- Молодой, держи его! - кричала мне в след разношёрстна толпа стариков разодетых в обезличивающего вида мешанину из состарившейся одежды.
Когда-то это тряпьё было модными пиджаками и пальто, вязанными кружевом кардиганами и безупречным вельветом. Сейчас же, потеряв былые краски и форму всё это тряпьё, практически не выделяясь на сером фоне города больше напоминало театральные декорации захудалого кочующего театра.
- Как ты посмел прийти в наш город, тебе здесь не место юнец! - отскакивали от моего затылка словесные оплеухи.
Меня предупреждали, что здесь меня не ждёт ничего хорошего. Ничего, кроме порицания, травли, скоропостижной старости и как итог смерти в полном забвении. Но я всё равно зачем-то попёрся в этот город. Город, который давно уже не принимал никого, кроме старых и закомплексованных людей. Старыми они были не физически, точнее были не все. Иные порой могли быть и помоложе меня, но это были самые настоящие старики, со всеми присущими им комплексами и поведенческими моделями.
- Стой, скотина! - выбивался из общего хриплого строя, чей-то писклявый скрипучий голос.
Ирина Николаевна, тридцати пяти лет от роду, шаркая замызганными угами по сто раз переложенной тротуарной плитке запустила в меня свежекупленным яблочным гаджетом. Накануне в течении недели ночуя в очереди, она выстрадала право обладать столь общественно значимой в этом городе побрякушкой и теперь без сожаления была готова расстаться с ней лишь бы наказать зарвавшегося юнца.
Я убегал по направлению ко МКАДу. Там, за спасительным бетонным разделителем, меня ждёт область, место, куда ни за что не ступит нога преследующий меня нежити, но рано или поздно, как это уже однажды случилось на юге города, где зона отчуждения скачком раздвинула свои границы и поток серых, обезличенных стариков хлынул на новую территорию, прорвав нарыв и сметая всё не своём пути, здесь тоже установит свою болезненную гегемонию новая Москва.