Февраль засыпал Москву снегом. Намело сугробы чуть не в рост человека. Комунальная техника уныло ползала по московским улочкам, не менее унылые дворники, вооружившись широкими лопатами расчищали тротуары и дворы. А в ГВКГ Бурденко для этих дел цельная рота предусмотрена. Поэтому все дороги и пешеходные тропы вычищены и посыпаны песком. Благо ещё не заставляют сугробы в параллелепипеды вырезать, как по слухам в отдельных частях Московского гарнизона и училищах с академиями делают.
Вот и иду я на пятое КПП менять своего бывшего напарника на обед, скрипя свежим песочком под сапогами. И на фиг не нужны мне эти ваши «берцы». Ну, выдали их нам по лету, и шо? К осени у большинства все поразвалились. Нет уж, лучше кирзового сапога для солдата друга нет. А на ноге домашний шерстяной носок, присланный в маминой посылке, да сверху зимняя фланелевая портянка. Ай, ляпота, теплота и удобность. А в новеньких, купленных недавно на вещевом складе ботинках, я буду в увольнения ходить. Самое оно.
Санька встречает меня разудалой песней:
- Ты сегодня мне принёс толстый ..уй под самый нос, и сказал, что это ландыши. Ты меня не на…бёшь, ..уй на ландыш не похож. …уй большой, а ландыш маленький.
- Саня, это твоё общение с московскими старшеклассницами разрушает твою хрупкую, нетронутую тленом цивилизации крестьянскую душу. Ну, нельзя же такие пошлости мне прямо с порога в уши вливать.
Будучи в отпуску в родном Гадюкино, ой простите, Семлёво, под Вязьмой Санёк свёл знакомство с какой-то десятиклассницей из Москву, которая была у бабушки на осенних каникулах. И теперь, проникнувшись взаимной симпатией, молодые люди перезваниваются, она пару раз даже на КП приходила. Вот они с подружкой всякой чушью музыкальной Санька и снабжают. А он и рад уши развесить.
- И вообще,- говорю, - не надо похабить хорошие песни.
И продекламировал, что помню:
Heute hab ich dir gebracht
Sch;ne Blumen in der Nacht
Keine R;slein legt' ich dir ins Bett
Wei;e Pracht, zarter Strau;
Kam mit Maigl;ckchen ins Haus
Auf dem Kissen lagen sie so nett.
Karl-Marx-Stadt, Karl-Marx-Stadt,
Du bist die Stadt roter Blumen,
Karl-Marx-Stadt, Karl-Marx-Stadt,
Aber ich mag nur wei;.
Keine Schrillheit in der Bl;te
Steigt der Duft uns ins Gem;te
Bringt uns jetzt den Fr;lingszauber…
Санька, хотя ему по ушам топтались все окрестные семлёвские медведи, и то заметил, что мелодия-то одна. Вопрошает с умным видом:
- Это чего, немцы у нас песню про ландыши спёрли?
- Понятия не имею. Может они у нас, может мы у них. Но вот есть у немчуры такая песенка. Про Карл-Маркс-штадт и белые цветы. Вали жрать, не фиг тут рассусоливать.
Санёк ускакал в «раздатку», а я уселся на его место да задумался. Об чём? Да о крутых изменениях в моей службе и жизни за последние месяцы 95 года да начало 96. Есть о чём подумать, есть.
Сама природа в ноябре как будто намекала на крутые изменения. Уезжал я из Смоленска слякотной ноябрьской ночью, под противную мелкую морось, а приехал в засыпанную первым снегом морозную Москву. Начало ноября таки, а снег таять совсем не собирался. Больше всего меня поразили даже не выбеленные снегом московские улицы и переулки, а отсутствие на КПП Саньки. Не понял! Только потом дошло. «День седьмое ноября – красный день календаря. Посмотри скорей в окно, всё на улице красно». Ага,щаз. Всё на улице бело. Зато на КПП никого, Санёк в роте баклуши бьёть. Кинув вещи на КПП, отправился я бродить по праздничным улицам и площадям столицы. В роте появляться из отпуска раньше 16-00, ну это просто моветон. И на свою беду забрёл я на площадь у трёх вокзалов. А там, промеж Ярославским и Ленинградским вокзалами, оказался замечательный книжный развал. И столько там было всего интресного, что я едва слюной не подавился. А надпись на обложке романа Марии Семёновой «Волкодав» «Долгожданный русский Конан» заставила меня оную книжку и приобрести. Естественно с Говардовским Конаном ничего общего, но книжка мне зашла на «ура». С тех самых пор я стал постоянным посетителем этой книжной ярмарки, периодически закупая новинки отечественного фэнтази.
К вечеру нагулявшись, а перед смертью всё равно не надышишься, переодеваюсь в форму и предстаю пред грозны очи Мелимука. Так мол и так, товарищ старший прапорщик, вернулся из отпуска, замечаний не имел. Игорь Иванович посмотрел печати смоленской комендатуры на отпускном билете да и ошарашил меня вопросом, почему на день опоздал. Нет, отвечаю, всё точно по отпускному билету, явиться в часть 7 ноября. Минуты три Мелимук удивлённо разглядывал буквы с цифрами на казённой бумажке. Только что на зуб не попробовал. А потом видимо до него дошло, что даты-то отпуска исправлены. Махнул рукой и приказал занимать место за печатной машинкой. Приёмко, мол, всё ещё в кожно-молодёжном отделении, когда выпишут неизвестно, а в роте без писаря никак. Такую ж мать. После ужина пришёл Андрюха, он так все две недели по вечерам в канцелярии и сидит, и обсказал мне чего надо по «обстакановке» в роте. А лечиться ему ещё как минимум неделю. Да делаааа.
И снова понеслось. Рапорта, приказы, выписки, каждый день поход в управление, письма и всякая бумажная канитель. В один не очень прекрасный день Мелимук ушёл из кабинета, оставив его открытым. Пущай мол дневальный приберётся. Обычно он двери всегда закрывает. Хотя если нужно замок на раз ножницами отжимается. Пока дневальный наводил «марафет» я совершенно автоматически стянул со стола выписку из приказа, да и подшил ей себе в папку. Была в канцелярии такая специальная папка с выписками из приказа по госпиталю, касавшимися роты. А на следующий день Мук устроил скандал. Где выписка, я с ней работать ещё должен. О, а ведь это шанс! И вместо того, чтобы сказать, мол, Игорь Иванович у меня всегда есть в папке ещё одна, я честно признался в покрадании у него со стола искомой бумажки.
- Приёмко выйдет из отделения, отправишься на кухню в наряд, на неделю.
Ой, испугал ежа голой жопой. Это по духанке в кухонном наряде напряжно. Да и то не столько от работы, сколько от «дедов», которые вечно напрягают надыбать им каких-нибудь вкусняшек. А теперь, год почти прослужив, да мне эта кухня что есть, что нет. Заранее добазарившись с Серёгой, старшим кухонного наряда, со следующего понедельника я вышел котломоем на малую мойку. В свой прошлый месячный марафон я и на малой мойке успел потрудиться, и мне здесь больше всего понравилось. На этом месте я мою всякие противня, кастрюли да сковороды для тех поваров, которые готовят для больных с диетическим столом. И если правильно подойти к работе, то можно спокойно всё успевать, да ещё и с девчонками чаю попить в перерывах между готовкой. А они всегда угостят чем-нибудь вкусным. То куском яблочной шарлотки, то моей любимой творожной запеканкой с изюмом. Не, кормят кухонный наряд как на убой. Вроде тем же, чем и всю роту, только в совсем других объёмах. А можно и вовсе договориться с поварами, и заполучить на обед жареной картошки. Но всё равно, эти вот маленькие вкусняшки, да овсяное печенье с кефиром, это очень приятно. А уж сметана какая тут. Вах!!! Её привозят в больших алюминиевых бидонах, и в нём не то, что ложка, лопату воткни, стоять будет, и не утонет. Обычную солдатскую кружку сметанки примешь, и душа на весь день как кремом смазана. Кайф. Только одна беда, после ентой сметана, не разбавленной ещё кефиром и всяческим другими добавками, почти жёлтой как масло, стояк такой, что сразу понимаешь, никакого брома нам в компот не мешают.
Находясь в кухонном наряде, выпадаешь из жизни роты совсем. Выходим мы на работу за час до подъёма, вернувшись перед отбоем, без проверки сразу идём спать. Вот уже и четверг. После обеденного аврала пьём чаёк с поварихами да с Серёгой. Крепкий ароматный чай, с мятой. Девки выставили остатки шарлотки. Приятственно. А вот у Серёги физиономия малость озадаченная.
- Об чём задумался?
- Да вон мясо в холодильник разгружали. Вроде полутуши, а как не сложи ни свинья, ни корова не получаются.
- А чего получается-то?- есть чему подивиться.
-Да вообще динозавр какой-то. А мож кенгуру, - мда, чем только нас не кормят. Может и кенгуру, не удивлюсь. Где-то в сентябре, вместо обычного жареного минтая нам на ужин выставили к пюре бачки с какой-то ярко-красной тёплой жижей. Оказалось, что со складов МВО привезли вместо мороженой рыбы банки с килькой в томате. А по штамповке на банках выяснилось, что оная консерва конца шестидесятых годов. Ну не пропадать же добру, солдаты всё сожруть. Вот эти самые банки, повара, матерясь от всей души, вскрывали, да кипятили в здоровенной кастрюле, из расчёта одна банка на лицо солдатское. И недели три на ужин была ента самая килька, чтоб её. Зато как радовался народ возвращению в меню минтая, ну прямо как родному.
Мы вот тут чай пьём, а по залу промеж котлов бродит до зубов вооружённый начальник кухни. Достал где-то капитан пневматическое ружье, и открыл охоту на голубей, что летают под высокими сводами кухонного зала. Повара матерятся, а вдруг какой подбитый голубь в котёл угодит. Тот только ржёт, ничего, мол, наваристей суп будет. Соскучился наш кухонный воин по оружию, соскучился. В Вольском училище тыла и пострелять ему довелось, а в Бурденко если и есть пара ПМ, то только у дежурного по госпиталю в сейфе. Говорят, что в мохнатые времена, когда рота ещё называлась комендатурой и у солдат были карабины. Ну да это давно было и всё неправда. Нынче в оружейной комнате только швабры да веники с совками. Хотя, если хорошо подумать, то на территории госпиталя довольно много вооружённых людей обретается, но они, как бы не из нашей песочницы.
В первую очередь это, конечно, бойцы восьмого отряда специального назначения «Русь» из дивизии Дзержинского, которые охраняют генерала Романова. Я, кстати, совсем не понимаю, почему генерал внутренних войск у нас в Бурденко обретается. У нутренначей свой госпиталь есть под Москвой, имени Вишневского. В лето 1995 попал я как-то на аптеку, и, развозя по отделениям всякие лекарственные субстанции, забрёл и в нейрохирургическое отделение. Отделения в «старой хирургии» это длиннющие широкие коридоры, с высоченными сводчатыми потолками. При Императоре Николае Павловиче строили с размахом. К одной стороне высокие застеклённые двери палат, ординаторских и процедурных с операционными, с другой огромные окна, выходящие на большой парк. Отделение получается проходным, и возле обоих входных дверей сидит по автоматчику. Причём магазины к АКМС примкнуты. Кепки у бойцов под погоном, хотя вон у дверей палаты Романова «краповый берет» сидит, так тот, похоже, и спит в оном берете. На посту дежурной медсестры обреталси молоденький лейтенант, видимо начальник всего этого караула. Да ещё двое бойцов, обычно из молодых, называющих себя «воронами российского спецназа» сидят на бревне под окнами палаты на улице. Не ворОнами, а вОронами. У этих пернатых оружия на виду нет, но под куртками, как потом выяснилось по «Стечкину» заныкано. На наш вопрос «А чего вы тут?» ребятишки гордо ответствовали, чтоб вороги палату гранатами не закидали. Там от окон до забора госпиталя хороших метров двадцать, ну да у каждого свои закидоны.
По сентябрю с одним из летёх спецназерских произошла такая история. То ли договорившись о встрече с одной из медсестёр нейрохирургии, то ли просто в поисках лёвой любви, начальник караула забил на службу и часов после одиннадцати вечера оказался в общаге. И случилось ему в одном из подъездов столкнуться с комендатшей, которая с песнями, плясками и криками выгоняла четверых молодых людей, задержавшихся в гостях после положенного времени. Парни имели своё мнение на этот счёт, что и пытались озвучить пожилой женщине, не стесняясь в выражениях. «Рэмбо из Дзержинки» попенял данным товарищам на их отвратительное воспитание и нецензурный лексикон. За что тут же и получил по физиономии. В четвером всегда легче одного бить, будь он даже и крутым спецназовцем. Клубок дерущихся выкатился на двор из подъезда, а комендантша кинулась к нашему патрулю, который и поднял роту по тревоге. Лейтенант как-то умудрился в пылу драки по портативной рации кликнуть своих. Когда же мы, топоча как стадо бешеных лосей, прибежали во двор общаги, картинка нам открылась крайне интересная. На асфальте, физиономиями вниз с руками за головой лежат четверо нарушителей спокойствия. У парочки вокруг голов растекаются нехилые такие лужи крови. Носы видать поломаны, а мож ещё чего. Над каждым, с оружием наизготовку высится по спецназовцу. И малость охреневший от нашего явления летёха, машет на нашу толпу руками, валите, мол, отсюда, без вас разберёмся. Разочарованно повздыхав, мы вернулись в роту. А о судьбе ребятишек, пощупавших рожу спецназеровского лейтенанта, потом всякие разные страшные слухи ходили. Вплоть до того, что запинали задержанных бойцы, чуть ли не до смерти. Вроде потом и прокурорские по госпиталю шарились.
Меняли спецназовцев каждое утро. Замполит «Руси» в рамках налаживания отношений с нашей ротой приволок в канцелярию массу всяческих брошюрок, в которых расписывались история и военные подвиги отряда «Русь». Надо сказать, без всяческих прикрас. Так была там описана и история о гибели практически всего штаба отряда в каком-то чеченском селе. Причём из-за дурости пьяных морпехов-контрактников, запустивших в тумане заряд «Змея Горыныча», машины для разминирования, не разобравшись, что впереди обосновались офицеры из внутренних войск. Всяческих историй о военно-полевом рас****яйстве я за этот год наслушался, что ой. И смешных и совсем наоборот. Три майора из Майкопской бригады, лежащие в одной палате, закованные в гипс от шеи чуть не до пяток, так и не смогли толком сказать, чья мина разворотила их БТР, своя али чеченская. Такая вот каша творилась на вокзале Грозного. Ходила байка о том, как федеральная авиация отбомбилась по занятому нашими же войсками коньячному заводу в Грозном. Затариваясь халявным алкоголем, народ позабыл нарисовать на броне белые квадраты для идентификации, как приказывали. В пылу боя боец, позабыв чему его учили в учебке, выпустил в сторону «духов» заряд из РПГ-7 в положении лёжа. А так как улёгся неправильно, спалил себе выхлопом задницу и ноги. Да так ловко у него это получилось, что из Ростовского госпиталя к нам перевели, очень уж обширные ожоги, да и загноились ещё. Колонна мотострелков шла своим ходом из Моздока в Чечню. Еще до пересечения границы бойцы решили отметить своё участие в боевых действиях. А по пересечению оной границы, один из пьяных в лоскуты воинов свалился на каком-то ухабе с брони. Да так, что сломал руку аж в трёх местах. И эту самую руку у нас очень долго собирали да лечили. И всё равно – участник боевых действий, однако.
Представитель другой вооружённой группировки на территории ГВКГ, вот он, у нас на КПП у турникета сидит. В броннике, в автоматом на груди. Ладно, хоть магазин отстёгнут, чтоб проходящих не пугать. Это десантники 45 полка спецназа. Они у нас на пропускных пунктах ещё с того лета сидят. Это уже третья смена. Сейчас для охраны нас от внешнего мира прислали две разведгруппы, возглавляемые двумя братьями-близнецами, закончившими недавно Рязанское училище с золотыми медалями. В роту выписан журнал «Воин», вот в нём статейка и была об этих лейтенантах. А буквально через неделю они пришли к нам в канцелярию, решать с ротным вопросы по взаимодействию. Обитают десантники в старом кардиологическом корпусе. И ежели какой залёт у них, то братья-летёхи быстренько заставляют своих подчинённых проводить зачистку здоровенной пятиэтажки. Да с полной выкладкой. Посему оповещение о выходах командиров на проверку у разведчиков поставлено чётко. А так, чего им, дрыхнут, сидя на постах. Одному такому на центральном КПП наши пацаны немного мозги вправили. А то сильно уж выстёбывался. Он, мол, крутой боец спецназа ВДВ, вынужден вместо тренировок по боевой подготовке или вовсе уж окаянствования на просторах Чеченской республики, охранять тут какую-то мабутейную больничку. Вот когда герой - спецназовец задрых в очередной раз, сидючи на стуле на своём посту, пацаны-кэпэшники аккуратненько сняли с него автомат, а в руки вложили «движок» - здоровенную лопату для чистки снега. После чего растолкали бойца, лейтенант ваш на проверку вышел, позвонили. Чудак, поняв что АКМСа у него нет, малость офигел. А ему быстренько разъяснили, что снегу за вотротами много намело, не мешало бы прибрать. Боролся паренёк со снегом со всей пролетарской ненавистью. Когда же, получив автомат назад, попытался выступать, ему мягко объяснили, что ежели чего, будет он объяснять своему командиру на очередной проверке, почему у него рожа разбита. На КПП в тот день службу несли Джамил Шалиев, да бывший десантник Женька. А они ребятишки резкие, сказали рожу разобьют, так и разобьют. Притих боец, говорят, и больше не выпендривался.
Любимым делом нашего взвода охраны стало фотографирование с десантурой. Причём в не очень приглядном для них виде. Дрыхнет по ночному времени спецназовец на кушетке, например в холле бюро пропусков, а над ним с его же автоматом позирует наш боец. И кормёжка в нашей «раздатке» десантуре не понравилась. В полку намного лучше, мол, кормят. Наши бывшие десантники только у виска пальцем крутили. Это вы ребятки бигуса не ели в обычных десантных полчках. Стоял пост десантников и в Управлении. Идёшь ты себе по малому парку. Кругом красота, фонтан облицованный мраморам, пусть и не работающий по зимнему времени, голубые ели, клёны да вязы. Под снежными шапками ёжатся кавказские туи. Поднимаешься на высокое крыльцо, открываешь высоченные тяжёлые деревянные резные двери, блистающие надраенной бронзовой фурнитурой и попадаешь в холл Управления. А там полированный мрамор пола, гранитом облицованные стены, на высокой колонне бронзовый бюст Петра Первого, шёлк российского и андреевского флага на стене, хрустальные бра. И тут же, посреди всего этого великолепия, бруствер из мешков с песком да дуло пулемёта Калашникова, смотрящего тебе в лоб. Причём патронная коробка примкнута и лента заправлена. Ладно ещё воины без касок сидят за бруствером, а то уже вообще паноптикум какой-то.
В конце ноября пришло молодое пополнение, и мы стали вроде как «дедами». Только вот вместе с молодыми министр обороны нас осчастливил новым приказом, по которому служить нам теперича два года. Нам-то по фиг, что до осени служить, что до зимы, а вот старшему призыву, который уже на дембель чемоданы паковал, прям как серпом по яйцам. Вот у некоторых представителей этого призыва крыша съехала конкретно. И пустились оне во все тяжкие. Ежели водка, то рекой, ежели по бабам в общагу, то всем кагалом. Сидевшие под окнами палаты Романова бойцы из Дзержинки реально охреневали, когда после отбоя мимо них чуть ли не строем проходили в общежитие наши дембеля. Многие из них стали завсегдатаями Московской гарнизонной гаупвахты – Алёшинских казарм. А отдельные, особо одарённые индивидуумы, съездили даже куда-то в Балашиху, на жутко прославленную губу для стройбата. Со стройбатовцами, которые строят у нас на территории новые корпуса, тоже случались всяческие заморочки. Где-то через неделю карантина, вёл сержант Рома Коробов молодое пополнение на обед. Будучи в своей доармейской жизни кикбоксёром, Рома по простоте своей не все слова мог выговаривать. То ли часто ему в голову с ного прилетало, то ли книжек не читал, от слова совсем. Например, команду «чётче шаг» он просто не мог произносить. Выдавал что-то типа «жёстче шаг». И вот над его командами, да и над идущим не в ногу молодняком, взялись потешаться два стройбатовца. Как они оказались на «централке» в рабочее время, история умалчивает. Но факт есть факт, стоят два раздолбая в грязных телогрейках и ржут в голос на Ромой. По всё той же кикбоксёрской отмороженности Рома был резок на дела и решения. Звучит команда «Стой, раз-два». После чего молодняк получает команду «Фас». За свою непродолжительную ещё службу, «духи» просекли только одно. Слушать нужно любого, кто старше призывом, а уж команды сержантов выполнять и вовсе « в темпе вальса высекая искры из асфальта». Двадцать семь человек быстренько отловили стройбатовцев. А Рома, недолго думая, приказал оставить их на стом же месте, но воткнутыми в ближайший сугроб в положении «вверх ногами», что и было проделано. Довольный собой сержант увёл молодняк в столовую, а на следующий день в канцелярию ввалились аж целых три стройбатовских майора.
Происходила вся эта катавасия при мне, так что надо бы объяснить, каким образом я оказался снова в канцелярии. В тот достопамятный четверг не дали мне насладиться до конца чаепитием в приятной компании. Также не смог я узнать и результаты охоты начальника кухни на пернатую дичь. Прибежал какой-то молодой и доложился Серёге, что он, мол, вместо меня на замену, потому как меня срочно в роту вызывают. Переодеваюсь и топаю в казарму. Ага, вон оно что, Рассказов из отпуска пришёл. Товарищ капитан, вот он весь я, прибыл по вашему приказанию, докладываюсь. Давай, отвечает, садись за машинку, ты всего тут в курсе, будешь в канцелярии служить. От таких резких перемен в жизни меня малость переклинило, и вместо того, чтобы козырнуть да и усесться за печатную машинку, я удивлённо вопросил «А Приёмко как же?» Ротный, любуясь моей изумлённой физиономией, заржал, аки конь и снизошёл до ответа:
- Приёмко пока постоит дежурным по роте, походит в эвакоотделение с другими сержантами, а там, глядишь, и дежурным по столовой заступит. Не хрен было себе отпуск продлевать, да всякую дрянь на члене себе привозить.
Так я и стал писарем окончательно и бесповоротно. И вот в роту заявились стройбатовские офицера, разборки клеить. Ротный дверь своего кабинета закрыл, но эти, строительно-трубопроводные так орали, что полутораметровые стены казармы, построенной в первой половине 19 века, аж сотрясались. И уж их-то вопли я слышал. И то что, мол, нагоним сюда до батальона народу, и будут они твоих бойцов по всему госпиталю отлавливать и всё такое прочее. Николаич им что-то тихо, но веско отвечал. Через минут сорок разошлись, врожде даже довольные друг другом. Коробова, кстати, даже не пожурили. А вскоре, уж не знаю в результате ли того разговора на высшем уровне, или просто так сложилось, из стройбата к нам перевёлся прапорщик Деркачёв. У нас В РМО должностей для прапорщиков да лейтенантов прилично имеется. Старшина, например, совмещает свою должность с командованием инженерным взводом. Мелимук помимо командования взводом охраны ещё и комендант госпиталя. А заместителя командира роты по борьбе с личным составом у нас аж с августа 95 нет. Алексей свет Николаевич перевёлся в миротворческие силы и умотал куда-то за границу. Всё обещают прислать нового замполита, да не шлють. А вот прапоров понаприсылали. Помимо Деркачёва, из школы прапорщиков явился старшина Димка Забродин. Почему Димка? Да он всего-ничего нас тут всех старше. На пару лет. А последнее молодое пополнение, так и вовсе в полном составе постарше его будет. И все как один с высшим образованием. Из двадцати семи человек двадцать инженеры-электроники. Их там чего, во Владимире, штампуют что ли?
Доложился Забродин ротному, а тот его отправил в Управление начальству представляться. Только вот, или по забывчивости своей, то ли по врождённой гадкости души, не объяснил вновь прибывшему нашу субординацию. И Димон, служивший в нормальной артиллерийской части, заявился с представлением к начальнику госпиталя. Генерал-майор медицинской службы Клюжев к такому был непривычен, но пожелал новоприбывшему сотруднику успехов в службе, да и отпустил с богом. Только вот начальник МТО полковник Зайцев загрыз на Димку здоровенную жабу. И не пропустил рапорт ротного о присвоении Забродину звания прапорщика. Так до самого нашего дембеля ходил Димка в старшинах.
Да всё течёт, всё меняется. Вот и моя личная, так сказать, жизнь дала трещину и стала похожа на задницу. Не, после отпуска Настя встретила меня с визгом и писком, зацеловала, благосклонно приняла подарки смоленские. Был я и к телу допущен вскоре. И всё вроде стало как прежде. Но вот в один далеко не замечательный декабрьский день моя девушка ошарашила информацией, что уезжает в Санкт-Петербург.
- На курсы какие чтоль? – вопросил я.
- Нет навсегда. Жить и работать.
Силы воли у меня хватило не заламывать руки и не орать «А как же я?». И когда же случится ентот самый переезд? Оказалось что уже через дней десять.
- Ну что же, успеем ещё выпить на твоих проводах, - я улыбаюсь, хотя на душе и кошки скребуть, - да потрахаемся в крайний раз.
- Э нет, никаких трахтибедохов. Я замуж выхожу, - вот тут я просто встал и ушёл. Судя по Настиному выражению лица, она что-то от меня ждала, вот только я не представляю чего. Чего уж тут теперь рвать на жопе волоса, всё понятно. В наши времена просто так, по платонической любви, замуж не зовут. Значится крутила моя пассия роман ещё с кем-то. И видимо он намного предпочтительнее солдата-срочника. Тут и не надо даже моё второе я, злое и циничное вызывать, и так всё ясно. Девке надо личную жизнь устраивать, а шашни со мной до когда? Ну, до дембеля максимум. Тем более, что я никаких поползновений в сторону перехода на контракт или там, чтобы остаться в Москве и искать работу не предпринимал. Просто плыл по течению. Хотя всё равно хреново на душе.
А вот и Санёк назад скачет. Зашёл я на почту, забрал письма для роты и отправился в казарму. Однако ж в канцухе меня ждал сюрприз. Здоровый такой, черноволосый и черноусый. И этот самый сюрприз, сидючи на моём стуле, мне заявляет, чего, мол, солдат в кабинет без стука и разрешения ломишься. Я вышел, прочитал громко и с расстановкой по слогам кан-це-ля-рия, снова вошёл и говорю:
-Это, ежели хорошо подумать, моё рабочее место. Моя канцелярия и я здесь вот сижу и служу. И почему это я у вас, дорогой гость, должен разрешение спрашивать?
- Потому, - отвечает малость офигевший мужик, - что я в звании капитана.
- Вы, конечно, извините, но вашей замечательной кожаной куртке погоны не пришиты. Узнать мне ваше звание не откуда.
- Уел, - дядька расплылся в широкой улыбке, - тебя как звать, воин?
- Алексей, на Лёху не обижаюсь.
- Я Гущин Максим Викторович, ваш новый замполит. Где ротный, не знаешь? – тут раздаётся дикий ор дневального «Рота, смирно!». Вот он тебе и ротный.
Да уж прибавляется у нас людей со звездами на погонах. Вот он, Максим Викторович, сидит напротив и над камуфляжем издевается. Оформив все документы, новый замполит через день буквально получил на вещевом складе ворох всякого обмундирования. Но если Рассказов предпочитает в качестве повседневной формы тужурку и брюки на выпуск, то Гущин собирается ходить в камуфляже. Начинал он свою службу в роте разведки не просто у чёрта на рогах, а просто таки сказать в жопе мира, на Камчатке. Дослужившись до командира оной роты, после 91 года поносило его по разным горячим точкам Средней Азии. И после ранения в чёртовой Ичкерии, вылечившегося капитана направили к нам. Отгладил он камуфляжную куртку по-десантному, чтобы тельник был виден, и теперь отрезает подол, то самое место, где зашит утягивающий шнурок.
- Это зачем так имущество нахратить? – спрашиваю. Для нас ентот самый шнурок очень даже полезная вещь. Утягиваешь его, и камуфляж подворочивается. И всем вокруг видно, что ты дедушка.
- Мы, разведка, куртку в брюки заправляем. А отрезаю, чтобы шов не виден был. Мэрилин Монро тоже вон трусы не носила, ибо резинки сквозь платье виднеются, - с улыбкой отвечает Гущин. Ну, ежели Мурлин Мурло, тады ой. Максим Викторович оказался классным мужиком, весёлым и жизнерадостным. Единственное что его опечалило, что я рисовать не умею, у него как у замполита большие планы на предмет наглядной агитации в роте. Но вот с этим, пожалуйста, не ко мне. Любил Гущин, попивая чай, рассказывать как его рота гоняла всяких неадекватных последователей пророка Мухаммеда, правда, как истинный разведчик ни разу не упоминал а где собственно они окаянствовали. С его помощью ротный попытался воздействовать на старший призыв, у которого, как мы помним, после приказа министра обороны о продлении срока службы совсем «башню снесло». Но вот тут у них ничего и не вышло. Как дурили «дембеля», так и дурят. За что и подвергаются репрессиям. В увольнения их не пускают, всяческими работами напрягают, даже в столовой следят, чтобы лишних вкусняшек у «дембелей» не появлялось, типа белого хлеба, сметаны да лишних котлет.
Ну а у меня бумажки, бумажки да бумажки. Хотя есть, конечно, и свои плюсы. После отбоя никто меня не гонит в кровать. Потому как только после вечерней проверки можно, определившись, кто больной, хромой и косой, составить ротному раскладку на завтра по свободным людям. А после, закрывшись в канцелярии почитать очередную книжку издательства «Азбука», или посидеть с дежурным по роте в ленинской комнате и насладиться очередным зарубежным фильмом. Теперь у нас в роте появился видеоплеер, и я в этом собственно и виноват. Как-то в конце ноября на почте зацепились мы языками со стройбатовским сержантом. Ты, говрит мне, не смотри , что мы как черти в телогрейках образца шестидесятых годов шаримся. Для нашей работы, мол, самое то. Зато помимо обычной солдатской зарплаты нам за работы на отдельный счет капает денежка, и на дембель можно приличную сумму увезти. В каждой роте есть видеодвойка, кино по выходным смотрим. Вот тут меня заело. У нас в «ленинке» только цветной телевизор. Ну и что по нему смотреть. Я и доколупался до Рассказова, мол, Сергей Николаевич давайте на начальника госпиталя рапорт напишем, пусть денег выделит на видеомагнитофон. А то живём хуже стройбата. Ротный задумался, но решил, что вряд ли в управлении пойдут нам на встречу. Нынче контрактникам да офицерам зарплату по паре месяцев задерживают. С очередной солдатской зарплаты собери, мол, по два косаря, а что надо будет сверху я с офицеров дособеру. Такой вот был вердикт Рассказова. Поначалу все возмущались, но узнав на что деньги собираю, спокойно отдавали. И через пару дней ротный отправился куда-то в район Измайловского рынка и вернулся с видеоплеером «Фунай». Полку этажерки, куда поместили сей вожделенный девайс, пацаны из инженерного взвода зашили оргстеклом, чтоб никто до видака не доколупывался. Оставили только широкую щель напротив кассетоприёмника. И началась у нас эра кино. Кассеты доставали, кто, где только мог.
Ещё одним приятным бонусом бодрствования после отбоя была, как ни странно, близость к дневальному. Потому как к нему на телефон поступали звонки от дежурного врача с запросом бойцов для ночных выездов в город. Дневальный докладывает дежурному по роте, а я вот он, тут как тут. Не заморачивайся, мол, сейчас я своего кореша Лёху или Сашку с 5 КПП разбужу и мы поехали. А любой выезд в ночное время, это не только возможность слинять из набившего оскомину ГВКГ, но и возможность подзаработать. В основном ночью мы забираем умерших военных пенсионеров из дома или из больниц и перевозим их в наше патологоанатомическое отделение, по простому в морг. А в стольном граде Москве труповозные службы дерут бешеные деньги за любую мелочь, включая простыни, да ещё и за каждый этаж. Солдату же надо намного меньше, но всё равно заработок есть. Иногда, правда, и всякие приключения случаются. Как-то мы с Саньком поленились тащить носилки с генеральской женой с восьмого этажа, да по совсем узким лестничным пролётам, не повернёшься. Увязали оную монументальную даму в простыни, привязали специальными ремешками к носилкам, и , за отсутствием в старом доме грузового лифта, погрузили носилки стоймя в пассажирский лифт. И надо ж было какой-то мадаме вызвать лифт на пятый этаж. Двери открываются, у женщины, увидевший наш замотанный в белую ткань груз, глаза лезут на лоб, и она, отступая, запутывается в собственных ногах и с маху оказывается на пятой точке. Ну а мы едем вниз. Случалось пару раз, что катались мы так всю ночь напролёт, да и утро прихватывали. Всё интересней, чем в роте обретаться.
Дембелей в увольнения не отпускают от слова совсем. А я вот периодически на сутки ухожу. Сегодня у нас пятница, 23 февраля, и качусь я в электричке в славный город Калининрад Московской области. По Уставу, вроде как, покидать гарнизон нельзя, но я-то в гражданке. Через пару остановок от Ярославского вокзала напротив меня садится очень красивая молодая женщина. Лет 28-30, небольшого роста, в короткой нутриевой шубке. Сижу, в наглую разглядываю свою соседку по вагону, иногда глупо улыбаюсь. Женщина периодически улыбается мне в ответ. А вот подсесть познакомиться боюсь. Да, боюсь услышать что-нибудь типа «Я в общественном транспорте не знакомлюсь». Вот вскорости я в Болшево выйду, и больше этой красотки никогда не увижу. А вот и оно, Болшево. На платформе я застыл аки соляной столп, рядом стояла моя попутчица, весело улыбаясь. Все вышедшие уже разошлись, а мы всё стоим напротив друг друга. А затем мне подарили долгий смачный поцелуй.
-Проводишь меня?
- Конечно, - девушка берёт меня под руку и мы неспешно идём в сторону панельных девятиэтажек. Дядька мой в той же стороне живёт. Зовут мою новую знакомую Аня. А потом мы ещё око час простояли в её подъезде, целуясь да обнимаясь. Как я не предлагал уехать на лифте на последний этаж, где нам никто не будет мешать, Анька ни в какую. Не торопи события солдатик, говорит. Ну да я ей сразу сказал, что служу. Солдату срочной службы может многое сойти с рук, в отличие от любого другого мужика. Ну, вот и кончилась моя идиллия, женщина вывернулась из моих объятий и быстро стала подниматься по ступенькам. А я отправился в гости к дядьке Андрею. Ежели б вы знали какие сны мне снились в эту ночь, немецкие порнофильмы отдыхают. А в понедельник, уже в роте я решил, что мне надо её найти. Вот запала она мне в душу, и всё тут. Ротный, увидев в пятницу в списках на увольнение в воскресенье мою фамилию, даже малость офигел. Ты ж, мол, на 23 уже ходил на сутки. Товарищ капитан, дело небольшое появилось, да я и отпрашиваюсь всего на один день.
И вот я снова в том подъезде. Рассудил я очень просто. Раз на лифте не уехала, значит живёт не выше третьего этажа. Вот и взялся я обзванивать все квартиры с первого по третий этаж. Но искомой Ани нигде не было, хотя в двух хатах на втором мне никто не открыл. Ну да ничего, я настырный. Побродив пару часов по Калининграду, скучно, кстати, никаких тебе достопримечательностей, я вернулся к дому Анны. И вот снова давлю на кнопки звонков. И вот бабушка божий одуванчик на мою просьбу «Аню позовите, пожалуйста» отвечает, сейчас, мол, разбужу. Ничего себе мы спим, час дня уже.И вот она, моя мечта, вся такая мягкая, домашняя, в спортивном костюме, со слегка растрёпанными после сна волосами. Хочется схватить в охапку, прижать к себе и никогда больше не отпускать. Как же она удивлённо на меня смотрела.
- Нашёл, таки. Молодец.
- Ага, - только и смог я промычать, а меня уже целуют. Простояли мы, обнимаясь и целуясь, на лестничной площадке больше часа. Обменялись телефонами да и разошлись. Еду я в электричке, глупо улыбаюсь, мне хорошо. Да и хрен с ним, что там впереди ещё целый год службы.