Глава четвёртая
ВЕСТНИК ВОЙНЫ
В тревожные июльские дни 1914 года, когда Европа балансировала на грани войны, серые воды Балтийского моря резал стальным носом мощный броненосец «Франс», поднимая в небо чёрные клубы дыма. Мимо континента, содрогающегося в дипломатических конвульсиях, плыл под национальным флагом Франции президент Раймон Пуан¬каре с правительственной делегацией. Он направлялся в союзную Россию, благоразумно прикрываясь грозными морскими орудиями и нейтральной Балтикой от близости враждебной Германии.
В дальний медвежий угол Европы французский прези¬дент плыл по крайней необходимости. Он прекрасно по¬нимал, что Франции — один на один — не справиться с Германской Империей, а потому, ему была так необходи¬ма Россия. Только опираясь на могучую союзную импе¬рию, Пуанкаре мог себя чувствовать уверенно в противо¬стоянии немецкой военной мощи. Французский президент, как и многие его соотечественники, мечтал о реванше пос¬ле неудачной войны с Германией в 1870 году. У себя на родине Пуанкаре культивировал воинственный патриотизм: красивые зрелища факельных шествий войсковых колонн, марширующих по вечернему Парижу, стали тогда его ви¬зитной карточкой. Но одно дело игрища на свежем возду¬хе, а совсем другое — жестокая война с всесильной Герма¬нией. Тут спасать французов и помогать им, возвращать исконные земли должны были русские...
20 июля броненосец «Франс», пройдя Финский залив, подплыл к Петергофской пристани и бросил на рейде тя¬жёлые якоря. Французов, ещё в заливе, встретил перво¬классный пароход «Русь», расцвеченный флагами России и Франции. На борту «высокая» публика, с любопыт¬ством разглядывала в бинокли мощный броненосец, выис¬кивая среди французских военных президента. Шумный оркестр бравурно играл известные мелодии двух друже¬ственных стран и национальные гимны. В тот день петер¬бургские газеты вышли с большими заголовками: «Фран¬ция в гостях у России!», «Двадцать лет дружбы!», «Се¬ребряная свадьба русско-французского союза!»
Президенту Пуанкаре со свитой подали маленький яр¬кий пароход, который и доставил французов прямо к Пе¬тергофскому дворцу. У европейских путешественников вызвали восторг блеск и могущество императорского дво¬ра: пышность убранства и мундиров, роскошь туалетов и богатство ливрей. Французов ожидал русский царь Нико¬лай II. Это был довольно стройный сорокашестилетний мужчина среднего роста с русой бородкой и усами. Его военная форма, рассудительность и спокойствие явно раз¬нилось с эксцентричностью штатского президента. Фран¬цузы сразу попали на парадный обед, который давался в честь Пуанкаре, а после главы дружественных государств, устав от нескончаемых речей, тостов и музыки, удалились в один уютный зал для приватной беседы. Царь Николай давно хотел тет-а-тет выяснить у главного союзника Рос¬сии его истинные намерения в это судьбоносное лето, ког¬да мир в Европе был так хрупок. В роскошном кресле император поначалу отмалчивался, долго и внимательно слушал словоохотливого президента о дружеском союзе и обязанностях России. В какой-то момент Пуанкаре оста¬новился, и Николай его откровенно спросил:
—Господин президент, хотелось бы узнать о вашем от¬ношение к войне? Даже не к нынешнему политическому кризису, а как вы вообще относитесь к войнам?
Пуанкаре, было, озадачился, но спустя минуту, нашёл¬ся, что ответить собеседнику:
—Ваше Величество, в моём понимании существуют хо¬рошие и плохие войны. Сейчас Австро-Венгрия пытается развязать плохую грязную войну против небольшой Сер¬бии.
Николай II грустно улыбнулся, глядя Пуанкаре в гла¬за:
—В моём понимании — все войны плохие. Все спорные вопросы, пусть и долго, но можно решать, не прибегая к оружию.
Президент, не выдержав взгляда царя, закатил глаза и явно не соглашаясь, пытался возражать:
—Но ведь возьмите франко-германские отношения: Германия, едва образовавшись на основе Пруссии начала воевать: в 1866 году с Австрией, чуть позже — с Данией, в 1870 году с нами. Сам Наполеон Бонапарт говорил, что Пруссия вылупилась из пушечного ядра. Германцы на¬глым образом захватили две наши провинции — Эльзас и Лотарингию. В каждом французе клокочет ненависть к пруссакам и ко всей Германии. Вот если начнётся война с немцами — она будет для французов хорошей, освободи¬тельной.
- Даже если погибнут сотни тысяч, миллионы людей?! — воскликнул царь.
- Да, — запальчиво ответил президент, — мы пойдём до конца...
Николай, под впечатлением этой встречи, отправил пись¬мо к родственникам в Данию: «Пуанкаре нуждается в мире не так, как я — ради мира. Он верит, что существуют хорошие войны...»
Во время официального визита делегацию Пуанкаре со¬провождал военный агент России во Франции Алексей Алек¬сеевич Игнатьев. Там он встретил своего нового руководи¬теля — начальника Генерального штаба генерала Николая Николаевича Янушкевича, которого знал ещё с юности по академии генштаба. Позже Игнатьев зашёл в его кабинет для доклада о выполнении французами большой програм¬мы перевооружения страны. Они ещё долго вели разгово¬ры на военные темы, пока не коснулись главного докумен¬та франко-русского союза — военной конвенции 1893 года. Янушкевич неожиданно спросил собеседника:
—Вы случайно не знаете, где хранится эта военная кон¬венция? Подлинник, ведь копии нет...
Если бы Игнатьев не сидел на мягком стуле, то стоя бы точно пошатнулся. Он лишь развёл руками:
- Документ должен быть только в сейфе начальника Генерального штаба русской армии — в вашем сейфе.
- Не было его! — отбивался Янушевский, покраснев. — Всё обыскали и не один раз. Я справлялся у бывшего, у Жилинского, но тот божился, что в Варшаву из этого ка¬бинета увёз только личные вещи и бумаги. Мы с помощ¬ником искали даже во французском отделе. Всё попусту...
- Да-а-а, — уныло протянул Игнатьев, — не хотелось бы вступать в большую войну, не имея на руках судьбо¬носного акта, подтверждающего военные обязательства Франции перед Российской Империей... Как это всё по-русски...
Последний день визита Пуанкаре был отмечен офици¬альным обедом на броненосце «Франс», стоящем под па¬рами на Кронштадтском рейде. За час до отхода корабля французский президент любезно отвечал на вопросы кор¬респондентов европейских газет. Одним из последних был задан самый важный:
—Основательна ли тревога европейской общественнос¬ти по событиям на Балканах?
Пуанкаре обаятельно улыбаясь, кратко ответил:
—Несомненно, преувеличена. Всё обойдётся...
И под орудийный салют, и под столь не сочетавшиеся между собой гимны «Марсельезы» и «Боже царя храни», французы отплыли на родину. А уже на следующее утро петербургские газеты вышли с кричащими заголовками: «Сербия в опасности!», «Грозный ультиматум Австрии!»
Глава пятая
ПОЗОРНЫЙ УЛЬТИМАТУМ
Авторство рокового для мира австрийского ультиматума принадлежит беззастенчивому премьеру Леопольду фон Бертхольду. 10 июля 1914 года он в доверительной беседе признался германскому послу: «Было бы очень неприятно, если бы Сербия согласилась. Я обдумываю такие условия, которые сделают принятие их Сербией совершенно неверо¬ятным!» Очень вовремя 13 июля в Вену пришла телеграм¬ма из Сараево от австрийского следователя Визнера, кото¬рому удалось в кратчайшие сроки выйти на след сербской террористической организации «Чёрная рука». Её руково-дитель — начальник контрразведки сербского генерального штаба полковник Дрогутин Димитриевич, задумал Сараев¬ское убийство, дал браунинги и бомбы, послал слепых ис¬полнителей, которые и взорвали хрупкий европейский мир.
Такой сербский след, пусть и не на правительственном уровне, вполне устраивал австрийского премьера Бертхольда, поэтому 19 июля он снова собрал на секретное совеща¬ние министров. На заседании Бертхольд победно улыба¬ясь, поднял руку с исписанной бумагой и заявил:
—Мы сейчас одобрим окончательный текст нашего уль¬тиматума Сербии. Наш посол вручит его в Белграде в чет¬верг 23 июля, где-то к вечеру, как только президент Фран¬ции покинет Петербург. Нам не желательно, чтобы фран¬цузы и русские тут же смогли бы проконсультироваться между собой и принять какое-то решение.
Едва премьер остановился, как посыпались вопросы от заинтригованных министров:
-Какой срок ультиматума?
- Какие наши дальнейшие действия?
-Думаете, сербы не пойдут на все уступки?
Бертхольд снисходительно улыбнувшись, вкрадчиво ответил:
- Срок ультиматума до субботы 25 июля, до пяти ча¬сов дня — то есть 48 часов. Мы это подгадываем, чтобы в ночь на субботу разослать приказ о мобилизации. Ульти¬матум таков, что сербы не прогнутся — гордость не позво¬лит. Они обязательно отвергнут некоторые обвинения!
- Значит, войны не избежать?! — спросил кто-то из министров.
- Я прочту вам некоторые места из ультиматума, — предложил премьер. — У меня целая серия обвинений, и они отвергнут хоть одно. Послушайте наиболее примеча¬тельные места, которые наверняка оскорбят славян: «Ис-тория последних лет, в частности прискорбное событие 28 июня, доказало существование в Сербии революционного движения, имеющего целью отторгнуть от Австро-Венгер¬ской монархии некоторые части её территории...» Сербы должны в кратчайшие сроки ввести в закон о печати по¬становление, согласно которому возбуждение ненависти и презрения к Австро-Венгрии будет караться самым суро¬вым образом... Мы обяжем Сербию закрыть «Народну Одбрану» или «Чёрную Руку» и всякое другое общество, которое действует против нас... Сербы безотлагательно ус-транят из народного образования, всё, что можно отнести к пропаганде против Австро-Венгерской монархии... Из сербской армии увольняются все лица которые как-либо виновны в деяниях против нас... Мы требуем допустить в Сербию представителей Австрии в деле подавления рево-люционной пропаганды... Мы хотим допуска участия на¬ших агентов в расследовании Сараевского заговора на тер¬ритории Сербии... Австро-Венгерское правительство тре¬бует арестовать всех лиц причастных к заговору... Серб¬ское правительство обязано дать исчерпывающие объясне-ния по поводу враждебных заявлений сербских должност¬ных лиц по отношению к Австро-Венгрии... Мы обяжем сербское правительство уведомить Австро-Венгрию о вы¬полнении вышесказанного по мере того, как требования будут проводиться в жизнь...
Едва премьер закончил свою речь, как министры друж¬но захлопали и послышались восторженные возгласы:
-Сербы от злости закусят удила!
- С таким багажом войны не избежать!
Наконец наступило 23 июля 1914 года и сразу две обо¬дряющие новости окончательно раскрепостили австрийцев: французский броненосец «Франс» с президентом Пуанка¬ре отчалил от Кронштадтского рейда и взял курс в Бал¬тийское море, а вторая пришла из германского Потсдама, где император Вильгельм порадовал Австро-Венгрию: «Рос¬сия вовсе не готова к войне и должна будет долго поду¬мать, прежде чем возьмётся за оружие...» Министерство иностранных дел двуединой монархии передала-таки ро¬ковой приказ австрийскому послу в Белграде, предъявить сербскому правительству ультиматум сроком на сорок во¬семь часов...
Глава шестая
ПРИДИТЕ НАМ НА ПОМОЩЬ
В июле 1914 года после дерзкого убийства австрийско¬го наследника вся Сербия затаилась в тревожном ожида¬нии развязки: «Что обнаружит следствие в Сараево? Чем ответят австрийцы?» А пока на полные обороты закрути¬лась машина государственной пропаганды двух соседних стран. В газетах началась ожесточённая истеричная кам¬пания, подводившая население к близкому порогу войны. Утром 23 июля австрийский посол в Белграде барон Гизль фон Гидлингер предупредил по телефону сербское мини¬стерство иностранных дел, что он приедет к ним между четырьмя и пятью часами дня, чтобы сделать важное со¬общение. В министерство срочно стали собираться озабо¬ченные министры правительства, находящиеся в тот день в Белграде. В просторном кабинете Груича они строили предположения, чем же вызван этот неожиданный визит:
—Неужели австрийцы нашли, что-то серьёзное в Сара¬ево против нас?
—Похоже, наше дело скверное и всё катится к войне.
—Жаль, сейчас в столице нет председателя Пашича!
Степенно поднявшись Груич, призвал коллег немного подождать:
—Зачем гадать? Наберёмся терпения, сейчас прибудет австрийский посланник, и мы всё узнаем...
В назначенный срок барон Гизль не явился, а лишь последовал звонок от секретаря австрийского посольства, что визит состоится лишь в шесть часов вечера. Знали бы сербы, чем вызвана отсрочка — они бы удивились: импер¬ская Вена ждала отмашки из всемогущего Берлина. Гер¬манцы в свою очередь ждали известия от своего посла из Петербурга, когда броненосец «Франц» с президентом Пуанкаре покинет Финский залив и выйдет в Балтийское море. Скрытные агрессоры очень не хотели, чтобы ульти¬матум Сербии сразу стал обсуждаться между Пуанкаре и Николаем II. По обоюдному мнению центральных держав, сербы должны быть изолированы и ощущать свою сла¬бость перед ними.
До самого вечера просидели сербские министры в тре¬вожном ожидании австрийского посла. Наконец машина барона Гизля подъехала к зданию. Посланник был одет в чёрный фрак и белоснежную рубашку, но его военная выправка выдавала бывшего генерала. Опоздавший посол так спешил, что едва поздоровавшись, вручил дипломати¬ческую ноту и категорично заявил:
—Если не будет дан удовлетворительный ответ по всем пунктам послезавтра, в субботу, в шесть часов вечера, то я со всем посольством покину Белград...
Высокомерный фон Гизль тут же повернулся к мини¬страм спиной и последовал к выходу. Обескураженным сербам оставалось только углубиться в оставленный доку¬мент. Они начали читать ноту и взорвались от возмущения:
—Будет позором, если мы полностью согласимся с уль¬тиматумом!
- Австрийцы не оставляют нам выбора!
- Остаётся только воевать!
Не желая войны, маленькая Сербия тут же, по телегра¬фу, распространила условия безжалостного ультиматума на все страны мира. Почти непрерывно, до самого утра 25 июля проходили заседания сербского правительства, ре¬шая судьбу государства. Расхождения по десяти пунктам австрийской ноты были велики, но к объявленному сроку необходимо было дать ответ. Многие государства предла¬гали Сербии в целом согласиться с условиями Австро-Вен¬грии, чтобы не вызвать военный конфликт, а потом с по¬мощью международных консультаций окончательно уре¬гулировать проблему. И сербы уступили по всем пунктам, кроме шестого. Они поэтому, неприемлемому пункту от¬ветили следующее: «Сербское правительство считает сво¬им долгом возбудить следствие против всех лиц, которые замешаны или могут оказаться замешаны в заговоре, но что касается участия в этом следствии агентов Австро-Вен¬грии, то такой постановки дела оно допустить не может, так как это было бы нарушением конституции и уголовно¬го судопроизводства...»
В ответном послании так же говорилось, что сербское правительство «убеждено, что его ответ устранит всякое недоразумение, угрожающее испортить добрососедские отношения... Мы готовы предать суду всякого сербского подданного, невзирая на его положение и ранг, в соучас¬тии которого в сараевском преступлении ему были бы пред¬ставлены доказательства...» В конце сербского послания австрийцам было подчёркнуто, что если Австро-Венгрия не удовлетворена этим ответом, то сербское правительство: «Готово, как всегда, пойти на мирное соглашение путём передачи этого вопроса на рассмотрение Гаагского между-народного трибунала или великих держав...»
Десятки стран приветствовали продуманный ответ сер¬бов. Он обрадовал и удивил мировые державы и даже поразил австрийское правительство, которое заранее гото¬вило невыполнимые условия для Сербии. Английский ми¬нистр иностранных дел Эйр Кроу был восхищён: «Ответ благоразумен. Если Австрия требует безоговорочного при¬нятия своего ультиматума, это может означать, лишь то, что она желает войны...» Это послание Сербии удивило даже тех, кто сочинил абсолютно невыполнимый ультима¬тум, но они-то как раз шли до конца... до самой войны...
Худший вариант развития событий предполагал и серб¬ский принц-регент Александр Карагеоргиевич, понимая неот¬вратимость столкновения своей страны с сильным агрессо¬ром. Он после некоторых размышлений, пришёл к выводу, что спасти его родину может и хочет только Российская Империя. Александр решил обратиться к царю Николаю II и написал: «Мы не в состоянии защищать себя и просим Ваше Величество как можно скорее прийти на помощь...»
Глава седьмая
УДЕЛ СИЛЬНЫХ - ЗАЩИЩАТЬ СЛАБЫХ
Утром 24 июля по Петербургу распространилась весть об австрийском ультиматуме Сербии. Эта новость всколых¬нула и народ, и правительство России: в северной столице начались стихийные демонстрации в поддержку сербов, а Совет министров срочно собрался на заседание. Министры, возмущаясь коварным ультиматумом, единогласно решили в зависимости от ситуации объявить мобилизацию Киев¬ского, Одесского, Московского и Казанского военных ок¬ругов, включая и флот. Военному министру было поручено ускорить пополнение запасов армии, а министру финансов — изъять по возможности больше русских государственных вкладов из германских и австро-венгерских банков.
Прямо с заседания министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов сел в автомобиль, чтобы отправиться на встречу к царю Николаю за одобрением принятых ре¬шений — верховная власть была в руках императора. Тот незамедлительно принял озабоченного министра в своих покоях. Царь, одетый в военный мундир, держал в руке свежую газету с австрийским ультиматумом. Он, потрясая ею, выразил негодование:
- Каково?! Это же нонсенс! Безосновательно обвинять сербское правительство в организации террористических актов, сопровождая это десятью унизительными требова¬ниями.
- Да, Ваше Величество! — подхватил Сазонов. — Меня больше всего возмутил такой пассаж: «Лица, командиро¬ванные австро-венгерским правительством в Сербию, при¬мут участие в розысках подозреваемых лиц...»
Царь охотно кивнул и сам привёл другую цитату из ультиматума:
- А как вам такое: «Удалить с воинской и администра¬тивной службы всех офицеров и должностных лиц, хоть как-то виновных по отношению Австро-Венгерской монархии».
- Ваше Величество! Я считаю это провокацией! Ни одно уважающее себя независимое государство не может при¬нять такие условия!
- Всё верно, Сергей Дмитриевич, — склонил голову царь и взял со стола небольшую бумагу, — только что пришла телефонограмма от сербского королевича Алек¬сандра. Он молит скорее оказать Сербии помощь. Послу-шайте, что пишет: «Нам дают 48-часовой срок для приня¬тия всего, в противном случае, австро-венгерская миссия выедет из Белграда. Мы не можем защищаться. Посему молим Ваше Величество оказать нам помощь возможно скорее...» Что скажете на это?
Министр, обрадовавшись такой важной и нужной теле¬грамме из Белграда, решил продолжить эту тему:
—Сейчас все державы Европы, скрытно, подспудно проводят мероприятия по повышению боеготовности сво¬их армий. Время тревожное... Я прибыл с заседания Сове¬та министров, и мы предлагаем также принять
Ряд мер, в том числе частичную мобилизацию четырёх военных ок¬ругов...
Николай II весь напрягся, когда Сазонов передал ему постановление правительства, он внимательно прочитал и решительно отбросил бумагу на стол:
—Всё что угодно милостивый государь, только не это! Я не хочу, чтобы меня обвиняли как поджигателя боль¬шой войны! Мобилизации не будет!
Сазонов всплеснув руками, взмолился:
—Господь с вами! Какие мы поджигатели войны?! Вот Германия выполнила семилетнюю программу вооружений, а Россия только в прошлом месяце принялась исполнять примерно такую же. Ну, какие же из нас агрессоры?..
На другой день Николай II сам председательствовал на Совете министров, которое проходило за несколько часов до окончания срока австрийского ультиматума. На нём было принято решение: «Пока не объявлять моби¬лизацию, но принять все подготовительные меры для скорейшего её осуществления...» В перечень мероприя¬тий были включены: возврат из лагерей воинских час¬тей в места постоянного расквартирования и вывоз се¬мейств военнослужащих из приграничных районов; при-остановка увольнений в запас комсостава; ускорение заготовки тёплых вещей и пополнение запасов провиан¬та; усиление охраны железных дорог и разведка погра¬ничной полосы; подготовка учебных сборов для запас-ных и досрочное производство в офицеры — юнкеров военных училищ. На Балтийском флоте тоже будут при¬няты меры: подготовка к установке минных загражде¬ний в Финском заливе; охрана рейдов в Ревеле, Свеаборге, Кронштадте; срочное довооружение прибрежных батарей. Западные крепости Российской Империи пере¬водились на военное положение, и все офицеры отзыва¬лись из отпусков...
Сразу по окончании совещания царь попросил военно¬го министра Сухомлинова и начальника Генерального штаба Янушкевича остаться с ним для доверительной беседы. Ни¬колай II был крайне озабочен надвигающимся военным конфликтом:
—Скажите мне откровенно, господа, что ожидает Рос¬сию, если, не дай Бог, разразится европейская война? Какая она, эта большая война?
Первым взял слово любимец царя Сухомлинов:
—Ваше Величество! Европейская война будет отличаться большой разрушительной силой, и вестись массовыми ар¬миями. Но она, по моему мнению, не может быть длитель¬ной. Па всё про всё, уйдёт от силы месяцев шесть. Что касается возможных театров военных действий, то об этом подробней расскажет начальник генштаба.
Император Николай перевёл заинтересованный взгляд на Янушкевича и подбодрил его:
—Прошу вас, Николай Николаевич, хотя бы в общих чертах обрисуйте складывающуюся обстановку на наших западных границах.
Янушкевич приосанился сидя в кресле и стал доклады¬вать бархатным голосом:
—Если условно поделить всю нашу границу с Германи¬ей и Австро-Венгрией, то получим три основных опера¬тивных района: северный — это между Балтийским морем и болотистым Полесьем; центральный — это территория царства Польского; юго-западный — между Полесьем и горными Карпатами. Наибольшее значение в военном плане имеют для нас два района: северный против германской Восточной Пруссии и юго-западный против австрийской Восточной Галиции. Именно там сосредоточены наши ос¬новные военные силы на западе империи. Мы готовы пос¬ле мобилизации наступать как на немцев, так и на авст¬рийцев...
Янушкевич ещё долго говорил про русскую армию, но умолчал о самом больном: о непомерно больших сроках нашей мобилизации; о некомплекте в воинских частях и о русских дорогах...