Решили птицы создать клуб красивого птичьего языка - КПЯ.
Талантов среди птиц не счесть: многие соло поют, другие – хором, ещё больше – складно щебечут…
Гвалт поднялся – не то что Соловья, а и Ворону с её громогласным «Кар-р!» не услышишь.
Ну, не особо даровитые в плане искусства, но одарённые громкостью голоса – типа той же Вороны – вскоре поняли, что им среди сладкоголосых и складнощебечущих талантами не прослыть.
- У нас, - говорят, - господа-товарищи птицы, не клуб, а птичник какой-то громконепонятный. Мы, - говорят, - предлагаем навести порядок в этом бардаке, чтобы все пели и щебетали по очереди, чтобы всех слышно было и без гама чтобы. Голоса у нас громкие, мы всех нарушителей перекричим, демократию с либерастией наведём и свободу негромкого слова установим.
Начали устанавливать и наводить.
Первого выгнали из клуба соловья. Слишком, мол, сладкоголосый. Декадент, типа.
Вторыми попёрли Кенаря с Канарейкой. Слишком много, мол, щебечут и рано встают – птицам спать не дают. Искусством, мол в их многощебетании и не пахнет, а сплошной доклад Льва о планах заготовки мяса на год.
Орла выгнали. Потому как в его клёкоте слишком много кровожадности.
Буревестника попёрли за подстрекательство к буре.
Петуха из клуба выгнали – слишком, мол, задиристый в своём творчестве…
Куры, было всполошились:
- Как же, - мол, - без Петуха? Нельзя совсем без Петуха в курятнике… Он у нас, - мол, - один на всех, Петенька-то… Но старательный: то на одну, то на другую… А что горлопанит лишнего – так не со зла, карахтер у него такой, задиристый… А сам-то он хороший! Нельзя курятнику без Петеньки!
Тут кукушки налетели:
- Мы вообще, вон, без своего Кукуха живём – и ничего! Мы – вольные птицы! Да здравствует свобода слова в частности и свобода семейной жизни вообще! Кто такой этот Петух? Поработитель кур он! Султан, понимаешь, куриный! Топчет, понимашь, вас всех, а вы…
- Так это ж он любя нас топчет… - заголосили куры хором.
- А где ваше эмансипэ? Где ваше либидо… рите?
- Нету, - поникли куры, - этих самых «эмансипов» с «либри…ритами». Дык, нам и не надо! У нас же – курятник!
- Долой курятник! Курить — здоровью вредить! У нас, кукушек, отродясь курятников не было! Летаем где хотим, жизнь видим во всей её красе! Отречёмся от старого мира, товарищи куры! Курятники, как символ порабощения свободных женщин-кур, разрушим до основания, а затем на обломках самовластья эксплуататора Петуха мы наш, новый мир построим! Курица была никем, но станет всем!
- Ой, что вы, уважаемые революционные кукушки! Как же без курятника… Там ведь наши гнёздышки! Там мы яички несём, цыпляток выводим… Там наш Петенька…
- Петенька… - передразнила Кукушка. – С утра пораньше – голосит: «Курятник, подъём! По порядку номеров на насесте рассчитайсь! Сегодня в обед тринадцатую топтать буду – пёрышки почисть!». С нас берите пример, необразованные обывательницы! У нас отродясь ни петухов, ни гнёзд не было! Зато мы мир повидали!
- А как же плодиться-разводиться? У нас в курятнике гнёздышки… Да и Петенька…
- Долой курятники! Разве мало в мире малодетных или вообще бездетных птиц, желающих воспитать одного или нескольких чужих птенцов? Вон, пингвины, которые от своей неполноценности робко прячут свои вполне упитанные тела в утёсах Антарктиды… Чем не завидные импортные женихи? Сами яйца насиживают. Сами!!! В Антарктиде у каждого вашего цыплёнка будет отдельный индивидуально упитанный отец-пингвин! А ваш Петух насиживает яйца? Сколько отцов у ваших цыплят?
- Да какие там отцы… Один Петух на весь курятник… Отец – никакой, Яйца, конечно, не насиживает… Он по другому делу мастак… - потупили головки с ярко покрасневшими гребешками куры. – Без него эта… Без него яиц не снесёшь.
- Ещё как снесёшь! Вон, на птицефабрике – миллионы свободных от петушиного рабства кур! Они производят миллиарды особоценных диетических яиц! Вы знаете, что такое диетическое яйцо?
- Не-ет… - засмущались куры.
- Это особоценное на общем рынке яйцо!
- Чем же оно ценное? – дотошно спросила особолюбопытная Несушка.
- Этого вам не понять! – пресекла излишнее любопытство Кукушка. – Чтобы в этом разобраться, вам надо в ВТО вступить. Вы вступили в ВТО? – грозно спросила Кукушка любопытную Несушку.
- Нет, - засмущалась Несушка. – Вчера в коровий навоз вступила, позавчера – в кабаний… А в ВТО не довелось…
- Ну вот и молчи! Представьте, ваши птенчики будут жить за границей, в белоснежной Антарктиде! Там всё чисто, стерильно… - принялась расписывать прелести зарубежной жизни цыплят Кукушка.
- Чисто и стерильно, оно, конечно, привлекательно, - не унималась дотошная Несушка. – Но нужно ж это… Ну… Чтоб тебя Петушок потоптал… А то цыплятков не будет!
- Молчи, отсталая! Я ж тебе в третий раз кукую: миллионы эмансипированных куриц живут на птицефабриках, дают на конвейер несчитанное количество высокоценных диетических яиц – и всё это без петухов-поработителей! В инкубаторах производятся тонны… э-э… бесчисленное количество чистеньких жёлтеньких как один птенчиков, бройлеров-акселератов! Вам, в конце-концов, не надоело быть унизительно затоптанными? Они ж, петухи, такие здоровые, - брезгливо затрясла головой Кукушка.
- Ага, - масляно заблестели глаза у кур, - наш Петенька, такой здоровый, охальник!...
- Вашего Петуха, в конце концов, успешно заменит ЭКО! – пафосно воскликнула Кукушка. – Наука идёт вперёд семимильными шагами!
- А ето ишшо что за петух такой? – заинтересовались куры.
- Это экстрокорпоральное оплодотворение! – гордо прокуковала Кукушка. – Ваш Петух сколько раз в день вас топчет?
- Ну что ты, миленькая… - засмущались куры. – В день – это б за щастье. Ну, ежели раз в неделю догонит… И на том спасибо.
- А нечего убегать! – невпопад заметила Кукушка.
- Дык, мы и не убегаем. Это мы так, для антиресу, для петенькиного разогреву…
- А вот экстрокорпоральное оплодотворение, ЭКО то-есть, оно разогреву не требует! И оно не раз в неделю, а сколько надо!
- Два раза в неделю?! – восхитилась одна Курица.
- Сколько хочешь! – гордо подтвердила Кукушка.
- Каждый день! – ахнула другая Курица, и закатила от восхищения глаза.
- Хоть пять раз в день! Это ЭКО! – как Орёл на скале, подняла крыло к небу Кукушка.
Пять или шесть кур упали в обморок.
- Так чёж мы… - растерянно заквохтала Наседка. - Куры! Даёшь ЭКО утром, в обед и вечером! Долой немощного Петуха-ксплутатора! Отречёмся от старого мира! Разрушим до основанья… Куры! На баррикады! Нашим цыпляткам – райскую жизнь в заботливых объятиях отцов-пингвинов в белоснежной Антарктиде! Каждому цыплёнку по заботливому и обеспеченному отцу-пингвину! Даёшь ЭКО четыре раза… нет, пять раз в день! – низким грудным голосом проквохтала Наседка и закатила глаза, закрыла их полупрозрачной плёнкой третьего века, ощутив нахлынувший не её крохотные мозги кайф.
- Молодцы, революционерки! – ободрила кур Кукушка. – А я вам многия лета прокукую. Ку-ку… Ку-ку… Ку-ку…
А потому взлетела, направляясь в колонию чаек, и страшно расхохоталась.
Вы слышали, как хохочет кукушка? Сначала «ку-ку… ку-ку», а потом ужасным голосом: «ха-ха-ха-ха!». Если один в лесу, от такого хохота пот прошибает. Холодный. Будто ведьма над тобой смеётся, злобно радуясь, что в гибельную чащу завела.
ВЫБОРЫ РАСПОРЯДИТЕЛЯ Клуба КПЯ
Бьёт, в общем, жизнь в птичьем клубе ключом. Кому по голове (в основном – курам), кому ещё по каким местам.
Все чего-то пытаются достичь на культурной ниве. Каждая группировка старается ввести в клубе свои правила.
Куры, например, требуют жить по правилам курятника: каждый вышесидящий гадит на голову нижесидящего.
Стая белоснежных голубей мира пропагандирует свой миропорядок: все должны быть идеально белоснежны. Но если на ком-то появится капля крови (своей ли, чужой ли) – это недостойно белых голубей мира. Капельку старательно выклёвывали. Вместе с телом запачкавшегося. Заклёвывая его до смерти. Синдром стаи белых голубей это по научному называется.
Сороки шарахаются из угла в угол клуба, громогласно треащат, «новости» разносят – одну недостовернее и страшнее другой. Конец птичьего мира в очередной, последний двенадцатый раз назначают. Прилетит, мол, с дальней планеты десятиглавый сфинкс, всех переест, а кого не успеет, того огнём из шестой пасти спалит.
Вороны каркают, отстаивают своё право на обладание суверенного куска сыра. Причём, каждой вороне – по суверенному куску хочется. Весом с саму ворону. А кусок сыра – всего один. Был. Приватизированный неизвестно у кого.
Петух с позаранья кукарекает, требует от кур выполнения законных супружеских обязанностей. А какие там, к птичьему чёрту, обязанности, коли ни зги не видно, электричество за неуплату отключили, и, судя по блещущей сквозь приватизированную крышу луне, времени на небе – часа три утра, не больше. Птичий народ, опять же, недоволен. Невыспавшийся, же, весь! Кричат-ругаются на Петуха! Вот куры и опасаются: попадёшь в темноте под разгневанного Орла, разделает тебя, как старую подушку, пустит перья по ветру, доказывай потом Петуху, что силой была взята и что циплята с кривыми носами не на Орла похожи, а на Петькиного прадедушку…
В общем, птичий базар, да и только!
Решили птицы порядок в птичьем клубе навести, чтобы не галдеть-ругаться, а творчеством заниматься. А чтобы порядок навести, выбрать распорядителя. Поначалу в главные распорядители выбрали Грифа. Он, мол, большой, спокойный. Никого не обидит, потому как падалью питается. А порядок наведёт – ишь какой грозный.
Но распорядитель из Грифа получился никудышный. Только учует, что дохлятиной откуда повеяло, сразу туда. А вернётся через несколько дней – смотреть тошно: брюхо толстое, перья на груди разлагающейся мертвечиной изгажено, а сидеть с ним – если только клювы пробками заткнуть, чтобы смердячесть не чуять и в телепередаче участвовать, где за миллион долларов соревнуются, кто больше тухлых прямых кишок свинячьих проглотит.
Потом назначили Лебедя распорядителем. Он, мол, птица классического полёта, примерного поведения и вообще – фотомодель. Лебедь, он, может и фотомодель… Но насчёт пения-щебетания у него, извините… Не зря его назвали лебедем-скрипуном.
Собрал он вокруг себя таких же «скрипунов». Вечерком нектару дерябнут, рыбкой свежей закусят – и такую «мелодию» скрипучую затянут – хоть караул кричи наподобие выпи болотной.
Птичий народ в позу стал. Это что, мол, такое?! Так «фотомодели» расскрипелись, что, не то что маленькому воробью чирикнуть – а и толстому гусю-шипуну скрипунов не перегагакать!
В общем, передрались все – перья клубом до самой стратосферы…
- Слушайте, - предложила Кукушка, когда все устали драться и чуток успокоились. – А давайте для наведения порядка в распорядители пригласим летучих мышей.
Все посмотрели на Кукушку, как на дуру.
- Того, что-ли? – спросил Дятел и три раза добланул клювом в берёзу, на стволе которой сидел, подперевшись хвостом. С берёзы посыпались щепки.
- Угу, давайте пригласим, - торопливо поддержал предложение Филин. – Я мышей уважаю, в смысле – люблю.
И проглотил голодную слюну.
- Глуп-пай! – укорила Филина Сова, по определению – мудрая. – То ж лятучаи мыши! С крылами! Куда тебе с твоим брюхом жирным за лятучими мышами!
- Не хотим мышей в распорядители! Не хотим! Они и не птицы ваще! Они ни петь, ни щебетать не умеют! – загалдел птичий народ. – Свистеть элементарно, и то не умеют!
- Чаму-чаму, а свисту они любого обучат! – усмехнулась по определению мудрая Сова. – Ультразвуковому. Такой тонкий, скажу я вам, свист, что вам, тугоухим, не по ухам. Чтоб их свист услышать, слух надоть возвышенный иметь! Нанотехнологический, так сказать.
В общем, решили призвать для пробы летучего мыша. Послали за ним Пеликана. Птица важная, представительская – кого хошь на что хошь уговорит.
Вернулся Пеликан довольно скоро. Сел на поляну:
- Спрашивайте.
Птицы не поймут, кого спрашивать. Его, Пеликана, что-ли?
- Ушана спрашивайте.
- Какого ушана?
- Обыкновенного.
Опять птицы ничего не поймут.
Пеликан крыло поднял, а из-под крыла на травку вывалился летучий мышь. Мордочка злобненькая, клыкастая, глазы свинячьи, уши большущие, передние лапы вверх коленками торчат, как у чёрта, сидящего на корточках.
- Здрасьте. Разрешите, так сказать, представиться: Ушан обыкновенный, - представился зверёк.
- И этого предлагают нам в распорядители?! – возмутились птицы. – От грибка – два вершка… Да он дальше своего куцего носа не видит!
- А вон там, за дальней кочкой Соколок птичку какую-то придавил. Того гляди подохнет птичка-то… Ослобонить надо бы птичку, - тихонько просвистел Ушан.
Слетали за дальнюю кочку. И правда, Сокол разбойничал, птичку почти удушил. Принудили супостата покаяться.
- А вон там, в дупле на дубу Сорока склад ворованных вещей устроила. Экологию нарушает…
- Это на каком дубу?
- А вон на том, который и не виден совсем…
Экий проницательный Ушан оказался! Всё видит, за всеми следит! Не гляди, что маленький…
- Между прочим, Ушан этот - переносчик инфекционных заболеваний, - буркнула всё знающая Сова. – Перезаразит тут всех. Гляньте на его тощие коленки, на злобную мордочку! Только у хроников такие злобные морды бывают!
- Молчи, лупоглазая! – закуковала Кукушка. - Его ушастый вид в Красной книге Международного Союза охраны природы и природных ресурсов записан! Ты куда-нибудь записана? Вот и молчи! Да он на Шнобелевскую премию претендует! И на Ушастую тоже… Ты вот, претендуешь на ушастую премию? Претендуешь?
- Да у меня и ухов-то нету… Или как их, ухей… - смутилась Сова. – Ушов, одним словом.
- Вот и молчи, недалёкая…
ПЕРСОНАЛИИ КПЯ
К птицам, обсуждающим, как обустроить им спокойную жизнь в Клубе красивого птичьего языка подлетел Попугай Какаду-Аматти-Грозный.
- Чё собрались? – проверещал он противным скрипучим голосом, бесцеремонно ввязываясь в разговор.
- Дык, вот… - задумчиво пробормотала Мудрая Сова, - думаем, как…
- Думай меньше! – назидательно проверещал Попугай Какаду-Аматти-Грозный. – От думов голова болит. Надо летать свежим воздухом, есть экологические бананы, радоваться жизни и петь песни.
И он загорланил так скрипуче и противно, как скрипит только самая противная и скрипучая дверь, вырывающая из сладкого сна в полночь всех утомившихся от тяжких трудов жильцов коммуналки.
- Заткнись, радостный, - дёрнула за хвост Попугая практичная Ворона. Она хоть и не обладала красивым голосом, но старалась держаться поближе к руководящим органам: авось Бог в очередной раз пошлёт ей кусочек сыра. А если Бог не пошлёт, будучи при распорядителях, можно и самой отхватить кусман потолще и повкуснее.
- Не обзывайся, бесцветная! – возмутился Попугай. – Дёргает ещё! Думаешь, мой хвост – верёвка для игры на унитазе? Да мой попугайский род, знаешь, откуда корнями идёт? От рода древних Какаду, основателями которого были Наиталантлевийший Аматти и Наицарственнейший Какаду-Грозный!
Попугай грозно поднял фиолетовый хохол на голове, гордо выпятил зелёную грудь, распушил белые крылья и растопырил красный хвост.
- Новость! Новость! Шокирующая новость! – сорвались с ближайших кустов сороки, работающие в птичьих СМИ. – Наш попугай рождён не из яйца, а методом искусственного оплодотворения одного попугая мужского рода другим! Из не совсем проверенных источников нам сообщили, что теперь таким образом будут размножать всех попугаев! Новость мирового значения…
- Мы думаем, - продолжила Мудрая Сова, - как нам повысить посещаемость нашего Клуба красивого птичьего языка.
- А чё тут думать! – противно удивился Попугай. – Ходить надо! Я могу сходить в Клуб сто раз в день. Тысячу! Если каждый из нас зайдёт в Клуб по тысяче раз это столько тысячей будет, что когтей на лапах не хватит сосчитать! Да что там когтей… Перьев в хвосте не хватит!
- Надо, чтобы ещё и тебя в клубе посещали.
- Зачем? – искренне удивился Попугай.
- Ну-у… Так надо – и всё тут. А тебе это не надо, потому что ты не состоишь в Клубе красивого птичьего языка.
- Ну так примите меня туда! – возмутился Попугай. – Как это, я – и не состою! Я всегда и везде состою!
- Ты не умеешь ни петь ни щебетать.
- Да, - подтвердила Ворона. – Не умеешь!
- А ты – умеешь? – ещё больше возмутился Попугай! Каркаешь во всё воронье горло, пугаешь всех, если оно чем вкусным не заткнуто.
- Я хоть и не щебечу, зато – на хозяйстве. Пользу Клубу приношу.
- И я буду приносить! Знаете, сколько я могу всего принести! Удумали… Я – и не состою… Да я, если вы хотите знать, самый посещаемый среди всех птиц! Вон, смотрите, Цапля идёт. Это она меня идёт посещать!
Попугай быстро припрыгал к тропинке, по которой неторопливо вышагивала Цапля.
- Видите – она меня посетила! – восторженно заорал Попугай, когда Цапля прошла мимо него и вежливо кивнула Попугаю в знак приветствия. Попугай тут же перелетел чуть вперёд и опять стал на пути у Цапли. Цапля снова кивнула ему, не помня, что только что встречалась с Попугаем.
- Вот! Ещё раз посетила! Да вы не знаете, сколько я вам посещений могу устроить! Я самый нужный для Клуба красивого птичьего языка. Да я знаете сколько друзей и родственников приведу сюда? Сто. Нет, триста! И живём мы по триста лет… Это ж на сколько лет вперёд вам посещаемость будет обеспечена?! Это ж жуткое дело!
- А петь? – спросила Мудрая сова.
- Что – петь? – недовольно проверещал Попугай. Он мог долго ещё рассуждать об увеличении посещаемости его, любимого, в частности, и Клуба красивого птичьего языка вообще.
- А петь кто будет? Или красиво щебетать? Пел у нас Соловей, и тот улетел – слишком шумно у вас, говорит. Попугаи орут, воробьи дерутся…
- А накой чёрт нам какой-то Соловей с его тихим ночным пением. Мы вон, с Вороной, наклюёмся перебродившей малинки, такое хоровое пение вдвоём устроим! Такое гудение в сорочьих кругах пойдёт по всему птичьему миру!... А посещаемость я вам один устрою!