Глава 2 ВСТУПЛЕНИЕ
Вот старая фотография: города ещё нет, на месте будущего парка — пустырь, главк пока находится в небольшом деревянном строении на Пролетарской улице (где позже размещался горком комсомола), но уже видны дворец-школа и три жилых дома. Дом культуры только лишь строится — ведь это 1941 год. Но всего через через несколько месяцев сюда из Дома профсоюзов переедет театр, оформится улица Сталина, парк с парашютной вышкой и стадионом, который зимой станет превращаться в каток — любимое место отдыха всей детворы... А с 46-го года дома, и вовсе, начнут расти как грибы.
Я любил этот город, любил в любое время года. Зимой, бывало, пурга и ветер сбивали с ног, но вечерами мы всё равно ходили гулять компанией по улице Сталина. Когда позволяла погода, — каток, обязательно. Шумная раздевалка, надо льдом звучит музыка, под которую можно было взять девочку за руку и кататься парой. А то соединялись большой компанией в ряд «паровозом», разгонялись один круг, и когда передний резко, с разворотом, тормозил, все с хохотом дружно летели с сугроб.
;;Одно время нашим тренером по гимнастике был небольшого роста худощавый человек, как говорили, бывший заключённый. (В Магадане в то время много таких было: освобождались, приезжали в Магадан; кто ожидал навигации, кто устраивался на работу — особенно те, у кого не было права покидать Колыму.) И однажды наш тренер появился на катке в непривычной форме — обтягивающем трико, на фигурных коньках — и начал такое показывать, что весь каток встал вокруг него кругом! Оказалось, что был он до войны чуть ли не чемпионом по фигурному катанию. Тогда на правах знакомого я взял у него несколько уроков; конечно, на моих «гагах» сделать что-либо подобное ему было трудно, но все-таки кое-что у меня получалось, и уже в зиму 9-го класса я танцевал на коньках вальс с Таней Акуловой из параллельного класса и с кем-то, не припомню, с кем именно, ещё.
;;Я любил этот город. Летом он продувался ветрами, несущимися между двумя бухтами — Нагаева и Весёлой, иногда вдруг налетал туман, да такой, что во время футбольного матча были видны только головы игроков. Зато рядом, в сопках, было тихо, грело солнце, и можно было загореть настоящим «материковским» загаром. Моя кожа хорошо воспринимает солнечные лучи, и когда в конце каникул мы собрались в парке у волейбольной площадки и разделись, ребята удивились: «Ты что?! На „материке” побывал?»
;;Я любил это море. Бухту Нагаева обошёл пешком с обеих сторон. Во время шторма волны били о скалистый берег, вздымая пену на несколько метров. В штиль воды были гладкими, словно полироваными. И вдруг на ровной поверхности возникали круги и всплывала нерпа. Мы разводили на берегу костёр, в прилив разбегались и бросались в море. Несколько взмахов — и обратно, греться у огня. А во время отлива, особенно в мелководной бухте Весёлой, по камушкам уходили далеко от берега ловить мелких крабов, не успевших уплыть за водой рыбешек, а потом бегом бежали от приливной воды к берегу, не всегда успевая и вылезая на берег уже с промокшими ногами...
;;Выше нашего парка располагался так называемый «сангородок» — городская больница. За ним — вершина сопки. Мне нравилось приходить сюда одному, смотреть на бухту и представлять, что, вот, стою я на краю земли, а там... Как в песне поется: «Здесь начало земли, здесь России начало». Даже воздух обладал здесь каким-то особенным, совершенно необычным запахом. Я его вдыхал полной грудью «и не мог надышаться...» Ну, я всегда был немножечко фантазёром и, как свойственно сыну артистов, по характеру слегка романтичным. Впрочем, может быть, такими в этом возрасте были многие.