(Литературный фольклоризм в романтической поэзии: «Русские песни» С. П. Шевырева)
Несомненное сильное влияние фольклора на песенные формы русской лирики, особенно в поэзии начала XIX века, давно стало предметом детального изучения многими специалистами-исследователями – литературоведами и фольклористами. Песенно-романсным стилизациям А. Ф. Мерзлякова и барона А. А. Дельвига, «подблюдным песням» А. А. Бестужева и К. Ф. Рылеева, «русским песням» Н. Г. Цыганова и А. В. Кольцова посвящены не только отдельные статьи, но и целые монографии, в частности – учебное пособие А. М. Новиковой «Русская поэзия XVIII – первой половины XIX века и народная песня» (М.: Высш. шк., 1982).
И в то же время в творчестве отнюдь не всех авторов прослежена составляющая взаимодействия с фольклорной традицией. В связи с этим следует восполнить панораму литературного фольклоризма в русской лирике первой половины XIX века рассмотрением поэтического наследия одного из ярких, даровитых, но незаслуженно забытых в наши дни поэтов – С. П. Шевырева. Его имя обычно соотносят только с линией развития философской поэзии, тогда как он, практически единственный из группы поэтов-любомудров, уделял принципиально большое внимание народной песенно-поэтической стихии. Целенаправленное сочетание им стилистики устного народного творчества с эстетическими канонами романтической поэзии дало яркие образцы литературного фольклоризма – так называемые «русские песни», представлявшие собой удачную художественную имитацию народной песни на основе творческой переработки общей тематики, ведущих мотивов и образного строя фольклорных текстов, а также использования ведущих элементов поэтики народных песен.
Шевырев искал в фольклорных традициях не только новые средства художественной выразительности, но и пути приобщения к духовной жизни своего народа. В «русских песнях, столь родных нашему сердцу», с особой явственностью, по убеждению Шевырева, «выражается дух народа, т. е. образ его мыслей и чувствований. <...> Ибо где, если не в них, как в древнем бесценном ковчеге, хранятся мысли, чувства, предания, завещанные от предков потомству?» [1, с. 310–312].
Наибольший интерес Шевырева вызывала такая разновидность «русской песни», как песня разбойничья, поскольку в ней отчетливее всего выразился народный взгляд на драматизм жизни; кроме того, «разбойничий» колорит хорошо согласовывался с романтической героикой. «Мы видим, однако, у русских много песен исторических, разбойничьих, – обосновывал свой интерес к ним Шевырев, – в коих предки наши любили рассказывать подвиги своих соотечественников и, часто давая волю своенравной фантазии, прикрашивали их чудными метафорами» [1, с. 315]. Собственный литературный опыт фольклорной стилизации Шевырева – «Русская разбойничья песня» (1827) – демонстрирует уверенное владение основными приемами народной поэтики: и воссозданием напевной ритмики, и стилистикой обращений:
Атаман честной,
Мой отец родной... [2, с. 160];
и синтаксическим параллелизмом сравнений-отрицаний:
Не в Божьем дому
Мы венчалися:
Во сыром бору
Сочеталися [2, с. 160];
и использованием постоянных эпитетов:
Качали тебя
Ветры буйные,
А баюкали
Громы шумные [2, с. 161].
К народно-песенной основе произведения Шевырев смело добавляет элементы, восходящие к поэтике волшебных сказок:
Как ты вырос в бору,
Я учил тебя добру:
Зверем жить под землей,
Рыбой плавать под водой,
Птицей в воздухе летать,
На коне в огонь скакать [2, с. 161–162].
Наконец, сама метафористика, столь ценимая им в песенном творчестве, берет истоки в образных представлениях простого народа:
...тебе венчаться
С матерью твоей... <...>
Матерью люди
Землю зовут;
Земляные груди
Тебя прижмут.
Головкой холостою
Ты на них уснешь,
Мать-землю рукою,
Как невесту, обоймешь... [2, с. 162]
Другой образец литературного фольклоризма в поэзии Шевырева – «военная песня» «Супруги» (1827), композиционно построенная по типичной схеме народных песен – с развернутым параллелизмом двух рядов образов:
Не невеста с женихом
Браком сочеталась, –
То рука с лихим мечом,
Смелая, спозналась [3, с. 242],
из которых один (семейно-брачный) прямо связан с народно-песенной образностью, тогда как второй (батальный) является новаторским дополнением Шевырева к фольклорным формам. Имитирующий народно-песенную мелодическую интонацию перекрестно зарифмованный хорей удачно передает напряженную ритмику за счет укороченных на одну стопу четных строк. Развитие лирического сюжета осуществляется, в соответствии с фольклорной стилистикой, посредством цепочки сравнительных оборотов в форме отрицаний:
На пиру они зажги
Не из воску свечи:
Всё горели фитили,
Бомбы да картечи.
Их не хмелем, не сребром
Сверху осыпали:
Жаркой медью да свинцом
В молодых кидали [3, с. 242–243].
Тем самым обряд свадебного пира проецируется на реалии боевой сечи, создавая оригинальный синтез жанров свадебной и военной песен.
Кстати сказать, Шевырев внес определенный вклад и непосредственно в саму фольклористику: по просьбе известного собирателя русских песен П. В. Киреевского в 1830-е годы им было записано несколько образцов народных песен своей родной Саратовской губернии, а затем эти записи были переданы для включения в планировавшееся, но так и не осуществившееся тогда издание большого песенного сборника.
Став в 1840-е – 1850-е годы крупнейшим специалистом по древнерусской литературе, Шевырев сумел органично соединить потенциал народной песни с идущей от былин и народных исторических песен формой поэтического сказания, сочетая песенный лиризм с установкой на эпическую повествовательность, воспроизведение живых картин русской старины. В «Песни-сказании об озере Плещееве» (1856) Шевырев средствами фольклорной поэтики провозгласил здравицу русским морякам. Облеченная в размер народной песни, она закономерно открывалась синтаксическим параллелизмом сравнений-отрицаний:
Как не бель вдали забелелася,
Как не синь вдали засинелася –
Засинелось озеро Плещеево,
Заплескали струи его белые [4, с. 124].
При этом помимо фольклорных цветовых эпитетов («бель», «синь») народно-песенная стилистика подчеркивалась и цепочкой последовательных лексических повторов:
Как на тех струях яхта малая,
Яхта малая, разубранная,
Разубранная вся, качается,
Белым парусом повивается... [4, с. 124]
Отказ от строгой упорядоченности рифмовки, использование лишь грамматических парных рифм, присущих народной поэзии, также было направлено на имитацию стиля народных песен. Той же цели служили и «украшающий гиперболизм» образов:
А в том озере вода светлая,
Вода светлая, вся хрустальная,
Вся насквозь видна, небесам равна [4, с. 124];
и обращение к народной этимологии:
Всё нечистое вон выплескивает, –
Потому оно и Плещеево [4, с. 124].
Финал сказания воспроизводит типовые концовки народных исторических песен и былин:
Сложил песню я: в ней сказание
О том озере, о Плещееве,
Славным молодцам на послушанье,
Дорогим гостям на потешенье,
На честном пиру у Василия,
У Василия свет Александровича,
У хозяина хлебосольного,
У ценителя русских доблестей [4, с. 124].
На рубеже 1850-х – 1860-х годов, в связи с общим вниманием к крестьянской теме, у Шевырева усилилось стремление проявить солидарность с народом путем создания ориентированных на простого читателя песен, как, например, «Земляничка» (1860). Произведение насыщено фольклорными уменьшительно-ласкательными суффиксами, содержит прямое лирическое обращение к одушевляемой поэтом природе:
Земляничка, красная ягодка,
Ты затем ли на поле вызрела
И росиночками упивалася,
Лучом солнечным умывалася,
Чтоб тебя мы, ягодка, скушали,
Красоту твою жадно рушили? [5]
Оно должно было, по замыслу автора, раскрыть мир чувств русского крестьянина, отразить просветленность его взгляда на Божий мир:
А всё Бог-то о детках заботится,
Всё Господь-то любовью лелеет нас:
Летом землю устлал Он ягодкой,
Вкусной, лакомой и пригожею,
Умывал ее росой утренней
И румянил ее лучом солнечным,
Чтоб вдвойне мы ей наслаждалися
И, вкушая ее, любовалися [5].
Активное обращение к художественным возможностям и духовному потенциалу фольклора обусловливалось не литературной модой, а проистекало из глубин мировоззрения самого Шевырева, став эстетической реализацией его вынесенного из жизненного опыта твердого убеждения в том, что приобщение к родной земле и бытовому укладу народа является необходимым условием полноценного развития человеческой личности. Об этом он со всей определенностью сказал в речи «О народном способе распространения грамотности» на торжественном открытии Комитета всенародного распространения грамотности на религиозно-нравственном, христианском основании 12 марта 1859 года: «Хотя я провел первые годы моей юности в деревне, окруженный трудами земледелия; но, по призванию души, по врожденной наклонности, был в жизни сеятелем слова. Теперь я снова возвратился к сельской жизни и не чужд трудов земледельческих; но знаете ли, мм. гг., чтО особенно побудило меня к этому возвращению? – воспитание детей моих. Я не думаю, чтобы русской человек, воспитанный совершенно вне села и деревни, не получивший на деле понятия о том, какими трудами удовлетворяется первая насущная потребность человека, мог когда-нибудь совершенно узнать свой народ и отечество – и быть полезным для них гражданином. Не думаю также, чтобы человек, никогда не смотревший с почтением на потовой труд земледельца, никогда не видавший в очью исполнения заповеди Божией: в поте лица твоего смеси хлеб твой, мог когда-нибудь вполне сознавать чувство собственного долга к отечеству и ко всем своим ближним» [6, с. 55].
Наглядным воплощением этой установки стала сочиненная Шевыревым в народном стиле песня «Над рекою Волгой», представляющая собой очень интересный и удачный пример трудовой песни:
Над рекою Волгой,
Голубой, струистой,
Лен мы брали долгой,
Долгой, волокнистой,
И рукою бойкой,
Навязав пучками,
Стоечку за стойкой
Ставили рядами.
Вот приспело время,
На токах широких
Выбивали семя
Из пучков высоких [7].
Приобщение к народной жизни, погружение в стихию фольклора оказались для Шевырева, помимо всего прочего, еще и важным средством психологической поддержки, очень нужной ему в условиях тяжелых переживаний, вызванных катастрофическим крушением его университетской карьеры. В некоторых из сочиненных им в тот период песен можно услышать отзвуки горестных чувств, томивших душу, и жалоб на суровость несправедливой судьбы. Так, одна из двух «Русских песен», сочиненных в сельце Щекино, где Шевырев жил летом 1857 года, получив отставку от службы в Московском университете, имеет скрытый автобиографический и психологический подтекст:
Ох ты, горе великое!
Тоска-печаль жестокая!
Куда бежать – тоску девать?..
В леса бежать – листья шумят,
Листья шумят, часты кусты,
Часты кусты, ракитовы! <...>
Носи венок – не складывай:
Терпи горе – не сказывай...
Нося венок, сам скажешься:
Терпя горе, слово молвится... [8]
Весть о долгожданной отмене крепостного права была встречена Шевыревым с искренним воодушевлением и радостью, для выражения которых он совершенно закономерно и логично обратился вновь к форме стилизации мелодического строя русской песни:
Юрьев день, настань!
Юрьев день, проглянь!
О, безумная,
Скройся ночи тень,
И взойди, как день,
Воля умная! [9, с. 68]
В этом открытом противопоставлении «безумия» прежнего общественного устройства разумности проводимой крестьянской реформы чувствуется закваска бывшего любомудра, стойкого приверженца «поэзии мысли». Но зато дальше делается смелая попытка передать народную точку зрения художественными средствами, заимствованными из поэтики народного песенного творчества:
О Егорий, гой!
Помолись об нас,
О земле родной,
Чтобы в добрый час
Воля к нам сошла,
Что звезда светла,
Божьей лестницей
От небес святых,
Провозвестницей
Чистых дел благих [9, с. 68–69].
Как видим, жанровая форма «русской песни», в самых разных модификациях, оказалась не случайным, а весьма устойчивым образованием в поэтическом творчестве Шевырева, пройдя творческую эволюцию с 1820-х вплоть до 1860-х годов и вобрав в себя при этом самый широкий идейный диапазон – от деклараций романтического мировосприятия до выражения народолюбивых симпатий автора и его христианского взгляда на жизнь и общественные отношения.
Литература
1. Шевырев С. П. Малороссийские песни, изданные М. Максимовичем // Московский вестник. – 1827. – Ч. VI, № 23. – С. 310–317.
2. Поэты 1820–1830-х годов: В 2 т. Т. 2. – Л.: Сов. писатель, 1972. – 768 с.
3. Шевырев С. П. Супруги (Военная песня) // Московский вестник. – 1827. – Ч. V, № 19. – С. 242–243.
4. Шевырев С. П. Стихотворения. – Л.: Сов. писатель, 1939. – XXXII, 240 с.
5. Шевырев С. П. Земляничка // РГАЛИ. Ф. 563, оп. 1, ед. хр. 70.
6. Шевырев С. П. О народном способе распространения грамотности. – М.: Изд-е имп. Моск. об-ва сельск. хоз-ва, 1859. – С. 55–62 (отдельный оттиск).
7. Шевырев С. П. «Над рекою Волгой…» // Отдел рукописей РНБ. Ф. 850, ед. хр. 22. Л. 82(об).
8. Шевырев С. П. Русские песни // РГАЛИ. Ф. 563, оп. 1, ед. хр. 9.
9. Шевырев С. П. «Юрьев день, настань!..» // Русский архив. – 1878. – № 5. – С. 68–69 (в составе подборки «Из бумаг С. П. Шевырева»).
Ноябрь 2001