Бумеранг

Трофимов-Ковшов
               

Вера, давно собиралась подчистить свой архив. Она достала из-под кровати большой деревянный ящик, доверху заполненный бумагами, и поставила его на кухонный стол. «И зачем я берегу этот мусор? Переберу да снесу в баню на растопку. То-то же быстро займутся дрова»,- сказала она сама себе с улыбкой. Усевшись поудобнее возле ящика, она принялась за дело. Уже накопился целый ворох из газет, журнальных вырезок, тетрадей, записок, как вдруг натолкнулась на почтовый конверт. Адрес  написан рукой старшего сына, а письмо адресовано лично ей, так и было приписано: «Моей любимой маме»… «Интересно, когда было написано письмо, и по какому поводу?»,- опять вслух сказала сама себе Вера. И начала вспоминать.
                Х   Х   Х
Они очень подходили друг к другу. Оба высокие,  статные, примечательные той красотой, которая дается преимущественно молодым людям, проживающим в деревне: румяные, улыбчивые лица, широкие, доверчивые глаза, у Степана русые волосы копной, у Веры коса до пояса. И характерами были наделены покладистыми, отзывчивыми на доброту и щедрость. Когда шли по улице, весело болтая и заразительно смеясь по каждому поводу, знакомые и незнакомые люди любовались ими, как любуются необычайным природным явлением – радугой, оранжевым солнцем или новорожденной луной. Но супруги как будто не замечали этого, или настолько были поглощены собой, что всякие уличные мелочи их совершенно не интересовали.
Вера работала в школе, она окончила педагогическое училище и преподавала в младших классах. С детства заводила всех уличных игр и даже потасовок, она без труда находила общий язык с детьми. Степан работал на лесосплаве. И отличался тем, что хорошо водил плоты по норовистым сибирским рекам. Обладая недюжинной физической силой, легко преодолевал с ними смертельные круговерти и губительные пороги.
Со временем у них родился сынишка, которого назвали Вовочкой. Маленький крепыш, весивший при рождении около пяти килограммов, мало чем досаждал родителей, даже плакал по ночам редко. Он рос спокойным, уравновешенным ребенком, напоминая временами, что неплохо было бы ему сменить пеленки.
В семье был достаток и единодушие, какое складывается не он крутых зарплат, а достигается в основном за счет взаимопонимания. Им достаточно было несколько слов, чтобы распределить средства на месяц вперед. К тому же Степана перевели в контору на должность с высоким окладом, учитывая его авторитет и способность повести за собой трудяг, как личным примером, так и крепким словом. Знала бы Вера, чем это закончится, ни за что не согласилась бы с этим повышением или, как ей сказали, кадровым ростом. В конторе то и дело завязывались пирушки. Степан заявлялся домой в изрядном подпитии и похвалялся, рассказывая, как поднимали тосты за праздничным столом в честь его драгоценного здоровья и талантов организатора.
Все ничего, Вера с трудом, но справлялась с новым мужним пристрастием, а со временем уговорами ли, упрямством ли, но оторвала бы его от рюмки. Однако главная беда заключалась в том, что он гулеванил по казацки (наследственное качество) широко и раздольно, вовлекая в свой круг молодежь, среди которой то и дело мелькали симпатичные молодые девушки. За спиной Веры нередко шушукались соседские женщины, обделенные мужским вниманием. Ей было и неприятно слушать их сплетни, и сердце сдавливало недоброе предчувствие.
В конечном итоге ухарство мужа обернулось гораздо хуже, чем она предполагала. Степан завел экстравагантную любовницу из числа несовершеннолетних девушек легкого поведения, которая поспешила забеременеть от ухажера, чтобы засвидетельствовать на него, так сказать, законные права. Дальше - больше. Их отношения по достоинству расценила мать пассии, во всеуслышание заявив, что если Степан не жениться на ее дочери, то она его посадит за совращение несовершеннолетней.
- И что ты теперь будешь делать?- с горечью спросила мужа Вера.- Тебе же специально подсунули ее. Гонял бы плоты. В конторе хотелось посидеть, покрасоваться.  Тебя ждут нары. Насидишься.
- Вера, ну что ты. Она рослая, вот и не поинтересовался возрастом…
-Ах, ты любовниц по годам считал, а я выезживалась с ребенком. И где твоя совесть?
- Что ты, Вера. Не было ничего такого. Сам не знаю, как сорвался….Может, выпутаюсь. Деньги предложу, там еще чего-нибудь. В крайнем случае, женюсь на ней, поживу немного, разойдусь и вернусь к тебе.
- Как это так?- опешила Вера. - Нет уж, милый. Если так сделаешь, то в этом доме больше не появишься.
- Вера, не сидеть же мне за решеткой.
- Раньше надо было думать. Уйдешь, - уходи навсегда.
Так семья и распалась. Вера осталась одна. Тосковала по мужу, ночами даже плакала в подушку, а он от греха подальше уехал с молодой любовницей и ее матерью в неизвестном направлении. Со временем боль улеглась в душе. Приглянулся парень. И она вышла за него замуж, родила еще одного сына.
Несколько лет Вера ничего не слышала о Степане, хотя исправно получала от него алименты и даже подарки для Вовки в праздники. И только когда сын подрос, пришлось объясняться с ним на эту тему.
- А знаешь,- сказал Вовка,- давай найдем папку.
- Где же ты найдешь его?
- Мне так хочется с ним встретиться…
- Ты что, и в самом деле хочешь встретиться с ним? Он же нас предал.
- Хочу.- Упрямо сказал Вовка.
- Баламут. Весь в отца. – рассердилась Вера.
Однако сыну уступила. Стали наводить справки, звонить, переписываться. Отыскался след Степана. По адресу, который им выдали добрые люди, послали письмо. В нескольких строках мать и сын написали ему о своем житье-бытье. И что же, Степан не стал отвечать на письмо,  а сам приехал к ним в гости. Он постарел, но не настолько, чтобы выветрилась в нем прежняя казацкая стать. Однако она не тешила себя иллюзиями и вела себя с ним сдержанно.
- Ну, расскажи, как ты жил все это время. За алименты спасибо. Они приходили всегда вовремя и очень даже хорошо поддерживали наш семейный бюджет.  Все до копейки я тратила исключительно на Вовку. И за подарки спасибо. Он радовался им, ребенок ведь. А знаешь, после тебя я еще раз вышла замуж и даже родила сына.
-  Знаю. Говорят, выпивает муж. Ну да ладно. Лишь бы Вовку не обижал, а то я ему голову откручу. Так и передай, в случае чего отведает с моей руки казацкую плеть. А я бросил выпивать. Напрочь. Навсегда. Но сказать мне в свое оправдание все равно нечего. Сам виноват, - горестно продолжал Степан,- жизнь, можно сказать, не удалась. Несколько лет я прожил с этой девочкой. Беременность оказалась ложной. Детьми мы так и не обзавелись. Та еще досталась края. Видно, до меня таскалась с кем ни попадя.  Ее мамаша меня держала на крючке. Она мне популярно объяснила, что совращение несовершеннолетий, как вид преступления, не имеет срока давности. Иной раз вспыхну, взебеленюсь, а она мне пальцы скрещивает и показывает решетку. Советовался со знающими людьми. Намекали они, что дело не безнадежное. Но суда не миновать, а затем последовало бы помилование – жили-то мы вместе. И так кроил, и эдак… Совсем задурил себе голову. В конце концов, решил терпеть, принял я этот грех на себя за мою невоздержанность, за развод с тобой, за сына.  Да и теща держалась всегда рядом с нами. Куда метнешься. Я вынужден был работать за троих, чтобы жена ни в чем не отказывала себе. Ну, наряды там, обстановка в доме и даже драгоценности. Зарабатывал я хорошо. И даже алименты не сказывались на нашем семейном бюджете. Ты знаешь, в Сибири всегда есть, где заработать, Были бы руки и голова. Однако со временем я стал улавливать какую-то отчужденность в отношениях с женой, а в особенности с тещей. Как будто черная кошка перебежала нам дорогу. То это не так, то другое им не по душе. Я не знал, что и думать.
В очередной раз уехал на сезонные работы, а когда вернулся, то в доме шаром покати, пусто -  одни голые стены. И ни записки, ни письма. Соседи сказали, что недавно какая-то большая машина стояла возле дома чуть ли не целые сутки. На подворье было шумно, что-то выносили и загружали в машину. А потом все стихло. Утром машина уехала. Видели, что в кабине, кроме шофера, сидели мать и дочь. Наводил справки, интересовался. Оказалось, что нашли другого мужика, круче, чем я. Ну и пускай.
Вот так я остался один. Столько лет зря пропало - ни уму, ни сердцу. Не тосковал шибко, а не по себе было. Целую неделю лежал на голой железной кровати и смотрел в потолок, но ничего не видел, даже мух, которые развелись у меня, как в питомнике. Дом я оставил, потому что и он был продан. Пришлось снять угол у соседей и строить жизнь заново. Так я начал замаливать свой грех.
- Бумеранг. – коротко сказала Вера.
- Что? Что ты сказала?
- Я сказала - бумеранг. В свое время я осталась одна с малышом. И все начинала заново. Вот и тебя не миновала эта участь. Прилипла к тебе моя болячка.
- Да! Это верно. Как же ты сейчас живешь, можешь? По тебе справки наводил. Узнал, что ты замужем. Отступился. Нашел женщину. Худо-бедно живу сейчас с ней.
- Мама, я хочу поехать к папе в гости. Ты ведь возьмешь меня к себе, папа? Сейчас каникулы у нас.
- Конечно, сынок. Мы будем ходить по грибы, удить рыбу. А захочешь, отправимся в выходные дни в горы.
- Вовка, не зли меня. Никуда ты не поедешь. Ну, одна кровь…
- Мама…
- В самом деле, отпусти пацана со мной. Я не какой-нибудь забулдыга, я все для него сделаю. А не понравится ему, привезу обратно тут же.
- А как его встретит твоя женушка?
- Об этом не беспокойся. Да и Вовка уже взрослый, все понимает, он разберется, что к чему и напишет тебе письмо.
                Х   Х   Х
Вовка, конечно же, прислал письмо. Сейчас оно снова в ее руках. Не без слезы она стала читать его.
«Здравствуй, мама! Вот уже неделя прошла, как я живу у папы. И мне здесь нравится. Тетя Маруся, его жена, очень добрая женщина. Она каждое утро кормит меня блинами. А когда папа уходит на работу, сидит со мной и читает книжки. Она добрая. Часто гладит меня по голове и говорит, что папа у меня очень хороший человек, только ему в жизни не повезло. Но она сделает все, чтобы моему папе было хорошо. Как и обещал, папа водит меня в лес и на речку. И мы скоро с ним пойдем в горы, уже рюкзаки собрали. Тетя Маруся волнуется, все никак не хочет нас отпускать. Но мы же мужчины, мы ничего и никого не боимся. Я очень люблю папу. И жалею его. Он частенько сидит со мной рядом, обнимает меня и целует. А еще больше он молчит и о чем-то думает. Наверное, о  тебе, мама. Он говорит, что у меня самая лучшая мама на свете. Мама, я тебя очень и очень люблю! Спасибо тебе, что ты отпустила меня к папе».
Вера перечитала письмо еще раз. Снова и снова слезы накатывались на глаза. «Вот ведь судьба! Сынишка до сих пор с папой на короткой ноге. Ну и пусть. Они одной крови». Вера аккуратно вложила письмо в конверт и убрала его в самое заветное место в доме, за икону.