Резко крутанув ключ, отомкнул замок. Оттолкнув дверь, ворвался в квартиру, бросился на кухню.
Так и есть! - предчувствие не обмануло. Он лежал на полу около раскрытого холодильника.
—Опять за старое?
Он зябко поёжился.
—Холодно…
—Хочешь, чтоб я согрел?
—Зажаришь или сваришь? – с вызовом спросил он.
—Сам не знаю, – я устало сел рядом. —Может подскажешь?
Помолчали.
—Если суждено умереть, то хотелось бы без мучений. К чему эти средневековые пытки? - продолжил он.
—Некоторые любят помучиться…, - я кивнул в угол, где громоздились коробки, мешки, трёхлитровые банки.
—Послушные овощи! – презрительно скривился он.
—Ах, простите, Ваше Величество… Сельская чернь вам, конечно, не чета! Зато они жизнь не портят!
Помолчали.
—Зря я к тебе вышел…, – снова начал он.
—Ты и не выходил. Ты с дружками трусливо прятался за навозной кучей.
—Вот и прикончил бы на месте, как других... Зачем сюда приволок? Издеваешься. Угрожаешь. В холоде держишь…
—Не ной! Давно бы прикончил, если б ты мне зубы не заговорил…
Помолчали.
Нахлобучив шапку и согнувшись, он засопел, делая вид, что уснул. И тут меня озарило.
—Послушай, а если высушить?
—То есть как?
—Как, как. Продену верёвку и подвешу над огнём.
—А это не больно? Я же не мазохист.
—Ну, кожа, конечно, сморщится…
—Если только кожа…, то ничего… Можно попробовать.
Я схватил его за ногу… Иди-ка сюда, малыш…
Сделал всё быстро, он ничего не почувствовал…
Потом мы болтали всю ночь; он был очень мил: шутил, пел частушки, рассказывал много интересного… А утром вдруг замолчал и упорно молчит уже вторые сутки… Без его болтовни мне скучно, всё-таки я успел привязаться…
Попытался было его растормошить, даже несколько раз укусил - никакой реакции. Может он выдохся или тоскует по родным? Так это не проблема. Я устрою свиданье, надо только сезона дождаться...
Ну, а пока пусть лежит в жестяной коробке: молчаливый, надменный, сухой, в сморщенной шляпке, с почерневшей ножкой…
Мой маленький гриб Панеолус Мотыльковый.