Стригой. Глава 8

Людмила Григ
Глава 8.

Федя родился матери на горе. Так говорила его бабка, мать Евфросинии. Она и дочь свою родила на горе. И прожила всю жизнь в печали не ведая ни любви, ни ласки.

Аграфена вышла замуж в шестнадцать лет. Про любовь знать не знала и слыхать не слыхала. Папка с мамкой сказали выйти замуж за Гришку, она и вышла. А попробуй не выйди, так... Да что там говорить, даже мыслей таких не было, что бы пойти поперек воли родителей. Им же виднее. Их родителям тоже было виднее. Кому, как не родителям решать судьбу своих детей, которые сами решить её не могут за малостью лет.

- Гришка хороший малый. Рукастый. И дом у него вон какой справный. И лошадь у него имеется. И корову собрался покупать. Одним словом - хозяин,- говорил отец Аграфены, отправляя в рот истекающий жиром кусок сала. Ел смачно, чавкая на всю хату.

- По нашим временам у кого есть конь на дворе, того можно считать богатеем,- говорила мать, заметая золу у печки.

- Вот и я говорю, что лучшего жениха и не сыскать. Тем более он берет не красавицу. Нам надо ноги его целовать за то, что согласился её замуж взять,- ухмылялся отец, глядя на опустившую глаза дочь.

Всю её короткую жизнь она была уверена в том, что Господь чем-то на неё прогревался. Ведь, если бы это было не так, то разве сотворил бы он такое чудовище, как она. Разве дал бы он такое огромное тело девчонке, которая хотела превратиться в птичку и улететь так далеко, где бы о ней никто не знал.
Разве он дал бы ей огромные мужицкие руки, вместо узких женских ладошек. Ведь у сестры вон какие беленькие и мягкие ручки, в которых тонкое веретено так и порхает, как невесомая бабочка.
Разве дал бы он ей огромные ноги, похожие на копыта тяжеловоза.
- Эх, да ей мои лапти впору,- вздыхал отец, глядя, как Аграфена подвзязывает его лапти, чтобы идти в лес по ягоды.

Разве ж её одну отпускала бы мать на болото за клюквой, если бы не была уверена, что на неё даже медведь не позарится.

Да, криворотый и недалёкого ума Гришка был для неё самый раз.

Свадьба была шумная. Как и водится в деревнях гуляли все. Жених быстро захмелел и не переставая целовал невесту слюнявыми губами. Аграфене было до тошноты противно. От Гришки воняло чесноком, а борода лоснилась от жира, в котором лежал запечённый поросёнок.

- Горько!- кричал захмелевший отец.
И Гришка прижимал свои влажные губы к её сухим и крепко сжатым губам.

- Горько!- кричали, пьяные гости, которым самим было горько от выпитой бражки и хотелось упасть лицом в холодец.
И Гришка больно сжимал бедра Аграфены своими мозолистыми руками.

А потом он схватил её в охапку и поволок в избу под дружное одобрение гостей.
- Дай ей, Григорий, дай! Покажи что такое настоящий мужик,- гоготали гости, обливаясь самогонкой.

Испуганная Аграфена сидела на кровати, не зная, куда прятать глаза. Гришка сбросил с себя всю одежду и шатаясь приближался к ней.
- Ну, жёнушка, ублажай своего муженька,- хохотал он, навалившись всем телом на большую снаружи, и маленькую внутри, Аграфену.

Гришка сопел и кряхтел от удовольствия. С его отвисшей нижней губы текли слюни, капая на лицо Аграфены, которая лежала не шевелясь, смотря застывшим взглядом в потолок.

- Колода,- зло сплюнул Гришка, вставая с молодой жены.

Он потом всегда так говорил, сползая с её могучего тела, которое не знало как дарить и получать удовольствие.
Может быть, поэтому и родилась у неё только одна дочь, которая, как две капли воды была похожа на мать.

Не видевшая материнской любви Аграфена, не умела любить и своего ребёнка. Она смотрела на несуразное существо, которое было её дочерью, и ничего в её душе не колыхалось. Ни плохое, ни хорошее, одно лишь чувство некой гадливости, которое было с ней с первой брачной ночи.

Так и росла Ефросинья в равнодушном существовании безрадостного бытия.

Гришка однажды напился и спутал дочь с женой, которая выросла и со спины, как две капли воды походила на мать.
Аграфена стояла в дверях хлева и спокойно смотрела, как муж, задрав дочери юбку делает с ней то, что привык делать с женой, если заставал её в хлеву.

- Что вылупилась?- пробурчал сконфуженный Гришка, застягивая свои портки.

Всё так же молча Аграфена вонзила в него вилы и толкнула издыхающее тело в клеть со свиньями.

Продолжение следует...