Виктор КАЛАШНИКОВ
Л Ю Б А — Л Ю Б О В Ь ?
из беззаботно-беспечной молодости
Ханжам и отрокам до 18 лет
читать не рекомендовано
Ранним для воскресного дня утром Евгений явился к женскому общежитию первым, наверное, сегодня страдальцем. Отчасти потому, что жил неподалёку, а вернее всего потому, что Оксанка попросила его вчера прийти пораньше, чтобы успеть позагорать под утренним, говорят, самым полезным для загара солнцем. Вот он и расстарался, но, судя по всему, поспешил: в общежитие еще никто не входил, через кого можно было бы вызвать её... Недолго думая, сунул в рот два мизинца и свистнул. Из-за штор открытых окон то тут, то там показались головы девчонок. Ему даже смешно стало:
-Не вас... Оксана!
И Оксан оказалось несколько. Самая заспанная из них — его.
-Ты? - якобы удивилась она и призналась, протирая слипающиеся глаза.-А мы ещё спим... Сейчас соберёмся...
Евгений сел на высоковатую скамейку сбоку перед крыльцом подъезда. Расслабившись, поболтал по-мальчишески ногами, продолжая разглядывать окна, стёкла которых отблескивали словно лужицы после дождя, и вслушиваясь в ослабленную расстоянием разноголосицу музыки и голосов... На него то и дело выглядывали девчонки...
-Павлик! -представился он, козырнув, одной такой на втором этаже и доверительно сообщил. -Пришёл вот познакомиться с кем-нибудь. Скучно одному-то ходить!
Девчонка прыснула и, выразительно покрутив у виска пальцем, утонула в комнатной глубине.
Сместившееся за крышу дома напротив солнце освещало теперь лишь два верхних этажа общежития, разделив таким образом кирпичную стену на освещённую и затенённую. То, что было затенено, воспринималось однотонно красным, то, что освещено — распадалось на оттенки: одни кирпичи оказались бордовыми, другие — ярко-красные, третьи — почти чёрными, пережёными.
...Наконец-то, на крыльце появилась Оксанка с Настей, обычной её попутчицей, и другими их подружками, не знакомыми Евгению, вероятно, поэтому он прежде всего заметил недостатки в их лицах, ножках и фигурках: у одной лицо круглое, как блин, у другой кривоватые ноги, третья, в общем миловидная, очень уж худая... Оксанка тоже, конечно, не красавица, но он уже разглядел в ней «изюминку» - доверчивое простодушие.
-Музыку взял? А мою любимую запись? -первое, о чём спросила она, показно прижимаясь в нему боком. - Как тебе мой новый сарафан? Новый!...
Ей, наверное, льстило то, что он пришёл, как условились, пораньше, что лишь одна она сегодня с парнем, что он понравился девчонкам и они, возможно, в душе завидовали ей.
Не успели отойти далеко от крыльца как вслед им из общежития выбежала дежурная и позвала Настю:
-Тебе телеграмма!
-А, после возьму! - отмахнулась было Настя, ей не хотелось возвращаться — дурная примета.
-Срочная!
Настя воротилась... Вновь появилась с плотно сжатыми губами, ничего не сказав любопытствующим подружкам, пошла к трамвайной остановке.
-Что случилось, Насть? - не терпелось узнать девчонкам.
-Отец умер.
Все так и остолбенели.
-Так ты бы уж не ходила с нами сегодня... Ехать надо — отец всё-таки.
-Ещё чего. Вечером поеду. Он бросил нас, когда я ещё маленькая была...
Загорать, по предложению Евгения, поехали на «холодный» пляж. Одеяло расстелили в едва заметной выемке близ молодой ивы. Заметив, что девчонки вроде как стесняются задирать при нём подолы, для примера спустил брюки первым. Прикинул взглядом, какое будет самое лучшее место на одеяле, лег, подставив лицо и грудь солнцу, включил музыку — хорошо! Вскоре и Оксанка легла ему под бок, он просунул ей под шею руку, чтобы обнять, а свесившуюся кисть опустил на чашечку лифчика. Она, испуганно, глянув на подруг, сдвинула её: «Не надо так — что они подумают?» Солнце — как электросварка в глаза и он повернул лицо к Оксанке, приник губами к её щеке.
-Ну, начинается! -шутливо возмутилась Настя.
-Ты куришь, так и кури — не подглядывай, - огрызнулся он. - Солнце же прямо в глаза бьёт!
-Накройтесь газетой, - посоветовала стоявшая в ногах блондинка, с талией, как у не сложившегося подростка.
Евгений развернул газету и накрыл ею своё и Оксаниное лицо. Она под газетой осмелела и отвечала на поцелуи... Он закрыл глаза — в сознании почему-то возникла лукавая улыбка худенькой девчонки, нечто привлекательно-раскованное было в ней... Что? Ну, длинные прямые волосы, явно крашеные, окаймляли узкое миловидное личико. Ну, большие на этом фоне глаза. Ещё коричневый лифчик, словно тёмные очки закрывающие маленькие груди... Он открыл глаза и снял с лица газету. Угловатая девчонка стояла по-прежнему — ноги циркулем, заложив руки за голову и покачиваясь из стороны в сторону, мурлыча грустную мелодию.
-Скучно? -спросил он.
Она молча повела плечами.
-Люба, ты же загораживаешь нас от солнца! -высказала недовольство Оксанка.
-Что же мне и не загорать теперь, если места на одеяле не досталось!
-Ложись поперёк всех, на плавки, -предложил Евгений вроде как в шутку.
-А что — попробуй! -поддержал его кто-то из девчонок.
Люба примерилась взглядом — возможно ли это? Подумав мгновение, качнулась и зашла сбоку. Опустившись на корточки, распросталась на плавки лежавших. Девчонкам она показалась пушинкой и никто не протестовал, однако, так получилось, что плавками своими она угодила на плавки Евгения... Вообще-то, его уже трудно было чем-либо смутить, теперь же он не смел пошевелиться, чувствуя себя в плену. Жар её тела входил в него, как ток в аккумулятор — напряжение усиливалось невольно. Люба не могла этого не почувствовать, но тоже не пыталась сместиться. Тогда он прикоснулся к ней кончиками пальцев и тихо попросил:
-Встань, -а ничего не заподозрившей Оксанке пояснил, - Тяжёлая, всё-таки.
Люба молча встала и отошла, пряча от него покрасневшие щёки. Так между ними возникла тайна...
А когда возвращались с пляжа, он выбрал подходящий момент, чтобы шепнуть ей:
-Приходи в гости.
-Может, и приду... когда-нибудь, - вроде как пообещала она, а лукаво улыбнувшись, добавила. -С Оксанкой...
Родители Евгения жили в собственном, дореволюционной ещё, наверное, постройки кирпичном доме, доставшимся им от родителей отца, на когда-то бывшей окраине города, ставшей теперь чуть ли не центром микрорайона. В сравнении с частными домами по соседству — ничего особенного, обычные пять соток с грядками, вьющимся виноградом и фруктовыми деревьями, разве что в глубине двора ещё сохранилась времянка, в которой когда-то была летняя кухня, но со временем их квартал газифицировали и надобность в летней кухне таким образом отпала. После того как Евгений поступил на бюджетный факультет в университете родители отдали времянку сыну — всё равно, дескать, пустует, а тебе будет где без помех заниматься. Кроме того они придавали этому воспитательное значение, приучая его к самостоятельности — он сам поддерживал порядок в ней: мыл пол, зимой топил печку (газификация времянки не коснулась якобы по причине пожарной безопасности).
Самая неустойчивая погода на Кубани, пожалуй, в мае. Если солнечно и тихо, воздух прогревается градусов до тридцати, но подует вдруг западный ветер и пригонит с моря тёмные, увесистые облака, с которых срываются прохладные ещё ливни. Грязи от них не много, однако, люди уже избалованы теплом и прячутся по домам или платным заведениям. Случалось такое почему-то чаще всего к концу недели, поэтому обычно безденежного Евгения в такие выходные дни доставала скука - хотелось расслабится после лекционных нагрузок в универе, а выбор развлечений был невелик: праздное шатание по улицам, но оно быстро надоедало, на пляже холодно, читать и слушать музыку весь день и вечер дома тоже не вариант. Поэтому он в итоге предпочитал самый доступный вариант — прогуляться по «Девичьему проспекту», коротенькой улочке между общежитиями и комбинатом. Конечно же, в надежде встретить кого-нибудь из знакомых девчонок.
Вот и сегодня, только дошёл до трамвайной остановки как увидел Настю. Она приветливо улыбнулась ему... Теперь он уже не вспомнил бы как и когда познакомился с ней, а произошло это через Володю-соседа, который как-то зимой попросился приютить их до утра. Бабник Володя вскоре охладел к ней и стал избегать, Настя же — наоборот. Евгений таким образом, как общий знакомый, превратился в невольного посредника. Чтобы бывать у него запросто, Настя и познакомила его с Оксанкой.
-Куда это носило тебя в такую погоду?
-По магазинам шаталась — деньги получили, надо тратить. Сумочку вот купила.
-Обмыть надо.
-Я не против.
-Бери Оксанку и приходите.
-Володя будет?
-Давненько его не видел, но зайду — узнаю где он...
Володи дома не оказалось, значит, не получалось и веселья. Под воздействием выпитого вина Настя капризничала:
-Хочу целоваться. Ну, куда мог умотать этот долбаный Волосик!.. Ах, как он целуется! А любовник какой!..
Евгений лишь усмехался, наблюдая за реакцией на её откровения Оксанки.
-Ты бы хоть Оксанку научила целоваться, а то она не умеет.
-Вот и научи её — на то ты и парень...
Оксанка, заметно смущаясь, делала вид, что слушает лишь музыку. Ещё месяц назад она пристыдила бы подругу за такую откровенность.
-У тебя, вижу, опять новая кофта? -преувеличенно удивился он.
-Да-а, -она встала и крутнулась, показываая обновку. -Наимоднячая!.. Со следующей получки куплю фирменные туфли, тогда вообще!
-И не подступиться будет к тебе!
Оксанка счастливо засмеялась, а Евгений спросил себя: «Что это, если не дурость?»
-Можно, я полежу чуть-чуть?
-Хоть до утра.
Оксанка легла на не расправленную постель и вскоре засопела во сне. Настя усмехнулась:
-Счастливая!..
Она так и не дождалась Володю. В двенадцатом часу ночи засобиралась уходить — скоро закроют общежитие. Хотела было разбудить Оксанку, Евгений не дал:
-Не надо — пусть спит.
-Обидится.
-Скажешь, что не могла разбудить. Я подтвержу.
Настя ушла...
После двенадцати Евгений разделся и лёг рядом с Оксанкой. Она не проснулась. Тогда он поцеловал её в губы. Она открыла глаза и в недоумении уставилась на его плавки.
-Что, красивые? -спросил он.
-А Настя где?
-Ушла.
-Как ушла. Который час?
-Первый. Она будила-будила тебя — ты не в какую. Ну и ушла, чтобы не опоздать к закрытию общежития.
-Я ж после ночной смены, не выспалась днём...
Он вкрадчиво поцеловал её в губы — она больно оттолкнула его локтями и вскочила:
-Пойду.
-Тебя ж не пустят уже, -напомнил он. -Не на лавочке же ночь коротать — оставайся.
Она села на край постели и заплакала, закрыв лицо ладонями:
-Ну, Настя — подруга называется. Что теперь девчонки обо мне подумают.
-Нашла о чём беспокоиться! Хочешь, я скажу им, что у нас ничего не было...
Всхлипывания стали реже, хотя сидела она всё так же, сжавшись, готовая дать отпор всеми силами. Сейчас перед ним была не та раскованная Оксанка, хотя на ней были джинсы и модная кофточка, но мамой и папой воспитанная дочь. Она понимала, что влипла в опасный переплёт, трусила как никогда — вдруг он применит силу, ударит, начнёт выворачивать руки и будет больно. Что тогда? Кричать? Бестолку — здесь её никто не услышит. И будет с ней то, что случилось когда-то с Настей... Его рука обняла её за талию, медленно поднялась к груди. Замерла на ней, и Оксанка почувствовала сквозь тонкую ткань холод его пальцев. Пальцы зашевелились, нащупывая пуговицы кофточки и расстёгивая их, коснулись тела..Она представила, как они в случае отпора вдруг сожмутся в кулак, который ударит так, что она потеряет сознание — она торопливо ответила на поцелуй, решив не злить Евгения прежде времени. Так ему сравнительно быстро удалось прикоснуться ко всему, что он уже знал у неё прежде, но как только рука его скользнула ниже, он наткнулся на решительно нет.
-Ну почему — мы же так давно уже знакомы. - не понимал он.
-Не сейчас — сегодня мне нельзя. -придумала она веский довод.
-А когда?
-Когда-нибудь. Скоро. Я сама скажу когда.
-Смотри — потянет меня к другим.
-Один раз можно, я разрешаю...
Обещание, конечно, обнадёживало, но удовлетворяло, и он опять начал настаивать, чтобы обещанное «скоро» произошло сейчас...Но сколько не уговаривал, не напирал он, даже не смог повалить Оксанку на спину — она ухватилась за дужку кровати.
-Вот руки у тебя сильные! Не женственные.
-Ты бы поработал с моё вилами! Я с семи лет маме на ферме помогала.
-Думаешь я не работал физически? Да я два лета уже отпахал в стройотряде!..
Смирившись с неудачей, он лёг на спину и закрыл глаза. В сознании уже который раз возникло лицо Любы, её лукавая улыбка. Где она сейчас? Может, с кем-то, вот так же, как он сейчас?.. Надо будет сказать Насте, чтобы привела её в гости...
Оксанка разбудила его на рассвете. Она так и просидела остаток ночи, держась за спинку кровати.
-Проводишь меня?..
За всё время пути до общежития он не сказал ни слова, лишь хмурился каждый раз, когда она заглядывала ему в лицо, видимо, пытаясь понять, о чём он думает. Впрочем, сердиться ему надо было только на себя: не смог уговорить такую простушку.
Прощаясь, Оксанка спросила:
-Сессия у тебя скоро кончится?
-Через неделю. Два экзамена осталось и зачёт.
-Опять на всё лето в стройотряд поедешь?
-Нет, нам тут недалеко за городом неплохую шабашку предложили. Придёшь в субботу или к тебе прийти?
-В субботу мне во вторую смену работать — не увидимся.
-А Настя?
-Она будет отдыхать - мы в разных с ней сменах.
-Тогда скажи ей — пусть придёт, дело есть...
Настя пришла не одна — с... Любой. От неожиданности Евгений засуетился:
-Проходите, садитесь — что в дверях стали. Настя, ты-то что не смелая! Люба стесняется — понятно, первый раз пришла. Но ты-то свой здесь человек!..
Включил музыку — самые, дескать, модные мелодии, но Люба попросила:
-Включи что-нибудь русское...
Когда она огляделась и пообвыкла, он спросил:
-Нравится у меня?
-Мне бы такой домик! Порядок сам наводишь или мать?
-Сам. Предки сюда не суются.
-Попроси Оксанку — пусть окно помоет, да и подоконник заодно.
-А если тебя попросить?
-Можно и меня. Наведём ему марафет, Насть?
Но Настя уже курила, щурясь от дыма и перелистывая глянцевый журнал — всем видом своим показывая, что ей это не надо.
-Хотел бы я посмотреть, каков порядок в вашей комнате!
-К нам ребят не пускают. Недавно опять на собрании девчонки возмущались: как так — общежитие наш дом, а парня в гости пригласить нельзя. Поэтому, может, и грязно бывает, и девчонки ходят по коридору чуть ли не голыми. Никакой культуры! - Люба усмехнулась. - Я недавно иду по коридору в одной комбинации — смотрю, ребята навстречу идут! Не знала куда провалиться.
-Всё-таки, пускают ребят, оказывается?
-Невесту выкупать только и пускают.
-И правильно делают, что не пускают, -не согласилась с ней Настя. -В тесноте же живём! Постирушки сушить негде! Все комнаты нижним бельём завешены.
-Нижнее бельё спрятать можно, - возразила в свою очередь Люба. -А то у нас по делу и без дела всё занавешено. Парень в гости придёт — быстро найдут, куда спрятать. Я бы, например, и пол лучше помыла, если парня в гости ждала.
-И действительно — почему бы не пускать, ведь вам же не по семнадцать лет! - поддержал Любу Евгений...
С улицы донёсся свист, Люба испуганно спросила:
-Кто это? К тебе?
-Волосик, -определил Евгений и, выглянув в дверь, крикнул. -Заходи, чего свистишь, как соловей-разбойник!
-Появился, наконец-то, -оживилась Настя и отложила журнал.
Володя, как уже говорилось был соседом Евгения. В своё время он закончил что-то торговое и теперь работал на какой-то престижной базе, чем вызывал зависть многих и очень этим гордился. К Евгению он относился как к бедному студенту, впрочем, пускавшему, когда надо, переспать с женщиной, у него дома такой возможности не было, а потому нужному.
-Опять пьёте!-якобы возмутился он, увидев на столе стаканы.
-Кофе, -Евгений усмехнулся. -Будешь?
-Кофе не пью. Привет Настеньке! Вольдемар! -представился он Любе, галантно поцеловав руку.
-Тот самый, -шепнула ей на ухо Настя.
-А-а-а, -восприняла равнодушно Люба.
Самолюбие Володи было задето тем, что он не произвёл на неё желательного впечатления. Тем не менее, он и на этот раз явился не пустой — выставил на стол пару бутылок то ли ликёра, то ли вина.
-А в ней что-то есть, -сказал он, наклонившись к Евгению, но так, чтобы слышали все, а обратившись к ней, добавил. -Понадобится что-либо дефицитное — обращайся.
Люба промолчала, лишь повела плечами.
-Она не Оксанка — за тряпками не гоняется, -пояснила Настя.
-Жаль...
Евгений только теперь обратился внимание на Любину одежду — на самом деле всё простенькое, а не заметно.
Послышались громовые раскаты — за окном засверкало. Люба заволновалась:
-Побежали, Насть, пока гроза не началась!
-Сидите. Дождь если и начнётся, то скоро кончится — весна!..
Гремело и сверкало всё ближе и вскоре закрапал дождь, который, то усиливаясь, то будто бы стихая, продолжился до темноты за окном... Когда девчонки всё-таки собрались уходить, Володя шепнул Евгению: «Оставь нас...ну, не надолго.» Они с Настей будто бы замешкались, якобы одеваясь, поэтому Евгений с Любой вышли в темноту первыми.
-Мы догоним! - пообещал им вслед Володя.
Было прохладно после дождя и Евгений накрыл голые Любины плечи плащом — получилось, что обнял, она не отстранилась. Плечи её вскоре нагрелись и стали излучать знакомый, кружащий голову, жар.
Возле общежития, несмотря на прохладу и сырость, было оживлённо: музыка, ребята, девчонки... Евгению показалось, что Любе не хотелось уходить так сразу, и он предложил:
-Постоим?
-Где?
Ещё капало — то ли с деревьев, то ли с неба, а под навесами в укромных местах везде жались парочки. Свободной от них оставалась лишь слабоосвещённая стена столовой неподалёку. Если прижаться к ней, то капли с крыши будут пролетать мимо. Там он накрыл её плечи и спину плащом, чтобы не запачкалась о кирпичную стену, и спросил:
-Помнишь пляж?
Она не ответила. Её молчание можно было расценить как ожидание. Он осторожно погладил её волосы, прикоснулся губами к горячей щеке. Она вдруг ответила ему порывистым объятием и они слились в страстно-долгом поцелуе. Подвижное тело её извивалось, то ускользая, то напирая, будто дразня... Так же вдруг она сильно оттолкнула его. Он качался, как пьяный, не понимая, чего это она?
-Боже, до чего я докатилась! В первый вечер! Почти на виду!..
-Никогда со мной такого не было — как шизанулся, -признался он. -Пошли ко мне?
-На одну ночь?
-Почему на одну — на много...
Последовал ещё залп невероятно страстных поцелуев, до боли тесных объятий, напором разгорячённых желанием тел... Он уже начал судорожно задирать подол её платьица, добрался до трусиков...
-Не надо... Нас же видно... Ну не здесь же...
-Пошли ко мне — не пожалеешь.
-Там же Настя с Волосиком.
-Прогоним их.
-А что обо мне Настя подумает... После Оксанке расскажет.
-Да что мне Оксанка!
- Я приду... завтра. Но с условием, что ты не будешь ни на чём настаивать.
-Зачем ждать до завтра, пошли сегодня!
-Уже настаиваешь...
Тот день Евгений провёл как на вокзале, когда надо обязательно уехать, а билетов нет или поезд опаздывает. Почему-то не верилось, что Люба придёт... Чтобы убыстрить время, он пытался читать но не понимал смысла прочитанного, хотел было прогуляться, но побоялся — а вдруг она придёт именно в это время, Особенно долгими показались часы перед сумерками — он нервно ходил по комнате, не находя себе места и прислушиваясь к малейшему шороху, дуновению ветра за дверью. И всё-таки она появилась внезапно — возникла на пороге, видимо, пробежав через двор:
-Можно?
Он усадил её на кровать и без словесных предисловий стал зацеловывать, повалив на спину, она отвечала со свойственной ей беспечной страстностью...
-Снять?, -спросил он, кивнув на её туфли.
-Я сама, -она не поняла его, наверно, потому что вслед за туфлями начала снимать брюки, кофточку. - Отвернись, пожалуйста.
Он тем временем поспешно разобрал постель...
...Соображение начало возвращаться к нему, когда пространство полутёмной комнаты вдруг стало казаться красным, после оранжевым, жёлтым, зелёным, голубым, синим, и, наконец, против его воли — фиолетовым... Он нащупал висевшее в изголовье полотенце, откинулся на спину и протёр им потное лицо, шею, грудь... Странно, но обычной после этого пустоты в душе, разочарования не было, возникло лишь чувство благодарности Любе за то, что она такая, какая есть, хотелось ласкать её ещё и ещё с умилением и жалостью... Как вдруг он услышал её всхлипывания, плачь:
-Что случилось? Почему плачешь?
Его участие, казалось, лишь подстегнуло её истерику.
-Дура!..Дура!..Дура!
Увидев на искусанных кулачках кровь, Евгений испугался: «Неужели скажет, что изнасиловал»:
-Перестань! Зачем это?
-Завтра же подам заявление на увольнение — уеду! Дура!Дура!
-Ну, перестань, успокойся. От себя не уедешь, -ему показалось, что она сожалеет о случившемся. -Всё было хорошо — успокойся.
-У меня ведь парень есть. В станице. Я в армию его провожала. Он вернулся уже, ждёт меня... А я тут...
Он ещё долго успокаивал её лаской и словами... Истерика её так же вдруг сменилась новой вспышкой безоглядно-беспечной страсти... К утру до полного измождения.
Проводить себя Люба разрешила только до полпути. Прощаясь, спросила:
-Как же теперь с Оксанкой?
-Никак — ну её!
-Так нельзя. Не подумай, что я боюсь, но как отнесутся к этому девчонки, Настя... Не подавай пока виду. Встречайся как встречался.
-А как же ты? Мы?
-Будем встречаться тайно. Заранее уславливаясь. Никто не догадается — все знают, что у меня есть парень в станице...
Он невольно удивился предложенному варианту... Что ж, встречаться с двумя сразу даже интереснее.
Так начались их тайные встречи. Он всё реже и реже приходил к Оксанке, всё чаще — к Любе, с ней ему было интересней. Но для прогулок они выбирали малолюдные маршруты. Самый оптимальный из них — по обычно пустынной аллее вокруг комбината. Там если и встречался кто, то такие же таившиеся парочки или пожилые. Причём пожилые мужчины предупредительно вели женщин под руку. Если же встречались сравнительно молодые пары, то женщины уже издали настороженно вглядывались в Евгения с Любой, а при встрече отворачивались — видимо, на всякий случай.
-Мужья с жёнами тут гулять вряд ли будут, -усмехнувшись, предположил он и спросил. -А ты будешь изменять мужу?
-Если пить начнёт. Но я ещё до замужества приведу его в гости, поставлю на стол бутылку водки: будет пить - выгоню. Не нужен мне такой муж! Да и вообще, я замуж пока не собираюсь — рано, не нагулялась ещё. -А помолчав какое-то время, неожиданно призналась. -Хочу, чтобы на свадьбе мне подарили нераспустившуюся розу — и чтобы она распустилась у меня на глазах в этот день — верная примета счастья!
-Хочешь быть счастливой?
-Кому не хочется!
-А что это такое — счастье?
Люба надолго задумалась, по школьной, наверно, привычке, ища ответ на небе, но и там его не нашла:
-Как облака быстро движутся! Будто бегом бегут!..
От бараков неподалёку однажды донеслись переборы гармошки.
-Эх, сейчас бы «Барыню»! С выходом! Хочу плясать!
-Умеешь?
-Конечно. Помню на свадьбе у подруги все ноги оттопала... Но это еще в прошлом году было, - вдруг погрустнела она.
-Расскажи что-нибудь о себе. Только откровенно.
-Ага. Я начну откровенничать, а ты после сделаешь такие выводы, что мне и не прислониться!
-Хитрая ты.
-Время сейчас такое: не схитришь — не проживёшь...
Такие разговоры очаровывали Евгения, и вскоре он стал приходить к Любе, даже когда его ждала Оксанка. Прятался в тени кустарника под окнами и ждал подходящего момента вызвать её, обычно через незнакомых девчонок, но это был уже риск. Иногда Люба сама просила:
-Приди завтра к Оксанке, у неё выходной.
Тогда он приходил к общежитию ещё засветло, открыто стоял напротив её окна, обычно открытого и кричал:
-Шестьдесят седьмая!
На зов обычно выглядывала Настя:
-Сейчас выйдет!
«Но кто? -усмехался он. -Неужели Настя не догадывается о его связи с Любой? Или помалкивает? Ей выгоднее, чтобы я дружил с Оксанкой...»
Настя выходила следом и предлагала:
-Пошли — покурим...
Для этого дела у них было облюбовано укромное место в углублении среди высокой травы пустыря. Туда шли гуськом по едва заметной тропинке. На «месте» Оксанка садилась на припасённый для этого платок, а Настя ложилась перпендикулярно ей, затылком на вытянутые ноги, туда, где помякше, закуривала. Евгений тоже ложился на траву рядом с ней и тоже затылком на ноги, но уже туда, где потвёрже... Как-то, ещё вначале, он спросил её, недоумевая:
-Вот зачем ты, Настя, куришь? Чтобы казаться ребятам своей? Ведь симпатичная же девка — они и без этого не плохо клюют на тебя.
-Был один такой «рыбак» — приучил.. Сам давно сплыл, а привычка осталась, отвыкнуть силы воли нет...
Оксанка заметно уставала сидеть, не меняя позы, но терпела... Однажды Настя вынула из кармана халата конверт, а из него газету районного формата и похвасталась:
-Мамин портрет напечатали — её орденом как передовую доярку наградили!
-Вот видишь, а ты не хочешь в станице жить! Кто тебе в городе орден даст?
-У нас хутор. Грязно и сходить некуда.
-В городе ты много где была? В театре, например?
-Зато здесь одних магазинов столько!
-Ребята у нас на курсе рассказывали — в станицах сейчас легче купить дефицитное и без очередей. К тому же, у вас, наверно, и огород есть. Продукты для себя без нитратов выращиваете, не травитесь ими как мы...
Люба теперь от избытка чувств уже сама зацеловывала его и бормотала в порывах безоглядной страсти: «Сладкий ты мой... Солнышко моё... Давай, любимый... давай...» Никто из девчонок ещё не отдавался ему настолько неистово и откровенно... Неужели она правда так чувствует? .. Более того, иногда она уже и капризничала: «Я хочу тебя, Женечка! Слышишь, я тебя хочу!.. Ну, что ты ломаешься, как девочка...» Или откровенно сердилась, если он быстро кончал: «Ну, вот и куда ты торопился?»... Во время удачно увёртывалась после его предупреждения: «подплываю», но иногда разрешала кончать и в неё, тогда он опасливо спрашивал: «Забеременеть не боишься?» « Сегодня мне можно — менструация недавно была.»... Когда она вела себя уж слишком игровито, он спрашивал: «Что-то это у тебя глазки подозрительно блестят? Выпила?» «Ну, я опущу их, -и признавалась. - На работе в отпуск одну провожали.»... Особенно его умиляло, когда у неё вдруг появлялось чувство такой благодарности за испытанное удовольствие, что она считала себя должной, и спрашивала: «Что мне сделать, чтобы и тебе было более, чем приятно?» «Возьми, если хочешь...» Она молча соглашалась погреть и его тщеславие...
Постепенно она настолько привыкла бывать у него, что признавалась: «Эх, была бы у меня такая комната — включала бы телевизор, ложилась напротив него на диван и смотрела бы весь вечер. И ничего больше не надо — люблю смотреть телевизор...»
Володе понадобилось срочно продать фирменные женские джинсы, и он предложил Евгению подключить девчонок из общежития. Вызвали Настю:
-Найди покупателя?
Но Настя была сердита на Володю за холодность его к ней:
-Ты только для этого ко мне приходишь?.. Не умею я торговать, да и не знаю почти никого.
-Подключи Оксанку...
Уговорили кое-как. Часу не прошло как та вышла с деньгами:
-С вас магарыч!..
Люба, узнав, что он помогал продавать «тряпки» рассердилась:
-Как ты мог! И не стыдно было? Да я после этого уважать тебя перестану!..
Ему нравилось её безразличие к вещам и деньгам.
Тайна обязывает хранить её. Евгений же, пренебрегая осторожностью, со временем стал приходить к Любе, если Оксанка была на работе, даже днём — загорали вместе или смотрели кино. И вот однажды, когда он, самонадеянно стоя под окнами, позвал: «Люба!» Вместо неё на зов выглянула Настя:
-Какую тебе Любу?
Он так растерялся от неожиданности, что не сразу сообразил как ответить:
-Мне? Н-никакую. Это не я звал.
-Я ведь слышала и голос твой знаю!
-Ты почему не на работе?
-Пришла уже — на пуху была.
-Ты ничего не видела! -предупредил он в надежде, что Настя смолчит...
Люба вышла не скоро и расстроенная:
-Скажешь Оксанке, что больше не будешь встречаться с ней.
-Как это — ни с того, ни с сего?
-Она всё равно теперь узнает — от Насти. Та сейчас напустилась на меня чуть ли не с угрозами.
-Я предупредил её, чтобы помалкивала. Хотя она, наверно, сердита и на меня из-за разрыва с Володей, но я-то причём! -вспомнил он и добавил.- Если начнут выступать на тебя — скажешь мне, в обиду не дам!..
Терять Оксанку, нетронутую надежду, почему-то не хотелось — может, потому, что Люба досталась ему слишком легко, чтобы уже ценить связь с ней...
Тихим, тёплым вечером того дня (Люба работала во вторую смену) Евгений подошёл к общежитию — не терпелось узнать результат дневного «прокола». И ещё издали увидел Настю с Оксанкой, сидевшими чуть ли не в объятиях незнакомых парней на скамейке перед крылечком — у него от неожиданности похолодело внутри, но он сказал себе: «Смотри и пожинай». Увидев его, Оксанка забежала в подъезд.
-Чего это она, Насть? -не понял сидевший возле неё парень.
Настя пустилась вдогонку.
Евгений сел на освободившееся место. Ребята озадаченно поговорили между собой и ушли. Из их разговора он понял, что сближение только начиналось, и решил подождать убежавших.
Появился полицейский со свитой молодых казачков. Они сходу обступили «Ладу», стоявшую на краю тротуара так, что передний бампер нависал над цветочной клумбой, наклонив высокие стебли.
-Чья машина? -властно спросил полицай.
Хозяин беспечно не отзывался.
-Чья, спрашиваю, машина стоит на клумбе, примяла её?
-Ну, моя, -развязно сказал высокий парень, не выпуская из объятий девчонку. -Она не на клумбе, а рядом.
-Нет на клумбе! Помяла цветы!
-А я говорю — рядом, - упирался парень.
«Смотри-ка — не боится» -зауважал его Евгений, и остальные, стоявшие поблизости, ребята и девчата с любопытством наблюдали за происходящим. Полиция, как известно, всегда права.
-Предъяви документы!
-Ты что, ГАИ?
Евгений подивился бесстрашию парня: «Заберут же, дурачок».
-Документы! -напирал полицай, а казачки готовы были уже вязать мнимого нарушителя.
Парень выпустил, наконец-то, девчонку и подошёл к блюстителям порядка:
-Удостоверение у меня.
Полицейский мгновенно смягчился, казачки растерянно сникли. Свой, оказывается, человек! Да, бампер действительно лишь слегка задевает клумбу и свита направилась к соседнему общежитию. Евгений разочарованно отвернулся и посмотрел на окна пятого этажа...
Настя воротилась одна:
-Ребята где?
-Прогнал я их — твои знакомые?
-Ну мои, а что?
-Позови Оксанку.
-Не выйдет она к тебе — ты с Любой ходишь.
-Позови, говорю — не зли меня! Если будет упираться — приведи. Мне поговорить с ней надо...
Когда Оксанка всё-таки вышла, он напомнил ей:
-Ты же сама разрешила мне бывать с другими.
-Но не с моими подругами.
-Мы даже ещё и не целовались — у неё же губы обветрены, герпис выступил, -привел он довод возможного препятствия, у Любы на самом деле болели губы.
Но Оксанка была непреклонна, Настя уже познакомила её с другим парнем:
-Не приходи ко мне больше. Надо быть честным — не хочешь дружить, так и скажи.
-Но ведь это ты не захотела, -напомнил он.
-Я говорила, что не хочу так, как ты предлагал...
Их разговор решительно прервала Настя:
-Чего с ним разговаривать!.. Кто он тебе? Какие права имеет? Никаких — пошли!..
С неделю после этого он не приходил к общежитию — щемило уязвлённое самолюбие, да и Люба работала во вторую смену. Появлялось было желание встретить её с работы, как это делали другие ребята, но он сдерживал себя — с какой стати? Она же не просила, ещё возомнит себе...
Встретились они случайно, днём на рынке, где он слонялся от нечего делать среди прилавков, пробуя свежие ягоды. Молча, будто не было недельной разлуки, улыбнулись друг другу и пошли вместе... Он купил баночку черешни, там же помыли её в раковине: «Угощайся!» Люба почему-то застеснялась есть на улице:
-Что прямо тут будем её есть?
-Хочешь — возьми с собой, девчонок угостишь...
Шли и ели на ходу со смаком выплёвывая косточки. Какая-то дама уставилась на них вроде как с осуждением.
-Что это она так смотрит? -забеспокоилась было Люба.
-Завидует, наверно, -предположил Евгений и поинтересовался. -Ну что, не прут на тебя девочки?
-Кому какое дело!..
Впереди у Любы было два выходных дня, и они провели их вместе, не расставаясь и на ночь. Теперь им не от кого было таиться.
Лето пролетело, в университете возобновились занятия. Осень как обычно стояла тёплая — бархатный сезон явно затягивался, но Евгений приходил к Любе теперь всё реже: дни отпали, а вечерами она иногда работала. Зато по субботам, так повелось, она приходила к нему сама. Иногда приносила вина — для веселья, чем дольше знали они друг друга, тем меньше оставалось общих тем для разговоров: университетские новости её мало интересовали, производственные проблемы мало интересовали его. Таким вот вечером с улицы опять свистнул Володя.
-Заходи, свистун! -крикнул ему Евгений.
-Кто у тебя?
-Люба — заходи!..
Володя пришёл не один — с новой подругой и водкой. Слушали музыку, танцевали в полумраке... В разгар веселья Володя предложил посмотреть порнуху, дескать, новую кассету достал — похоже, это был его новый способ переходить ближе к делу. Знакомая его была не против, Евгению не хотелось, чтобы Люба видела такое, но он промолчал, видя, что она отнеслась к предложенному вроде как безразлично, неопределённо поведя плечами... Просмотр кончился тем, что Володя, пошептавшись с подругой предложил групповой секс. Евгений вопросительно посмотрел на пьяненькую Любу — она, мгновенно протрезвев, решительно отказалась... Кончилось это тем, что Володю подруга благополучно увела к себе и они остались одни.
-Неужели ты согласился бы, чтобы я была с ним? -Люба была шокирована Володиным предложением и безвольной реакцией Евгения на это. -Как низко мы пали!..
Ему вдруг стало чуть ли не до слёз жалко её и себя. Наклонившись к ней, он стал зацеловывать её солоноватые щёки, губы: «Ну, прости, прости...»
Иногда он заворачивал к общежитию, проходя неподалёку, скуки ради. Вызывал: «Люба!» Она выглядывала в окно и вскоре выбегала взволнованная в чём была: в халатике, тапочках, с бигудями под косынкой: «Что случилось?» Он сердился: «Почему обязательно должно что-то случиться! Просто проходил мимо, дай, думаю, зайду...» Было уже по-осеннему сыро, ветрено, прохладно, и они прятались от непогоды в пространстве между стеклянными дверями входа в общежитие. Люба при этом почему-то часто и с опаской оглядывалась на дежурную в фойе. Однажды дежурная вышла-таки к ним:
-Девушка, ты помнишь решения собрания — нельзя здесь стоять с юношами!
Пришлось выйти в промозглую сырость.
-Как это девочки могли вынести такое решение? -недоумевал Евгений.
-Это решение воспитателя! А ей боятся перечить — дрожат за место в общежитии, ведь очередь. Платить за времянку не всем по карману. Вот и появляются «решения собрания» - ребят не пускать, в дверях не стоять, на очереди «решение» и близко мальчиков к общежитию не подпускать!
Но бывали и вечера, когда хотелось побыть одному. Он подолгу бродил по слабоосвещённым улицам, наслаждаясь одиночеством и грустя по поводу и без повода. Иногда эта блажь находила на него, когда он обещал прийти к Любе, но не было интересного места куда он мог бы сводить её и он, сердясь на себя за безденежье, как бы наказывал себя.
-Растерзать тебя была готова — почему не пришёл? -сердилась она после этого и признавалась. -Девчонки и без того ругают меня, что встречаюсь с тобой.
-Это ещё почему?
-Говорят, что ты бабник, что с тобой всё равно толку не будет. Советуют ехать к тому, который в станице, который любит и ждёт меня.
-А ты что им на это?
Она прижималась к нему, целовала в губы и шептала:
-Солнышко ты моё... Никого не буду слушать. Тебе ведь хорошо со мной?
-Главное, чтобы тебе было хорошо...
Она неутомимо целовала и целовала его, пытаясь как можно скорее возбудить — этаким демоном в юбке, вернее без неё... Уже бывали моменты, когда он пасовал перед её необузданностью: «Не дай бог такую в жёны — высушит, да ещё и рога наставит...» И удивлялся, что она не стеснялась ходить по комнате обнажённой даже при свете. «Кого мне стеснятся? -не понимала она. -Тебя? Так ты же всякую меня видел!..» Он глядел на её худые, не впечатляющие размерами округлые выпуклости и не совращался. Откровенность была её сущностью и стоило бы отвечать тем же, он понимал это, но сдерживал себя — не чувствуя оснований подавать надежды: пусть всё течёт как течёт.
Взбалмошной она бывала и на людях. Однажды, когда они стояли, обнявшись, на остановке в ожидании трамвая, за её спиной прошла шумная компания подвыпивших парней, она зажмурилась и сказала:
-А если бы они сейчас мне ножом в спину?
Евгения это взбесило:
-Ты что — дура? Откуда такие мысли?
-Не сердись — я пошутила. Что-то тревожно бывает порой на душе - чувствую, расстанемся скоро с тобой.
-Не выдумывай! О хорошем надо думать — плохое само приходит...
Затянувшееся увлечение сына насторожило и мать, что она сочла необходимым поговорить с ним:
-Я стала часто видеть у тебя эту беленькую... Помни, у неё тоже есть мать, что нельзя обижать чужое дитя.
-Я это помню, мам... Чего мне её обижать... хочет — приходит, не выгонять же!
-Как бы ребёнка не принесла — не женила. А тебе ещё университет кончить надо.
-Не принесёт, мам — мы просто дружим.
-Ой ли!
-Помнишь, как бабушка говаривала? Гуляй, пока девки дают, а перестанут давать — женись! -отшутился он.
-Бабушку он вспомнил — она и отца твоего в этом духе воспитывала!..
На встречу Нового года Люба пригласила Евгения к себе в общежитие:
-Вахтёрша добрая будет — сама предложила нам ребят пригласить! Многие ж девчонки по домам разъедутся, вот она и боится в опустевшем общежитии дежурить.
-Кто ещё будет?
-Нина, моя самая близкая подружка, со своим парнем, Оксанка — ей далеко домой ехать, я и ты.
Он согласился, и оказался в компании из трёх девчонок и парня-станичника.
-Я видел тебя, -сказал парень при знакомстве. -Когда ты ещё с Оксанкой дружил. Вы с ней и Настей с пустыря возвращались, а мы с Ниной на лавочке сидели.
-А, это мы, наверно, шмалить ходили, -предположил Евгений.
-Как это — шмалить?
-Что, не знаешь?
-Чёрт их запомнит, эти слова — одни так говорят, другие по другому...
В их распоряжении было две комнаты. Одна Любина, ярко освещённая, с богато сервированным столом посредине: салаты из свежих овощей, мясные блюда и...арбуз!
-Где взяли? -изумился Евгений.
-Секрет фирмы! -Люба рассмеялась, довольная — сюрприз удался...
Вторая комната, Оксанкина — для танцев. В ней полумрак, снежинки на нитках с потолка, бумажные серпантины.
Встречать Новый год начали в десять часов, по-уральски — Нина была оттуда родом, и ей хотелось встретить Новый год с жившими там родными...После двух стопок девчонкам захотелось танцевать. Воспользовавшись тем, что Люба замешкалась в первой комнате, Евгений пригласил Оксанку:
-И где же твой парень?
-Не пришёл — не везёт мне, как и с тобой.
-Ну, со мной-то ты сама не захотела.
-Так как ты настаивал, -напомнила она. -Скажи, только откровенно, что было бы, если я согласилась тогда?
-Ну, не знаю... дружили бы до сих пор, наверно... Хотя неизвестно, какой бы ты ещё показала себя в постели — это тоже важно.
-Значит, всё-таки не судьба была нам.
-Судьба здесь не причём... Просто, надо следовать за своими чувствами. Я хотел тебя, ты не хотела — вот и причина разлада...
-А как же любовь, вера в чудо?
-Ты знаешь, что такое любовь? Веришь в чудо? В жизни происходит лишь два чуда. Первое — рождение, второе — смерть. Остальное зависит от нас самих и от обстоятельств, нас окружающих... Так что глупо ждать чуда, оправдываться судьбой...-боковым зрением он наблюдал за нервно поглядывавшей на них Любой. Почему-то захотелось позлить её, и он не выпускал Оксанку из рук мелодии три...
Люба затянула народную песню, Нина поддержала её. Пели они очень артистично — Люба, словно дополняя содержание песни, разводила руками и склоняла голову... Нинин парень выбил ложками ритм «Барыни», и подруги сплясали с платочками в руках — получалось у них здорово или только Евгению показалось, что здорово, потому что он первый раз видел как пляшут не на концерте.
В двенадцать часов выпили шампанского — за счастье в наступившем году, и долго смотрели в окно на фейеверк ракет над городом .
После, уже глубокой ночью, Евгений опьянел настолько, что восприятие происходящего как бы разорвалось на части. В один из таких эпизодов Люба кричала на него, кажется, за то, что он слишком долго танцевал, якобы мило любезничая, с Оксанкой. И как-то так получилось, что он влепил ей в ответ пощёчину. После чего Люба закатила истерику. Нина как могла успокаивала её, говоря, что «****юлинка» в новогоднюю ночь даже к счастью: «Замуж выйдешь!» В другой эпизод он увидел Любу уже без платья, в чёрной комбинации. И лежали они в комнате, где был полумрак . Она уже страстно отвечала на его поцелуи, не помня обиды, и бормотала, поддаваясь и помогая: «...Нельзя мне до конца, дурачок — забеременею...»
Ночью выпал снег и наутро непривычно было видеть облепленные белым деревья, кустарники, заборы, крыши, землю на пустыре. Конечно же, снегу обрадовались и весь день гуляли среди свежепобеленного мира...
С середины января у Евгения началась сессия. Поначалу это воспринималось как облегчение после надоевших ежедневных лекций. Зато после них он был совершенно свободен: хочешь гуляй, хочешь читай, смотри телевизор или слушай музыку. Теперь же предстоящий экзамен или зачёт занимал мысли и вечером, и к Любе теперь он приходил лишь от случая к случаю. И если прежде она знала, когда он придёт, и готовилась, то теперь свидания для неё «нечаянным интересом».
...Он подощёл к общежитию и крикнул:
-Люба!
Выглянула Нина:
-Нет её. В магазин ушла. Скоро придёт — подожди.
Он воротился к трамвайной остановке и сел на скамейку лицом к общежитию — на случай, если она появится не на трамвае. Днём случилась, кажется, первая в этом году оттепель, и снег на открытых местах подтаял, на тротуаре блестели лужицы. За спиной простучал колёсами трамвай, Евгений не оглянулся, но почувствовал, что Люба приехала на нём. Вот она сошла с высоких ступенек, вот перешла через рельсы... Хотелось оглянуться — проверить, так ли это? Сдержался, боясь ошибиться. Мимо проходили приехавшие, среди не знакомых спин одна знакомая:
-Люба!
Вздрогнув от неожиданности, она огляделась по сторонам, значит, не узнала его голос. Подошла, вроде как сомневаясь, надо ли это делать.
-А я ведь это тебя здесь жду! -у него было хорошее, послеэкзаменационное настроение. -Погуляем?
-Не могу — меня девочки с покупками ждут, ужин надо готовить
-Подождут, -его насторожил её неожиданный отказ, показалось, что за ним скрыто нечто важное. -Что-нибудь случилось, ты, вроде, чем-то расстроена?
Она молча повернулась и побрела к общежитию.
-Вообще-то, я не хотела тебе говорить раньше времени, -начала она, после того как они отошли от остановки. -Пока это не точно, но я, кажется, забеременела.
Он оторопело молчал. Молчала и она — ждала его реакции. Он понял это:
-И что ты предлагаешь?
-Наверно, это ты должен что-то предложить.
-Жениться, что ли?
Её лицо исказилось в гримасе-усмешке.
-Не могу я жениться пока учусь!
Зарыдав, Люба приникла лицом к стволу дерева — в глубине души она надеялась, что он всё-таки предложит ей пожениться, теперь же окончательно поняла, что не нужна ему как жена:
-Ты ещё пожалеешь обо мне, -говорила она, сквозь всхлипывания. -Да поздно будет. Не встретить тебе девчонки лучше меня...
Так кончилась беспечность в их отношениях, появилась проблема, которую предстояло как-то разрешить... Что если она не захочет сделать аборт? И он трусливо решил не предпринимать пока никаких действий, но встречаться с Любой реже и реже. Пока для этого был подходящий повод — сессия.
Ему не везло, что ли — стоило ему появиться на «Девичьем проспекте» - обязательно встречались общие знакомые, чаще всего почему-то Нина.
-Как там Люба? -спрашивал он, лишь бы что-нибудь сказать.
-Накрасилась, оделась — сидит, ждёт тебя.
Назло не шёл, хотя на душе, что называется, кошки скребли.
По натуре взрывная, забеременев, Люба стала чаще злиться на него. Выговаривала, если он не приходил, по её мнению долго, когда ехидничал, придираясь к недостаткам в её одежде, или заглядывался при ней на других девчонок. По-прежнему нежной она оставалась лишь в постели. Более того, теперь, когда исчез страх перед возможностью забеременеть, она словно вошла во вкус и предпочитала отдаваться как можно чаще, как можно дольше и до конца, и чтобы почувствовать в себе именно это: «Сказочное ощущение, -признавалась она, -когда твоя сперма перетекает в меня — всё бы отдала, чтобы это повторялось снова и снова!..» В результате он уже начинал побаиваться её ненасытности и избегал интимных с ней ночей.
На традиционной после окончании сессии вечеринке к нему неожиданно подкатила Анжелка с предложением:
-Проводишь меня?
С нею у Евгения была короткая связь ещё на первом курсе. Тогда у него хронически не водились деньги, и он не мог водить туда, куда ей хотелось. Поняв это, она прямо сказала ему, что ей не интересно бывать с ним, всегда озабоченным безденежьем и предпочла ему другого, с бОльшими возможностями.
Сейчас он невольно сравнивал её с Любой. Природа одарила их почти одинаково, обе смазливые на личико, худенькие, но Анжелка выглядела эффектней — модный прикид, дорогая косметика. Люба косметикой почти не пользовалась и одевалась, конечно, попроще.
-Я слышала ты с общежитскими дружишь — там же одни станичницы!
-И среди них есть симпатичные девчонки.
-Может быть, но какая репутация! Если бы я была безразлична к тебе, Женечка, я бы презирала тебя за связь с ними: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
Без основательное презрение её к незнакомым девчонкам только потому, что они станичницы, разозлило его — но он лишь усмехнулся и, положив руку ей на плечи, слегка приобнял.
-Убери, -сказала она. -Не надо. Не хочу.
-Но я же должен поддерживать тебя — скользко, вдруг упадёшь...
В тёмном месте он прижал её к забору и, легко преодолев слабое сопротивление, поцеловал в губы. Он помнил её слабости — якобы страстные поцелуи делали Анжелку безвольно-податливой, и на этот раз ему удалось с их помощью завести её к себе «на кофе».
Для начала он на самом деле поставил чайник. Но пока он закипал, Анжелка, под влиянием поцелуев, разделась, так как предпочитала в постели быть «совсем раздетой»...
Кофе они всё-таки пили — после, ловя отходники.
-Меня прыщики на лице в последнее время замучили. Отчего они появляются, как думаешь? -спросила она, приводя себя в порядок перед зеркалом.
-Завтра сойдут — белка не хватало. А в сперме ж белок.
-Но ты же не кончил в меня, - вспомнила она.
-Вообще-то да... Извини, но кончать в тебя не рискну — не дай бог забеременеешь...
-Может, я тогда для верности лучше возьму?.. -Ей очень уж хотелось, наконец-то, избавится от портивших лицо прыщиков...
Ему и на этот раз не повезло — утром на трамвайной остановке их увидела Нина. Не скрывая любопытства, она глядела на Анжелку, та без умолку тараторила какие-то глупости и на прощанье поцеловала его в щёчку. Тем не менее, он выбрал момент, чтобы хоть как-то спасти положение - смог сказал Нине:
-Передай Любе — приду вечером.
-Можешь не застать — у неё сегодня свидание в семь тридцать.
-Тогда скажи ей, что буду ждать её в семь на этом вот месте.
В назначенное время он сидел на лавочке под навесом трамвайной остановки. Никогда не опаздывающей Любы не было. Решил подождать — знал, что его видно из окна коридора общежития. Люба появилась с пятнадцатиминутным опозданием.
-Жаль, не было меня утром, когда ты ту провожал! И тебе, и ей попало бы!
-Как это - «попало»?
-Её прогнала бы, а тебе пощёчину закатила.
-Ну, не провожал, а случайно встретил знакомую на остановке.
-Так «случайно», что при расставании целовались.
-Расскажи лучше, какие у тебя новости?
-Никаких. Боюсь туда идти. Лучше отравлюсь. Придёшь на похороны? Смотри, буду являться тебе во сне, если не придёшь. Не дам спокойно жить!
-Опять ерунду городишь! -рассердился он.
-Ты-то чего беспокоишься? Я же не заставляю тебя жениться!
-Но и не отказалась бы, если у меня была такая возможность, -хмуро парировал он, впрочем, ему понравился её настрой.
-Я отчасти и себя виню, что залетела. Пьяная была -раз, знала, что нельзя до конца - два... Да и не хотела бы я уже себе такого мужа!
-Чем я-то стал плох?
-Ты на самом деле бабник и не самостоятельный.
-Ты чрезмерно самостоятельная, -огрызнулся было он...
-Приехали! -воскликнула вдруг она. -Ну, мне надо идти.
Возле их общежития остановилась машина и посигналила.
-У тебя что, на самом деле свидание?
-Нинка просила поехать с ней. Она с парнем познакомилась, а одна ехать с ним боится. Надо подругу выручить.
-Что же — иди, выручай. Он, наверно, и для тебя друга припас.
-Не суди по себе... Ну, хочешь — не поеду.
-Езжай, мне всё равно сегодня некогда.
-Поцелуй меня.
Он чмокнул её в щёчку.
-Нет — в губы.
Он поцеловал её в губы, то есть сознательно, назло себе, отпустил свою девушку к другому...
На следующий вечер Люба неожиданно пришла к нему с Ниной — чтобы честно, а Нина это подтвердит, рассказать, куда ездили и что было. Евгений поставил на электроплитку чайник. Когда чай был готов, пригласил гостей к столу. Нина отказалась: «Не хочу.» Тогда он поднял её вместе с табуреткой, чтобы перенести к столу — ноша оказалась непредвиденно тяжёлой. Поставил, немного не дотащив, и чуть было не прищемил палец ноги, но сделал вид, будто прищемил. Нина засмеялась: «А если бы в постель нёс!» - резко наклонила в смехе голову и угодила переносицей в край стола. Теперь смеялся уже он:
-Это тебе не мужское плечо! Кстати, где твой станичник? Как это он допускает, чтобы ты с другими на машинах каталась?
-Ну его! У него ж даже костюма приличного нет! Помнишь, в чём он на Новый год был? Тот его пиджак — единственный. Пьёт, и ничем кроме этого не интересуется.
-Не скажи — тебя он любит.
-Замуж предлагал. Но не хочу за такого! Вот, например, вчерашний парень. Модно одет, обходителен, ласков... И если будет что между нами, то произойдёт это красиво, приятно.
-Но бесперспективен в смысле замужества!
-Пусть так, хотя и не факт... Если очень захочется замуж — выйду за станичника...
Её откровения явно не нравились Любе. Настроение её, вначале хорошее, постепенно портилось. А когда Нина намекнула, не пора ли, мол, мне? Она тоже засобиралась уходить. Он сделал вид, что обиделся, и не стал удерживать её. И провожать не пошёл, вывел гостей лишь за калитку. Прощаясь, Люба выдала ему совершенно неожиданное:
-Не приходи больше ко мне...
Самолюбие его было задето. Хотя он и помнил, что сам хотел отойти от неё, но постепенно, когда узнал, что она забеременела.. Теперь же это предложила она, неожиданно и резко... С днями ему стало казаться, что говорила она, вроде как, неуверенно. К тому же он чувствовал, что теряет привычное, что придётся заводить новую подружку, а это, с его-то безденежьем, будет не легко... На четвёртый вечер он, преодолев самолюбие, проехал на трамвае до конечной остановки, чтобы увидеть Любино окно — оно не светилось: «Нет дома, а должна быть. И где же она? Может, с кем-то?..» - Царапнула ревность, невольно вспомнились её страстная ненасытность и недавние постельные признания.
Света в её окне не было и последующие три вечера. Он не понимал, что бы это значило и где она проводит время: «С другим? Клин-то клином выбивается!..» - ревновал он уже откровенно, сознавая, что привык к Любе. А если это так, значит, будет страдать. Что же делать?.. Неопределённость создавшегося положения не давала покоя. К тому же, как нарочно, установилась по-весеннему тёплая погода с удивительно тихими вечерами.
...Ему удалось-таки встретить её днём на улице, можно сказать случайно, если бы он уже не искал её. Она шла навстречу по другой стороне улицы, одна. Он окликнул, она остановилась, но не подошла, подошёл он:
-Давно не вижу тебя. Скоро восьмое марта - может встретимся, погуляем?
-Мы с тобой уже нагулялись.
-Твой праздник, всё-таки, да и такие вечера! Весна — тепло.
-Не могу... Занята — то работа, то репетиции, скоро смотр художественной самодеятельности... -не соглашалась она.
Ему пришлось употребить всё своё красноречие, лишь бы уговорить её встретиться: «Приведу на ночь последний раз и больше не покажусь»... Наконец, она, вроде как, согласилась:
-Ну, ладно. Только завтра.
-Во сколько прийти?
-Часиков в семь...
Он пришёл точно в семь... Долго стоял на освещённом лампочкой крыльце — Люба не появлялась... Попросил заходивших девчонок подняться в 67 комнату и вызвать её... Ни Любы, ни общих знакомых из её комнаты с сообщением, что её нет дома... В окно кухни на пятом этаже то и дело выглядывали девчонки, лиц их он не мог разглядеть из-за сумерек, но ему уже казалось, что они смеются над ним... Нельзя придумать более глупого положения! Согласилась, лишь бы отвязаться от его уговоров? И этим шлёпнула по его самолюбию ещё сильнее. «Так мне и надо, -злорадствовал он. -Но всё — сюда я больше не ходок. Будет с меня, ох как будет... Неужели она мстит? Если да, то удачно, как чувствуется...»
Спустя дни, он случайно увидел афишу, извещавшую, что в Доме культуры состоится Смотр художественной самодеятельности предприятий района. Вход бесплатный. Он невольно вспомнил Любину якобы занятость на репетициях и решил сходить на концерт в надежде встретить её там. И встретил, поднимаясь по лестнице на второй этаж - она спускалась навстречу ему в кокошнике и концертном наряде, и опять одна, хоть в этом ему везло.
Он преградил ей путь и взял за руки:
-Ты не вышла, когда мы условились встретиться?
-Я же говорила, что занята буду на репетициях.
-Нет, ты обещала быть. Значит, намеренно обманула?
-Я предупреждала тебя, что между нами всё... Пусти! -и она стала вырываться, уже крича при этом: «Пусти!..Пусти..»
Рядом проходили люди, с любопытством поглядывая на них. Он с удивлением смотрел на её, искажённое злобой лицо:
-Откуда в тебе это?
-Ненавижу тебя, понимаешь — ненавижу!
-Но совсем недавно ты признавалась мне в любви.
-Дура была!
-Поумнела, значит?..
От любви до ненависти один шаг — вспомнил он и выпустил её руки. Молча смотрел вслед, а когда Люба скрылась за углом, медленно пошёл в ту же сторону, потому что там был выход. Признаться, до этой встречи он подозревал или надеялся, что она ведёт с ним хитрую игру, теперь же понял отчётливо: то, что было у них — прошло, и возврата к беспечному прошлому невозможно.
Когда-то, ещё в беззаботном начале, он спросил её: «А что, если мы вдруг поссоримся?» «Сначала поплачу, -сказала она, -после перестану плакать и всё.» А он? Он плакать не мог, как не мог и легко забыть Любу. Одолевали воспоминания — всё-таки много неповторимо-приятного было с ней. Особенно невыносимое осознание одиночества было дома. И душу отвести, как назло, было не с кем. Попробовал было поплакаться Володе, но тот отмахнулся: «Брось ты — нашёл о чём переживать! Радоваться надо, что без проблем расстались — значит, скоро новая подружка появится! Включи-ка лучше музычку! И давай лучше выпьем...» За выпивкой начали было сравнивать женщин с музыкой... Натянутую связь нашли лишь в том, что некоторые их девчонки ассоциировались с определёнными мелодиями, популярными на фоне отношений с ними, когда было особенно хорошо.
...Каким-то воскресным днём в он увидел в трамвае Настю. Кивнул ей, она улыбнулась в ответ и подошла как ни в чём не бывало.
-Почему одна — без Оксанки?
-Мы поссорились.
-Вот как — и даже с ней? Чего так - ребят не поделили?
-Познакомь меня с кем-нибудь — хочу мужской ласки.
Усмехнувшись, он предложил себя.
-Ты груб, а я хочу ласки. Знаешь что — поехали-ка в кабак!
-У меня на кабак денег нет, -откровенно признался он.
-За мой расчёт. Я отпускные получила, домой завтра уезжаю — хочется гульнуть на прощанье.
-А попадём? Ведь воскресенье.
-Поехали в самый худший...
Их пустили только в ресторан при «Мотеле». Но веселье не заладилось изначально:
-Любка аборт сделала — радуйся!
-Чему?
-Как чему — она ведь не хотела делать, то ли боялась, то ли врачи не советовали, что-то у неё там с почками было. Я сколько раз говорила ей — на кой чёрт тебе ребёнок?.. Я, например, вообще не хочу детей иметь!
-Что так — ведь назначение женщины продолжать род.
-Вот именно — род! А зачем продолжать мой, например, род? Мама орден получила, всю жизнь на работу положила, а я вон какая выросла! Какое воспитание смогу дать я своему ребёнку, если у такой матери выросла такая дочь? Она будет ещё хуже меня — мы деградируем, понимаешь? Не хочу, чтобы он походил на меня или на тебя, а тем более на Волосика.
-Ну, недовольная собой — понятно, а я-то причём? -обиделся он.
-Ты бы хотел быть моим отцом? Или Любкиным?
Евгений смутился...
Чем сильнее пьянела Настя, тем более куражилась. То и дело приглашала его попрыгать под музыку лабухов в компании с самодовольными толстячками — её это почему-то забавляло... Ему это в конце концов надоело:
-Не хочу — устал.
-Что ты как телок — пей, веселись, халява же! Может, даже дам потом!
-Пошли отсюда — ты уже пьяная.
-Я — пьяная, с вина-то? Да ты знаешь, сколько мне надо выпить, чтобы опьянеть!..
Наливала себе вина и выпивала до дна. Уходила танцевать без него, её начали приглашать за другие столы... Наконец, он не выдержал:
-Если не прекратишь — я уйду.
Она презрительно скривилась:
-Ну и уё!..
Ему ничего не оставалось, как встать и уйти, не оглядываясь...
Он надеялся, что разрыв с Любой пойдёт на пользу хотя бы тем, что, наконец-то, всерьёз возьмётся за учёбу — скоро сессия. Но получалось наоборот. Сидя на лекциях, он дремал и мечтал лишь об одном: приду домой — завалюсь спать. Вечерами же, когда наставало время прежних свиданий, ему не только не спалось — не сиделось дома. Тяга к Любе выгоняла его на исхоженный вдоль и поперёк «Девичий проспект», где он прогуливался не спеша в привычном направлении к общежитиям.
Обогнав шедших впереди двух модно одетых девчонок, замедлил ход — прислушался к их разговору.
-Может, к Машке дёрнем?
-Ну её на гот — стрём такой!
-Эх пивка бы сейчас!...
Он едва сдержал себя, чтобы не оглянуться — вдруг миловидные...
Сколько же было пройдено в одиночестве! Одиночество давило сердце, изматывало нервы. От одиночества он уходил из дому, шёл туда, где не хотелось бывать, к тем, кто был не интересен, не приятен — лишь бы заполнить пустоту на душе.
Иногда он выходил из дому решительно настроенным разбить-таки скорлупу одиночества — заговорить чуть ли не с первой понравившейся встречной, но как нарочно не встречалось никого с миловидным лицом, а если и встречались, то он проходил мимо, придравшись к какому-нибудь изъяну в её фигурке, ножках, или, вернее, боясь нарваться на грубый ответ: «Нет, улица, всё-таки, не место для знакомства.»
Очень хотелось встретить кого-нибудь из общих с Любой знакомых, расспросить про неё, однако, знакомые почему-то не встречались. Он делал крюк, чтобы пройти мимо её общежития, садился в трамвай и ехал, глядя в окно, на шедших на тротуарах. Заходил к давним знакомым, разговаривал, но и это быстро надоедало, и он опять уходил в одиночество, грустно напевая про себя: «Одиночество ты моё, одиночество...»
...Расцветка, большие пуговицы, низкий вырез кофточки на шедшей на навстречу девчонке показались ему щемяще знакомыми — точно такая кофточка была и у Любы и она так нравилась ему в ней!..
В особенно грустные минуты вспоминалось всё то хорошее, что было у них. Как спешила она к нему в пёстром платьице с туго затянутым поясом вокруг и без того осиной талии. «Как бабочка порхает!» - сравнивал он, зачарованно... Как, бывало, выходила к нему в плохо сидевших на её тонковатых ногах низких сапожках, и он высказывал неудовлетворение — зачем, дескать, надела их, не идут они тебе... Она сердилась за это на него: «Не приходи, если стесняешься меня!» Он неуклюже оправдывался: мол, просто высокие сапоги ей больше подходят. «Не смогла молнию застегнуть - заедает,» -признавалась она. А после, бывало, упрекала: «Не пришёл вчера, а я сапоги застегнула — ждала, ждала тебя. Ох и злая была!»... Плохо сидело на ней ещё осеннее пальто: не модное, потёртое... Да, проведённое с Любой время вспоминалось теперь ему, как славное.
Чтобы хоть сколько-нибудь интересно устроить себя на майские праздники Евгений пошёл на вечер в одном из университетских общежитий. На концерте перед танцами его внимание привлекла девушка, так прочувствованно читавшая стихи о любви, что сидевшие неподалёку от него пожилые преподавательницы от умиления промокали платочками слезившиеся глаза... Когда начались танцы, он пригласил способную чтицу на танго. Подступать к знакомству начал с комплимента:
-Голос у тебя сильный, да и читала ты так выразительно, что наших старушек до слёз проняла. Откуда такие способности?
-Я с восьмого класса диктором на школьном радио была...
Звали её Ирина, училась на филологическом... После вечера он повёл её по местам, где когда-то гулял с Любой... Говорила в основном она, пытаясь поразить его своими знаниями и начитанностью. Он лишь возражал ей время от времени, пытаясь расшатать её заносчивую самоуверенность.
-Расскажи лучше о себе — у кого вырастают такие?
-У меня есть мама, старший брат... И ещё одна живёт с нами — надеюсь временно. Окрутила брата: сначала ночевать оставалась, теперь вообще... с подушками перебралась к нам, бессовестная.
-А брат не бессовестный — девушку к себе ночевать приводил!
-Ну, он-то мужчина... Знаешь пословицу: сучка не захочет - кобель не вскочит... Но я её всё равно выживу! Представляешь — у неё лишь девять классов образования! Сейчас уже мало таких!
-А ты представь себя на её месте.
-Что мне представлять, если у меня самой есть парень — мы уже даже помолвлены. Правда, он охранником работает, зато из богатой семья — у него отец пчёлами занимается, свой дом, машина есть.
-А как это - «помолвлены»?
-Ну, его отец приходил к моей маме и она пообещала, что выдаст меня за его сына после окончания университета. Теперь они помогают нам кое в чём. Угол, например, мне сняли в городе у их знакомых — мы в пригороде живём.
-Так она же просто-напросто продала тебя! И ты теперь под присмотром у них!
-Зачем ты так? Мама у меня хорошая и он хороший парень: не противоречит, послушный... Удивительно, почему я с тобой такая болтливая!.. Ну, да мне пора, -и Ирина подала ему руку. -До свиданья!
-Я так не прощаюсь, - он подтянул её к себе за локти, обнял и, преодолев слабое сопротивление, долго поцеловал в губы.
-Вот и изменила я Саше, -огорчилась она. -Дрянь я, да?
-Это ещё не измена.
Она взяла его руку и погладила по ладони:
-Какие нежные у тебя руки, почти женские, -и она положила голову ему на плечо. -Расскажи, ты до меня с кем-нибудь встречался?
Он затруднился с ответом. Правду говорить не хотелось, лгать — тоже и он пробормотал нечто невнятное: да, мол, с одной, но давно уже.
-Я красивее её?
Он пожал плечами.
-Если бы ты видел, как я сложена!..
Сказано это было так, что он понял — это она всерьёз. Впрочем, фигурка у неё на самом деле была редчайшая, это он заметил ещё на танцах, но он придрался:
-Ноги слегка кривоваты.
-Что б ты понимал — так надо... Что-то спать совсем не хочется! Погуляем ещё?
-Зайдём ко мне — я тут неподалёку живу. Кофе попьём...
-А не поздно — в гости?
-Самое то. Праздник же...
К его немалому удивлению она согласилась... Дальше пошло по накатанному: кофе, музыка, полумрак от настольной лампы... Объятия, поцелуи. Она уже млела, отвечая на них... Когда переместились в постель, даже позволила раздеть себя, правда только до лифчика и трусиков. Отчасти для того, чтобы он воочью убедился, что всё у неё, как она и говорила, в редчайших пропорциях: и груди, и талия, и попа:
-Как думаешь, из своего опыта — девушка я или женщина?
-Я не поверил бы, если ты начала уверять меня, что девушка.
Ирина сделала вид, что обиделась. Но он не стал оправдываться, что якобы пошутил. Тогда она сказала:
-Ты говорил, что дружил с кем-то — ты ведь и с ней целовался. А вдруг она заразная?
-Ты тоже целовалась со своим парнем — он не заразный? -Терять было нечего и он рискнул идти на пролом. -Я хочу тебя.
-Всю? Ну тогда у тебя ничего не выйдет. Долго придётся ждать!
-Сколько?
-Долго... Хочешь, я лучше стихи тебе почитаю? О твоих глазах.
-Не хочу стихи. Я тебя хочу...
-«Туда» не дам, -решительно сказала она, помолчав...
Он воспринял это как тонкий намёк на какие-то варианты, если это так, то какие?
-Ну, тогда хоть возьми,что ли? - он опасался, что она возмутится его предложением, но она снова надолго замолчала, видимо, взвешивая «за» и «против»:
-А почему бы и нет... -то ли согласилась, то ли подумала вслух она. -Как говорил Маркиз де Сад — та не женщина, которая не пробовала мужской член на вкус.
-Ты и Маркиза де Сада читала?..
Действие своё, она начала с поцелуя в его губы. После как бы раздумий начала отползать, медленно осыпая поцелуями его грудь, живот... Коснулась пальцами отростка и, придерживая его, оглядела со всех сторон... Поцеловала головку... Ещё раз... Попробовала языком мочеточник, отчего Евгений невольно вздрогнул — эрогенная зона... Взяла, наконец, но не глубоко... Она явно видела порнуху, как явным было и личное её не умение... Он смотрел, смотрел на её опасливо-неуклюжие, но обстоятельные манипуляции, и, невольно вспомнив первоначальную её заносчивость, решил поколебать и в этом:
-Не получается у тебя так, чтобы было приятно. Умело берут игровитые девчонки, а ты и этот опыт вбираешь на полном серьёзе, наморщив лоб - начитанность и тут тебе явно не на пользу...
Расстался он с Ириной без сожаления — зачем морочить себе голову ещё одной взбалмошной девицей без тормозов...
С середины мая началась сессия. Но установились солнечно-тёплые денёчки, и Евгений предпочитал готовиться к экзаменам в компании с сокурсниками на пляже, на давно облюбованном месте, в едва заметной выемке близ молодой ивы, с учебниками под головой. Занимались, впрочем, больше тем, что пялились на лежавших неподалёку или проходивших мимо девчонок... Однажды в одной из них он с немалым удивлением и трудом, из-за больших пляжных очков, узнал Любу. Она шла одна и как будто искала кого-то.
-Люба, ты?
Она, как когда-то бывало, ласково, улыбнулась, увидев его. Подошла.
-Как это ты здесь? Почему одна?
-Нинку ищу — не видел её тут?
-Не видел. Присоединяйся к нам — после найдёшь.
Она какое-то время помедлила, вероятно обдумывая его предложение и оглядев ребят рядом с ним, и...потянула через голову светло-зелёный сарафан. Под ним оказался тоже не знакомый ему купальник с рисунками радуги.
-Недавно исполнилось год нашему знакомству на этом вот месте, -напомнил он, когда легли рядом и признался. -Никогда, наверно, не забуду то хорошее, что было у нас.
-Тот день и я хорошо помню, а вот, что было потом стараюсь забыть...
Они пробыли вместе весь день. О Нине, которую она якобы искала, даже не вспомнила, он сам заговорил об общих знакомых:
-Как там подруги твои поживают?
-Нинка со своим заявление в ЗАГС подали. Времянку теперь ищут в Пашковке.
-Это с которым она в новогоднюю ночь была? А что тот, который на машине приезжал?
-Исчез.
-Что-то я Оксанку давно не вижу.
-Тоже замуж выходит.
-Да ты что! И за кого же?
-Представь себе — за одного из Настиных дружков.
-Как это та уступила ей?
-Познакомилась она с ребятами, они из армии недавно вернулись, она теперь только с такими знакомится. И у кого-то из них родители на море, что ли, как раз уехали. Ну, они и пригласили её к себе в гости, только, мол, возьми с собой ещё кого-нибудь. Настя, как обычно, привела Оксанку. В одной комнате, значит, она со своим развлекалась, а в другой хозяин квартиры Оксанку домогался. Но её уломать не так-то просто — сам знаешь, девка она сильная. Ну, тот ударил её якобы и уже хотел было изнасиловать. Оксанка вкрик — помогите! Тогда Настя и сказала, видимо, своему, что Оксанка ещё девочка. А этот парень порядочным оказался — заступился за Оксанку. Не надо, мол, насильно. Даже подрался, вроде, с тем. Увел и проводил до общежития — так и сблизились, стали встречаться... Счастливая теперь ходит... Настя после напустилась на неё — за то, что якобы отбила у неё хорошего парня. Чуть до кулаков дело не дошло — тогда уже я за неё заступилась: всё равно, говорю, на тебе он бы не женился!..
После пляжа Люба неожиданно согласилась зайти к нему — он не верил, когда приглашал. Засуетился, не зная чем угостить гостью: «Чай, кофе?» Сбегал к Володе за бутылкой вина... Долго не решался обнять. А когда решился-таки, Люба ответила на поцелуи самозабвенно, как когда-то, в расцвете знакомства. Только после этого он поверил: «Вот она, долгожданная ночь...»
-Как ты укрощала себя?
-Плакала в подушку — как.
-Всё будет по-прежнему, даже лучше. Я многое за это время переоценил...
Люба молчала...
Когда настало время прощания, он спросил:
-Встретимся вечером?
Она почему-то смутилась, замялась с ответом:
-Я, возможно, у...поеду домой, н...на выходные.
-Возьми меня с собой? Хочется посмотреть на твою станицу.
-Я подумаю... Если надумаю, зайду к тебе днём — жди...
Прощаясь, подала ему руку. Он сжал узкую кисть, потянул к себе. Люба вырвалась и, показав кончик языка, убежала.
Он напрасно прождал её весь день. Вечером самонадеянно пошёл к общежитию. Опрометчиво крикнул, стоя под окнами:
-Люба!
На зов выглянула Нина и ошарашила:
-Так ведь нет же её — уехала. Уволилась и уехала. Насовсем!.. Разве ты не знал? А она говорила, что простилась с тобой... Её парень же приезжал, ну и увёз...
Из окон на пятом этаже повыглядывали девчонки и с любопытством глазели на него. «Вот оно то, что надо проходить, а не обходить... Однако, как ни учит меня жизнь — никак не усвою её уроки,» -ругнул он себя и понуро побрёл прочь.