Лучше поздно, чем никогда. Крым. Туда и обратно

 
Когда я понял, что из моих знакомых все были в Крыму, кроме меня, стало ясно – надо ехать. Разговоры о Черном море, в которые мне нечего было добавить, огорчали, и я решился. Мы наметили маршрут, расспросили знакомых, поглядели списки достопримечательностей, сравнили со своими хотелками, которые копились по ходу жизни и чтения разных текстов и биографий писателей среди них, и решили, что мы хотим: Азовское море, древнегреческие следы, следы Средневековья, Дворец крымского хана, музеи А.Грина и А.Чехова, Армянский монастырь, лавандовые поля, рыбный рынок…  Коктебель, и, пожалуй, всё… Остальное было в качестве гарнира, приправы и… типа того.

Дорога по Краснодарскому краю оказалась не утомительной и познавательной, а местами даже порадовала почти тосканскими пейзажами, но главный аттракцион первого дня, конечно, Крымский мост.

Надо сказать – впечатлил. Ехать по морю аки посуху интересно и волнительно. Из окна машины со всех сторон корабли – это сильно, да. Ну, а из Керчи мост – самое захватывающее зрелище.

Разночтения со статусом полуострова сказывались на некоторых сторонах путешествия, но сказать, что сильно влияли, нельзя. Трипадвайзор и несколько других нужных международных поисковиков не работали, на улицах не было заметно известных сетей, но телефон работал, интернет был, квартиры находились, маршруты строились. На улицах нет медведей, солдат и военной техники. Таксисты, официанты, квартирные хозяйки и другие местные жители, ни разу (!) не высказались против произошедших событий, а когда я просто провоцировал их, легко переходя на мову (а  у меня всё нормально с фонетикой, на короткий промежуток времени даже слов хватит и вообще похож), то это вызывало настороженность и отчуждение. Многие местные почти в один голос утверждают, что Украина ничего в Крыму не делала. И последние годы заметно отличаются активностью в разных сферах. «Таврида» – очень хорошая трасса, но еще не обустроенная. Нет заправок, но расстояния такие, что, в общем, не страшно.

Про политику.
Все, больше всего ругают М.Горбачева, вот прям сильно. Ко всему остальному относятся индифферентно. Всплыл неожиданно Кучма, таксист в Старом Крыму вспомнил про то, что, когда приезжал Армянский президент, Кучма отремонтировал дорогу от Старого Крыма до Армянского монастыря Сурб-Хач (Святой крест, значит). Как я понял, он же  и отдал монастырь армянской церкви. Дорога до сих пор норм, а монастырь просто улёт.
Но по порядку... Керчь. Понтикапей.  Это прям мощно. Может, потому что очень хотел, может, потому, что люблю я античность и всё такое. Мне показалось, что можно раскопать и больше, но что-то там с этим не ладится. Прекрасный храм Иона Предтечи, 10 век, прям Греция и снаружи, и внутри.  Как там легко и светло молиться, чудо. Реальное потрясающе.

А всё остальное… Главный туристический аттракцион не работал, лестница Митридата оказалась на ремонте, а городок милый, но маленький и улицы какие-то очень...  тесные в центре. Вид с горы Митридат был испорчен облачностью, но всё равно был мощный, и мост его украшал.

Рыбный рынок. Вернее, отдел на центральном рынке. Он есть. Там есть и ставридка, и барабулька, и бычки, и черноморские креветки и т.д. Цены вполне себе лояльные. Есть и традиционные разговоры про то, какие были времена, и какая по сравнению с ними теперь бедность. Но эта бедность порадовала изобилием и разнообразием.  Я тоже живу на том же море и могу сказать, что наш рынок сильно беднее.

Мы не стали задерживаться, нас влекло невиданное, но много раз слышанное. Мы заправились в городе – спасибо Михаилу Душаку за подсказку про отсутствие заправок на «Тавриде» –   и почти сразу за городом попали в холмистую степь, высохшую, желто-ржавую, бескрайнюю. Я где-то такое видел. В Армении. Только там неровность была посильнее, но цвет и ощущение инопланетности были похожи. Старался не впадать в ностальгию и, немного поплутав, выбрал правильный поворот, и мы свернули на Новониколаевку, а за ней и Азовское море. Верхнее и Нижнее Заморское. Название говорящее. Место красивое и пустынное. Пляж широченный, песчаный, длиннющий и совершенно пустой. По некоторым ископаемым приметам, там много дикарей бывает летом, живут в палатках. Обнаружили какие-то развалины, никак не маркированные по дороге, и несколько уходящих за горизонт рядов вполне европейских ветряков, и живую железную дорогу; а еще, мы взяли подвести на повороте старика, и он показал в Новониколаевке совершенно высохший пруд. Ругался – понятно, на кого – а я был удивлен такой яркой визуализацией засухи.

И снова «Таврида». Трасса оч хорошая, новая и всё такое. Пробок нет. Мне показались избыточными лифты на всех (!) переходах через трассу, иногда, прямо в чистом поле. Я таки представил, как по непаханой степи, по бездорожью, везет кто-то инвалида на его коляске несколько километров до трассы, а тут, лифт. Эх, хорошо. Переехали и дальше пошли, ещё несколько километров неизвестно куда.
Мы сделали вокруг Симферополя почетный круг и быстро долетели до Бахчисарая. Сразу попали в лапы местного гостеприимства. Со всех сторон звали за стоянку «возле ханского дворца», где при этом находится сам дворец, было не понятно. Пренебрегли. Оставили машину возле магазина. Вышли и пошли пешком искать дворец. И каково было наше разочарование, когда выяснилось, что за пару дней до нашего торжественного приезда в этот чудный город музей закрыли из-за угроз короновируса. Вместо реки нашли какой-то чуть живой ручей. Чуть не вошли по дороге с разбега в мечеть.

Походили вокруг дворца, сфотографировали, как положено, памятник А.С.Пушкину и собрались уже было валить, как попали в оборот местной крымской татарке: пожилой, в национальной одежде, и зовущей отобедать у НЕЁ. Чудесно устроившись за столом, то ли сидя, то ли лежа, в трех шагах от входа в музей, мы отобедали, и это было наше единственное приятное воспоминание о Бахчисарае. Я покинул город в размышлении о том, что дворец, в общем, оказался поскромнее многих современных губернаторских домов, так что хан нельзя сказать, что был такой уж мот, гордец и богач. А исходя из основных источников дохода ханства (грабеж и работорговля) – да простят меня за эту версию экономической жизни тех времен фанаты и несогласные – успешным этот вид деятельности назвать трудно. Несмотря на то, что пару ярких эпизодов в истории соседних народов он оставил. Вот такой эту тему и хотелось бы завершить, не вдаваясь в подробности.

Потом я хотел найди лавандовые поля. Увидеть хотел. Это оказалось совсем просто и очень быстро. Но разочаровало. Самое большое лавандовое поле, понятно, что выглядело не так, как в начале июля, но – о разочарование! – оно не выглядело и так, как выглядит грядка лаванды у меня возле дома.

Впереди был Севастополь. Город-герой. Город русских моряков и… много чего ещё. Мы попали в него уже затемно, хоть и довольно рано. Осень, дни-то короткие. Разместившись и бросив машину, мы пересели на городской транспорт и рванули в центр. Успели. Сфотали на фоне ночи памятник погибшим кораблям, попали под дождь, путаясь в незнакомом городе, добрались до места дислокации.

На утро цель была понятна, и она была одна – Херсонес. На такси, чтоб не морочиться, мы добрались до Музея, с замиранием сердца, а вдруг и здесь – короновирус, но нет, к счастью, древние греки оказались более открытыми и коммуникабельными.
Ура.

Таксист нам по дороге рассказал всё, что мы, по его мнению, должны были знать про историю от греков до Путина, другие источники информации он напрочь отвергал, и за время поездки его позиция стала нам предельно ясна. Это никак не повлияло на мой всхлип, визг и восторг в момент входа на территорию города. Мы обошли все музеи, прошлись по всем улицам, попали под дождь снова, пили горячий кофе на ветру, стояли под сигнальным колоколом и было это – потрясающе. Моя жена, а именно она была моим попутчиком, собеседником, сотоварищем и свидетелем того, как я был счастлив только от того, что я там был, иногда смотрела на меня удивленно, а мы с ней вместе больше 36 лет. Одним словом, музей – замечательный.
Но всё когда-то кончается. Мы поехали в центр. Дождь шёл ещё несколько раз, мы были «с этой стороны окна», но «это не стало помехой прогулке романтика». Мы шли по городу босые, но с зонтом, взявшись за руки, и пели «Желтую подводную лодку» Битлов, как походную песню, там, где было надо, я дудел за бооольшую трубу и топал ногами. Было просто здорово.
Цоя, понятно, мы тоже пели.

Спасибо, Херсонес и Севастополь! Мы остались еще на один день и провели его в шатаниях по городу и набережным. Ничего лучше, чем Херсонес, я не ждал и не стал портить впечатление. Я его закреплял. Подвиги русского духа и оружия остались, как причина вернуться.

«Yellow Submarine» стала нашей походной и строевой песней.
 
Впереди был Воронцовский дворец в Алупке и, собственно, Ялта. Дворец был как дворец. А вот дороги в Алупке, это просто песня. Ганстарэп, блин. Честно. Я думал, ничего страшнее дорог Амальфитанского побережья я в своей жизни не увижу, потому что не хочу. Но неожиданно на моем пути оказалась Алупка с заурядной проходной маленькой задачкой посетить дворец «спящего льва», которого так и не продали У.Черчиллю. Нет, дворец на месте и выше всяких похвал, лев тоже целый, но как там они вокруг все ездят, я не понял, и не хочу про это думать. Рад, что мы выбрались, никого не убив, не задавив и ничего не разрушив случайным неправильным поворотом. Дальнейшая дорога в Ялту показалась хайвеем, а город вполне себе транспортнокомфортным.

В Ялте до набережной мы дошли неспешной походкой туристов, я вышел на берег, оглянулся и в растерянности подергал жену на руку.
- Это то что я думаю? –  спросил я.
- Похоже на то, – ответила понимающая жена.
Между морем и отелем «Ореанда» я видел ряд оливковых деревьев. Оливковые деревья – это признак рая на Земле. По-моему. И никакая путаница в слове «Ореанда», которую хочется исправить и прочесть как Ариадна, меня в это момент не волновала.
Я все простил этому городу. Он имел право на любую наглость.

Здесь растут Оливы.

И это единственное место в существующих границах России.
Я много слышал про оливы в Сочи, я даже видел эти большие кадки с деревцами, но это же, блин, аттракцион для туристов. А в Ялте оливы живут. Я это видел. 
Это самый туристический город из всех, в которых мне довелось побывать, независимо от страны. Я понял разницу между тем, как планировали курортные города и отели до революции, и после нее. Я понял разницу с городами, которые стали курортами сами, и их никто не планировал.

Я могу сказать, что часть этих городов надо снести и по новой построить, а где-то внести серьезные изменения в карту города. Например, Феодосии надо избавиться от железной дороги вдоль берега моря, кстати, так же, как и Находке. Спасибо, конечно, моему земляку по крови Айвазовскому за то, что ее построил. Уверен, она сыграла в развитии города важную роль, и мейби, важнейшую, но пришло время убрать ее за город, чтобы теперь она не тормозила его. Но я забегаю вперед. А не хотелось бы.

На утро мы отправились в Гурзуф. «Артек» я просто пропустил мимо своего внимания, как и положено фанату «Орленка», и вообще я в Гурзуф ехал ради маленького домика на скале. Дача Чехова: я был восхищен, сейчас даже политтехнолог не может себе позволить такую маленькую дачу (я измерил ее шагами), но место стоит всех понтов. Эта дача – акт абсолютной внутренней референции.

Опять же Антону Павловичу было нужно место, куда не ломанётся за ним свора родни и других прихлебателей, от которых он так и не смог избавиться… у каждого свой крест. «Дача, где нельзя остаться переночевать». Это просто трагедия. И ерничать тут я не стану. Место фантастическое. И мистическое, «скала Пушкина». Стоял он на этом утесе или нет, но версия такая есть. Не думаю, что она что-то добавила к мотивации Чехова, но на цену точно повлияла.

Хотя и стены, и даже сегодняшнее отсутствие подъезда к музею, скалы и море, бурное, мрачное какое-то в то день, всё говорило только об одном: «Оставьте меня в покое!».

И было как-то не по себе, типа чего приперлись, но уходить не хотелось все равно. Антона Павловича было как-то безнадежно жаль, и это долго еще не отпускало. Музей Пушкина и Дуб Пушкина поделили между собой два отеля или санатория, не суть, поделили два частных собственника. Теперь это частная собственность и территория закрыта, только с экскурсией, и только по графику. То есть сначала, ах, какой молодец был СССР, захватил собственность один раз, потом после СССР, а затем после Украины еще раз, и теперь опять, значит, это частная собственность. Твою за ногу. Или. Это прекрасно. В музее Пушкина была интересная выставка, был кипарис, «тот самый» (кипарис был обнят) и много чего другого интересного, но чтобы успеть на экскурсию в вотчину другого собственника, пришлось поторопиться.
Поторопились.
В середине экскурсии пошел дождь, спрятаться от него было некуда, кроме собственного зонта, вокруг же всё частная собственность, как вы понимаете. Промаявшись всё время оплаченной экскурсии прижавшись к одному из корпусов… спинами, многие без зонтов, жаждавшие культурных и экологических впечатлений стали расходиться, пошли и мы, предварительно узнав, где же тут «тот самый дуб». У нас был-таки зонт, и мы не боялись дождя, потому как вид иссохшейся степи запал в моё степью же (ростовской) взрощенное сердце, и дождь радовал.

«Я привез Вам воду, пейте», говорило во мне всё, не без гордости говорило всем этим маленьким речушкам, деревьям, виноградникам и всем остальным, и они с благодарностью пили, чем радовали меня. Поэтому дуб мы нашли быстро. Воспользовались тем, что никого не было, зонтом, через забор добыли жёлудь, уже упавший) «того самого дуба», который теперь лежит на моем окне и ждет своего часа. 

Гора Медведь. Она прям оч хороша. Мой товарищ пишет, что он ее 30 лет изучает, и всё никак. Я ему верю. Так можно, и может быть, даже так нужно, но не получается. Ай-Петри в Ялте – это северная стена, ее отовсюду видно, она красивая, важная, за нее тучи цепляются. А Медведь, он медведь и есть, вон там лежит, морду в воду уткнул и то ли спит, то ли море слушает, и только они знают, что там оно ему шепчет. Дождь закончился. Я мотался по набережной и искал ракурсы для портрета горы, оказывается, там не на все пляжи пускают, а чебуречные выучили одно дурацкое выражение – «Мы не нажариваем!», в смысле: в прок. Готовых, значит, чебуреков нет. Каждый человек должен был заказать, заплатить, подождать. Как ларек сделать рестораном? Вот так. Нужен только картельный сговор. Он и есть. Хотелось, несмотря на диабет, и очевидную разводку на специалитет.
Ну попробовал. Ну чебурек, как чебурек. Вкусный.

Мы вернулись в Ялту, где всё прекрасно, набережная, пешеходная улица, музей Чехова. Белая дача. Этот дом побольше, и главное, именно из него Антон Павлович и бежал, собственно, на скалу, в саклю, по сути. «Все братья и сестры» тут живали и часто бывали, «все они были очень талантливыми людьми», очень может быть, но содержал семью со школьных, пардон, гимназических лет, один человек. От них и сбежал.

Мы вышли на улицу, и над Ялтой разыгралась двойная радуга. Вот прям разыгралась. Пошел слепой дождь, где-то должна быть радуга, а? Так ведь? «Оглянулся и вот она»: во всей своей красе.
 
Праздник - он праздник и есть.
Красивый акцент на имени Антон Павлович Чехов.

На другой день жена полезла на Ай-Петри, хотя можно сказать, и на Сан-Пьетро и даже на Святого Петра, одним словом, покорять вершины и\или смотреть на мир сверху и издалека. Я же предпочел попробовать море. Море, как море. Оно было теплое и мутное после дождя, народу в начале октября было неприлично много, недалеко от берега где-то под водой была бетонная конструкция, и на ней можно было постоять, балансируя на волнах… Мой пляж несоизмеримо лучше, но тут уж как повезло. Природа. Я видел, что многим очень нравится и море, и пляж, и даже то, что таких, как они, было очень много.

Жене между тучами удалось с самой вершины увидеть и Ялту, и всё побережье вокруг, она поехала на вершину не на фуникулере, а на микроавтобусе, и своим выбором осталась очень довольна.

Перед отъездом, на следующий день, мы попали в Ливадию, по совету Павла, моего старинного знакомца, которого мы застали своим телефонным звонком как раз в этом дворце. Женя, его брат, сообщил, что он тут отдыхает, когда мы еще в Севастополе были. Был рад повидать и самого Павла, и выросшую Сашу, его дочку, которую я давно знал. Зашли выпить кофе и съесть, кому можно, чего-нибудь сладенького. Можно было всем, кроме меня. Моя порция закончилась в этой жизни, и я не жужжу. Очень понравились и кафе, и кофе, и всё остальное. С общепитом, надо сказать, в Ялте – даже на набережной – хорошо.  Причем на разные карманы, разве что нижняя планка выше, чем на Кавказе, но это уж кому что нравится.
 
Ласточкино гнездо оказалось на реставрации, мы предпочли поглядеть на него с моря и не пожалели.

Ливадия смогла закрыть тему с крымскими пейзажами, именно так себе Крым и представляла моя жена, она осталась очень довольна. Пальмы с кипарисами на фоне моря – это же и есть Крым, в том курортном понимании о нем? Вообще кипарисы – это отдельная тема, я понял, чего так не хватает моему краю моря. Много-много кипарисов не хватает, в том числе и в лесу. Всё-таки пирамидальные тополя скорее какая-то подделка под кипарисы.

Случайно навязчивые, наглые и хамоватые, явно приезжие, «как бы фотографы» со своими предложениями, не смогли испортить нам настроения, хоть и старались.
 
Мы поехали в Феодосию.

Горы и леса как-то быстро кончились, кипарисы сменили те самые тополя, и мы въехали в город.  Плоский степной город. Разместились. И пошли на рекогносцировку, ещё в окно машины прямо у дома армянский храм Святого Саркиса я увидел. Кажется. Он и сам по себе средневековый памятник, и Айвазовский во дворе похоронен. Нашли.  Я не ошибся. Туристические указатели звали дальше на окраину – и не зря.

Генуэзская крепость.
Настоящая.
Хорошо сохранившаяся, а рядом с ней несколько храмов такой лаконичной строгости, которая бывала только в раннем средневековье, а одном из них хачкары (армянские кресты), значит, и храм армянский. По крепостным стенам «в лучах заката» лазили подростки, сквозь дыры было видно, что внутри крепости есть обитаемые жилые постройки и вообще, как-то всё кежуал, а зря. Очень уж фактура хороша, немного на свете есть мест, с такой фактурой, да еще в сохранности, да ещё настолько в глубь веков. Жаль. Но экскурсии туда и водят, и возят на гольфмобилях, приспособленных под это дело. В порядок вот привести некому и некогда.

В темнеющем городе мы попробовали поискать центр и набережную. Нашли.  Долго шли вдоль железной дороги, за которой было море. Сначала военная база, потом Порт, потом жд вокзал, потом просто рельсы. Надо сказать, заборы просто выбесили.

Наконец, нашли лазейку-переход, и именно через нее все, оказывается, попадают на набережную и пляж. После Ялты город показался темным, пустым и недружелюбным. «Деревьев и травы в Феодосии нет, спрятаться некуда». Это Чехов. Однако он здесь был и не раз. И море его вполне устраивало. Вот утром и поглядим что тут как. Деревья и трава тут уже есть.

На другой день планов было громадье. Прежде всего, мы собирались в гости к Алексею, который живет в Коктебеле. Не виделись много лет, но есть что вспомнить и про работу, и про жизнь, есть о чем поговорить. И я, пока еду по Крыму, собираю вопросы, в том числе к нему, потому что доверяю ответам заранее.

Странно, но в этот город ехали веками. Греки, византийцы, армяне, евреи, генуэзцы. Монголы, татары, османы, русские пытались его захватить. Я ходил по городу и не понимал, зачем. Первое впечатление сильно влияет, перебороть его трудно. Но если так многие хотели, а я нет, может, ошибаюсь я, а не они.
Хочется быть объективным. Я стараюсь. Через пару домов, на улице, где я нашел временное пристанище, нахожу дом, на котором есть табличка про то, что в нем останавливался Пушкин. Да ладно! Вы прикалываетесь, что ли?

 Оказывается, за разросшимися кустами и деревьями колонны на этом доме, в котором похоже коммуналка, странные пристройки и потерянный, не подлежащий ремонту фасад. Так может с городом случилось тоже самое, что и с этим домом.

Здесь были сестры Цветаевы, тут бывали и Пушкин, и Чехов, и Волошин, и Грин, и Горький, и Мандельштам и прочая, и прочая и прочая... Что-то же они тут находили.
Айвазовский понятно, это его город, куда было деваться. Он много чего сделал для него, в том числе и ту железную дорогу, которая меня так раздражала. А еще водопровод. Подарил.

Но сначала по плану был Старый Крым. Прямо на пустом автовокзале, у кассирши выпрашиваю визитку таксиста, он везет нас в армянский монастырь. Ого, всего километров пять, а тут горы и лес. Совершенно другой воздух. Родная средневековая архитектура, всё приведено в порядок. Монахи не мешают и не препятствуют туристам никак. Их вообще, как бы и нет. И чтобы найти, надо постараться. Никто не просит денег. Просто духовное пение. Запись. Камни и музыка. Хотелось остаться, так было хорошо.

Затем музей Грина. Конечно, я прочел заранее всё, что связано с этим местом. Это маленький домик. Очень маленький. Он здесь умер. Это… «скала» Грина. Причины другие и место другое, но что-то соединяет эти два места у меня внутри. Чеховский домик в Гурзуфе и этот маленький домик в Старом Крыму. Для Грина – это бедность и болезнь. Это простая деревенская улица. Бурьян, плохая дорога. Скромный забор. Немного дальше по улице музей Паустовского, но он приезжал уже позже, к вдове помогать с музеем и вообще по жизни. Он тоже жил очень скромно. Это тоже просто дом, покрепче и побольше, чем гриновский. Просторнее двор. Кизил в саду. Я съел несколько ягод. Шли по улице, случайно набрели на еще один музей. Литературно-исторический, но я не знаю этих писателей и поэтов. Бедный музей, интересный, скромный, маленький, но он побольше будет обоих предыдущих.

В мечеть хана Узбека пускают женщин. Неожиданно. Он практически ровесник Сурб-Хача, армянского монастыря. Мы планировали пройти дорогой Грина в Коктебель. Но не решились. Что-то самим не захотелось, а компания не нашлась. Таким образом мы попали в Феодосию раньше, чем планировали. Днем она выглядела лучше. Я не фанат творчества Айвазовского, но в музей-галерею сходили, естественно зашли и к сестрам Цветаевым, и в музей Грина в городе. Может, я чего не понял в концепции этих музеев, но они оставили меня равнодушным. Не должны были, но так вот вышло. Мы поднялись на гору Митридат. На гору Митридат два. Первая была в Керчи. Интересно, на сколько гор с таким же названием мы не поднялись? Там на горе дул самый ласковый ветер, город показал несколько выигрышных своих силуэтов и изменил отношение к себе.

На другой день мы поехали в Коктебель. Меня интересовал дом Волошина, давно не виданный товарищ из какого-то моего прошлого, а жене было интересно увидеть набережную, про которую она так много слышала от своей вузовской подруги. Писатели, наверное, по ней уже не дефилируют туда-сюда, как раньше, но поглядеть на много раз слышанное хотелось.

Музей хорош. Он оказался неожиданно атмосферным и содержательным, возможно, из-за экскурсовода и знающего и, похоже, любящего это место. За окном волны громоздились одна на другую, вдали голые и сложно сочиненные горы боролись за горизонт, тучи пачками мчались по небу, как заполошные.

Скажу честно, мне не понравился маленький и, в общем, никакой поселок. Без Волошина, его можно было бы проигнорировать, или построить все-таки канализацию, потому что мысль о том, что все отходы Коктебеля оказываются в коктебельской бухте, не давали возможности «поглядеть на это море» с симпатией и благосклонностью. Набережная тоже не показалась. Писатели по ней, естественно, не шныряли туда-сюда, и вообще гулять там особо некуда. В общем: «не чудо», как говорит иногда по воскресеньям один телеведущий.  Хорош Волошин. И в картинах, и в делах, и в доме, и в стихах. На набережной, по воспоминаниям из экскурсии мы тут же купили сердолик. И он был, как положено, подарен. Жаль, что это была не «генуэзская бусина» собственноручно найденная на пляже, а покупка в сувенирной лавке.

Очень порадовал поход в гости, и товарищ, и дом, и вид из окна, даже «виды из окон», и гранат во дворе. Эх, у нас не очень растут. И это примирило с городком, мы ставили точку в путешествии и собирались ехать уже домой. Спасибо, Леха!
Я понял, что Крым – это много реальностей, часто совершенно не похожих друг на друга. Это Таврида и Киммерия, это древние греки и римляне, это монголо-татары, османы, крымчаки и генуэзцы, это Севастополь – он ни на что не похож! – Степь, Азовское побережье, Ялта и вокруг, Феодосия и вокруг. Все тут побывали, наследили и оставили всё так, как есть. Тут ещё много дел, и места для садов и виноградников, цветников и плантаций лекарственных и ароматных трав, отелей, жилья, вузов, научных лабораторией, предприятий. Надо только, чтоб всё как-то уже улеглось про Крым и около. И деньги на всё это есть, и желающих тоже достаточно. Надо только как-то все это соединить, поменьше страстей, побольше удовольствия от того, что есть на свете такое вот чудное место.

Много стран здесь было, много народов, от некоторых не сталось даже воспоминаний, много тысяч лет здесь живут люди, сюда стремятся люди, пусть так будет и дальше.
Я ехал из Феодосии к мосту, смотрел на песчаные пляжи вдоль дороги и думал, что можно посвятить свою жизнь тому, чтобы каждый день сажать в Крыму деревья, на холмах, в степи, везде, где не поля-сады-виноградники надо чтобы был лес… только не изменит ли это его куда-то туда, где он еще не был… Или  сажать кипарисы на Кавказе, пока не измениться его вид…

В двух… нет… трех словах Крым – это хорошее место: для картин и книг, для кино и пьес, наверное, для музыки, для всего, кроме войны, вражды, зависти и других ужасных вещей.

Представилось, как это… просто… ехать долго на коне по степи, доехать до берега моря, спрыгнуть, раздеться догола и искупаться, зная, что вокруг ни души на километры, и тишина, и только шум волн и лошади фыркают, но суют свои морды в соленную воду.

Думалось о Чехове и Грине, о киммерийцах и тавров, от которых осталась пара-тройка слов, о судьбах людей и народов. Кто решает, о ком будут помнить потомки, а о ком нет, и что они будут помнить?

А еще думалось о том, что они чувствовали, эти странные мужественные люди, которые долго шли по морю, потом выбирали гавань, утыкались в песчаный берег носом своей лодки или корабля, вот кто-то первый спрыгивает на совершенно незнакомую землю. Вот они ходят, говорят, смотрят вокруг и решают: остаемся, будем здесь жить… и строят новый город, придумывают ему имя, определяют, где будет площадь, где порт, какими будут улицы и крепостные стены и ворота.

Представляете, какие были благословенные времена, когда даже такие места были совершенно свободны и открыты для всех желающих?