И ты улыбаешься. Улыбаешься так, что мышцы лица начинают болеть от напряжения, а губы трясутся — так, словно ты зарыдаешь. Но ты улыбаешься. Цинично, холодно, саркастично — прячешь настоящие, реальные эмоции, что слезами и болью вырываются наружу. А ты — я — улыбаешься.
Шутишь так, словно ничего не произошло, и эта новость — глупая, бездумная ошибка, шутка, «пранк», как назвали бы сейчас. Шутишь до последнего, до крайностей — лишь бы убрать, заткнуть, уничтожить это страдание, эту скорбь, этот крик, зов, что рвётся наружу, что хочет выплеснуться громкими звуками в тёмное молчание неба. Ты — или я — сдерживаешь себя, хотя солнечное сплетение горит отчаянием, и ты сжимаешься, держишь саму себя за плечи, ведь нельзя рассыпаться, ведь ты сильнее.
И только в одиночестве ты позволяешь себе вспомнить. И тогда уже рыдание не сдерживается, и боль вырывается из груди, и больно, и больно, и страшно, и холодно, и грязь вымывается из души через слёзы. Кричишь в подушку, заглушая задавленный страхом вой. Сжимаешь, сжимаешься, ведь нельзя рассыпаться, нельзя...
Ты вспоминаешь и не можешь думать. В голове словно голос чужой твердит о свершённом: «он — мёртв». Ты замыкаешь, перекрываешь эту цепь эмоций, убивая отрицание, отчаяние и депрессию. Тебе нужно принятие. Ты просишь его, и больно, и больно, и больно.
И когда ты принимаешь, весь мир останавливается, принимая новую, неизвестную форму. Ты плачешь — и слёзы образуют океаны, где растут подводные цветы, где жизнь течёт своим чередом. Ты режешь свои руки — и кровь омывает бездонную почву, очищает, дабы крепкие деревья устремились к небесам. Мир наполняется твоими эмоциями, и осколки рассыпаются, обрезая всю привязанность и ту тонкую нить, что связывала нас.
И когда бред прекращается, я сижу в своей комнате с горькой правдой, что засядет глубоко в душе и уже никогда не уйдёт.
Он — мёртв.
____________________
Посвящается моему другу Илье, покончившему с собой 31.10.18
Мы до сих пор тебя любим.