Олег оглядывается по сторонам и отступает на шаг, затем слегка откидывает полу бушлата и берётся левой рукой за медную бляху ремня.
Ремень этот дал ему с собой брат, в прошлом курсант морского училища. На всякий случай. И попутно объяснил, как им пользоваться в критической ситуации. Намотанный на запястье – а это делалось буквально за пару мгновений – свисающий с руки кожаный пояс с увесистой бляхой превращался в довольно грозное оружие. Олег почувствовал, что сейчас может наступить именно та самая ситуация.
Жест не остаётся незамеченным. Пыл рыжего тут же несколько угасает. Судя по всему, он уже хорошо знаком с этой штуковиной и морскими повадками. Да и специфическое «чалился» тоже подтверждает эту догадку.
В это время мимо них проскальзывает небольшая стайка девчонок, среди которых он замечает виновницу потенциальной «межэтнической» разборки.
Чем бы закончилась эта «дружеская» беседа, неизвестно, если бы не несколько их товарищей, задержавшихся в клубе. Они появляются вслед за девчонками и зовут с собой приятелей. Те уже докурили, и они вместе направляются в сторону дома.
Проходя мимо бани, Олег видит Валентину: она вместе с подружкой стоит у угла и пристально смотрит на приближающегося паренька в бушлате.
– Тебя дожидается, – хмыкает Пугачёв.
– Ты что удумал, провокатор, –шипит Олег.
До него доходит приблизительный смысл записки, которую он передал ей. Неожиданная подстава. Вот так товарищ!
Он оглядывается назад. Местные на некотором отдалении по-прежнему следуют за ними. Олег переводит взгляд на Валентину.
– Что бы там ни было написано, вы действительно очень симпатичная, – кивает он ей, затем пинает локтем в бок приятеля, уже не сдерживающего смех, и, удаляясь, добавляет:
– Может, ещё увидимся.
* * *
Сегодня лежнёвка вышла на опушку леса, с противоположной стороны которой просматривалось подобие заброшенной дороги. Значит, здесь уже ступала нога дровосека. А, может, там, дальше, уже было чьё-то поселение или участок, отвоёванный у леса для иных целей. Стало быть, они были не одиноки в своей борьбе с энтропией, и кто-то уже сумел уменьшить её здесь, приложив свои усилия в своё время.
Вечером, в баре, он снова возвращается к поискам смыслов. Правда, обстановка не совсем благоприятствует этому. Сегодня здесь довольно оживлённо. Старшекурсницы организовали свой кружок и пробуют новые движения, заимствуя их друг у друга. Забавно это наблюдать, потому как наряды у них далеко не вечерние. Забавно ещё и потому, что ритм песни более подходит для медленного, парного танца. Но это неважно, когда душа просит. Ведь каждая сейчас здесь – сама себе весна.
Из динамиков разносится переливистый голос довольно высокого тембра. Скробат где-то раздобыл запись стремительно набирающего популярность Демиса Руссоса. Олег начинает привычно крутить в голове это новое слово. Демис…,Де-мис. Двойное отрицание. Стало быть, утверждение. А голос просто удивительный. Тот, что заставляет почувствовать печаль и необъяснимую тревогу. По утверждению знатоков, именно это почему-то свойственно ангельскому голосу. Логичнее было бы предположить, что такие чувства должны пробуждаться его демоническим антиподом. Но тот обычно богат низкими обертонами. Пожалуй, у этого Руссоса есть и то, и другое. Также, как и в мире.
Демон суть служитель дьявола, его орудие. А демонизация?
Олег по старой привычке пытается подойти к смыслу явления, отталкиваясь от обозначающего его слова, ибо оно было в начале. Итак, демонизация – это разрушение единства, монолитности. Так, может, творец, отделяя небо от тверди, или вещество от антивещества, сам того не ведая, занимался именно этим? Кстати, этим самым он уменьшал энтропию системы. Стало быть, то, что мы называем божественным, несёт в себе дьявольское начало? Этого не может быть, здесь кроется какое-то противоречие. Либо демонизация – божественный акт, либо это процесс, имеющий дьявольскую природу. Создан ли мир дьяволом? Это, скорее всего, исключено. Лучшие умы человечества не могли в этом заблуждаться.
– Майкл, ты всё знаешь. Демонизация – это ведь разрушение однородности?
– Заблуждаешься, братсон. Всё элементарно. Демон происходит от даймона. У Платона – это человеческая душа, после смерти возвращается в свою стихию. Это потом, через разные толкования, она трансформировалась в демона. Но ты же знаешь, не верю я во всю эту чушь.
– Вот спасибо, успокоил. А то я уже чуть было очередную еретическую модель себе не выстроил.
Надо бы впредь поосторожнее со словами-то. Уж больно я их роль абсолютизирую.
Олег снова вслушивается в голос певца. Руссос, говоришь? Нет уж, на сегодня хватит. А то и впрямь опять какая-нибудь «Россия – родина слонов» получится.
* * *
Понедельник. Трудовой день начинается, как всегда, хотя наступила уже последняя неделя их работы здесь. А для одного из них – даже последний день. И вовсе не такой, как тот себе его представлял. Не такой настолько, что даже не от слова «совсем», а от слова «абсолютно».
Утренний развод на работы, навязший на зубах у командира, и механически пропускаемый мимо ушей остальными (и напрасно, но ничего не поделаешь) инструктаж по технике безопасности. Устали уже от всего этого. Тряска в машине, чихающие звуки пил, упорно не желающих заводиться, видимо, тоже изрядно уставших, первые удары топором. Наконец, перекур.
Пугачёв распечатывает пачку «Дымка». Это просто какие-то фантастические, термоядерные сигареты. В городе о них никто и слыхом не слыхивал, а здесь… Короткие, бесформенные, сдавленные до так называемого овального состояния, если это можно вообще назвать овалом, набитые крупнонарезанным табаком вперемешку с черенками от листьев, того самого, что идёт на борьбу с садовыми вредителями (впрочем, как выяснится чуть позже, этот табачок косвенно помогает справится и с лесными: ведь с точки зрения леса люди – первые из их числа), – короче говоря, это даже не песня, это целый гимн бережливому и рачительному ведению социалистического табачного хозяйства.
Но главное же их достоинство – это цена: шесть копеек за пачку. Олег сам видел этот приятно поражающий воображение (меньше – только стакан газировки с сиропом и звонок другу по телефону-автомату!) ценник в местном лабазе. А оптом, наверное, и того дешевле.
Этими сигаретами их здесь исправно потчует завхоз, и другие даже не предлагает. А может, в местной природе других просто не существует? Или они не пользуются спросом?
Разминает, значит, Вова, этот овальчик пальцами, доводит его до подобия окружности, позволяя сигарете хоть немного пропускать дым при глубокой затяжке здоровыми лёгкими. Излишки выдавленного табака сбивает ногтем под ноги. Закуривает. Сбоку от него, на соседнем бревне, бензопила «Урал-2», верный помощник лесоруба. Мотор урчит на холостых, глушить не хочется – заводится плоховато. А пиле потрудиться ещё предстоит немало перед тем, как можно будет браться за топор. Нужно сначала очистить от мелкой поросли площадку для очередного звена, поэтому полотно пилы развёрнуто в горизонт, под валку.
Рядом – Шперов. Тоже закурил, и, недолго думая, решил справить малую нужду. А что – кругом лес, девушки скручивают веники за добрую версту от них, и стесняться особо некого.
Но Пугачёву такая вольность не по нутру. Непорядок. Потому как аккурат мимо Шперова пролегает путь до тех сосёнок, а этот непорядок когда ещё просохнет? Крикнуть бы, чтобы отошёл подальше, да не расслышит – работающий мотор бензопилы мешает. Глушить не хочется – заводится плохо. Мотор, говоришь? А что, пусть мотор и поможет!
Пугачев берётся за ручку бензопилы и поворачивает её так, что выхлопными газами обдало приятеля отогнало бы его подальше. Слабовато, не достаёт. Надо прибавить оборотов и ещё немного развернуть пилу.
Мотор взвывает, и сизая струя дыма обволакивает незадачливого «писаря». То, что надо! И тут Пугачев ощущает лёгкий рывок: это пила своими зубцами вцепилась в штанину, и, словно драга, хватаясь за вязкий грунт и вгрызаясь в него, тащит на себя ткань, рвёт и закручивая её вокруг ноги, и алчно тянется за ней дальше, увязая в штанине всё глубже и глубже. Всё происходит настолько быстро, что его запоздалая реакция («Дымок» уже успел подействовать) не спасает: зубцы пилы стремительно добираются до коленной чашечки и принимаются нещадно крошить её. А-а-а!
Не то, чтобы отряд не заметил потери бойца, но это уж было делом привычным. Коленку пострадавшему заштопали в местной больничке, ногу зафиксировали гипсом и вместе с хозяином отправили домой, в город. Здесь он уже не нужен. Опять же, проявление закон рикошета, хотя, в неявном виде.
Как ни странно, но новый мастер за этот случай не пострадал. Но теперь уже достаётся Меллеру.
Окончание следует