Ромка

Василий Бабушкин-Сибиряк
             
Осень. Кончается октябрь. По всему краю уже выпал снег. А на юге края, это у нас, ещё стоят великолепные дни, пронизанные влажным запахом преющих листьев.
Этот запах из рощи расплывается по всему городу, призывая горожан походить по тропкам и окунуться в ностальгирующий по ушедшему лету прохладно-ласковый воздух.
Моя жена осталась сидеть на пенёчке, я же сам иду дальше в рощу по мостику через небольшую речушку, не забыв постоять и полюбоваться плотиной, что построила семья бобров.
Трудяги работают, не обращая внимания на проходящих мимо людей. Они плывут под водой, таща за собой ветку или сук.
Дальше прохожу сосновую полосу леса. Взгляд, изголодавшийся от обозревания голых веток берёз, ласкает своим вниманием зелёную стену высоких сосен.
Тропа, извернувшись, ведёт к моему любимому месту, к раскидистой лиственнице. Уже издалека она видится, как огромное жёлтое пятно на фоне, сбросивших свои листья, берёз.
Хвоинки лиственницы усыпали землю у её подножия большим кругом. Сколько раз в жизни я наблюдал, как лиственница ткёт свой ежегодный золотой ковёр.
Хвоинка, отделившись от ветки с которой была связана её жизнь, медленно кружится в воздухе, как маленький пропеллер вертолёта и опускается вниз. Она обязательно ложиться острым концом от ствола дерева, как стрелка компаса. Видимо, и после смерти она желает оставаться единым целым с миром, в котором прошла её жизнь.
И эти опавшие хвоинки собраны в плотный золотисто-загадочный ковёр. Он загадочен, как и бобровая плотина, что построили ветка к ветке неутомимые бобры. Непостижима и непонятна человеку эта тайна природы, чужой он в ней и никогда не станет её частичкой.

Ещё километр по сосновому бору и я возвращаюсь с противоположной стороны к пеньку, на котором оставил свою половину. Издалека вижу, что она не одна. Невысокий мальчишка на роликах в яркой новой куртке о чём - то разговаривает с ней.
– Это ваш дедушка? – спрашивает он её, когда я присаживаюсь рядом на обрезок небольшого бревна. Да – отвечает она, и он протягивает мне свою руку
– Ромка!
– Роман значит, а по отчеству как? Он непонимающе смотрит на мою жену.
– Как зовут твоего отца? – приходит та ему на помощь.
– Не знаю. Он с нами не живёт. Генерал. А мамка там – и он показал на небо.
– А с кем же ты живёшь? – сразу расстроилась моя половина.
– С дедом и бабушкой – ответил Ромка. Стараясь успокоить мальчишку, жена сказала
– Это такая жизнь, и у нас дочь умерла.
– Она тоже пила? – спросил Ромка.
– Нет, у неё рак был – и жена достала носовой платок.
– А кроме деда и бабушки у тебя ещё кто есть? – спросил я.
– Дядька. Он балбес, так ему дед говорит. В техникум ходить не хочет, я его провожаю до дверей. Дед наказал, чтобы я ещё полчаса около техникума караулил его, а тот всё равно учиться не хочет. Дед ругается и кричит на него – Тоже генералом стать хочешь? Кто тебя кормить будет, когда мы с матерью умрём.
– Правильный дед у тебя, ты его слушай.
– А я и слушаю. И бабулю слушаю, она меня любит. Она говорит
– Дед тебя тоже любит, только не показывает этого, хочет строгим показаться. И почему люди, когда любят, не хотят об этом говорить? Стыдятся?
– Бывает и стыдятся. А бывает, что не умеют показать свою любовь. Если ты любишь деда, подойди к нему, обними и прижмись.  Увидишь, что он тебя тоже обнимет, погладит по голове, поцелует. Тебе сколько лет, в каком классе учишься?
– Восемь. Учусь во втором классе.
– Тебе нравится учиться? – спросила жена.
– Когда как. Но дед говорит, что учиться надо, а деда я слушаюсь.
– Вот и молодец.
– Ну ладно, вы сидите, а я покачу дальше. И Ромка, оттолкнувшись роликами, размахивая руками, устремился по чёрной полосе асфальта.
– Пойдём и мы – сказала жена, беря меня под руку. Мы медленно шагали по тропинке, иногда расходясь со встречными парами.