Санька перешел в девятый класс, когда его мать почувствовала себя одинокой. Она привела в дом мужчину и сказала, что дядя Костя он будет жить с ними. Санька выступил с возражением, но мать, назвав его эгоистом, увильнула от злободневной и необходимой дискуссии об увеличении семьи. Так у Саньки появился отчим.
Дядя Костя, высокий, крепкий телом мужчина, не обременённый приличным образованием, работал грузчиком. Спокойный и добродушный он с большим уважением относился к народным традициям. Все красные дни календаря, включая даты рождения родственников, а также аванса и получки, дядя Костя считал праздниками и отмечал их потреблением вина в доступной для его зарплаты форме. Как сказал один доморощенный философ, у нас алкоголь служит эффективным стимулятором экономического и социального развития страны. Впрочем, дядя Костя был далёк от философских проблем общества, в котором он родился и жил. Может быть поэтому, все свои праздники он отмечал очень скромно. Эта скромность выросла из его такой же скромной зарплаты. Её тесные рамки – 60-80 рублей, которые он получал на руки, не предусматривали дополнительных трат на закуски и прочие гастрономические излишества.
Однако эта сумма составляла только 50% истинной зарплаты дяди Кости. Вторая половина её удерживалась партией и правительством на выплату алиментов бывшей жене, проживая с которой он повысил население нашей страны на шесть душ. Эта выплата висела тяжёлым камнем на финансовой шее дяди Кости. В дни праздников отчим частенько жаловался матери, на своё глупое поведение в дни светлой молодости, когда весь окружающий мир вызывал в его душе что-то исключительно восторженное, которое через девять месяцев давало вполне реальное существо, для жизнеобеспечения которого требовался труд, труд и ещё раз труд.
Впрочем, мы и так уже слишком глубоко нырнули в омут эмоций. Вернёмся на грешную землю социалистического отечества. Получив аванс или получку, дядя Костя по дороге домой заходил в ближайший магазин, в котором два рубля 87 копеек обменивал на бутылку водки. Ощущаете ли вы, мои милые сограждане, как крепок был советский рубль? Таким образом, доставка денег Санькиной матери обходилась ему почти в десять процентов комиссионных.
Бутылку водки дядя Костя выпивал дома наедине с гранёным стаканчиком на сто миллилитров. Этот верный завсегдатай праздничных дней радовал дядю Костю своей верностью. Откуда взялась у него мода, говоря сленгом записных советских модниц, закусывать спиртное, дядя Костя не любил. Когда мать его спрашивала:
- Костя, почему ты пьешь и не закусываешь?
Он с хитрой улыбкой на устах типичного советского пролетария отвечал:
- Чтобы в голове звонче шумело.
Очевидно, он имел в виду марш коммунистических бригад, но произнести вслух это трудное слово он не мог, так как запас алкоголя в его организме катастрофически снижался.
- И что хорошего, когда в голове шумит, а язык заплетается?! – удивлялась мать.
- Что язык заплетается, ну и чёрт с ним! Зато на душе и приятно, и хорошо.
- А если бы закусывал, на душе было бы плохо? – спрашивала мать, не понимая логики своего сожителя.
- Может оно и не плохо, но закусывая, я съедал бы то удовольствие, что доставляет моей душе вино, а это мне почему-то не нравится.
Возможно, дядя Костя искренне считал, что закуска снижает остроту удовольствия, которое доставляет человеку алкоголь.
Однако, как заметил Санька своим юным взглядом на окружающую его действительность, дядя Костя любил не столько звонкий шум в голове, сколько всяческие новоприобретения. Его трудоёмкой душе нравилась старая русская традиция обмывки любой обновки. Однажды мать купила отчиму комнатные тапочки за три рубля. Дядя Костя встретил обновку бурной радостью. Долго трубил он по всей квартире о полезности комнатной обуви и о суровой необходимости её обмывки.
- Если хорошо обмыть, то я эти тапки буду таскать на ногах до самой смерти, - многозначительно подняв указательный палец, вещал дядя Костя.
Мать промолчала, поэтому дядя Костя был вынужден продолжить бесплодную беготню по квартире. Наконец его ноженьки устали, и он был вынужден посадить своё тело на табуретку возле печки. Душе его стало настолько грустно, что она не могла и рта раскрыть, чтобы попросить окружающий мир о помощи, поэтому дядя Костя весь в грустях сидел на табуретке и выжидательно покачивал ногой в новом тапочке. Явно, что он ожидал благосклонной реакции матери.
Мать не отбросила его ожиданий на обочину нашей общественно-политической жизни. Раздражённой рукой она дала отчиму отмашку:
- Ой, Костя, мне кажется, что в твоей голове поселилась одна, но пламенная страсть – выпить, во что бы то ни стало, и больше в ней ничего нет. Вот и сейчас сидишь ты, какой-то блаженный, ногой попусту болтаешь, и нет в твоей голове здравой мысли, чтобы сходить на халтуру и принести в дом дополнительную денежку. На дармовые денежки и дурак за бутылкой сбегает.
Однако дядя Костя не сдавался. Он мог свободно высидеть и два часа. Его отсидка, практически, всегда венчалась победой. За эти два часа уши матери, напрочь, закладывало банальным словом “обмыть”. Ругая отчима во все лопатки сугубо гражданскими словами без малейшей примеси мата, мать, наконец-то, доставала кошелёк и отсчитывала отчиму рубль и ровно 22 копейки на бутылку вермута.
- Возьми, чтоб ты околел! – кричала она, бросая деньги на стол.
- Вот это, другое дело, - благодарно, с внутренним пафосом говорил дядя Костя, отметая крик матери, как недостойный его внимания. – Околеть я еще успею, а вот тапочки надо срочно обмыть.
Низкий уровень образования привил дяде Косте абсолютное безразличие к политике. Однако, как-то случайно узнав, что власти его исконного места обитания задумали построить коммунизм, дядя Костя обрадовался открывшейся перспективой: все товары в магазинах всем и каждому будут раздавать бесплатно. Отпраздновав очередную получку, отчим заплетающимся языком начал радостно фантазировать о будущей жизни при коммунизме:
- Мать, при коммунизме у нас с тобой будет райская жизнь! Вино будут раздавать бесплатно, и наверняка будут разносить по домам, мол, пейте на здоровье во славу коммунизма.
- Типун тебе на язык! – откликнулась мать, жарившая к ужину картошку. – Не приведи господь к такому коммунизму.
- Это ещё почему?
- А потому, что тогда весь наш народ поголовно сопьётся.
- Ну, это ты, мать, чересчур перешагнула. Весь народ, скажешь тоже. Смотри лучше, чтобы картошка не пригорела, а наш народ никогда не сопьётся!
- Как же, держи карман шире!
- Смех смехом, мать, а ведь денег-то не будет. Всю эту бумажную сволочь свезут на свалку и сожгут, а дурацкие алименты отменят!
- Тоже мне мечтатель! Зима на носу. Ей не мечты нужны, а дрова.
- Нашла, о чём заботится. Будут тебе дрова, будет тебе и тепло.
Хорошо холодной зимой сидеть в тёплой квартире и мечтать о будущем лете, но для тепла нужны печь и дрова. Раньше в Санькиной семье с ними всегда возникали проблемы. Дядя Костя эти проблемы блестяще разрешил. С его приходом квартира Санькиной матери стала самой тёплой в доме. Для заготовки дров дядя Костя подряжался в лесхозе на санитарную рубку. Оплата труда перекрывала стоимость дров, поэтому в кассе лесхоза он получал денежный остаток, которого хватало на одну-две бутылки спиртного. С вывозом дров ему помогал его брат дядя Ваня, который трудился конюхом в лесхозе. Получаемые в лесхозе деньги шли на обмывку дров. Если выплата денег в лесхозе по каким-то причинам задерживалась, дядя Костя просил денег на обмывку и доставку дров из семейного бюджета. Мать прекрасно осознавала дешевизну получаемых двор, поэтому финансировала их доставку дядей Ваней на лесхозовской лошади без малейшей задержки и словесных выкрутас.
Кроме обмывки приобретений, дядя Костя имел ещё один повод для законной дегустации спиртного и поддержания, таким образом, в нормальном функционировании отечественных производителей алкогольной продукции. Этим поводом была теневая забегаловка народной экономики, которую безымянный лингвист обозвал «халтурой». В своей основе это слово было сокращение выражения «тур, или по-русски поход, за халвой». Почему за халвой? Вероятно, этот лингвист, не лишённый творческих потенций своего восточного типа мозга, считал халву аналогом международной валюты, типа доллара. К сожалению, дядя Костя и его брат дядя Ваня, верный и обязательный участник, а во многих случаях даже инициатор халтур, никогда ничего конкретного о валюте не слыхали. Более того, никому из них и в голову не могла прийти такая глупая мысль, что кто-то из людей, населяющих нашу планету, может использовать для покупки спиртного какую-то другую денежную единицу, кроме советского рубля. Ведь в основе его устойчивости лежали огромные площади лесов, дающие рублю колоссальную древесную устойчивость.
Впрочем, вся эта древесная философия пролетала мимо сознания Санькиной матери. Что ей эта болтовня мужиков за бутылкой водки, когда деньги от халтуры летели мимо семейного кошелька? Дядя Костя неоднократно пытался убедить её в том, что главной движущей силой их братских халтур служит лесхозовская лошадь. Но что было матери до лошадей, когда она с детства боялась их копыт?
В те годы с грузовым транспортом в советских населённых пунктах было ой, как негусто. Граждане, приобретая необходимую обновку, нанимали дядю Ваню доставить её из магазина в их жилище. Такса услуги была стандартной – бутылка, и уж, конечно, не минеральной воды. В те далекие дни советская власть как-то не очень заботилась о здоровье и финансовом благополучии своих граждан. Впрочем, и коммунистическая партия, родная дочка этой власти, взвалившая на свои упитанные плечи заботу о процветании всего мира, была не очень озабочена финансовым благополучием своих граждан. Это была тёмная ночь политической ситуации в стране, когда власть и партия в едином порыве за обладание ресурсами объявили себя близнецами-сёстрами. Они были твёрдо убеждены в том, что истина человеческой жизни являет собой особый вид рыбы, которая вольготно плавает в вине и восторженно похохатывает над чем угодно, лишь бы снять напряжение трудоёмкого продвижения русским народом к всеобщему вневременному процветанию.
Конечно, это продвижение не происходило по бетонным дорогам, изваянным в прекрасных снах коммунистических мечтателей. Тем не менее, небедные, но и небогатые жители городка, в меру своих сил и финансовых возможностей старались создать устойчивый спрос на транспортные услуги. Мохноногое животное, волей судьбы и обстоятельств привязанное к лесхозовской конюшне, живописно воспетое в песенке про ёлочку, из прекрасных лесхозовских апартаментов, в любой момент могло отправиться к ним на помощь, чтобы с удовольствием оказать эту услугу. Дядя Ваня никогда не терял чувства времени и обстоятельств и всегда успевал подхватить руководство полезной и благородной деятельностью лесхозовской лошадки. Он умело направлял её бодрые копыта в нужную сторону, определяемую руководящей рукой коммунистической партии. Удивительно, но каким-то образом, дядя Ваня всегда, в любое время суток, был готов к оказанию транспортных услуг самому себе и прочим заинтересованным лицам, готовым поддержать жизнеспособность лесхозовской лошади.
Именно поэтому сторона, в которой находилось подворье семьи дяди Вани, была самой востребованной при выполнении операции под кодовым названием халтура. Причина такого совпадения была очень простой. Месячная зарплата дяди Вани была настолько мизерной, что пересчитывать её денежный эквивалент не было никакой нужды, потому что он неукротимо стремился к нулю, которого как огня боялись партия и правительство, которые растопоршили свои ноги на дороге, ведущей в коммунистический рай.
Впрочем, дядю Ваню этот рай интересовал очень мало, ему было достаточно того, что лесхозовская лошадь безропотно возила своего руководителя на скромный домашний обед, в меню которого не было никаких следов коммунистического рая. Осознавая этот агитационный провал партии и правительства, дядя Ваня, совершая вояж на обед, прихватывал из лесхоза овёс, чтобы побаловать крайне необходимых для существования семьи сожителей: корову, свинью, кроликов и куриц деликатесным продуктом колхозных полей, изымаемых властями в пользу лесхоза.
Известная мировая истина, что в любой семье не без урода, неизбывно жила и на территории лесхоза. Один из его сотрудников, очевидно, ещё до рождения получил от родителей ген любопытства. В школьные годы этот ген рос вместе со своим носителем и к окончанию школы взматерел до такой степени, что своей деятельностью осточертел парню. Он воспылал желанием отделаться от этого гена, но не знал, как это сделать, а проконсультироваться у врачей постеснялся. С этим геном он устроился на работу в лесхоз. Суетливая деятельность этого гена и толкнула парня полюбопытствовать, каким созидательным трудом занимается дядя Ваня на своём подворье. Увиденное так взбаламутило гражданские чувства в ещё совсем юной душе сотрудника, что он сломя голову бросился в контору лесхоза. Старшие товарищи приняли его с распростёртыми объятиями и направили его прямиком к начальству.
Вопреки ожиданию, директор лесхоза принял юного сотрудника с прохладцей. Он не сделал ему благодарственного пожатия руки, но зато не забыл дать ему нравственный урок:
- Не хорошо подглядывать за соседями.
Впрочем, директор вовремя очнулся, вспомнил, что в стране полным ходом идёт строительство социализма, как первой фазы коммунизма, что парень донёс на соседа не с бухты-барахты, а от избытка в его душе патриотических эмоций и гражданских переживаний за сохранность социалистической собственности. Директор твёрдой походкой вышел из-за стола, подошёл к сотруднику и, крепко пожав ему руку, сказал:
- Спасибо тебе за ценнейшую информацию государственной важности! У нас сейчас с деньгами туго, но я что-нибудь придумаю, и мы тебя премируем.
На крыльях счастья завтрашнего дня парень вылетел из конторы лесхоза. Директор вспомнил, что он далеко не первый день является членом партии. Значит, он обязан воспылать благородным гневом на несанкционированную утечку овса и нецелевое использование гужевого транспорта в подведомственном ему лесхозе. Он попросил секретаршу сбегать на конный двор и сказать конюху, чтобы он срочно зашёл к директору. Срочно зайти в кабинет начальника у дяди Вани не получилось по причине распущенности организма, принявшего в себя без разрешения хозяина чекушку водки, как подарок от очередной халтуры. Директор никогда не любил долго ждать. Через десять минут после доклада секретарши, что она передала приказ по назначению, директор, всё ещё не созерцая перед собой конюха, сделал личный марш-бросок на конный двор. На полпути он лицом к лицу столкнулся с дядей Ваней и мгновенно обрушил на его уши мощный словесный поток. К сожалению, впопыхах, к тому же будучи в чрезвычайно растрепанных чувствах, он забыл очистить этот поток от мата. Однако эта мелочь не смутила дядю Ваню. Как верный сын своего народа он и сам забывал очищать от мата руководящие указания, даваемые подведомственной ему лошади, когда она недолжным образом исполняла свои обязанности. Несмотря на некоторую внутреннюю расхлябанность души, дяде Ване всё-таки удалось собрать кое-какие остатки от воли и сообразить, что директор – это не лошадь. В результате в своей ответной речи в адрес руководителя дядя Ваня обошёлся без мата. Эмоционально он, конечно, сорвался на крик, но все обвинения в воровстве овса и использовании лесхозовской лошади в личных целях отверг полностью и окончательно:
- Да разве могу я, простой работяга, заниматься хищением социалистической собственности? Этим могут заниматься люди образованные, а у меня малюсенькая зарплата и огромная семья. Конечно, мы всей оравой, требующей пожрать и прикрыть чем-нибудь свои тела, ощущаем своё единство с партией и народом, которые, чтобы отвязаться от наших материальных притязаний, позволили нам иметь личное подсобное хозяйство. По своей наследственной малограмотности я мало что понимаю в текущем политическом моменте страны, но я знаю, что я – часть народа. Если я кому-то из этого народа на лесхозовской лошади привезу сенца или дровишек, или из магазина какую-нибудь мебель, можно ли считать это хищением или уж тем более воровством?
- Ну вот, развёл бодягу, - как-то сразу духовно скиснув, пробормотал директор лесхоза.
- Не верите в мою честность и порядочность? – спросил дядя Ваня, соображая, как перевести на народный язык слово «бодяга».
- Какую честность? – переспросил директор.
- Простую. Нашу народную. Я с моего народа за доставку дров, сена и прочего, нужного для жизни, больше трёшки не беру.
- Оно, может быть, и так, - согласился директор, - но эти, левые трёшки, ты проносишь мимо семейного бюджета и просто-напросто пропиваешь. Глянь-ка на себя, у тебя же и сейчас нос красный!
- Это от мороза, - открестился дядя Ваня.
- Ой, от мороза ли? – усомнился в реальности объяснения дяди Вани директор, созерцая алый, как символ Советской власти, нос конюха.
Впрочем, планета наша по-прежнему вертится вокруг Солнца, а лесхозовская лошадь возит дядю Ваню домой и обратно в лесхоз мимо Санькиного дома, и, как обычно, когда ему подворачивается халтура, в кармане видавшего виды камзола конюха уютно болтается бутылка водки или, на худой конец, портвейна.
На этой планете рядом с нашим домом кто-то установил столб и украсил его проводами, по которым бежали от центральной власти радио, электричество, телефон в квартиры и частные дома. Дядя Ваня обожал этот столб, как самого себя. К нему он привязывал лесхозовскую лошадь мужеского пола по кличке Воронок и забегал проведать брата.
Когда дядя Костя бывал дома, он сидел возле кухонного стола, смотрел в окно на заходящее солнце, и, очевидно, ожидал прихода в его жилище светлого будущего всего человечества в образе брата. Явившийся дядя Ваня, как обычно, не здороваясь, радостно восклицал:
- А, ты уже дома!
- Работаем по плану, но с ускорением, - важно отвечал дядя Костя. – А ты никак на чьей-то обновочке подхалтурил?
- На пути к коммунизму наша фирма не дремлет! – радостно восклицал дядя Ваня.
Он суетливо доставал из кармана бутылку и торжественно ставил её на стол:
- Давай-ка, браток, быстренько доставай рюмочки и сообрази закусочку, а то, ей богу, некогда, работы по горло, - говорил дядя Ваня, присаживаясь к столу и потирая натруженные вожжами руки.
- Это мы с тобой быстро обтяпаем, - успокаивал брата дядя Костя. К таким встречам он готовился заблаговременно. Он требовал от матери, чтобы в доме всегда были наготове хлеб, отварной картофель, солёное свиное сало, квашеная капуста, солёные огурцы и лук. Этот нехитрый набор продуктов позволял дяде Косте быстро и без особых хлопот приготовить закуску, чтобы встретить приезд брата во всеоружии.
Опустошение бутылки происходило на высоком братском уровне. Содержание беседы братьев напоминало мурлыканье двух котов возле пузырька с валерьянкой. И вот однажды мирное собеседование братьев было нарушено весьма вероломным образом.
В соседней квартире проживала семья Санькиного дружка Мишки. Его маме, как и Санькиной, тоже надоело проживать жизнь матерью-одиночкой, и она нашла для Мишки отчима. Мишке он понравился. Дядя Володя работал шофёром грузовика и иногда давал Мишке покрутить баранку, но при выключенном двигателе. У Мишки была ещё и бабушка со стороны матери. Бабушка Шура, полная и румяная пенсионерка, подрабатывала ночным сторожем в одной из городских контор, а её дочь, тётя Тамара, работала бухгалтером этой же конторе.
Грузовая машина даёт больше возможностей для халтуры, чем лошадь. Дядя Володя, конечно, не увиливал от таких возможностей. Получаемый дополнительный приработок дядя Володя вкладывал в своё хобби, именуемое в народе пьянством. Нет, конечно, пьяницей он не был. Однако тёте Тамаре и особенно бабушке Шуре сильно не нравилась утечка халтурных денег мимо семейного бюджета. Бабушка Шура была ярой трезвенницей. Трата денег на покупку вина казалась ей чрезмерным кощунством здравомыслия, которое народ определил, как бросание денег на ветер.
Тётя Тамара не обладала такой однозначной стойкостью характера. От водки она, как говорится, нос воротила, но рюмку другую портвейна или вермута могла выпить за милую душу. Бабушка Шура созерцала этот процесс с какой-то внутренней болью и даже скорбью. Ей казалось, что трезвая стезя человеческой жизни такая тоненькая и зыбкая. Как говорил её покойный муж, скопытиться с неё – раз плюнуть!
Однако материнская закваска в характере тёти Тамары всё же преобладала, и ей удавалось держать баланс на тропе относительной трезвости. Более того, она всё чаще возмущённо ворчала и выражала явное неудовольствие, когда Мишкин отчим возвращался с работы с бутылкой вина в кармане.
В тот вечер дядя Володя принёс с работы в кармане бутылку водки. Где-то на краешке души тёте Тамаре явилось подозрение, что водку супруг принёс специально, чтобы пить её в одиночку. Это внутреннее видение вылилось у тёти Тамары в мощный словесный поток возражений против частого потребления супругом спиртного. Бабушка Шура, готовившая на кухне ужин, посчитала своим долгом поддержать дочь:
- Как-то в других семьях мужья ведут себя как вполне порядочные мужчины и каждую заработанную копейку несут домой, а у нас вместо денег принёс домой бутылку водки, и сидит себе, пьянствует с ней наедине.
- Совсем совесть потерял! – крикнула из комнаты тётя Тамара.
- Ну, завели шарманку! – прервал заговор молчания, уже захмелевший, дядя Володя. – Человек на трудовой вахте устал как собака. Ему требуется по-домашнему нормальный отдых, а тут…
- А тут - все тунеядцы! – подхватила тётя Тамара, - валяются на диване, пялятся в телевизор и попивают водочку прямо из горлышка!
- Не надо! – возмутился дядя Володя. – Я отродясь не пил из горлышка, а всегда культурно из стакана и с закуской, если баба, конечно, нормальная…
- А я ненормальная, значит, да?
- Да я не о том, - благодушно откликнулся дядя Володя. – Вот, к примеру, у соседа Кости баба всегда ему загодя готовит закуску, а ты…
- А я – нет, и не буду!
- Вот, в этом и есть корень зла! – перешёл в атаку дядя Володя. – Вот и сейчас у Кости, наверняка, сидит брат Иван. На лесхозовской лошади он захалтурил бутылку водки, приехал к брату в гости, принят, как всегда, на высшем уровне…
- Чего? – не поняла мысль супруга тётя Тамара.
- Не чего, а с чем. С закуской и уважением, а ты приняла меня с чем? С руганью.
Вместо ответа по существу, тётя Тамара крикнула:
- Пить меньше надо!
Бабушка Шура не нашла ничего лучшего, как дополнить эту реплику:
- А лучше совсем не пить.
- Пил, и буду пить! – возвысил голос дядя Володя.
- Нет, не будешь! – неожиданно для самой себя крикнула тётя Тамара.
Она схватила бутылку, выбежала в коридор и стала выливать остатки водки в помойное ведро. От журчания самой прекрасной и любимой жидкости на свете чувства дяди Володи взыграли роковой струной. Он бросился спасать классическое произведение древних монахов, созданное ими во славу вселенского благолепия. Завязалась типичная мелко-семейная потасовка. Первой пострадала бутылка водки. Она рухнула в ведро и, желая уйти от ответственности, сразу же утонула. Впрочем, свети счёты с жизнью, ей помогла кочерга, умело управляемая бабушкой Шурой.
Трагическая смерть бутылки с остатками водки почему-то привела дядю Володю в неистовство. В трезвом состоянии он никогда не решался произвести насилие даже по отношению к комнатной мухе. Очевидно, что выпитая водка сыграла роль детонатора и так воспламенила его нервную систему, что он, ни мгновения не размышляя, начал обеими руками учить свою сожительницу, как надо правильно жить в условиях гражданского брака. Тётя Тамара, женщина вполне приличной комплекции, естественно, в рамках провинциального городка, активно сопротивлялась внезапному нападению сожителя, но, к сожалению, сила бухгалтерского учёта уступила силе рук шофёра грузовика, и она вынуждена была открыть дверь в коридор и крикнуть:
- Помогите! Убивают!
- Слышишь, Костя, никак твою соседку убивают? – спросил брата дядя Ваня, указывая вилкой с кружком соленого огурца в сторону коридора.
- Не убьют, она грамотная, - высказал свое авторитетное мнение дядя Костя.
- Бывает и грамотных убивают, - высказал своё философское сомнение дядя Ваня. – Жизнь-то, браток, у нас сложная. В ней, как на свалке, всё в куче. Никогда нельзя понять, что, откуда, куда и зачем?
Дядя Ваня положил вилку на стол и встал с табуретки. Дядя Костя воспринял подвижку брата, как сигнал к действию. Он тоже встал из-за стола и сказал:
- Ладно, окажем соседке содействие.
Братья вышли в коридор и по-деловому направились к месту сражения. Дядя Володя уже вошёл во вкус появившейся возможности сбросить груз отрицательных эмоций и, как казалось со стороны, с явным удовольствием таскает супругу за волосы. Тётя Тамара дико кричит. Бабушка Шура крутится вокруг них. Она выбирает благоприятный момент для вступления в битву на стороне дочери.
- А вы куда? – крикнул дядя Володя, увидев приближающихся миротворцев. – Сейчас хари начищу!
Это обещание ещё не успело слететь с его губ, как бабушка Шура, интуитивно уловив благоприятный для атаки момент, придала кочерге ускорение, соразмерное с силами пенсионерки страны Советов, и хлобыстнула этим оружием по спине дяди Володи. Типичный представитель класса шоферов упал, выпустив из рук волосяное сокровище тёти Тамары.
- Мама, ты же убила его! – взвизгнула дочь, бросаясь к жертве чрезмерной любви к алкоголю с явным намерением медицинского освидетельствования.
Но дядя Володя уже поднялся на ноги.
- Я сейчас твоей матери голову размозжу! – крикнул он, хватая кочергу, брошенную бабушкой Шурой на поле боя.
Момент был критический, но братья не растерялись. Они бросились в атаку, обезоружили противника, бросили его снова на пол и завернули руки за спину.
- Ванька, - скомандовал дядя Костя, – тащи веревку, сейчас мы его свяжем.
Но бабушка Шура, не по возрасту расторопная, уже подавала дяде Косте витую, прочную веревку. Возможно, она уже давненько тайком припасла её для незаконного зятя. Почувствовав на своём теле верёвку, дядя Володя выразил бурный протест. Его словесное выражение было так насыщено матом, что вызвало не менее бурный протест тёти Тамары:
- Прекрати сейчас же! Здесь дети и женщины!
Дядя Володя на этот протест презрительно хмыкнул, но всё же перешёл с мата на цивилизованную речь. Он потребовал от соседей немедленного освобождения без всяких условий. Братья это требование проигнорировали. Они посадили связанного дядю Володю в углу коридора и возвратились к прерванному застолью.
Однако благодушное настроение случайного, по-родственному дружного, хотя и крохотного, застолья выдуло словесным сквозняком дяди Володи, влетающим из коридора в занятые беседой уши братьев. Они быстро допили бутылку, и дядя Ваня тотчас засобирался домой.
- Тебе что, - сказал он брату на прощание, - у тебя ни коровёнки, ни поросёнка, а у меня хозяйство, с ним ещё управиться надо.
Целую неделю дядя Володя дулся на братьев за их вмешательство в его семейные дела. Это тяготило дядю Костю. И вот в ближайший выходной, когда мать отбывала трудовую вахту (она работала через день), они с братом захалтурили десять рублей, купили три бутылки водки, кружок ливерной колбасы и пригласили дядю Володю на подписание мирного соглашения.
Церемония подписания началась в обстановке хмурого недоверия друг к другу. Какое-то время конфликтующие стороны сидели набычась, изредка сухо покашливая. Дядя Костя, блестящий политик от природы, молниеносно оценил ситуацию и вместо рюмок достал из шкафа три гранёных стакана. Работа грузчика требует не только силы, но и точной координации движений и аптекарского глазомера, чтобы надёжно пристроить объект своей деятельности в нужное место. Именно поэтому дядя Костя с профессиональной точностью разлил первую бутылку по стаканам. Выпив и закусив колбаской с ржаным хлебом, квашеной капустой и солёными огурцами, высокие договаривающиеся стороны приступили к живому обсуждению проблемы мирного существования соседей с разными взглядами на внутрисемейные отношения. После второй бутылки они уже весело вспоминали прошлую потасовку, а после третьей бутылки дядя Володя уже разучивал с братьями песню “А дорога серою лентою вьётся”. Когда сам собой оформившийся тройственный союз, устав от громкого хорового пения, блаженствуя, отдыхал, дядя Ваня внёс дельное предложение ответить на вызов современности, грозящей народу новой войной, мирной инициативой сбора средств на ещё одну бутылку водки и мотануть на экскурсию на лесхозовский конный двор. Предложение было принято единогласно.
Сборы были недолги, но внезапно споткнулись о финансовую проблему. Это самое узкое место в нашей державе. Тройственный союз провёл тщательную ревизию всех своих карманов и наскреб два рубля сорок одну копейку.
- Санька, - обратился дядя Костя к пасынку, - может у тебя найдётся 46 копеек? Я тебе в аванс отдам.
Основательно перетряхнув свой школьный портфель, Санька извлек на свет божий только 19 копеек. Троица серьёзно приняла скромную лепту одного из участников образовательного процесса в стране проживания, но снова загрустила, так как не хватало ещё 27 копеек.
- Ладно, чего там, купим пару бутылок портвейна, - предложил дядя Ваня, один из самых сообразительных работников лесхоза, потому что всегда проявлял склонность к компромиссам.
Но дядя Володя выступил резко против:
- Никаких портвейнов. Я водку с вином никогда не смешиваю. Я таких смесей не выношу. Пойду, возьму у Тамары на пачку “Беломора”.
- Проси лучше на “Казбек”, он тридцать копеек стоит, а не двадцать две, а то опять пять копеек не хватит, - резонно заметил дядя Костя, знавший все достоинства папирос “Казбек” лучше любого жителя нашего околотка.
Дядя Володя ушел, и четверть часа из-за дверей его квартиры доносились звуки чрезвычайно активной дискуссии по поводу выдачи кредита на покупку пачки папирос.
Вернулся дядя Володя сияющий и гордо дополнил общественную казну 30 копейками. Деньги дядя Костя сгрёб в свой бездонный карман, но немного промахнулся и просыпал часть мелочи на пол.
- Ну, вот растяпа! – ругнулся дядя Ваня. – Время поджимает, а ты весь наш горох рассыпал.
Чтобы сократить время поиска раскатившихся под столом монет, троица опустилась на колени и радостными воплями встречала каждую найденную беглянку. Мелочь собрали всю до последней копейки. Кроме мелочи под столом обнаружили три пустых бутылки из-под водки и сразу же сообразили, что если их сдать, то это еще тридцать шесть копеек. Эта цифра взволновала их сильнее всех золотовалютных запасов страны. Этими дополнительными деньгами они решили основать резервный фонд Тройственного союза.
Живо обсуждая все выгоды резервного фонда, троица отправилась в магазин. Когда она проходила по улице мимо нашего дома, у окна стояли бабушка Шура и тётя Тамара. Их лица выражали типичный пораженческий синдром.