Эзотерическая трагедия

      
                «Доверяя безоговорочно человеку,               
                ты в итоге получаешь одно из двух:               
                или человека на всю жизнь,               
                или урок на всю жизнь»
               
                Неизвестный автор

                1.

Я – парапсихолог. Если хотите, экстрасенс. У меня большая практика, которая приносит мне не только деньги, но и удовлетворение. Часто я помогаю людям там, где другие бессильны. Как у меня это получается, не спрашивайте, я и сам не знаю. Внутренний голос подсказывает что нужно делать в каждом конкретном случае. Подсказывает, и хорошо. Я не противлюсь. На кону здоровье клиента и мое материальное благополучие.

Зарабатываю я много. Гонорары беру крупные, особенно с так называемых безнадежных клиентов. Медицина от них отказалась, а я могу помочь. Так зачем же мне скромничать? Бизнес штука безжалостная. Впрочем, не считайте меня излишне меркантильным и жадным до гонораров рвачом. Неимущие пользуются моими услугами бесплатно. А вот богатые! Те – раскошеливаются по полной.

Скажу сразу, я не волшебник. Бывают моменты, когда мне приходится указывать страждущим на дверь. Происходит это редко, но по объективным причинам. Во–первых, увы (!), некоторые недуги моим манипуляциям не поддаются. Во-вторых – я не мошенник, пустых обещаний не даю, на чужом горе не наживаюсь. В-третьих, лечить отдельных бедолаг категорически не рекомендуется: их заболевание переходит на целителя. Нести же ответственность за чужие грехи не очень-то не хочется – самопожертвование нынче не в моде. Как видите, есть и в моем ремесле техника безопасности, и лучше ее соблюдать.

Свои услуги я не рекламирую. Самопиаром не занимаюсь. Люди узнают обо мне от прежних посетителей, которые, захлебываясь от восторга, рассказывают, как им стало легче жить после одного или нескольких сеансов. Недовольных практически нет. В этом смысле, сказать, что я – везунчик, значит не сказать ничего. Баловень судьбы!

Профессия отучила меня от беспечности, но как не поддаться легкомыслию, когда ты влюбился, словно мальчишка, и хочешь сделать для любимой нечто особенное? Циничный взгляд на мир, запреты и самоограничения отступают перед всепоглощающим чувством. Ни тот ли это случай, когда любовь делает нас лучше или глупее? Вы как думаете?

Ее звали Аня. Мы познакомились на вечеринке у общих знакомых. Сразу понравились друг другу, стали встречаться. Девушка, скажу я вам, замечательная! Добрая, жизнерадостная, умная. Для блондинки последнее неестественно, но я ведь уже говорил, что отношусь к везунчикам?

На одну из наших встреч Аня пришла без настроения: хмурая, заторможенная, скованная. Глаза – на мокром месте. Женщины любят выдерживать драматические паузы, не отвечая на вопросы взволнованных мужчин. Зная об этом, я проявил терпение и деликатность. В душу не полез, подвинулся поближе, нежно обнял.
 
Мы сидели за столиком в уличном кафе. Солнце клонилось к закату. Мир вокруг нас жил собственной жизнью: шумели машины, играла музыка, смеялись дети. Аня, не выдержала затянувшегося молчания и начала рассказывать сквозь слезы:

– Моя подруга, Элечка, умирает. Рак... Врачи посоветовали ей лечь в хоспис. Там оказывают паллиативную помощь. Мы лучшие подруги. Вместе учились в школе. Вместе занимались конным спортом. Потом она вышла замуж, и мы стали реже общаться. Последние полгода не виделись, – Аня промокнула глаза платком. –  Такая новость! Она сама позвонила. Попрощаться....

Профессионал внутри меня взял верх над влюбленным. Я гладил Аню по руке, а сам обдумывал сказанное. Болезни становятся смертельными не сразу. Сначала человек не обращает внимания на слабые сигналы организма, затем – на очевидные. Когда основательно прижмет, начинает бегать по врачам. Мысль об изменении привычного образа жизни обычно игнорируется, потому что банальным отказом от вредных привычек уже ничего не исправить, а к глубинным личностным изменениям больной оказывается не готов. Или готов, но нет сил?

Я замер, предвкушая возможное решение проблемы, начал прикидывать варианты. В принципе, вписаться можно. Дать силы авансом, отсрочить наступление смерти, посмотреть, что будет дальше. Если же ситуация зашла слишком далеко и времени не осталось, то придется рисковать: нарушая технику безопасности, вытаскивать больную под честное слово, что, выздоровев она обязательно изменится. При чем кардинальным образом. В противном случае, той же болезнью заболею я, лекарь. Хм…. Есть над чем призадуматься, правда?

Аня умоляюще смотрела на меня, пока я взвешивал все «за» и «против». В ее заплаканных глазах, светилась надежда. Ну что мне оставалось делать?

– Хорошо, я посмотрю твою подругу.

Взгляд Ани наполнился красноречивой благодарностью.

Мы пришли к Элечке на следующий день. На нее было страшно смотреть. Живая мумия, облысевшая от химии, отрешенно лежала на диване. Рядом сидел здоровый мужик, наверное, супруг. Он сильно нервничал и крутил в руках пузырек с галоперидолом.

– Ее рвет даже от воды, – оправдывался он за нейролептик, который использовал, судя по испуганному тону, без назначения врача. – Она постоянно капризничает, никого не хочет видеть. Говорят, Вы единственный кто может помочь. Любые деньги!

– О деньгах потом», – сказал я и попросил оставить нас с больной наедине. Аня взяла мужа своей подруги под руку, и они вышли из комнаты.

Я распахнул шторы, открыл форточку, впуская в комнату свежий воздух и дневной свет. Элечка неподвижно следила за моими действиями. Я просканировал ее состояние внутренним взором, присел рядом и спокойно поинтересовался:

– Жить хочешь, Эля?

Она заскребла длинными бледными пальцами по пледу, заплакала.

– Тогда обрисую тебе перспективы, а ты примешь решение: быть или не быть. Как у Шекспира в Гамлете. Помнишь? – я ласково улыбнулся – Итак, есть два варианта. Первый – если ничего не делать, ты умрешь через 1–2 дня. Твое время истекает. Я могу облегчить твои страдания. Ты ничего не будешь чувствовать и тихонько отойдешь в иной мир. Вариант второй: тебя можно исцелить, но с одним условием. По мере выздоровления тебе придется полностью изменить прежний образ жизни, включая мелочи. Детали обговорим позже. Что ты выбираешь, Эля?

– Жить, – слабо простонала она.

– Ты уверена, что готова к изменениям?

– Да…

– Что ж, – проговорил я задумчиво, – считается, что в преддверии смерти люди не лгут. Только видишь ли в чем дело, если, выздоровев, ты однажды решишь вернуться к прежнему образу жизни, твоя болезнь в тот же миг перейдет на меня, – я сдвинул брови. – За тебя просила Аня. Скажу честно, лишь ради нее я иду на этот риск. Другого пути помочь тебе не существует. Поэтому, спрашиваю прямо: могу ли я доверить тебе свою жизнь?

Элечка положила свою руку поверх моей:

– Пожалуйста, спасите меня. Я все сделаю, как вы скажете.

Я работал с Элечкой несколько часов, вытаскивая ее с того света в прямом смысле слова. Ужасно вымотался. Закончив, мельком взглянул на самого себя в зеркало и горько усмехнулся. Черные круги под глазами, взмокшие от пота волосы, бледно–зеленый цвет лица. Прислушался к ощущениям в теле: обесточенность и тяжесть в животе. Подкатывала тошнота.

Я позвал Аню. Она вбежала в комнату, охнула и вывела меня на балкон. Мне срочно нужна была прохлада. Муж Элечки, не обращая внимания на мое самочувствие, дергал меня за плечо, допытывался о состоянии супруги:

– Она будет жить? Вы помогли ей? Когда ей станет лучше? Ну что же вы молчите?

Элечка была без сознания. Перед началом сеанса я погрузил ее в гипнотический сон, до предела накачал энергией и лишь после этого начал вытягивать из нее черные и склизкие щупальца ужасного недуга. Процедура чем-то напоминала спортивное соревнование по перетягиванию каната: с одной стороны, я, с другой – смерть, не желающая отдавать принадлежащий ей по праву будущий труп.

Наблюдатель со стороны увидел бы странные движения, совершаемые мной размеренно. Я наматывал на руку что-то невидимое, затем комкал, формировал шар и размазывал ладонями по своему животу. Болезнь плавно переходила в мое тело, превращаясь в мину замедленного действия. Теперь, если Элечка не выполнит обещание, эта мина сработает.

Стоя на балконе, я жадно дышал и терзался вопросом: «кто я, дурак или герой?». Кружилась голова. Хотелось прилечь. Аня, будто ангел, нашептывала мне успокаивающие слова на правое ухо. Слева, словно чёрт, истерил муж Элечки.

Больная открыла глаза через три часа после окончания моих манипуляций. Она попросила воды, сделал пару глотков и снова уснула. Ее дыхание было ровным, цвет лица улучшился. Я понял, что беспокоиться не о чем, и мы с Аней ушли.

Утром меня разбудил телефон. Звонил муж Элечки. Захлебываясь от радости, он кричал в трубку, что супруга спокойно проспала всю ночь, у нее не было рвоты, а проснувшись она попросила чего-нибудь поесть.

– Что мне ей можно дать, доктор? – орал он.

«Господи, подумал я, почему он так кричит? И какой я ему доктор?». Следом мелькнула мысль о том, что я так и не удосужился узнать имя этого крикуна.

– Говорите тише, – прохрипел я спросонок, – дайте ей немного ягод. В обед – легкий бульон, лучше куриный. Вечером мы с Аней приедем, и я скажу вам, что делать дальше.

Прошел месяц. Элечка усиленно шла на поправку. Она выполняла все рекомендации, чем радовала меня несказанно. Вместе мы проанализировали ее прежнюю жизнь и составили пошаговый план действий, направленных на внутренние и внешние изменения.

Элечка бросила курить и подтолкнула к этому мужа. Стала читать классическую литературу и слушать Моцарта. Постепенно начала заниматься фитнессом и йогой. Ежедневно, с завидной регулярностью, она делала всё то, чего не было в ее жизни раньше.

Уморительно было видеть, как Вовка (так оказывается звали ее мужа) с тоской заглядывает в пустой, по его меркам, холодильник, не находя там прежних деликатесов и алкоголя.

Результаты не заставили себя ждать. Элечка расцветала. Онкологи в недоумении разводили руками в ответ на ее очаровательную улыбку. Что касается меня, то я открыл новый счет в банке на весьма круглую сумму, которую не поскупился выплатить мне Элечкин супруг.

                2.

Скорость была внушительной. Я мчался на горных лыжах по «красной» трассе, стремительно маневрируя между другими, менее рискованными лыжниками. Соревнуясь со мной, чуть впереди неслась Аня.

Мы недавно поженились и не придумали ничего лучшего, как провести медовый месяц на горнолыжном комплексе в Башкирии. Морозный воздух и искрящийся снег вместо пальм и раскаленного песка на морском побережье! Идея принадлежала Ане. Я поддержал.

Мы катались днями напролет. Вечерами, обнявшись, гуляли по территории отеля, сверкающей разноцветными огнями. Много фотографировались. Наперебой рассказывали друг другу смешные истории, произошедшие с нами в жизни. Глядя на нас, оборачивались прохожие. Смею думать завидовали, а может быть просто радовались чужому счастью.

Аня первая достигла финишной прямой и, весело помахав мне, следила за зигзагами моего спуска. Я быстро приближался. На пологом участке встал на прямые лыжи, поднял руки, чтобы помахать Ане в ответ.

Внезапно живот скрутила сильная боль. Я кубарем покатился по снегу. Отстегнувшиеся лыжи разлетелись. Всхлипывая, я хватал ртом воздух, словно силился что–то сказать. В итоге смог выдавить из себя только одно слово: «Элечка!».

Врачи поставили предварительный диагноз «кишечная колика». Прервав отдых, мы с Аней выехали домой. Но в родных пенатах мое состояние не улучшилось. Я попросил Аню найти Элечку. Интуиция подсказывала мне, что мои проблемы связаны с ней. Телефон у бывшей больной был выключен. Соседи по площадке сказали, что несколько дней назад видели ее и мужа с чемоданами. Они улетали в Таиланд.

Я пил чай на кухне, когда бледная Аня подошла ко мне с ноутбуком и показала фотографии Элечки, недавно выложенные на ее странице ВКонтакте». Необыкновенно красивая и очевидно пьяная девушка развязно позировала у бассейна.  Я осторожно закрыл крышку ноутбука и печально улыбнулся:

– Нужно съездить к нотариусу, оформить завещание. Мне осталось жить не больше двух месяцев.

Аня разревелась.

С каждым днем мне становилось хуже. Болезнь прогрессировала. Я терял вес и слабел на глазах. Мной стала овладевать апатия.

Аня безуспешно пыталась связаться с Элечкой, либо с ее мужем. Ни та, ни другой не отвечали. Зато регулярно выкладывали в социальной сети фотоотчеты своих развлечений.

Пружина болезни разжималась во мне в ускоренном темпе. И вот настал момент, когда уже я исхудавший, как мумия, отрешенно лежал на диване.

В комнату вошла Элечка. Она нервничала, крутила в руках зажигалку, натянуто улыбалась. Аня встретила ее прямо в аэропорту и заставила приехать в нашу квартиру. Не выдержав моего обреченного взгляда, Элечка на мгновение отвернулась, а затем ответила с вызовом:

– Осуждаешь меня? Напрасно. Я тебя не обманывала. Когда ты меня спрашивал смогу ли я измениться, я честно верила, что смогу. И хотела. Ну вот, не получилось, – она беспомощно пожала плечами. – Я не считаю себя виноватой, понятно? Ты большой мальчик и должен был всё предвидеть, а не жертвовать собой. И не нужно на меня так смотреть! – Элечка повысила голос. – Я не монашка. Не делай то, не делай сё. Сплошные табу! А я хочу жить и наслаждаться жизнью!

– Какая же ты дрянь! – закричала Аня и влепила Элечке пощечину. Та отшатнулась, потерла покрасневшую от хлесткого удара щеку и спокойно ответила:

– Может и дрянь. Зато живая. А ты, – она посмотрела на меня с сожалением, – прости если сможешь.

Я простил. Мне ничего не оставалось. Умирать в ненависти не было ни сил, ни желания. В какой–то момент я даже испытал настоящую светлую радость. Ведь получалось, что я спас человека от смерти ценой собственной жизни. Пришло облегчение.

Аню было жалко. Она уговорила меня на этот «подвиг». Теперь испытывала чувство вины. Постоянно сидела рядом и плакала. Я сжал ее руку:

– Ты ни в чем не виновата, Ань. И Элю прости. Она живет как умеет. Главное – живет.

Я закрыл глаза и погрузился в забытье. Подсознание рисовало фантасмагорические картины, которые изматывали меня бредовым содержанием. Меня рвало мутной, дурнопахнущей жидкостью. Било в жутком ознобе и бросало в невыносимый жар. Жизненные силы иссякли и, наконец, я…. умер.

Покойником я был не долго, всего несколько минут. Аня рассказывала потом, как она делала мне искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, как била по щекам, кричала: «Не уходи!» и снова делала массаж.

Я очнулся. Не знаю, что меня вернуло к жизни: любовь ли Ани и ее усилия или мое всепрощение? А может всё вместе? Болезнь постепенно начала отступать. Я выздоровел.

С Элечкой мы больше не встречались. Я оставил парапсихологическую практику и устроился работать на завод. В свободное время пробовал себя в литературе: пописывал в стол небольшие рассказы. Захотелось написать и про Элечку. Благо поучительный сюжет подкинула сама жизнь. Вот только чем закончить эту историю? Моим Хэппи-Эндом?

Случай помог ответить на все вопросы. Однажды, возвращаясь с работы, я встретил на улице Вовку. Он был невесел и пьян.

– А-а-а, ты-ы, – протянул он, увидев меня. Остановился рядом, но руки не подал. – Элечка того… умерла. Сегодня 9 дней. Тяжело уходила, – он закурил, – то просила, чтобы я ее застрелил из охотничьего ружья, то начинала тебя проклинать. Даже вспоминать не хочется…

Мы постояли молча. Потом Вовка сказал:

– Знаешь, доктор, зря ты ее тогда вылечил. Профукала она свой шанс. Тебя вот чуть не убила. Умерла в злости. А винить-то кроме нее самой некого. Разве что меня. Я вроде как муж, а удержать ее от ошибок не смог.

Вовка устало махнул рукой и, не простившись, пошел прочь. Я же узнал, чем закончится мой еще ненаписанный рассказ.

                Октябрь 2020 года,