Глава 1
Поезд мчался вперёд и вперёд, туда, где не смолкали залпы артиллерийских орудий, где небо, почерневшее от яростных разрывов бомб, превратилось в одно сплошное месиво, огненно-дымное, серо-землистое. И трудно было понять, где небо, а где земля. И только машинист паровоза ЭР-25 Алексей Иванович, превозмогая боль в ключице, мог понять и оценить, по какой местности они уже проскочили. Змеиное тело растянувшихся составов, гружённых тяжёлой техникой, очень нужной фронту, управляемое опытной рукой, тонко чувствующей железную машину, простёрлось на несколько сотен метров. Стучали колёса, грохотали вагоны в такт желаниям машиниста: Скорей! Скорей!
Николай, широкоплечий коренастый паренёк, недавно получивший права помощника машиниста, сидел справа от Алексея Ивановича. У него не было опыта в вождении поездов. С восхищением он смотрел на своего учителя и был уверен, что всё идёт хорошо. Идёт, как надо.
Помощник думал о своей жене, студентке медучилища, и о маленьком сынишке, которому к началу войны исполнилось два года. Как они там? Он засмеялся легко и весело, вспомнив о ребёнке. “Да трудно им будет”, - размышлял он. - Но ничего, родители помогут. Всем сейчас трудно. Девятнадцатилетний паренёк, а уже женат. А всё танцы, манцы, шлянцы. Встретились на городской танцплощадке. Очаровал он её пышной шапкой кудрявых волос и брызжущимися весельем и бесшабашной удалью глазами-маслинами. И пропала девка. Семнадцать лет и уже сын. Говорят, ранние браки по любви совершаются на небесах. Правда ли? Жизненные трудности, с которыми они столкнулись сразу, не укрепляли их чувства. Взаимные упрёки и ссоры из-за пустяков подтачивали их отношения.
Глава 2
Вдруг резкое торможение, лязг и грохот вагонов, напирающих друг на друга. Ничего больше не успел подумать Николай. Рядом с паровозом разорвалась бомба, осколком которой был смертельно ранен Алексей Иванович, а помощник, крепко зажатый металлом, без сознания, лежал в кабине паровоза.
Коршуном налетели “Мессеры”, разбомбили состав и улетели. Оказалось, что поезд мчался по территории, уже занятой немцами. Об этом ничего не знал ни машинист, ни его помощник.
Немцы прикладами автоматов сгоняли уцелевших советских солдат в единую толпу. А тех, кто оказывал сопротивление, расстреливали на месте. Стоял дикий рёв, но Николай не слышал ни немецкой шнель, шнель, ни русской брани. Фашисты взяли его в плен лишь потому, что нуждались в машинистах паровоза, но контуженый, плохо слышащий им был не нужен.
Подтощал Николай, глаза-маслины потухли, не блестели тем завораживающим блеском, от которого с ума сходили девчонки. Чугунная голова болела. Разбитое плечо нестерпимо ныло.
Началась сортировка из оставшихся пленных. Немка, сорокалетняя фермерши, стала набирать себе рабов на ферму, в число которых и попал Николай. Это и спасло ему жизнь.
Августа Генриховна (так звали фермершу) отбирала молодых, пока ещё крепких парней, бесцеремонно ощупывая их бицепсы, заставляя открывать рты - с больными зубами она никого не брала. Боялась за своих коров, не заразили бы они своими вонючими ртами. Она говорила на ломаном русском языке, зачастую смешивая русскую речь с немецкой. Увидев кудрявую голову Николая, она воскликнула:
- Юдо!?
- Нет, нет, - заступился за Николая Виктор Смирнов, с которым он познакомился здесь, - он русский. Да русский он.
Немка с сомнением посмотрела на Николая, пытаясь понять, не обманывают ли её. Августа Г. обладала собачьим чутьём, никогда не подводившим её потребительскую практичную натуру. Хорошо осведомлённая относительно евреев, она помнила, что брать их на ферму нельзя. Она не могла пренебречь приказом Гитлера о полном уничтожении этой нации, которую она считала умной, хитрой, изворотливой, приспособленческой. Минуту думала фермерша и махнула рукой, дескать берёт его. Отобранных молодых людей погрузила в машину и привезла на скотный двор.
Так Николай стал скотником-дояром.
Глава 3
Работу со скотиной Николай знал хорошо. Вычистить в стойле, постелить свежую солому, напоить вовремя, подоить коров - всё это он знал с детства. До войны вся семья жила за счёт коровы, которую любовно называли кормилицей. Отец, бывало, шёл на работу с пол-литровкой молока и горбушкой хлеба - так он обычно обедал. Питаться в столовой было накладно для семьи в пять человек.
Виктор С. подружился с Николаем, воняв, что этот парень сибиряк - настоящий кремень, не выдаст и не продаст. Сидя в закутке коровника, они мечтали о побеге. Но куда бежать? Как? До фронта слишком далеко, не пробраться без знания языка и местности. Приходилось терпеть и ждать. Чего ждать-то?
- Домой! Домой! - рвалось изнутри беспокойного сердца Николая. Однако контузия не отпускала его. Головные боли, острыми вспышками молний, мучили его по ночам, не давая заснуть.
Свою молочную продукцию немка поставляла на фронт воюющим солдатам армии Рейха, лишь небольшая часть оставалась на продажу местным жителям. Августа стала брать Николая в качестве грузчика. Он присматривался к местности, пытаясь понять немецкую речь. Вот когда он пожалел, что в школе плохо учил иностранный язык! Прислушиваясь к их говору, он думал: “Как собаки лают”.
- Витя, и что за язык такой, грубый, разбойный. Варварский какой-то, - жаловался он другу.
- Ты прав, Коля, нет души.
- Как они объясняются в любви? Ни нежности, ни ласки, - снова произнёс он.
- Да никакой романтики. Согласен. Не то, что наш божественный глагол. Слова русские блеском отдают, как свечи горят, вдохновляют. И всё же, чтобы понять характер немцев, надо усвоить их язык.
- Противный язык, но знать его надо, - твёрдо решил Николай.
Глава 4
Постепенно стал приходить в норму. Из тощего, измождённого превратился в сильного и красивого парня, каким он был до войны. Широкоплечий, стройный, с шапкой пышных волос - таким он сводил с ума девчонок. Заблестели глаза - маслины. Работой его загружали до предела человеческой возможности, но молодость и крепкий организм брали своё. Кормёжка простая, но Николай не был избалован едой никогда. За день втайне он успевал выпить кружку другую молока. Этого ему хватало вполне.
Утром Николай занимался уборкой в коровнике. Когда вошла фермерша, он не заметил, увлечённый бродившими в голове мыслями. Немецкий язык он стал понимать, хотя ещё плохо владел разговорной речью. Вдруг он услышал, как немка отчитывает Виктора, не успевшего вовремя закончить уборку.
- Ах ты, русская свинья. Шнель, шнель. Вон отсюда! И погрозила ему лопатой.
Николай похолодел от возмущения. Ему хотелось схватить немку, уткнуть её в тучу навоза, показать ей, кто здесь свинья, но фермерша, подойдя к нему, вдруг заговорила спокойным и приветливым голосом:
- Гуд! Гуд! заканчивай и отдыхай.
О, этот ненавистный вкрадчивый голос! Николай понимал хитрость немки, её коварство и неутолённую ненависть к русским. Удивлённый её переменой, её ласковым тоном, он посмотрел на женщину, перехватив взгляд, полный желания близости.
- Ого! Этого мне только не хватало! Вот почему она стала подкармливать меня в отличии от других пленников, - подумал он. - Не бывать этому.
Глава 5
- Немка-то положила на тебя глаз, - смеялись парни над Николаем. А ты не видишь дальше своего носа.
- Чушь собачья! Ни за что!
- Чушь не чушь, а подкармливает она тебя. Неужели за зря?
Мысль о связи с фермершей была не только противна Николаю, но и угнетала его. После событий под Сталинградом, где погиб её муж и единственный сын, Августа свирепствовала, готова была перебить всех пленников. Все боялись попасть под её горячую руку. Но кто будет работать. Она мечтала о лакомом жирном куске в России, а тут такое страшное известие. Два дня кисли фляги с молоком, не отвозимом на молочный завод, но немецкая пунктуальность взяла верх над ней. Всё пошло по-старому.
Пролетели месяцы, и наступила перемена. Может, потому что Советская Армия громила фашистов на всех фронтах, а может, у неё давно не было рядом мужчины. Как знать? Но немку неудержимо тянуло к этому милому мальчику, как мысленно называла она Колю. Ночью она не могла спать, просыпалась от сильного жара в крови, искала выход этому, но тупое быдло никак не хотело на неё обратить внимания как на женщину, ещё в соку, ещё ищущей любви, ласки, тепла. Грубое отношение к пленникам поутихло, но временами вспыхивало с неудержимой силой.
- Быдло, быдло, быдло, твердила она, стремясь успокоить свою плоть.
Была у неё дикая привычка: угощать свою жертву лопатой. Не один пленник пострадал от разъярённой фурии. Вот и в тот последний день она, войдя в коровник, стремительно направилась к Николаю. Он успел лишь подумать: “Не прошлась бы лопата по моей башке”. Как мощный взрыв потряс коровник. Посыпались крепления между стойлами, закачался потолок. Очумелой рысцой бросилась немка к выходу, а за ней Николай.
Бомбили американцы, открывшие второй фронт. Вот она свобода!
Надолго ли?