Как выглядит слон?

 
Шел то ли пятый, то ли шестой месяц пандемии. Все шкафы мною были разобраны, перебраны, очищены от кулечков с надписью "когда похудею", "если поправлюсь", "на переделку" и "отдам друзьям". Все рукоделие, начатое когда-то и отложенное за недостатком свободного времени, доделано, новое начинать не хотелось, все равно носить некуда, удивлять некого, дарить некому. Все мои знакомые, в силу пребывания " в группе риска", как и я плотно сидят дома. На вопрос "Как дела?", который мне по привычке задавала родня, когда звонила по телефону или скайпу, я также привычно отвечала: "Нормально!"
  Хотя, на самом деле, ничего "нормального" в моей жизни уже полгода не было. Нормально - это когда просыпаешься в 6 утра и крутишься колбасой весь день до вечера, а о выходных мечтаешь, как о чем-то сладком и прекрасном. Когда объявили карантин, это, поначалу, не испугало. "Ну посижу дома недельку-другу, а то и месяц - думалось мне, - квартирой займусь, бумаги разложу по папкам, рукодельные завалы разберу, фильмы пересмотрю, чем не жизнь?!"     Оказалось, месяц - это невероятно долго, а если он не второй, не третий, и даже не пятый, отмерянные ему тридцать дней устремляются в бесконечность. С другой, по воспоминаниям, они ощущаются, как миг, потому, что дни похожи друг на друга, как горошины в стручке.
Однажды, еще в начале самоизоляции, забежавший проведать сын, принес мне огромный, яркий воздушный шар в форме сердца.
- Это в честь чего? - осторожно спросила я. Неужели ко мне коварно подкрался склероз и я забыла какую-то яркую веху в своей жизни? День химика, например, годовщину свадьбы или, что совсем уже невероятно, свой день рождения. Нет, День химика в мае, замуж я выходила где-то осенью, день рождения отпраздновала как-раз накануне нежеланного визита в Израиль коронованного гостя из Китая. Тогда что, что я забыла?!!!
Оказалось, ровным счетом ничего. Просто однажды, прилетев из очередного вояжа, я обмолвилась родне, что была бы не против получить в подарок блестящий воздушный шарик, коих множество болталось под высоким потолком аэропорта. Идя ко мне, сынуля вспомнил об этой прихоти и решил реализовать мой каприз.
Несколько дней яркая безделица радовала глаз, летая у меня над головой, потом на уровне глаз, потом я отмахивала ее рукой, как назойливую муху. Еще какое-то время я  пинала шарик ногой по полу, словно футбольный мяч. А однажды утром, встав с кровати, увидела на полу абсолютно бесполезную тряпочку. И я ее выкинула, несмотря на весь ее блеск и яркость.
На шестом месяце пандемии мне пришло в голову, что судьба каждого человека сродни судьбе этого шарика. В молодости мы, яркие, блестящие, свободно парим по жизни, но, с годами, этот полет может легко превратится в бессмысленное перекатывание с места на место. Да и итог закономерен. Вопрос лишь в том, как подольше удержаться хотя бы на уровне глаз окружающих.
И тут я придумала, буду писать рассказ! А назову его "Как выглядит слон?".
 - Дурацкое название! - сказала подруга. Она живет со мной в одном доме, в одном подъезде, и даже на одном этаже. Наши квартиры разделяет лишь стена в кухне и, если бы в ней была дверь, можно было бы считать, что мы живем в одной квартире. И хотя такой двери нет, это не мешает нам по утрам вместе пить кофе и вести приятный разговор.
  - Во первых, все знают, как выглядит этот самый слон. И почему именно слон, а не верблюд, не жираф, или, к примеру, утконос?
- Потому, что с верблюдом ассоциация другая,  мол, "я не он", с жирафом - до него покаааа дойдет, а с утконосом вообще никаких, все знают, как он выглядит, но никто не знает, кого и как можно сравнением с ним подколоть.
- Ну да, со слоном как-то проще. Толстокожий, как слон, лопоухий, пугливый, мышей боится. А к чему тогда вопрос?
- Потому, что знают все, кто этого слона видел, хоть а цирке, хоть в зоопарке, хоть на картинке. А если ты слепой от рождения, и тебе дают только потрогать этого самого слона? Причем, не всего, а часть? Хвост, например. Или хобот? А хоть бы и ногу?! Вот и получается, что это уже не животное, а сплошная загадка.
- Креативненько, креативненько... Особенно. если учесть, что, скорее всего, писать ты собралась незатейливую житейскую историю с ностальгическими нотками. Но ни разу не романтично. А давай это будет Арарат!
- На котором растет крупный виноград? Или это намек на то, что все незатейливые житейские истории начинаются с Адама и Евы, которые не слушали старших, и что из этого вышло?
- Вооот, ловишь на лету!
- Пожалуй, про Адама и Еву стоит подумать, - задумчиво протянула я, - очень свежий сюжет может получиться: они полюбили друг друга еще в школе, когда родителями запрещено все, что ими же не разрешено. Но Евка соблазнилась бредовыми идеями из мутной брошюрки, подсунутой ей одним аферистом, увлекла этой чушью Адика, и все это вместо того, чтоб поступать в институт, как того требовали родители. Те, в свою очередь, лишили их денежной поддержки, отказали в жилье. Молодым ничего не оставалось, как махнуть ….., а хоть бы и в тайгу! И там, в невыносимых условия, в муках и лишениях, молодые строят экологический поселок и свою семью.
Подруга пощелкала пальцами у меня перед глазами как-бы возвращая меня к действительности.
- Очень необычной поворот! Але, подруга, да подобную чушь в 70е только ленивый не писал, а сейчас кому это интересно, когда все поселки для чудиков уже построены.
Я не смутилась.
- А семьи созданы? Ладно, про Адама и Еву потом. Ты там что-то про Арарат говорила? Знаешь, - я мечтательно закатила глаза, словно погружаясь в воспоминания. Чистой воды притворство. Мне, чтоб вспомнить что-то, вовсе не нужны "погружения", все и так перед глазами, будто вчера было. Но с глазами все как-то убедительней, - я когда-то была в Ереване и видела его из окна гостиницы, этот самый Арарат. Два белоснежных конуса, парящих в безоблачном голубом небе. И все!!!
- Как ВСЕ?! А где все остальное? Это же, вроде, горы, а не Фата Моргана?
- Вот именно!!! Реальные горы, скалистые, лесистые, огромные и несгибаемые! Они - реальность, а не фантазия. Но ты ничего не видишь, кроме легких, белоснежных , как-бы парящих в небе вершин. Загадочных, потому. что до сих пор идут споры, есть ли там остатки библейского ковчега, или ветхие досочки кто-то подкинул, не позднее пару тысяч лет назад. А теперь представь: живет семья, муж, жена, у них дети, внуки уже, а может и правнуки. Хорошо живут, дружно, заботятся друг о друге . Соседи своим чадам эту пару в пример ставят, дети, внуки перед друзьям хвалятся И так все мило, так жантильно.
- Как???
- Жантильно, мон шер, камильфово, манифИгово. Шоколадно, одним словом. Только на самом деле, не все там так просто.
 

 

С годами он понял, что любит свою жену. Сильно любит, почти мучительно. Ему, как воздух, необходимо было видеть ее утром, едва открыв глаза, держать за руку засыпая. Не мог один ни обедать, ни ужинать. Страдал, когда она уходила в магазин, ревновал, когда болтала о пустяках с подругами по телефону.
Когда-то он тоже ее любил, давным-давно, еще до свадьбы. Но это было совсем иначе. Тогда к этому чувству примешивался азарт охотника, преследующего желанную добычу. Ведь она была самая красивая девчонка на курсе, да еще и умненькая, любой разговор, даже в самой пафосной компании, поддержать могла легко, тогда как он предпочитал курить и отмалчиваться. И вела себя, как девчонки в зарубежном кино, свободно, но не вызывающе. Сразу было понятно, барышня из интеллигентной семьи. Он тоже был парень не промах, высокий да ладный, на гитаре бренчал. Да и одет с иголочки, благодаря мастерству папы-портного,  перелицованные брюки сидели на нем как влитые. Но вот с книгами, да с манерами - этого нет, там был явный пробел. Мать, всю жизнь проработавшая приемщицей в ателье второго разряда, где отец до пенсии обшивал мужское население маленького провинциального городка, не сильно его манерами заморачивалась. Зато экономила на всем, лишь бы отправить сына в большой город, учиться в университете. Так что, все эти цирлих-манирлих знал плохо. Но, как увидел ее в первый день учебы, сразу решил: "Точно моя будет!".
Чего только не делал, на переменах вился мелким бесом, цветы с клумб обрывал, с букетами после занятий поджидал. Разогнал всех ухажеров, а заодно и задушевных подруг, чтоб лишнего в уши не напели. И своего добился. они стали парой . Пока не поженились, хватку не ослаблял, ходил с ней и в театры, которые терпеть не мог, к ее друзьям, с которыми было невероятно скучно, удивлял приятными сюрпризами. Как-то привел в экстаз всех ее подружек, подарил тюльпаны на Новый год. Он за ними аж в Сочи летал. Ну, как за ними?! Накануне новогодних праздников, в кабаке аэропорта они с друзьями гуляли, там познакомился с какими-то молодыми летчиками. Слово за слово, кто первым сказал, что слабО, мол, сейчас в Абхазию махнуть, теперь и не вспомнить. Очнулся уже в занюханой общаге, от шума прибоя за окном. Потом еще два дня с этими летунами в городе куролесили, до следующего рейса. Вино там на базаре копейки стоило, лепешки вкусные прямо из печки. Невесте позвонить сообразил, наплел что-то про срочную поездку к родне. А потом, этаким гоголем, в синем кителе (выпросил старый у кого-то из экипажа), с охапкой тюльпанов :" Тебе, любимая!" Это его "летуны" научили. Еще как сработало! Подруги в отпад, у любимой глаза на мокром месте от счастья. Потом еще случай был, томик Ремарка, украл для нее в библиотеке. В те времена, в их кругу, воровство книг в библиотеках не считалось большим грехом, многие жили по принципу "все вокруг колхозное, все вокруг мое".
После свадьбы успокоился, гусарских порывов было все меньше и меньше. Жена, конечно, умница-красавица, но он ее уже добился, завоевал, чего хвост распушивать, можно и отдохнуть, вокруг оглядеться. Нет, мужем он был хорошим,  что по мужской части положено, все исправно исполнял, все гвозди в доме были забиты, техника работала, краны не капали. И с детьми погулять, или за картошкой сходить, мусор вынести никогда не отказывался. Всю зарплату - в дом. Ну, а премиальные, это уж извините, не бегать же за каждым рублем к жене на поклон!
На пятом году супружеской жизни заскучал. Когда сын крохой был, гулять по парку с пацаном, где знакомых полно, ему даже нравилось. Все поздравляют, в коляску заглядывают:" Ой какой богатырь, вылитый папа!". И пока спит, можно и пивка у ларька выпить. А как дочка родилась, такой вольницы уже нет. Одна к коляске хнычет, хочет, чтоб ее катали непрерывно, мелкий стал шустрый, все из песочницы удрать норовит, до пива ли тут! С деньгами туговато стало, на обед каша с подливой, мясо только по выходным, а колбаса копченая и того реже. Вот уж не думал он, что дети так дорого обходятся, каждый год пальтишки им новые, ботиночки. Были бы два пацана, один за другим донашивали бы, а на девчонку пацанячье разве наденешь? Трусики-чулочки-носочки можно было бы передавать, так сын такой непоседа, горит оно на нем, словно бумажное. Жена с утра на работу, вечером по дому крутится, на себя совсем рукой махнула, засыпает мгновенно, лишь головой подушки коснется. Однажды решил, что сам детей уложит, и даже посуду после ужина помоет, уж тогда-то она точно расстарается! Не тут-то было, пока возился, жена таки уснула. А может только вид делала, что спит, на ласки не реагировала. Он тогда психанул, пошел на кухню и всю посуду остатками борща облил. Пусть знает!
Само собой, погуливать стал. А что, мужик он справный, в самом расцвете сил, как говаривал Карлсон. Серьезных романов не заводил, семья все-таки не была для него пустым звуком, жену он все-таки любил, и она его по-прежнему волновала. Но к друзьям они ходили поодиночке, книги читали разные, а в театр жена и вовсе ходила с подругой. А чего ему себя ломать, раз добыча уже поймана? Теперь инстинкт охотника в нем лишь изредка просыпался. На самом деле, не падкие на его внешность барышни были ему нужны, гнало к другим желание доказать жене, что он и он не лыком шит, и вообще вольная птица. Если что, она-то  может остаться на бобах, и дети не помогут.
Поначалу надеялся, вот закончатся все эти пеленки, горшки, кашки, ветрянки, его семейная жизнь станет такой, как после свадьбы. Дети станут жить своей подростковой жизнью, а они с женой своей. Но время шло, ясли сменились школой, бутерброды почти полностью вытеснили из семейного рациона молочные кашки, сын и дочь росли здоровяками, нельзя же всерьез считать болезнью насморк в межсезонье. Только внимания жены ему по-прежнему доставалось по минимуму, дети и чистые кастрюли всегда были для нее на первом месте. И однажды он решил - все. хватит, надо рвать! Подгадал время. когда сын с дочкой ушли в кино, а жена осталась дома, и стал собирать в дорожную сумку вещи. Долго так собирал, тщательно, аккуратно складывая каждую пару носков, каждую маечку, каждую рубашечку. Потом положил в сумку альбом со своими детскими фотографиями, золотистый наградной кубок, полученный за победу в институтских соревнованиях по пинг-понгу, томик Ремарка, украденный когда-то в библиотеке, с громким визгом резко дернул молнию на сумке, так же резко подтянул молнию на куртке, и, медленно-медленно пошел к двери. Жена все время, пока укладывал вещи, стояла отвернувшись к окну. Он не видел ее лица, но думал, что, наверняка она плачет, и все ждал, что вот сейчас, сейчас она кинется за ним вслед, повиснет у него на плече, вырвет и отшвырнет в угол ненавистную сумку. Но она все не оборачиваясь. И лишь когда чертыхнулся, задев ненароком полочку возле двери и стоявшая там огромная красная пластиковая кукла-неваляшка тихонько затренькала, сказала не оборачиваясь:" Не уходи, я виновата, давай попробуем еще раз..." Тогда он сам изо всех сил отшвырнул туго набитую сумку в сторону, и разразился такой гневной тирадой, густо пересыпая свою речь матерными словами, что им обоим стало понятно, никуда он не уйдет.
Жена с этого дня стала к нему действительно намного внимательней, готовила то, что любил он, а не дети, подруг забросила, все выходные проводила с ним дома, а ласкала так, что про левак он уже и не думал. Только делала все больше молчком, и глаза ее оставались потухшими, ни радости в них, ни досады.
  Так жили они до тех пор, пока не слегла ее мама, а вслед за ней и отец. Вроде, только жизнь наладили, да родителей разве бросишь? Тем более, что они-то, в свое время очень даже молодым помогали, квартиру огромную, в центре города разменяли, деньжат подкидывали. И он, как мог, теперь им тоже помогал, к врачам отвезти, продукты купить, лежачим старикам его физическая сила просто необходима была. Хорошо, что длилось это не очень долго. Почему хорошо? Так разве для стариков это жизнь была, сплошная мука мученическая. Поэтому и хорошо, что не долго.
  Жена опять про него забыла, работа, старики, потом внуки пошли, вот уже и колени ноют, давление скачет. Но и он уже жизнь по-другому понимал, поутих, не мальчик уже, дети взрослые у него, внуки. Семья!
На работе участок недалеко от города  выхлопотал, дачку небольшую, но серьезную поставил, с отоплением, с сауной, водопровод провел, зять помогал. В пристроечке себе столярку организовал, полюбил с досками  возиться. Сад-огород - это, конечно, не его, тут невестка царица, она хоть сама родом не из деревни, но корни, видать, были. Так что, все лето с фруктами, с овощами, и внукам раздолье.
  Так и живут, можно сказать, душа в душу, а про закидоны типа Абхазии или бабенок нестрогих, он и думать забыл. Зачем они ему, когда любимая женщина под боком? Он прямо физически стал ощущать эту самую любовь, не где-нибудь, а там, где билось сердце. Ну, а если что не по так, если не по нему, тогда ей и окорот дать можно, чтоб по подругам не бегала, по телефону не болтала, на театры зря денег не тратила. Чтоб понимала, любящий муж, с которым более пятидесяти лет прожито, это не каждой в жизни так везет!
 

 
По утрам голова нещадно болела, подташнивало, и каждый шаг отдавался болью в коленях. А потом ничего, таблеточки приняла, зарядку легкую, бодрящую сделала, и все, можно жить. Для своих лет она выглядела очень даже неплохо, не расплылась, не отощала, волосы не поредели. Морщинки на лице, конечно, есть, куда без них, не девочка, но в целом - грех жаловаться.
Она давно привыкла к тому, что всегда была красавицей, и в детстве, когда в ситчиках да бумазейках щеголяла, и в юности, когда они с подружками одну капроновую кофточку по очереди носили, про зрелые годы и говорить нечего, в любом костюме королева. Но вот что было очень даже странно, за ней никогда никто не бегал, не ухаживал, не добивался. То ли побаивались парни холодной горделивой красавицы, а может их пугало ее слишком серьезное отношение ко всему, что делала. Да и немодная красота у нее была, несовременная, другие стандарты тогда царили. Поэтому, внимание красивого, веселого, хоть и провинциального парнишки очень даже льстило. Он был высок, хорошо сложен, и явно не новые широченные брюки сидели на нем очень ловко, а не свисали мешком на попе, как у большинства студентов. С кругозором, конечно, поначалу была беда, да и где ему в своем поселке было книги хорошие доставать, в библиотеке одна школьная программа, про Ремарка и Эльзу Триоле никто слыхом не слыхал. Но он все хватал на лету, стал читать запоем, по театрам с ней ходил, хоть и без особого восторга. А когда однажды явился в институт с охапкой тюльпанов в конце декабря и сделал предложение на глазах у всей группы, тут она и растаяла.
  Хоть никакой особой любви и не испытывала, но все было, как в ее любимых книгах. Опять же подружки хором поют, мол, где еще такого встретишь, мама с бабушкой твердят, что давно замуж пора, двадцать лет не шутка.
Поженились они не сразу, почти год женихом и невестой ходили, пока родители деньги на свадьбу собирали да квартиру разменивали. К концу этого года она ясно поняла, что замуж не хочет, не тот это человек, о котором мечтала, про кого в книгах пишут. Что ее коробит от всех этих его "кореш", "жрать", "бабы", раздражает громкий смех невпопад. И то, что книги он, конечно, читает, но мало что в них понимает, максимум может сюжет пересказать, потому, что память хорошая. Еще на руку не чист, подарил книжку, а на ней штамп из библиотеки.
  Понять-то она многое поняла, а деваться уже некуда, продукты куплены, платье сшито, а главное - родители квартиру уже разменяли и будущего зятя полюбили. Стыдно их огорчать, придется выходить замуж.
Так и стали жить, на сторонний взгляд неплохо. Подруги ей завидовали, как же, квартира отдельная, обставленная, муж - красавец-балагур, детки красивые. Не каждой такое счастье, так только красавицам везет! А она счастливой себя ни одного дня не чувствовала, все казалось, ненадолго это, временно, вот уйдет этот, придет другой, и наступит настоящая  счастливая жизнь. Как в книжках.
Муж свою функцию в семье правильно понимал, починить, подладить, тяжелое принести. И деньги лишние из семьи не тянул, обходился как-то. Ну и она тоже все, что жене положено, делала: в квартире чистота, из простой картошки деликатес, как в ресторане, бабушка этой премудрости обучила, у рубашек воротнички без единой складочки. Рядом жили, в одну постель ложились, а отдалялись друг от друга все дальше и дальше, ни тем общих для разговора, ни интересов. Все чаще возникала мысль о разводе. Но мама ее отрезвила: " Разведетесь, ему часть квартиры отдать придется, раз он прописан в ней. А на что вашу двушку разменяешь. разве что на две комнаты коммуналках на окраине. Ты потерпишь, он парень неплохой, вот дети пойдут, о глупостях забудешь. А как ты думала, все так живут!"
  Мама была права, когда один за другим родились сын и дочь, о несовершенстве мужа думать стало некогда. Хоть и уставала очень, всех накорми, все перестирай, высуши, погладь, квартиру вычисти. Да все руками, из бытовой техники один утюг. Но все-таки это была жизнь, а не существование, как раньше. Теперь мужу, если что, отказать можно, ведь когда до кровати поздно вечером доползаешь, на ходу засыпаешь. А он свое требует, молодой мужчина, тоже понять можно. И ведь не скажешь, что эгоист, помогает. Как-то даже детей уложил, посуду вымыл. а она все-равно уснула. Потом стыдилась, жалко его было. И все себя уговаривала, вот дети подрастут, на работу пойду , денег станет больше, можно будет стиралку, пылесос купить, перед праздниками попросить дворничку окна помыть, за деньги, тогда и на мужа силы найдутся, ведь неплохой он, муж-то...
Но, по мере того, как бытовых забот становилось все меньше, всплывали старые привычки. Тянуло посидеть с подружкой, у которой как раз начался новый роман, на кухне, попить чаек с сушками, не пропустить спектакли приехавшего на гастроли столичного театра, махнуть в выходные с сотрудниками на экскурсию в пригород, книгу, которую на пару дней дали, почитать . Это все отложить было никак нельзя, театр уедет, экскурсии такой больше не будет, книгу другие ждут, подружка через весь город ехала, чтоб поговорить. А муж, он что, он всегда тут, рядом, куда он из дома денется. Разве что гульнет с друзьями, а то и с барышнями разок-другой, так с него не убудет, меньше будет ей докучать.
Когда однажды муж молча начал собирать вещи, она оцепенела. Чего-чего, а этого она от него никак не ожидала! Чтоб не смотреть, как он мечется от шкафа к дивану, на котором стояла его дорожная сумка, отвернулась к окну и думала, что вот, все получилось, как она хотела. Сейчас постылый уйдет, и она снова станет сама себе хозяйка. Не надо будет ни перед кем оправдываться, почему, вместо того, чтоб сидеть дома и греть ужин, ушла на концерт в филармонию, или записалась на курсы вязания. Будет на завтрак готовить любимую манную кашу, а если дети ее есть не захотят, так на них и прикрикнуть можно. Спать на кровати можно будет, как хочешь, а не на краешке, чтоб ненароком не разбудить заснувшего мужа, а то опять приставать станет. Никто не будет больше раскидывать диванные подушки по полу, играя с детьми в индейцев, не с кем больше будет ездить на озеро летом, в лес зимой, и на подоконнике больше не будет появляться букет любимых ею васильков, а в холодильнике она никогда не обнаружит неожиданно любимые корзиночки с кремом. Разве что сама их купит и поставит. Когда, возвращаясь из театра поздно вечером поднимет голову, никогда не увидит свет в их с мужем спальне, потому, что это будет уже не их, а ее спальня. И когда вдруг услышала за своей спиной треньканье красной пластмассовой неваляшки, повернулась и сказала :"Не уходи, давай попробуем еще раз!".
Попробовала. Что-что, а держать себя под контролем она умела. Стала делать все, что муж любил, чего хотел, о чем даже вскользь упоминал. Припомнила, что подружки на кухне в полголоса рассказывали, что у Золя и Мопассана описывалось. Словом, как говорилось в одной брошюре, которую они с девчонками еще в школе в тайне от родителей читали, работала над отношениями. А так как к любой работе она всегда относилась очень ответственно, у нее все получилось. Муж успокоился, семья не распалась, а остальное - дурь и блажь малолеток.
Поначалу, конечно, непросто было, потом втянулась, тем более, что жизнь стала непростая, 90е на улице. Тут еще родители болеть начали, потом и вовсе слегли. Пришлось у них жить, сиделку нанимать, пока сама на работе. Вот тут она и оценила по достоинству своего мужа, не каждый согласился бы так за немощными ходить. Он безропотно менял старикам пеленки, о памперсах тогда и не слыхали, поднимал, когда надо было сменить постель или обтереть мокрой мочалкой, носился по городу в поисках дефицитных лекарств. А как отрадно было поплакать, привалившись к его крепкому, теплому плечу!
Через несколько лет, совсем для нее неожиданно, она получила от мужа подарок, о котором даже и мечтать не смела - домик в предместье. То есть, сначала это был просто участок не самой хорошей земли в нескольких километрах от города, весь в каких-то пнях и рытвинах. А то, что через пару лет он превратился в райский уголок с домиком-пряником в тени густых деревьев - это уж целиком заслуга мужа. Ну и дети помогли, особенно невестка расстаралась. Летом, в выходные, на даче собиралась вся семья. Муж столярничал в маленькой пристройке, приезжали сын с женой и детьми, дочка с мужем и близняшками. А она, накормив семью завтраком и отправив их купаться на озеро, расположенное сразу за поселком, садилась с любимой книгой на удобную лавочку, которую муж сам поставил для нее рядом с дивно пахнущими кустами малины, и читала о той жизни, которой у нее никогда не было. А и не надо!
 

 
Для брата с сестрой родители всегда были образцом в семейной жизни. Это у других, у друзей, у родни, в книгах да в фильмах, родители скандалили, изменяли друг другу, уходили из семей, делили имущество. В их семье такого никогда не было. И быть не могло! Неугомонный, взрывной, горячий нрав отца усмиряла размеренная, даже слегка холодная рассудительность и рациональность матери, делая его фантастические прожекты разумной реальность. Дети называли это гармонией, и даже слегка завидовали. У них в семьях пока так не получалось, кипели страсти, выяснялись отношения, периодически подступало желание все бросить и начать заново, с чистого листа, с новыми партнерами. Но потом все как-то успокаивалось на время, после бурных ночных примирений ситуация уже не казалась такой острой, а порой, спустя недели, а порой и дни, и даже часы, выглядела и вовсе глупой. Особенно нелепыми начинали казаться домашние ссоры после воскресной вылазки к родителям на дачу. Там всегда ждал уютный дом, тенистый сад, веселый живчик-папа, постоянно пахнущий свежими стружками, тихая, слегка улыбающаяся мама с книгой и шалью-паутинкой на плечах. Там было то, что им, брату с сестрой, еще предстояло создать и построить.



- Ты хочешь сказать, что об этом еще никто никогда не писал?! Да такие сладкие сопли в каждой третьей мелодраме, а то и в каждой второй!
- Ну, это смотря, как подать. Ни для кого не тайна что сюжетов в литературе не более 36, но некоторым все же удается написать нетленку!
- Эвона, куда замахнулась. Но вообще-то, ты - сволочь!
- С чего вдруг?!
- Сволочь и есть, я тебе сколько раз говорила, прекрати у меня в голове копаться, все мои тайные мысли, которые я никому никогда не доверяю, вылавливать! А ты опять... Впрочем, ладно, пиши, посмотрю, как мои размышления со стороны выглядят.
- А вот и я напишу. Сяду и напишу!!! Может рассказ, а то и целую повесть. Мне бы только с названием определиться, все-таки слон или Арарат?