Вагон скорого поезда был полупустым. Среди немногих пассажиров - моя спутница, немолодая, молчаливо сосредоточенная, неприветливая и даже угрюмая женщина, отмеченная последней красой бабьего лета - благородной и печальной, роскошной и увядающей. "Люблю я пышное природы увяданье!"- вспомнилось пушкинское, ассоциативно возникшее от реальной схожести незнакомки и мелькающих за вагонными окнами картин "пышно увядающей природы".
Невольным вздохом сопроводив грустные мысли, столь же молчаливо, как и моя спутница, завершила раздумья выводом:
-- Всё одно и то же, и всё - обман! Ничего нового, всё закономерно, предрешено, поскольку " что наверху, то и внизу".
-- Да!- спокойно и уверенно, вслух продолжила мои потаённые мысли женщина Осень.- Да, всё промыслительно: и то, что мы едем с Вами в одну сторону, и то, что места наши рядом.
Оторопь одолела мгновенно. Соседка воспринималась обыкновенной женщиной, пока не заговорила.
--Господи! Она читает чужие мысли! Уж не ведьма ли сопровождает меня в этой поездке?- вихрем пронеслось в подсознании.
Смущенно и сбивчиво отвечаю, столь же неблагоразумно задаю бессмысленные вопросы, при этом лихорадочно-механически застилая постель, уготавливая ложе для ночлега.
--Конечно, пора укладываться, а то я рано утром выхожу!- ровным тихим голосом прошелестела Она, добавив при этом несомненно бестактный вопрос: Вы видите сны?
-- Редко: у меня бессонница.
-- А что бы Вы хотели увидеть? Загадайте сюжет, действующих лиц и время действия.
-- Загадала.
-- Спать!-приказала Она, неожиданно легонько шлёпнув меня по лбу...
Сегодня счастливое утро: я провела эту ночь с тобой. И весь предшествующий день, а между ними - удивительный вечер! Ты был трогательно ласков и терпеливо предусмотрителен. Мы шумно и весело вспоминали, как долго искали тебя в списках поступивших в медакадемию и как я первой увидела твою фамилию. Как радовались, ликовали и гордились зачислением в студенты-медики!
Долго не то слонялись, не то гуляли по ночному городу, чтобы отбыть домой "утренней лошадью"- самым студенческим Ленским поездом, кланяющимся каждому столбу. В общем вагоне - не протолкнуться от людей, изнывающих от жары, мы стоим в переполненном тамбуре тело в тело, не ощущая неловкости, впервые чувствуя себя единой плотью.
-- Почему ты не пишешь стихи?- задаёшь, легонько касаясь холодными губами моей горячей щеки, волнительный, традиционно привычный для нас вопрос.
Ответ звучит шедевром плагиата:
--Я танцую, я гибкая.
Возможно, следовало честно признаться: пишу, никогда не переставала рыться в кладовых бессознательного, госпожа поэзия стала мною управлять, распоряжаться по своему усмотрению, и я смиренно сдалась, покорилась.
Признаться? Нет, нет и нет!
Но ты на своей волне: проницательный и решительный!
Всё так же настойчиво-интригующе продолжаешь неожиданно воскресшую тему моего творчества:
-- Помнишь, в восьмом классе Николай Григорьевич за пятёрку уговорил тебя обнародовать хотя бы пару четверостиший!
--Помню!
Поочередно читаем друг другу на ушко:
Что нам до великих - Зинаиды, Анны!
До Марины - что нам? Званных и незванных!
Пристолонаследье не для слабонервных!
Мало было лучших, много было первых!
Растревоженные воспоминаниями, умолкаем. Вдруг ты улыбаешься:
-- А Цветаевой - то в программе не было! Николаше потом нагоняй дали, кто-то настучал!
Невольно возвращаемся к личности нашего учителя литературы, со смешной фамилией Чемякин, вольнодумствующего альтруиста, сбагренного из городской школы в сельскую - от греха подальше.
-- Читай!- и я читаю, без привычного смущения, извинительной интонации и неловкости от того, что влезла в сакральные сферы прародителя поэзии Орфея, оттого, что мне, сельской разумнице, доступен вселенский секрет понимания Логоса, его первородности и самости!
Читаю много, взахлёб, вот уже и первые слушатели, вот уже и аплодисменты, а я всё читаю и читаю! Ты не задаёшь вопросов, не спрашиваешь, почему: догадываешься, что я этого не люблю! Если бы знать, почему и откуда берётся "правда жизни, рубцующая меня по нежной коже!"
Но вот тебя нет рядом - вышел первым. Скоро и мне на выход.
Не помню, чем закончилась эта "роскошь человеческого общения" с любимым. Пробуждение не было горьким! Я научилась спать и теперь мы будем встречаться часто. Ушедшие отсЮда молодыми,тАм не стареют! Юными и красивыми спешат они на свидание к любимым.
Ты здесь, ты пришёл! Мы танцуем щека к щеке, влюблённые и счастливые, читаем стихи о любви, только о любви!
Других - любящие любящим - не читают!
Ты не должен знать того, что я старею, что с трудом держу карандаш - проклятая мелкая моторика! Ты никогда не узнаешь о том, что "человек", чьё имя звучало "гордо", вновь стал простолюдином, быдлом и нищебродом... Нас не лечат и не учат. Нас обманули и обобрали! "Навеять сон золотой"- это всё, что я могу позволить! Потому приходится ловчить, сочинять находу, врать! Зачем? Боюсь, очень боюсь вновь тебя потерять, боюсь, что ты уйдёшь и не вернёшься! Боюсь, что разлюбишь меня, узнав о том, что мы - иномиряне, разделённые не километрами, не светом и тьмой, а физикой времени и ещё бог весть чем! Наша встреча - иллюзия, явление психики... Моё двоемирие и твой "тот свет" - это "чёрные дыры", опасные своим притяжением!
Если она... если они поглотят его... Если... Нет!
Презираю разлуку, презираю уходы.
Презираю неверность и взаиморасчёты.
Я любовь на любовь не меняю! Довольно!
Сколько б ни было горько, сколько б ни было больно!
Вот и вечер! Я научилась спать. Значит, скоро ... Приходи! Жду!Ты узнаешь меня! Или - нет?
Смотри внимательно! Вот встрепанная ветром косичка, вот вздернутые брови, вот неславянский прищур глаз, вот...
Узнал? Да, это я!
Это я, навсегда зачарованная твоей любовью девочка.
Примечание: "Стихи, которых любимым не читают", предназначенные нелюбимым и нелюбящим, расположены в списке произведений, строкою ниже.