Рене Ригель никогда не знал, что его голова может так сильно болеть. Кольцо сжималось вокруг королевской семьи и прежнего строя. Толпа все активнее напирала, по всему городу то там, то тут хлестало неповиновение, патрульных солдат могли забить на улицах, тех, кто высказывался вдруг в поддержку короля Христиана, могла ждать похожая же участь.
В городе явно властвовали силы небольшой группы лидеров: Аксель – властелин шпионства, тайных писем, самый скрытный, наверное, человек; Гарольд и Ронан – эти два, неделимые между собою, образовали тандем, в котором Гарольд отвечал за силу и любовь народа, а Ронан за складность и красоту речи; Влиндер – настоящий фанатик, презирающий саму идею слабости на уровне более глубоком, чем страх; и начинающий Эбер…
Конечно, есть и другие, но эти выделяются так ярко, имеют больше всего власти. И то, что в провинциях сидит принц Адриан, покорившийся идеям восстания, тоже не радует. Он, конечно, всегда был очень вспыльчивым, очень резким в словах и в деяниях, но пойти против родного дома…
Рене Ригель рассчитывал, что сможет внести в общество лидеров противостояние. В конце концов, они все жаждут власти, могут они и не признавать этого, но их борьба – это борьба за власть. Эбер, как самый молод, не купился, и более того, дал понять, как серьезна ситуация на самом деле. Влиндер и вовсе отказался от встречи и написал гневное письмо на семь страниц, в котором подробно и последовательно изложил, насколько гнусной идеей он считает предательство. Аксель не отреагировал на письмо о встрече. Гарольд написал три коротких строки, в которых обозвал Ригеля «вонючим и трусливым ослом», Ронан же, в свою очередь отписал что-то пространное..
Барон Рене Ригель прикрыл глаза и попытался вспомнить тонкий неровный почерк Ронана и строки: «Уважаемый барон Ригель, ваши идеи находят у меня сочувствие, как и ваше стремление защитить нашу страну, но вы обратились не к тому человеку. С приветом – Ронан»
Трус. Ронан всегда был большим трусом. Он не знал, как быть сильным, его от того и тянуло к друзьям: к Влиндеру, к Гарольду. С Влиндером было сложнее, он не терпел его мнения, он всегда знал, как нужно, а вот Гарольд считался с его идеями. Да и вообще – Гарольд был более человечным во всяком отношении.
Но Рене Ригелю от этого не становилось легче. Он ожидал, что все можно решить иначе, можно развалить восстание, если не в зародыше, то в другую минуту, но вот – оказалось, что нет, оказалось, что ради общей цели все лидеры готовы объединиться и терпеть друг друга. Потом, они, конечно, начнут грызть глотки и выяснять, кто сделал больше, а кто меньше и чей голос будет вернее.
Рене Ригель не верил в то, что все они сумеют договориться. Если судить даже по привычкам: скрытный Аксель, тянущийся к роскоши и порокам Гарольд, романтичный и слабохарактерный Ронан, еще не определившийся, нагловатый Эбер и Влиндер, который больше походит на фанатика, чем на нормального человека – сумасшедшая компания!
Барон служил народу и понимал, что подходит к концу век королевской власти. Даже если не сейчас, даже если допустить, что свершится чудо и восстание остановится – то, что называют «Республикой», совсем уже близко. Христиан может удержаться только волей богов, но вот уже его потомки…
Впрочем, о каких потомках может идти речь? Принц Адриан уверовал в восстание и загорелся этой абсурдной для себя идеей. Говорят, он там бушует у себя, в своих краях, так что же? Принцесса? Она юна. Она не сумеет…
Республика все равно придет. Если не при жизни Христиана, то после его смерти, но тогда смута будет еще большая, чем сейчас, тогда точно будет что-то невообразимо-кровавое.
Но – опять же, если допустить толпу к кровавому пиру, если позволить ей творить свою свободу, то что? Крови будет не меньше, или все же меньше? Кто победит? Короля прибьют – идиотами будут, если не прибьют, а с ним и королеву, и принцессу, и, опять же, не будучи идиотами – принца. Как бы ни горел принц Адриан за восстание и свободу от королевского гнета, он все равно несет в себе вражескую кровь, а революция не имеет такого греха, как беспамятство, она вспомнит это.
Как подвести итог?
Рене Ригель старался сохранить себе право насмешливого лица в любой ситуации, когда улыбка встречает самую подлую и безвыходную меру обстоятельств, но правда была такой, что и ему не хотелось уже улыбаться. По всем вариантам выходил конец.
Кровь угрожала литься в любом раскладе. Но Рене Ригель понял, вернее, прочувствовал (ведь понял он уже давно), одну простую вещь: королю конец. Вернее – монархии конец. Христиан не удержится, а если удержится, то это лишь отложит падение короны, но не уберет из перспективы.
Христиан будет действовать. Он будет отвечать на неповиновение жестокостью, на забивание солдат – забиванием крестьян, не пойдет на уступки (не сумеет склониться перед народом), так что же?
Барон Рене Ригель был предан народу, но не был предан королю. Он любил именно народ и желал ему блага. К сожалению, ему приходилось признавать, что опора крошится под ногами и вот-вот вырвется неугасаемое пламя под ногами и все окончательно будет ввергнуто в неразбериху, а неразбериха губительна. Кто-то станет грызться за власть…
Он предпринял попытку спасти от восстания столицу, но бунтовали провинции, а там свои лидеры, свои положения, свои идеи. Столица всяко будет в окружении. Но нужно попытаться уберечь народ, не идти за Христиана и ускорить, в таком случае, его падение.
А еще - сделать ставку на того, кто реально сможет уцелеть в грядущей мясорубке.
Пока они едины – это хорошо, но нужно думать не на два шага вперед, а на три или даже четыре. Вопрос восстания – решенный вопрос, так же, как и смерть Христиана. Но кто дальше? Что дальше?
-Так… - Ригель любил размышлять вполголоса, наедине сам с собою: он не доверял никому, даже бумаге.
-Сначала они будут все вместе…
Сначала они должны объединиться и попытаться построить свою Республику, провозглашая свободу и возможности, но уже сейчас (Ригель не сомневался), кое-кто из них должен был начинать задумываться о будущем.
Учесть всех сложно, к тому же – меняются лица. Приходят новые, подступают. Кто-то скоро умирает, кто-то поднимается…
Но если брать из тех, кого Рене рассматривал и попытаться просчитать их?
-Ронан и Гарольд будут действовать сообща. Они не представляют угрозы для Влиндера так же, как и для Акселя. Эти двое попытаются опрокинуть друг друга. Влиндер, говорят, дружнее с Ронаном, значит – скорее всего, эти двое выступят на его стороне.
Все мысли Ригеля были зыбкими – он сам прекрасно понимал это, осознавал и мучился. Этот человек, любивший ясно видеть всю ситуацию, оказался на чудовищном распутье и чувствовал себя маленьким и слабым!
Размышления, а заодно и муку прервал стук в двери. Ригель мгновенно взял себя в руки и дозволил войти.
Появился паж, одетый по-дорожному. К груди он прижимал серый холщовый мешок, набитый серебряными монетами – вложение барона Ригеля в собственное спасение, конечно, шансов мало, но глупо не использовать все. К тому же – на восстание всегда нужны деньги, а тут все сошлось…
-Указания помнишь? – сурово спросил Ригель.
-Помню, господин, - паж нервничал. Он боялся быть убитым зверскими восставшими, но не мог, не смел ослушаться барона.
-Не трясись, посоветовал прозорливый Ригель, - тебя не тронут. Вряд ли на встречу явится сам Эбер, но тебя не тронут. Передавай деньги и бегом, назад, ко мне.
«А за пришедшим проследят», - закончил про себя Рене.
Паж посерел лицом и медленно кивнул, смиряясь с неизбежностью – в революционеров, что остаются с запасом чести и не трогают всех, кто попадается им под руку, он не верил. Ригель прекрасно понимал его чувства, ему даже было почти жаль этого пажа, пока он не осознал, что этот паж одного возраста с Эбером…