Статист

Михаил Геральд Бедрин
– Смотри.
– Подожди! Но, что мне выбрать?!
– Что хочешь, но тебе доступно всего лишь пять моментов, а потом – нам пора.
– Как пять? Так мало?! Говорят же, что вся жизнь...
– Нашёл кого слушать. Если не хочешь – можем сразу уйти, – после этих слов меня обдало ледяным дыханием ветра.
Порывы были крепкими и резкими. Ветер хотел меня забрать с собой.

– Стой! завопил я.
Смерть молча поднял руку и всё прекратилось.
– Одумался? Прошу, – старуха провела рукой на гладью воды: на поверхности стали появляться образы.
– Что это?
– Омут твоей памяти, выбирай.
На водной поверхности виднелись мои жизненные события.

– Покажи мне тот момент, когда я был самым подлым...

Мама смотрит на меня со слезами на глазах – ей очень больно от того, что её четырнадцатилетний ребёнок украл у неё деньги. Но что ещё хуже, что он врёт, и продолжает отпираться даже тогда, когда все факты против него.
– Перестань, просто попроси прощения, и скажи правду, – эту фразу мать произносит про себя.
– Да я просто себе жвачку купил, – отвечает четырнадцатилетний я, и мамино сердце покрывается инеем.

Туман застилает глаза, а потом всё исчезает.
– А был ли момент в моей жизни, когда я спасовал?

Лестничный марш освещён тусклый лампой. Между этажами окно с широким подоконником. Рядом сидят два молодых парня: узнаю себя и своего одногруппника.
– И что, он совсем никак не встаёт?
– Нет, и надежды почти нет. Мы с братом вечерами его в ванну носим.
– Я бы на твоём месте однажды просто нечаянно не донес его и всё. Один только раз.
– Заткнись! – Кричу я в своей голове, но внешне спокоен и молчалив.
– Всем так будет проще: и ему и вам, – подумал мой товарищ.

И снова пелена.

– Господи, неужели я такая тварь?!
– Не я это произнесла.
– Фу–ф, а когда я испытывал максимальную душевную робость?
– Как угодно.

На кровати лежат двое. Им очень хорошо вместе. Настолько хорошо, что непонятно: зачем вообще что–то менять. Он понимает, что это – верный шаг. Понимает это, и... Волнуется. Она чувствует его душевную дрожь и ждёт. Она готова. Они любят друг друга. Он волнуется, и всё же...
– Выходи за меня, – эта фраза, сказанная быстро, удивила даже его самого.
– Я согласна, – «Я так рада, я так ждала» проносится мысли в её голове.

Образ пропадает, как и в прошлый раз...

– Так, подожди: мне нужно время!
– Выбирай.
– Не торопи!
– Выбирай! – Голос Смерти не терпел возражений.
– Покажи день, когда я был вне себя от счастья.
– Хорошо.

Я сижу в машине, не находя себе места. Потом ожидание становится просто невозможным, и я еду. Куда–то. Это не особо важно. Через некоторое время я понимаю, что подъезжаю к храму. Я и сам этого не заметил. Внутри, стоя перед иконой Божией Матери, я давился собственными слезами и просил Богородицу о том, чтобы всё разрешилось благополучно.
– Странный он, – подумал немолодой, чисто выбритый мужчина в паре шагов от меня.
– Умер кто, – мысленно произносит бабушка на скамейке.
– Редко сюда приходит, – мысленно цокнула языком тётушка в иконной лавке.
– Матерь Божья, пусть у моей жены всё будет хорошо. Пусть у дочки всё будет хорошо. Пусть она родиться здоровенькой, – кричал я у себя в голове.
Несколькими часами позже так и произошло.

Когда образ растаял:
– Я хочу увидеть момент, когда сильнее всего злился.
– Ты точно хочешь это видеть?
– Не отговаривай меня!
– Даже не пыталась...

Стены в кафеле. Шумит вода. Непонятно, о чем шел разговор, но то, что я сейчас в гневе – сомнений не вызывает. Мои зубы стиснуты, а кулаки плотно сжаты.
– Ты почему до сих пор не в кровати?! – Говорю я громко и зло.
– Я ещё не умывалась, – мямлит четырёхлетний ребёнок.
– А до этого ты что делала?!
– Играла.
– Чисть зубы.
– Не хочу...
Пик эмоций достигнут. Мой гнев безграничен. Я борюсь в себе с желанием ударить собственную дочь. Но гнев намного сильнее меня. Он ищет выход. И тогда я со всей злости бью кулаком в косяк двери. С притолоки падает оторвавшаяся плитка. Стиснутые зубы болят и один из них откалывается.
– Он меня убьёт, – произносится в слове девочки. – Мне страшно.
– Почему же она не слушается, – кричит мой разум.
– Пап, я люблю тебя. Не ругайся, не кричи, не бей меня, мне будет больно, – плачет в душе ребёнок.

И всё растворяется...

Смерть взяла меня за плечо:
– Нам пора.
– Так скоро?
– Нам пора.
– Я ещё не все ответы получил.
– Хорошо, я даю тебе последнюю минуту. Чего ты хочешь узнать?
– Я когда–нибудь кем–нибудь по-настоящему гордился?
– Да, смотри.

Моя дочь с рюкзаком и букетом цветов состоит в окружении одноклассников. Она улыбается: сегодня она идёт в школу в первый раз. Она очень рада тому, что и мама, и папа это видят.
– Папа точно мной гордится, – думает дочка.
– Дочка, как же я тобой горжусь, – думаю я.

Смерть вздохнула:
– Вот теперь – точно всё, – старуха с косой щелкнул пальцами, и наступило полное Ничто.