себе на Небеса и дать жизнь Вечную.
У нас есть надежда, Люся! Мы можем попасть на Небеса, где Господь даст нам новые тела: здоровые, более совершенные, чем сейчас. Там не будет горя, болезней, плача. Подумайте, эта жизнь, наполненная страданиями – только миг. А там у нас будет Вечность в совершенном теле и присутствии Бога, который есть Свет и Любовь.
- Вы мне скажите, Анечка, это какая религия? Свидетели Иеговы?
- Нет, это просто Евангелие. Я вам сейчас рассказала, что написано в Новом Завете в Библии. Принесу вам эту книгу, если хотите.
Пора было двигаться к выходу, Аня предложила Люсе помолиться вместе молитвой покаяния, и та согласилась.
Позже, обдумывая этот разговор, Аня пришла к выводу, что Люся, возможно, не впервые слышит Благую Весть. Она не исключала также, что податливость Люси могла быть продиктована желанием завоевать повышенное внимание и расположение медсестры, которое она рассчитывает повернуть в свою пользу.
Аня знала, что Бог способен изменить лукавое человеческое сердце, научив его ценить не проходящее, а невидимое и вечное. По этой причине она все же подарила Люсе мр3-флешку с аудио-Библией и единственной кнопкой для ее задействования.
Некоторое время Люся выглядела воспрявшей духом, неизвестно от содержания ли разговора, от зародившейся ли надежды осуществить свои планы, используя медсестру, или просто от подарка. Но после, не заметив никаких изменений в своем положении или хотя бы особых поблажек, снова поникла, и на Анины осторожные вопросы торопливо отвечала, что все в порядке, опасаясь, что та потребует назад плеер.
***
Работа занимала все отпущенное графиком время и даже переливала через край – Аня толком не успевала прочитать истории болезни пациентов. Но постепенно до нее доходила информация о судьбах некоторых из них.
Особенно поразила история Юры. Это был очень неопрятный, грубый, еще довольно сильный, если б не частичный паралич, парень всего-то лет сорока с лишним. Деменция уже пустила корни в его мозгу. Юра каждый час подъезжал на каталке к столику медсестры и мычал, требуя положенные ему две сигареты. Остальное время он проводил, куря на балконе или уставившись в одну точку. По ночам его старались не разбудить, иначе крики и мат могли продолжаться часами. Памперс на ночь Юра надевать категорически отказывался. Если ему хотелось в туалет, а персонал был занят и не прибегал по первому его зову, он мочился на пол, а иногда, в отместку, и на стены.
А когда-то он служил в спецназе. После двадцатипятилетним здоровяком вместе с матерью приехал на ПМЖ в эту страну. Все здесь было не так, не по-русски. Язык с разбега не давался, на нормальную работу без нормального языка не брали, пахать на заводе претило… Но Юру трудности не смущали – по…ть он хотел на них. Ему ли, настоящему мужику, прогибаться под изменчивый мир? А покуда мир осознает, что ему никуда не деться, и прогнется под Юру, Юра просто пил - благо денег на водку хватало. Однажды мать, во время одного из запоев, желая поставить «белой реке» заслон, заперла дверь на ключ и ушла. Она забыла, что ее сына трудности не смущают. Когда спирт закончился, а выхода через дверь не обнаружилось, он полез с третьего этажа через окно, сорвался, упал на голову. В данном заведении Юра проживал уже четырнадцать лет.
Аня помнила, что этажом ниже не первый год лежит парень еще моложе. Она однажды дежурила там в ночную смену. Ее поразило тонкое лицо с большими глазами и совершенно разбитое тело. Несчастный догнивал в этом последнем приюте после тяжелого ДТП.
«Как же так, - не находила покоя Анна. – Жил человек, был молод и красив, возможно, занимался спортом, учился, встречался с девушкой, собирался быть счастливым... И вот один щелчок пальцем там, наверху, и он – развалина с глазами, потерял надежду все это. Как же мы слепы, когда здоровы: думаем, что это навсегда, не ценим время, а, порой, еще и сами себя травим. И сколько же милости Божьей у нас, здоровых!»
Нередко здесь встречались пациенты, которые «до» были людьми весьма образованными и уважаемыми.
Например, та сумасшедшая старушка, с кричащими глазами, что все время пытается сорвать с себя одежду, имеет диплом инженера. А вот не старый еще мужчина с неуправляемым телом и смотрящим из-под прекрасных густых ресниц страданием. До инсульта он занимал должность в городском управлении. Сейчас через каждые три дня ему ставят клизму, чтобы спасти от нестерпимых болей в животе: исхемия повредила нервные окончания, передающие сигнал кишечнику, и теперь он не справляется со своей работой.
«А ведь все эти люди недавно были такие же, как я, - осенило однажды Анну, - вставали по будильнику, бежали на работу, растили детей, мечтали, строили планы на будущее… Представляли ли они такое будущее: инвалидная коляска и полная зависимость от чужих, не всегда осторожных людей? И ведь нас от них отделяет всего лишь 20-30 лет…»
Аня видела, что многодетность или отсутствие потомства также не влияют на последние годы человека. В одном месте в одном положении собрались и бездетные, и те, кто гордились четырьмя детьми и пятнадцатью внуками. Встретился старик, удрученный тем, что он один на белом свете, так как двое сыновей совершенно не проявляют интереса к его жизни. Встретилась дочь горного народа, прожившая свою жизнь девственницей; в этом доме она пела гимны Богу, когда другие ругались.
«Похоже, мы не то ценим. Мы сосредоточены на внешнем: строим карьеру, увеличиваем потомство или имущество. А зачем? Чтобы после гордиться достигнутым, чувствовать себя лучше тех, кто, по-нашим меркам, меньшего достиг… – думала Аня о своем поколении. – Но вот пройдут всего лишь несколько десятилетий – и старость отнимет у нас способность пользоваться всем этим, и часть из нас окажется в Доме на склоне. И здесь станет видно, кто чем обогатился за прожитую жизнь на самом деле: одни душевным миром, не зависящим от внешних обстоятельств, терпением, благословляющими устами и улыбкой; другие жалостью к себе, требовательностью к другим, двуличием, эгоизмом и зловонным языком».
Ночные дежурства
С самого начала ее муж был против работы с ночными сменами. Сама Аня тоже любила спать по ночам, и как дама после 30-ти понимала, что это важно для здоровья и продления молодости. Но опять сработало любопытство и жажда нового опыта. Ей хотелось почувствовать, что такое ночные дежурства медсестры.
Конечно, в жизни Ани имелся опыт бодрствования в ночное время. В ранней молодости она работала в редакции газеты, и верстка временами затягивалась до четырех, а то и до восьми утра. Сюда же можно притянуть и ночные бдения с друзьями. Но все это было давно и забыто.
Во время недельной стажировки, приходя к шести утра, она видела у девочек после ночной черные круги под глазами. Аня спрашивала себя: у меня тоже такие будут?
Перед первой ночной сменой она переживала: и то, как выдержит ночь без сна с непривычки, и то, как она справится одна с такой ответственностью. В ночную смену на все отделение спящих больных стариков остается медсестра и санитарка. А если что случится?! Аню успокоили, что ей абсолютно нечего бояться, ибо она не одна. Во-первых, в здании обязательно дежурит кто-то из начальства и несколько врачей, во-вторых, всегда можно обратиться за помощью к коллеге с другого этажа, а в-третьих, с ней будет дежурить опытная санитарка, которая знает процесс, и, если что подскажет. Дело в том, что ночью, считается, «работы немного», так как не нужно раздавать лекарства и делать процедуры. Задачи медсестры больше связаны с гигиеной пациентов плюс немного профессиональных манипуляций.
Ночная смена начинается в десять. Пара часов уходит на разные «мелочи», что в совокупности складываются во внушительную кучу для новенькой: обход 18 комнат и запись температуры, заполнение журналов или раскладывание по папкам бланков, что остались от предыдущей смены. В этом время еще не все обитатели этажа спят, кому-то из них необходимо дать снотворное или инсулин, поставить ингаляцию, измерить давление, за кем-то присмотреть, чтобы не упал со стула, десяток раз сбегать по вызовам.
У каждого пациента рядом с кроватью имеется кнопка, позволяющая в случае необходимости вызвать медсестру. Некоторые пользуются ею по мелочам, вроде «закрути пробку на бутылке» из-за неадекватности. Есть и такие, что просто любят помучить медработника, таким образом отплачивая жизни за свою боль и несчастье. Бывает, что кому-то на самом деле становится плохо, тогда медсестра должна измерить жизненные показатели, оценить, насколько в ее компетенции помочь, вызвать врача при необходимости и дать назначенное им лечение. На практике это означает, что ей придется догадываться, насколько адекватен оксиметр или тонометр, а если они вообще не работают, искать исправный прибор на другом этаже. Затем, вызванивать врача, который, возможно, уже спит или занят другим больным. Часто оказывается, что лекарств, которые он пропишет, нет в отделении, и тогда сестре опять предстоит заниматься логистикой. И, конечно, она ни в коем случае не должна забыть о связанной со всем этим отчетно-бумажной работе. Все бы хорошо, да одна беда - вся эта бурная деятельность происходит в районе полуночи, когда ее биологические часы указывают на сон. В общем, два часа пролетают как пять минут.
В 12 начинается обход со сменой памперсов и переворачиванием парализованных. Последнее по инструкции должны делать двое – санитар(ка) и медсестра. Менять памперсы – дело санитара, роль медсестры вспомогательная, но часто они работают наравне, чтобы процесс шел быстрее. На все это уходит от 40 минут до двух часов, в зависимости от отделения - насколько много в нем физически не самостоятельных постояльцев.
Тут надо немного сказать о брезгливости. В юности у Ани был небольшой опыт ухаживания за собственной бабушкой, из которого она вынесла, что вид чужих испражнений вызывает в ней рвотный рефлекс. Затем во время учебной практики был случай, когда ее в паре с другой студенткой послали помочь инвалиду искупаться. Когда дело дошло до снятия памперса, ее сокурсница не выдержала и убежала. Аня осталась в душевой одна с больным голым человеком не способным повернуть кран. Ее очень мутило, но чувство долга оказалось сильнее. Она велела себе терпеть и перетерпела. Стала соображать, что нужно делать – включила воду, отрегулировала, успокаивая пациента (а на самом деле себя), намылила мочалку – и тут дверь открылась, и на помощь пришел медбрат. Это была ее внутренняя победа, теперь она знала, что несмотря на нормальную человеческую брезгливость, сочувствие, долг и воля в ней сильнее, и, если будет нужно, она сможет, не убежит.
Так вот, к моменту работы в доме престарелых она привыкла абстрагироваться и смотреть на подобные вещи, как на неизбежные помехи, вроде крошек после съеденного багета. И все же после двух часов с памперсами, экскрементами и неподъемными человеческими телами, она спрашивала себя: что я здесь делаю?
Хорошо, в час с небольшим обход закончен, можно отдохнуть? Можно, но администрация сочла, что медсестра в ночную смену может соскучиться и еще, не ровен, час уснуть, поэтому на нее возложили дополнительные задачи, вроде проверки срока годности всех лекарств или комплектации набора для оказания первой помощи. Как показывала регулярность записей в журнале, ночные медсестры и медбратья об этом часто «забывали», но новенький был под прицелом, и от него требовалось неукоснительное соблюдение всех правил, даже плохо обдуманных.
Так что до двух было чем заняться, а в два – новый обход. И потом еще в четыре. А под утро начинается самая сестринская работа: измерить различные показатели пациентов под наблюдением, произвести над ними медицинские манипуляции, заполнить все журналы и написать отчеты. Тут нужно действовать быстро и соображать четко. Что невозможно, если ночь тебя уже выжала.
Ане не хотелось прослыть нерадивой, и поначалу она старалась выполнять все «ночные» требования. Но очень быстро ей стало ясно, что для такой работы необходимо либо родиться двужильной, либо ради самосохранения учиться «заметать под ковер».
И вскоре она на себе почувствовала, каким образом некоторые «опытные» работники находят «короткие пути».
Однажды вечером ей позвонила сотрудница с просьбой поменяться сменами. Аня заметила, что не проходило недели, когда кто-то не пытался с ней поменяться. Она подозревала, что дело было в том, что она новенькая, а значит, по логике «дедов» безотказная. В самом деле, новому работнику желательно «дружить» со старенькими, иначе останешься одна и помощи не дождешься. Это все, конечно, «правда между строк». Плохо, что, когда злоупотребляют, внутри растет возмущение, и реальную просьбу о помощи можно не разобрать и отказаться. В этот раз Ане и отказывать не хотелось – с этой женщиной, вроде, складывались неплохие отношения - и смена показалась приемлемой. Оказалось, дело в том, что дежурство выпало на 31-е число. А это ночь, в которую помимо прочих обязанностей медсестра должна открыть новые листы во всех журналах и поменять все прочие имеющиеся бланки. В общем, дополнительно наваливался немалый объем работы. О нем Анна узнала при передаче смены - сообщено было как бы между прочим, на бегу, без особых пояснений. А утром Анна получила нагоняй за то, что не сделала все, как должно.
В общем, новоиспеченная медсестра быстро поняла, каким образом вчерашняя студентка, что поначалу полна сострадания и готова кидаться выполнять просьбы бедных бабушек и дедушек, которые не могут себе налить воды – как она же через пару месяцев с трудом реагирует на стоны и крики «помогите!» доносящиеся из комнаты. И она больше не спрашивала, почему у этого частного дома престарелых неважная репутация, ей стала ясна картина.
Довелось нашей медсестре поработать и в другом отделении. Не только сама Аня, но и администрация вскоре поняла, что физически она не тянет и вот-вот уйдет. Ее перевели ближе к Земле, в отделение реабилитации. Физически ночи стали легче – меньше парализованных, больше способных обслуживать себя самостоятельно. Добавились свои нюансы, иногда курьезные.
В одно ночное дежурство она никак не могла уложить старичка испанца, понимавшего исключительно свой родной язык. Он что-то возбужденно доказывал, размахивал руками и указывал на соседа. В смене никого говорящего на испанском не оказалось. Зато один молодой доктор хорошо ориентировался в телефонных приложениях и быстренько скачал переводчик с голосовым вводом. Дедушке на пальцах показывали, чтобы говорил в телефон, электронный переводчик переводил, персонал понимал и отвечал на своем языке телефону, переводчик переводил, и этот текст показывался пациенту. Так удалось выяснить, что беспокойный пациент видит в своей комнате троих детей, которых его сосед зарезал и бросил на пол. Он требовал, чтобы детей убрали, иначе он там спать не будет. Больного шизофренией заверили, что трупы уже убрали, и в конце концов он улегся. Нейролептики давать не пришлось.
Любовь и домогательства
Дома престарелых нередко являются стартовым местом работы для начинающего медперсонала, туда охотно берут врачей и медсестер, вчерашних студентов. Так что рядом с Аней работало много молодых арабских врачей. Встречались даже говорящие по-русски, так как они учились в России. Аня записывала себе в блокнотик их непривычные имена, а напротив - внешние признаки или бросившиеся ей в глаза черты характера. Так один был записан, как «в очках», другой «гордый» и т.п. Не все они были женаты, многие красавцы. Некоторые из них охотно подсказывали новой медсестре Ане и относились очень дружелюбно. Чересчур.
Один рыжеватый молодой врач в очках начал с того, что напрямую спросил, сколько Ане лет. Она ответила, как есть, предполагая, что разница существенная и добавила еще, что замужем. Вскоре поняла, что насчет возраста ей не поверили, но не стала ничего доказывать.
В одно из ночных дежурств рыжий врач оказался с ней в смене – ночью, обычно, здесь работали медсестра/медбрат, санитар/ка и врач. Врачи чаще всего после полуночи шли к себе в кабинет и спали, если не было вызовов. Так как работа в этом отделении была немного легче, Аня выкраивала себе час-полтора подремать, чтобы к утру, когда надо писать отчеты, быть более способной соображать.
Рыжий был душка. Очки придавали ему вид интеллигента. За ним не надо было бегать – сам подходил с Аней к больным, давал ей медицинские пояснения, даже свечи сам прописал и сам вставил пациенту с температурой. Вернувшись в сестринскую после первого обхода Аня поняла, что этот врач спать не намерен. Он расположился за одним из компьютеров по соседству с ней - пришлось общаться. Парень сообщил, что давно хочет изучать русский, она ответила, что взамен на арабский может ему помочь. Само собой, она имела в виду в свободное время на работе. Но молодой араб попытался назначить встречу, на что она напомнила, что замужем, и встреча тет-а-тет невозможна.
На это он показал свои познания в России, открыв соцсеть ВКонтакте и предложив Ане найти ее страницу - все же по-русски он еще не читал. Тревожные звоночки прозвучали, но симпатичная женщина их проигнорировала (может быть, ей не хотелось обижать такого милого обходительного доктора, а, может, она еще не до конца избавилась от наивности относительно восточных мужчин, полагая, что их дружелюбие может быть вызвано желанием культурного обмена, или же ночь смазала способность к анализу) и открыла свой профиль в русской соцсети. Парень обрадованно схватил добычу и начал тыкать в телефоне.
Аня надеялась, что сон, наконец, уведет надоедливого коллегу в его каморку, и она тоже сможет немного подремать. Но ему, видимо, не давал спать выброс адреналина, который он уверенно подкреплял крепким арабским кофе. Бегал курить во внутренний дворик, болтал там с другими курильщиками из персонала, что-то кому-то доказывал в телефон – в общем, тусовался. В три ночи он предложил Ане выйти во дворик пообщаться, даже если она не курит. Аня подумала, что свежий воздух не помешает, да и надо поговорить, чтобы расставить точки над «и». Чувствуя на своей спине взгляд санитарки, она вышла минут через пять за врачом.
- Встань лучше вот сюда, там камера, - начал рыжий. – И внутри везде камеры, я поэтому хотел поговорить здесь. Тебе, правда, 40 лет?
- Правда.
- Не может быть. Слушай, я думал, лет 25-27. Русские женщины вообще здорово выглядят. Ей 50, а на вид я бы дал лет 35… Наверное, спортом занимаешься?
Спорт – это громко сказано. Начатки спорта случились в ее жизни в годы ранней молодости – то была юношеская лыжная секция. Те несколько лет дали Ане пару принципов на всю жизнь. Там она впервые ощутила сладость «победы над собой». Это когда ты не можешь, и, кажется, сейчас умрешь. Ты плачешь и продолжаешь – и вот чувствуешь, что все – ты полетел. А еще, когда приходит депрессия и говорит душе, что нет надежды, пытается связать руки и превратить тело в безвольный куль – надевай кеды и беги. Или иди. И мозг, ободренный эндорфинами, найдет выход.
Потом были танцы, бассейн, зимой лыжи, летом бег… Аня поняла, что организм требует физической нагрузки, и не отказывала ему в этой потребности: начать день с зарядки было для нее также естественно, как почистить зубы. Если после двух часов вынужденного сидения представлялся выбор – проехать два квартала или пройтись, в 95% случаев она шла пешком. На зимних иногородних сессиях, не имея в доступе лыж, надевала, что полегче и бежала в заснеженный парк. Пробежки помогали разогнать ощущение закостенения, грузности, лени от долгого просиживания над учебниками и вернуть телу необходимую легкость, управляемость. Еще тогда, в юности она нутром поняла взимосвязь состояния духа и тела. Ей важна была победа духа – она научилась держать в узде тело. Побочным эффектом этой привычки оказалась стройная подтянутая фигура, не сообщающая о возрасте.
Аня не стала все это объяснять ночному собеседнику, сказала, что занималась танцами.
Медик еще повосхищался ее внешним видом. Чтобы перевести разговор, Аня спросила, есть ли у него подруга. Он ответил, что была, но недавно они расстались. Аня похвалила красоту арабских девушек, намекая на то, чтобы он направил свой интерес на область более конвенциональную. Он согласился: да, бывают. И снова предложил встретиться пообщаться после работы.
Возраст его не останавливал, а на то обстоятельство, что она замужем, он произнес нечто вроде: у тебя не будет проблем.. Это ее несколько оскорбило и напомнило о стереотипе, который в этой стране бытует в отношении ее соотечественниц. Видно, в свое время они закрепили за собой такую славу. Тогда Ане пришлось сказать, что она христианка, верит в Бога и старается соблюдать Божьи заповеди, в отношении брачных уз в том числе. Мужчина расшифровал это по-своему: я не могу с тобой встретиться, потому что у нас разные религии. Но это она поняла потом, в ту ночь ей показалось, что она все доступно объяснила, и они расстались приятелями.
На следующий день, выспавшись, Аня обнаружила в ВК сообщения: Привет, милая! У тебя классные фотографии, и ты красавица.
Она чуть не разбила телефон с досады. Тут она перестала говорить намеками. Полетели сообщения:
- Это уже не красиво.
- Я тебе сказала, что у меня есть муж, я его люблю и в отношениях с тобой не заинтересована.
- А кто сказал, что я заинтересован в отношениях с тобой?
Звучало, как наглость. Она его заблокировала и стерла всю переписку.
Потом пожалела, что стерла. Аня вспомнила, как при устройстве на работу, ее инструктировала социальная работница. В части «сексуальные домогательства» она заверила Аню, что при любых подозрениях, будь то слова или даже шепот за спиной, она может к ней обратиться. Заниматься этим не хотелось: не хотелось начинать со скандала, что-то доказывать, не хотелось слухов. Она не сомневалась, что инцидент исчерпан после ее радикальных действий в ВК.
Прошла неделя, в следующую совместную смену, рыжий врач всем своим видом показывал, что ему нет до нее дела. Но общаться по работе все же пришлось. Аня немного сожалела о своей резкости и хотела наладить нормальные рабочие отношения. Она все еще была новой медсестрой, ссориться с коллективом не входило в ее планы. К тому же она оказалась в этом заведении почти единственной русской среди арабских коллег. Чувствовала, что о ней говорят, но не знала, что именно, так как арабским не владела.
Рыжий доктор опять стал душкой. Он словно забыл про ссору, с Аней общался по работе, уважительно, а в основном о чем-то лопотал со своими земляками. Ее это устраивало, она расслабилась. Между ними потеплело, к середине ночи они опять разговорились. Парень поведал ей о своей трагедии с девушкой, что уже два месяца, как они расстались, добавив, что по этой причине он такой горячий. Ночь, симпатичный, печальный молодой человек, от которого просто несло тестостероном, щекотали ей нервы. Парень предложил перенести беседу на улицу, так как ему хотелось курить. Только сначала выйдет он, а через пять минут она. Ее опять покоробило – разве мы флиртуем, чтобы прятаться?!
Но когда он вышел, она поняла, что тоже выйдет. Неизвестно, что там произойдет – голова ее кружилась, ее несло. Она вышла и медленно двинулась к дальнему углу площадки, откуда был виден город. Ну типа – я не к тебе, я воздухом подышать, захочешь, подойдешь. Постояв минут семь в одиночестве и замерзнув, слегка разочарованная, женщина двинулась обратно. Возмутитель ее спокойствия курил возле двери.
- Я не стал к тебе подходить, - сообщил он, - там камера.
Это подействовало, как ведро холодной воды. «Вот гаденыш!» - подумала она.
Время шло к утру, пора было писать отчеты, чем Аня и занялась. Вернулся доктор и сообщил, что ему надо ей что-то сказать, и он знает место, где нет камер. Она подумала, что этот конспиратор ей смертельно надоел.
- Все, мне надо работать. Мы уже обо всем поговорили.
Стараясь говорить тихо, он начал умолять ее зайти на кухню, чтобы услышать нечто новое. Сказав, что ждет ее, он отправился в конец коридора. Но Аня была зла, трезва и непреклонна.
Эта история тянулась еще какое-то время. Рыжий врач перестал появляться с ней в сменах, потом вообще пропал и обнаружился на другом этаже. А месяц спустя Ане снова стали приходить сообщения в ВК от непонятного пользователя, того же содержания. Она недоумевала: на работе, когда они пересекались, рыжий вел себя очень заносчиво, всем видом показывая, что едва терпит ее присутствие. Так кто же ее достает в соцсети? Она уже не знала, что за всем этим стоит: страх наказания? Болезнь? Или этот парень состоит в террористической организации по разрушению семей?
Среди «сочувствующих» врачей были и другие желающие перейти границу. Но таких настырных и двуликих больше не нашлось. Получив отпор, оставляли ее в покое.
Справедливости ради надо сказать, что среди арабских мужчин встречалась и полная противоположность такому настрою. Среди своих коллег Аня заметила молодого медбрата - сообразительного, державшегося очень скромно и старавшегося не оставаться с ней в комнате наедине. Заметив его однажды за молитвой, она поняла, что он верующий мусульманин.
«Думаю, мы еще встретимся…»
Однажды, передавая смену, сотрудница указала Ане на пациентку Надю, которую сегодня лучше не беспокоить. Эту тихую сухощавую женщину лет восьмидесяти неделю назад перевели из отделения реабилитации на постоянное проживание на верхний этаж. Надя приехала в страну в немолодом возрасте. По ее словам, ехала, чтобы помочь дочери. Дочь по каким-то причинам не создала семьи и детей не имела.
Последние годы две женщины с разницей в двадцать лет жили вместе, помогая друг другу. Дальше начиналась цепь обстоятельств, безрадостных до мистики. Перед новым годом Надя упала дома, повредив бедро. После травматологии ее послали в Дом на склоне на реабилитацию. Дочь регулярно ее посещала, пока однажды медперсонал не получил известие, что она попала в аварию и сейчас находится в реанимации. Наде сколько могли не говорили, через неделю пришлось сообщить, хотя и без подробностей о ее состоянии. Надежда переживала за дочь, к собственному же восстановлению относилась апатично. По истечении срока реабилитации, не видя продвижений к самостоятельности и принимая во внимание семейную ситуацию, медкомиссия приняла решение оставить пациентку в доме престарелых. На днях пришло известие, что дочь Надежды скончалась. Вчера она об этом узнала.
- Ты сделай ей ЭКГ, но не настаивай, чтобы она встала с кровати, - советовала сменщица. – Она всю ночь не спала. Есть тоже отказывается. Попробуй уговорить, но не дави сильно. Мы же понимаем, надо уважать…
Анна решила проверить сердце сразу, вначале смены, пока не так много работы. Когда она вошла в комнату с аппаратом, Надя лежала в своем углу с открытыми глазами. На заявление медсестры, что необходимо сделать электрокардиограмму, ответила:
- Да что теперь уж… Поздно.
- Что поздно, Надежда?
- Все поздно. Поздно, поздно жалеть… Зачем, зачем я просила ее приехать ко мне? Если бы она осталась дома, ничего бы не случилось…
Аня не знала, что говорить и как помочь. Но видя глубину горя немощного человека, поняла, что обязана хотя бы попытаться построить мостик над пропастью отчаянья.
- Надя, но ведь это рано или поздно ждет каждого из нас. Мы, люди, все смертны. Почему-то каждый раз это нас так удивляет… Так Бог определил: тело когда-нибудь умрет, а душа пойдет к Нему, давать отчет о прожитой жизни. У меня вот тоже мама сейчас очень больна, сложная операция предстоит…
- Мама? А что с ней? – тут же отозвалась Надежда. С живейшим интересом и сочувствием она выслушала подробности о незнакомой ровеснице. Душевный анальгетик действовал – несчастье другого всегда притупляет собственную боль.
Пока руки цепляли электроды к Надиному телу, сестра, видя, что пациентка ее слушает, старалась сказать, что успеет, о Вечности, которая нас ждет, о Прощении и Благодати, которую дал Бог людям, чтобы быть с Ним… Она из опыта знала, что для беседы у нее больше не будет времени, потому старалась дать человеческой душе зацепку, используя те 15 минут, что отведены на ЭКГ.
От остальной части комнаты их отделяла тонкая занавеска, иногда Аня и аппарат ЭКГ испытывали толчки – это санитары пришли поднимать вторую обитательницу комнаты. Разговор все равно оставался конфиденциальным, так как никто больше не понимал по-русски.
- Ан-на-ааааа, где ты? – пронесся крик по коридору. Похоже, она все же не уложилась.
- Иди, Анечка, иди. Я думаю, мы еще увидимся, - что-то изменилось в глазах Нади. Она выглядела, как человек, напившийся воды после долгой жажды.
- Обязательно увидимся! Только не знаю, когда. Я ведь уезжаю через неделю, Надя, везу маму на операцию. Возможно, надолго.
Выходя из комнаты с непослушной каталкой ЭКГ, Анна обернулась, помахав Наде рукой. Надежда, смотря ей вслед, повторила:
- Думаю, мы еще встретимся.