Часть третья
«Пал - но не вами сломлен он!..»
«И Вольность - Бог ее нам дал,
Чтоб ей любой из нас дышал…»
В том же, 1815, году Джордж Байрон напишет стихотворение «Ода с французского», которое 15 марта следующего года будет опубликовано в газете «Морнинг кроникл». Рассмотрим его в переводе В. Луговского. Ссылка автором на перевод с французского стихотворений, посвященных Наполеону, может, и сделана, как принято считать, из цензурных соображений, но, скорее всего, Байрон здесь смотрит на события и лица глазами и сердцем француза. И вот эту Оду действительно можно считать ответом на стихотворение В. Скотта.
О Ватерлоо! Мы не клянем
Тебя, хоть на поле твоем
Свобода кровью истекла:
Та кровь исчезнуть не могла.
Как смерч из океанских вод,
Она из жгучих ран встает,
Сливаясь в вихре горних сфер
С твоей, герой Лабэдойер, -
граф Шарль Лабэдойер один из первых перешел со своим полком на сторону Наполеона во время «Ста дней». После падения Наполеона был предан суду и расстрелян.
(Под мрачной сенью тяжких плит
«Отважнейший из храбрых» спит). -
Ней, Мишель, маршал Франции. После «Ста дней» расстрелян Бурбонами.
Багровой тучей в небо кровь
Взметнулась, чтоб вернуться вновь
На землю. Облако полно,
Чревато грозами оно,
Все небо им обагрено;
В нем накопились гром и свет
Неведомых грядущих лет;
В нем оживет Полынь-звезда,
В ветхозаветные года
Вещавшая, что в горький век
Нальются кровью русла рек. –
«Т’уг текхаш цIи эъанарду», - говорили и наши старцы, «вещавшие, что в горький век» в Чечне «камни сдвигая, прольется кровь». По Байрону, рождение звезды Наполеона было предсказано, предопределено, как и война в Чечне в 1994-м была предсказана еще в начале XX века. И то, и другое сбылось. А значит, может ли история предъявлять счет к Личности, на которых пал выбор судьбы?
Под Ватерлоо Наполеон
Пал - но не вами сломлен он!
Когда, солдат и гражданин,
Внимал он голосу дружин
И смерть сама щадила нас -
То был великой славы час!
Кто из тиранов этих мог
Поработить наш вольный стан,
Пока французов не завлек
В силки свой собственный тиран,
Пока, тщеславием томим,
Герой не стал царем простым?
Тогда он пал - так все падут,
Кто сети для людей плетут!» -
Пока Наполеон поступал как солдат и гражданин, он был велик, считает Байрон, но, когда он, в угоду тщеславию, захотел стать просто царем, он превратился в тирана и погубил французов.
А ты, в плюмаже снежно-белом
(С тобой покончили расстрелом) -
обращение к маршалу Франции Иоахиму Мюрату, сподвижнику Наполеона, расстрелянному в том же, 1815, году Бурбонами.
Не лучше ль было в грозный бой
Вести французов за собой,
Чем горькой кровью и стыдом
Платить за право быть князьком,
Платить за титул и за честь
В обноски княжьей власти влезть!
О том ли думал ты, сквозь сечу
Летя на гневном скакуне,
Подобно яростной волне,
Бегущей недругам навстречу? -
бесстрашный воин, разменявший свою славу на титулы и власть, за что и поплатился бесчестием, о чем сожалеет поэт:
Мчался ты сквозь вихрь сраженья,
Но не знал судьбы решенья,
Но не знал, что раб, смеясь,
Твой плюмаж затопчет в грязь!
По обломкам славы шагает враг,
Триумфальную арку повергнув в прах;
Но когда бы с мечом
Встала Вольность потом,
То она бы стране
Полюбилась вдвойне.
Французы дважды за такой
Урок платили дорогой:
Наполеон или Капет -
В том для страны различья нет,
Ее оплот - людей права,
Сердца, в которых честь жива,
И Вольность - Бог ее нам дал,
Чтоб ей любой из нас дышал.
«Свобода или смерть!» - был лозунг горцев в вечной войне против российской империи, убежденных в том, что каждый человек рождается свободным, и это право у него никто не может отнять. Французы дорого платили, пишет Байрон, за такие уроки, которые не могли усвоить: не Наполеоны или Капеты дают свободу…
Но сердца всех людей
В единенье сильней -
Где столь мощная сила,
Чтоб сплоченных сломила? -
разобщенное французское общество нуждается в единенье, понимает Байрон, в этом сила французов.
Уже слабеет власть мечей.
Сердца забились горячей;
Здесь, на земле, среди народа
Найдет наследников свобода:
Ведь нынче те, что в битвах страждут,
Ее сберечь для мира жаждут;
Ее приверженцы сплотятся,
И пусть тираны не грозятся:
Прошла пора пустых угроз -
Все ближе дни кровавых слез! -
народы прозревают, власть тиранов ослабевает, но ждет их расплата и кровавыми слезами…
1822-1823 годы. Байрон, к которому прикованы взоры российских литераторов, пишет цикл стихотворений «Бронзовый век» (Отрывки), один из Отрывков посвящен Москве.
...Москва! Для всех захватчиков предел!
Тщеславный Карл в нее войти хотел,
А Бонапарт вошел — и что ж? Она
Горит, со всех концов подожжена.
Солдат, фитиль схватив, огню помог,
Мужик сует в огонь соломы клок,
Запасы предает огню купец,
Аристократ сжигает свой дворец,
- перед Байроном не стоит вопрос: кто поджег Москву? - Русские. Чтобы ничего не досталось врагу.
Москва, Москва! Пред пламенем твоим
Померк вулканов озаренный дым,
Поблек Везувий, чей слепящий пыл
С давнишних пор к себе зевак манил;
Сравнится с ним огонь грядущих дней,
Что истребит престолы всех царей! -
придал английский поэт пожару в Москве высокую политическую значимость в освобождении народов от империй. В самой же Москве, и в первую очередь градоначальник Ф. Растопчин, спешили переложить ответственность за поджог на французов.
Москва, Москва! Был грозен и жесток
Врагу тобой преподанный урок!
Крылом пурги смела ты вражий строй,
И падал в снег развенчанный герой. –
Пожар и зима уничтожили врагов России, считал и Байрон, присоединяя свой голос к тем, кто спасителем России признавал только Всевышнего..
Ты недругов трепещущую плоть
Спешила клювом стужи приколоть,
Пришить к земле... Пусть Франция не ждет
К себе вояк, закончивших поход:
Напрасно виноградарей страна
Зовет своих сынов, — щедрей вина
Лилась их кровь, ее сковал мороз,
И мумией к снегам пришлец прирос! -
вояки, пришельцы, получившие по заслугам в стране снегов. Байрону не жаль французов, погибших в полях России, поэт, воевавший за свободу Греции, остался верен себе – нечего делать французам в России, какими бы героями и воинами они не были.
Тьму пораженья не развеет свет
В былые дни одержанных побед.
Из лап войны захватчик вырвать смог
Один лишь свой разрушенный возок! -
таков должен быть удел, по Байрону, любого захватчика.
От Москвы, куда привел нас Байрон, перейдем, наконец, на поле Бородина.
Часть четвертая
«Мои товарищи, вы пали! /Но…»
«Что Чесма, Рымник и Полтава?
Я, вспомня, леденею весь,
Там души волновала слава,
Отчаяние было здесь».
26 августа 1831 года, в день годовщины Бородинской битвы, русские войска овладели предместьем Варшавы Прагой. В.А. Жуковский и А.С. Пушкин сразу же ответили на это событие брошюрой «На взятие Варшавы». Стихотворение Лермонтова ученые датируют годом ранее и этим годом, допуская возможность обращения поэта к данной теме в связи с событиями в Польше, начавшимися в 1830 году. В любом случае, стихотворение Лермонтова посвящено тому событию, которое вынесено им в заголовок: «Поле Бородина»
«Большое впечатление на него произвела поэма В. Скотта «Поле Ватерлоо» (1815, рус. пер. 1827), с к-рой поэт познакомился в 1830. «Поле Бородина» является как бы ответом В. Скотту и другим зап.-европ. поэтам и историкам, к-рые, преувеличивая значение последней победы антинаполеоновской коалиции, недооценивали значения Бородинской битвы, надломившей силы французов. Л. с особым вниманием изучал ход Бородинского сражения…»3 - эта выписка из комментария В.А. Мануйлова к стихотворению возвращает нас к поэме «Поле Ватерлоо», дабы мы увидели в нем непременно «ответ В. Скотту и …», которые «недооценили …».
Когда поставлена такая четкая установка, то ищешь и находишь тому подтверждения, на чём и держалась при соцреализме литература вообще. Наша задача услышать Лермонтова.
Стихотворение «Поле Бородина».
«Бородино — деревня в Можайском районе Московской области. Деревня расположена в 12 км западнее Можайска. Деревней последовательно владели Коноплёвы, Савёловы, Евдоким Щербинин, Давыдовы и императорская фамилия»4.
Историческая справка: «Бородинское сражение произошло в его окрестностях 26 августа (7 сентября) 1812 года. Во время подготовки к сражению постройки села Бородино были сожжены русскими солдатами перед началом битвы. По воспоминаниям Н.Е. Митаревского: «От нечего делать мы, офицеры, сначала гуляли в роще, потом направились к реке Колоча, увидели за ней большой господский деревянный дом и решились из любопытства побывать в нём. Там уже хозяйничали солдаты. Вошедши через садовое крыльцо в залу, увидели мы два разбитых зеркала, одно — на полу, другое — на стене; стулья и столы были разбросаны по комнате и большей частью поломаны; диваны и кресла ободраны; один солдат колотил палкой хрустальную люстру и забавлялся, глядя как летели осколки. «Зачем ты это делаешь?» — спросили мы. «Да так, ваше благородие, чтоб не доставалось французу». Во всех других комнатах было такое же разрушение. Ещё до начала сражения этот дом загорелся. «Говорили, что зажгли его нарочно, чтобы не засели там французы»». Дома в западной части села были накануне сражения также разобраны или сожжены располагавшимися в нём лейб-егерями»5.
Всю ночь у пушек пролежали
Мы без палаток, без огней,
Штыки вострили да шептали
Молитву родины своей», -
начинает стихотворение Лермонтов без всякого вступления, передав сразу слово участнику сражения, из которого мы пока узнаем, что находятся защитники Бородина – и артиллеристы, и пехота, в чистом поле, под открытым небом. Поскольку это ранняя осень, понятно, что ночи здесь будут холодными. Но насколько, узнаем из следующей строки: «Шумела буря до рассвета».
Справка: В Толковом Военно-морском Словаре дается такое определение бури: это «длительный ветер со скоростью 20,8-24,4 м/с (около 9 баллов по шкале Бофорта)... Ныне термин буря заменен термином шторм»6.
В нашем случае речь идет о суше, поэтому посмотрим, что имеют в виду Всемирная метеорологическая организация и гидрометцентр России, когда говорят о буре:
«Песчаные и пыльные бури — это распространенное метеорологическое опасное явление. Они обычно образуются под воздействием гроз, которые приводят к увеличению скорости ветра на большой площади. Эти сильные ветры поднимают большое количество песка и пыли с обнаженных сухих почв в атмосферу, перенося их на сотни и тысячи километров7;
«Буря – очень сильный ветер, приводящий … к разрушениям и опустошениям на суше. Буря может наблюдаться: при прохождении тропического или внетропического циклона; при прохождении смерча; при грозе, местной или фронтальной»8.
Итак, всю ночь и до самого рассвета защитники Бородина находятся под открытым небом, ревет буря, стонут деревья в роще, о которой выше сказано, т.е. шум стоит невообразимый. Можно было бы принять бурю за введенный поэтом элемент романтизма и не учитывать его, если бы именно этот образ не оттенял происходящее и не усиливал характеристику героев:
Я, голову подняв с лафета,
Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика, как песнь свободы».
«Песнь» бури действительно дикая, устрашающая, но «песнь свободы» только рекруту может казаться такой же пугающей и дикой, как эта разыгравшаяся стихия - рожденному свободным песнь свободы ласкает слух и поднимает дух. Вспомним, рожденного свободным, но выросшего в неволе лермонтовского Мцыри:
О, я как брат
Обняться с бурей был бы рад!
Глазами тучи я следил,
Рукою молнию ловил... -
«Песнь» бури не пугает юношу, готового с братским чувством обнять ее! Но для рекрута-артиллериста это «песня непогоды».
С рассветом их ждет сражение за родную землю, вот здесь бы и зарядиться силой бури – этой песней свободы! Но…
Но, вспоминая прежни годы,
Товарищ не слыхал.
Товарищ не услышал бы его в любом случае – любой ветер уносит слова, если только ты не кричишь в ухо собеседнику, а тут буря!.. Что мог вспоминать в это время товарищ, мы сможем смоделировать чуть позже, когда получим представление о защитниках Бородина.
Пробили зорю барабаны,
Восток туманный побелел,
И от врагов удар нежданый
На батарею прилетел. –
Наступление начали французы, но почему для русских, не по квартирам расквартированных, а в чистом поле, у орудий своих лежащих, чтобы, надо полагать, быть наготове к любой неожиданности, вдруг – «удар нежданный».
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
Умремте ж под Москвой,
Как наши братья умирали …».
А вот тут нужно будет основательно разобраться, - думаю, французы подождут.
Что хорошо и оправдано для советского человека в устах двадцати восьми панфиловцев, то в устах Кутузова, обращающегося к «ребятам», выглядит, мягко говоря, неловко, смешно, уже хотя бы потому, что к офицерам – дворянам такое обращение неуместно, а к рекрутам – рабам – вообще нелепо.
С другой стороны, столица Российской империи – Санкт-Петербург, императорская семья и Двор находятся там же, чем в это время так может быть дорога сердцу «ребят», большей частью купеческая, Москва, о жизни которой они, в силу тотальной неграмотности, не могут даже прочитать в газетах?
Но, если речь идет о «Столице нашей Родины», Советской Социалистической, которую защитили и отстояли со святыми словами на устах: «За Родину! За Сталина!», то тут не возникает вопросов.
В этой связи уместно вспомнить, что до сих пор, к стыду российских историков, Александр Невский говорит устами историка Никитиной, вложившей раз и, как оказалось, навсегда в его руки меч с самыми патриотическими словами: «Кто к нам с мечом придёт, от меча и погибнет!»
Красивые символические лозунги, уместные в героических ситуациях, даже если не имевшие места, ложатся на душу и практически поселяются там навсегда. Что произошло и с фразой, приписываемой генералу Пьеру Камбронну, в битве при Ватерлоо 18 июня 1815 года на предложение англичан сдаться, якобы ответившего: «Гвардия умирает, но не сдаётся!»
«Легендарную фразу опубликовали в газете, неделю спустя после битвы: «Императорская гвардия гибнет, а не сдаётся». В переводе на русский язык предлог «а» заменили на предлог «но». Камбронн находился в плену, когда узнал о своей «ставшей знаменитой фразе» и сказал, что не припоминает такого ответа. По его словам, приближавшиеся англичане кричали по-французски «Сдавайтесь, гренадеры, сдавайтесь!». На это он им ответил не про гвардию, а «кое-что другое». На банкете в Нанте в 1830 на вопрос о знаменитой фразе Камбронн ответил: «Я сказал кое-что менее блестящее, быть может, но более по-солдатски энергичное». Мнение Камбронна никого уже не интересовало, и на воздвигнутом ему в 1848 году памятнике были выгравированы знаменитые слова. В 1862 году был опубликован роман Виктора Гюго «Отверженные». В описании битвы при Ватерлоо у Гюго Камбронн кратко и ёмко отвечает «Дерьмо!» («Merde!»). В XIX веке «Merde!» воспринималось гораздо грубее, чем в современном французском, и примерно соответствовало русскому «Пошли на …!»9.
«Из меня сделали римлянина, милый Батюшков»10, — в который раз приходилось краснеть и оправдываться генералу Н.Н. Раевскому за то, чего не было в 1812 году и быть не могло, но от чего никто не хотел отказываться, уж больно красивый родился миф, воспетый Жуковским и Пушкиным, запечатленный на полотнах художниками и узаконенный различными отечественными историками. А выглядело все гораздо прозаичнее.
«… Про меня сказали, что я под Дашковкой принёс на жертву детей моих. «Помню, — отвечал я, — в Петербурге вас до небес превозносили». — «За то, чего я не сделал, а за истинные мои заслуги хвалили Милорадовича и Остермана. Вот слава, вот плоды трудов!» — «Но помилуйте, ваше высокопревосходительство, не вы ли, взяв за руку детей ваших и знамя, пошли на мост, повторяя: вперёд, ребята; я и дети мои откроем вам путь ко славе, или что-то тому подобное». Раевский засмеялся. «Я так никогда не говорю витиевато, ты сам знаешь. Правда, я был впереди. Солдаты пятились, я ободрял их. Со мною были адъютанты, ординарцы. По левую сторону всех перебило и переранило, на мне остановилась картечь. Но детей моих не было в эту минуту. Младший сын собирал в лесу ягоды (он был тогда сущий ребёнок, и пуля ему прострелила панталоны); вот и всё тут, весь анекдот сочинён в Петербурге. Твой приятель (Жуковский) воспел в стихах. Гравёры, журналисты, нувеллисты воспользовались удобным случаем, и я пожалован римлянином. Et voila` comme on e’crit l’histoire! (Вот как пишется История!) - Вот что мне говорил Раевский»11. — писал адъютант генерала поэт Константин Батюшков. Современники сошлись на излишней скромности генерала, а поздние историки сочли с ними согласиться.
Однако как бы кто не цеплялся за красивые фразы, все понимают, что краткое и грубое солдатско-генеральское «Дерьмо!», в смысле «Пошли на…!», звучит гораздо уместнее и убедительное, чем неуместная на поле боя литературщина. Но с экрана, да еще и крупным планом, да еще и «сверкнув очами» … - все работает, и все звучит духоподъемно!
Вернемся к нашему стихотворению. «Умремте ж под Москвой, /Как наши братья умирали». - О каких «братьях» речь? «Наши» — это чьи? Кутузов и рекруты – не братья, офицеры с рекрутами – не братья, рекрут рекруту – не брат. Когда под Москвой умирали «братья»? В 1612 году? Новгородцы умирали не под, а в Москве, в самом ее сердце – под Кремлем! Они братья? Или это было закреплено Моральным кодексом строителя коммунизма: «Человек человеку – друг, товарищ и брат»? И тогда это весьма уместно в устах панфиловцев: братья их умирали под Брестом, Киевом, Сталинградом...
«И мы погибнуть обещали». – не защитить Москву, не отстоять Россию, не прогнать врага, а «погибнуть» обещали все, как будто враг, зашедший так далеко в чужие пределы, устыдившись, сам покинет страну. «И клятву верности сдержали /Мы в бородинский бой», т.е. все погибли? Или стояли насмерть? Какую «клятву верности» и кому или чему мог дать подневольный раб? Лексический ряд, используемый артиллеристом-рассказчиком никак не соотносится с его социальным положением, к которому он, выживший под Бородино герой, вновь вернулся, т.е. - к положению раба, чью участь по-прежнему будет решать помещик, по своему усмотрению: пороть на конюшне или продать на невольничьем рынке отдельно от семьи?
Что Чесма, Рымник и Полтава?
Я, вспомня, леденею весь,
Там души волновала слава,
Отчаяние было здесь. –
вспоминает старый артиллерист, очевидно, участник чесменского и рымникского сражений, состоявшихся 24-26 июня (5-7 июля) 1770 года и в 1787-1791 годах соответственно. С тех пор 7 июля является Днём воинской славы России — День победы русского флота над турецким флотом в Чесменском сражении.
«Души» русских могла «волновать слава», поскольку в память об этой победе были отлиты золотые и серебряные медали, изготовленные по «указу её Императорского Величества Императрицы Екатерины Алексевны». Граф Алексей Орлов получил право присоединить к фамилии наименование Чесменского. Сражение при Рымнике — одно из главных сражений Русско-турецкой войны, окончившееся поражением турецкой армии.
Если только в 1793 году вместо пожизненного срока был установлен срок службы рекрутов в 25 лет, то перед нами на бородинском поле – пожизненные рекруты, ветераны, возраст которых легко определить.
Для справки: «Рекруты должны были быть ростом не менее двух аршин и двух вершков (151 см), здоровые и не увечные. По нормам 1766 года полагалось два старых солдата на 10 рекрутов, на 20 рекрутов — один унтер-офицер и на 50 рекрутов — один обер-офицер. К месту службы полагалось передвигаться «прямыми трактами»; в хорошую погоду полагалось проходить 20-30 вёрст. В плохую погоду переходы сокращались наполовину. Каждый третий день отводился для отдыха. По прибытии на место проводилось медицинское освидетельствование. До 10 % набранных рекрутов оказывались непригодными к службе из-за болезней или малого возраста (известны случаи набора 14-летних)»12.
К 1812 году со времени Чесменского сражения прошло 42 года. Если допустить, что нашему артиллеристу было тогда даже 16 лет, то перед нами 58-летний человек, - вполне себе старик.
Срок повинности в четверть века сохранял свою силу до Крымской войны, но фактически считается ещё в 1834 году он был сокращен до 20 лет, но это всё поздние события.
Что касается Полтавской битвы, то о войне со шведами 1709 года наш рассказчик мог только слышать. Как не крути, перед нами – старики, «усачи седые», что мы и узнаем чуть позже из стихотворения «Бородино».
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Гром грянул, завизжали пули,
Перекрестился я.
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Душа от мщения тряслася,
И пуля смерти понеслася
Из моего ружья. -
Отомстить за товарища – святое дело. Но речь идет не о XX веке, когда слух советского человека был приучен к слову «товарищ». Мы говорим о крепостной России, когда даже в понятие «народ» не входила чернь, из которой набирались рекруты. Кого же в XIX веке называли словом «товарищ»?
«Товарищ — в Польше богатый шляхтич со свитой из обедневших шляхтичей, военное снаряжение и доспехи которых куплены за счёт товарища; в дореволюционной России (с 1802 года) слово употреблялось в наименованиях официальных званий и должностей в значении заместитель, помощник (товарищ министра, товарищ прокурора, товарищ председателя); старинный польский воинский чин — либо прапорщик, либо рядовой из шляхтичей; традиционное название нижних чинов, в армейских уланских полках, вооружённых сил России, имперского периода, в начале XIX века, составлявших первую шеренгу строя линейной конницы, и набиравшихся первоначально из представителей польской шляхты»13.
Стихотворение «Поле Бородина» написано в разгар польских событий, вряд ли Лермонтов использовал это слово, относившееся в военной лексике к рядовому поляку, но никак не к русскому патриоту.
Посмотрим еще одно значение:
«Слово «товарищ» произошло от тюркского термина товар (tauar). Товарищами называли себя бродячие торговцы на Руси, которые торговали одним (похожим) товаром. С древне-русского товаръ, товарище — стан, военный лагерь. По некоторым данным товарищами называли, купцов, которые вместе ехали за (с) товаром. Зачастую такие обозы сопровождались вооруженной охраной. А вот революционный смысл слову товарищ (camarade - фр.) первыми придали французы во время Великой французской революции в 1790 году»14.
Как видим, ни под одно определение не подходит «товарищ» рассказчика, воспринимаемый современным читателем в значении «сослуживец», а тогда, в годы николаевской реакции, допустить, что это слово использовалось с революционным смыслом, как во Франции, вовсе невозможно. Не поработала ли рука «историка Никитиной» над стихотворением Лермонтова, наполняя его патриотической лексикой, вполне уместной для ее современников, воспитанных на военных фильмах, типа «Служили два товарища»?
Марш, марш! Пошли вперед, и боле
Уж я не помню ничего -
не случайно рассказчик «не помнит ничего», потому что находился он, как мы узнали выше: в отчаянии, крестился, а значит, испытывал страх, и, наверное, это было общее состояние защитников Бородина, потому что командиры стали их подгонять, что слышится в этой раздраженной команде: «Марш, марш! Пошли вперед…». У Вальтера Скотта в устах Наполеона та же команда, но звучит она по-военному азартно: «Марш! Марш! Быстрей!» Здесь же их подгоняют насильно под вражеский огонь, поэтому он помнит, что автоматически двинулись вперед, но «боле» ничего не помнит, что вполне закономерно в таком случае.
Об этом же писал и князь Петр Вяземский: «ничего нет поэтического в моем кучере, которого я за пьянство и воровство отдал в солдаты и который, попав в железный фрунт, попал в махину, которая стоит или подается вперед без воли, без мысли и без отчета…»15
«Правда, я был впереди. Солдаты пятились, я ободрял их», - читали мы выше у Батюшкова в признаниях генерала Раевского.
Поэтому ничего удивительного нет в том, что русские «Шесть раз … уступали поле /Врагу и брали у него».
Носились знамена, как тени,
Я спорил о могильной сени,
В дыму огонь блестел,
На пушки конница летала, -
продолжает рассказчик. Чуть позже в «Бородино» мы увидим ту же картину: «Французы двинулись, как тучи, /И все на наш редут» - т.е. конница атаковала пешую артиллерию.
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.
Живые с мертвыми сравнялись … -
все так же, как на поле Ватерлоо, где, как мы помним, «Скирдами высились тела /Сраженных в этот день».
«И ночь холодная пришла», - заметим, что это уже вторая холодная ночь, но теперь уже после такого тяжелого, во всех отношениях, дня.
И тех, которые остались,
Густою тьмою развела.
И батареи замолчали,
И барабаны застучали,
Противник отступил.
«Но день достался нам дороже!» - потери русских, читай, больше, чем у французов.
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
Я голову склонил. -
Первую ночь провел он в бурю у лафета, т. е. на холодном железе, вторую – на холодном трупе.
И крепко, крепко наши спали
Отчизны в роковую ночь —
это какими богатырями должны были быть ветераны Чесмы и Рымника, а значит, старики, чтобы в таких условиях «отдыхать», и на утро вести изнуряющие бои?! И это отношение отцов-командиров, братьев?
«Мои товарищи, вы пали! /Но этим не могли помочь» - т.е. Бородино не отстояли, каждый остался на своих позициях... «Товарищи» мы уже комментировали.
Однако же в преданьях славы
Всё громче Рымника, Полтавы
Гремит Бородино. –
Горы жертв в сражении за одну деревню Бородино действительно нельзя забыть, но славы нет в том, чтобы после этого отступить и пропустить врага в Москву.
Скорей обманет глас пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
Изгладится оно. –
Кто был свидетелем и участником этого тяжелого сражения, вряд ли сможет забыть горы павших, гибель которых оказалась напрасной – «этим не могли помочь…».
Как видим, к польским событиям это стихотворение не имеет никакого отношения, но параллели с «Полем Ватерлоо» Скотта есть.
Послушаем Мануйлова, выразителя официальной точки зрения в лермонтоведении: «Франц. воен. историки рассматривали Бородинскую битву как бесспорную победу Наполеона. (Что и подтвердил в этом стихотворении сам Лермонтов, - добавим от себя – М.В.) Спор между ними и рус. историками о значении Бородинского боя с особой остротой был воспринят декабристами и Пушкиным, а также след. поколением, к к-рому принадлежал Л. Большое впечатление на него произвела поэма В. Скотта «Поле Ватерлоо» (1815, рус. пер. 1827), с к-рой поэт познакомился в 1830. «Поле Бородина» является как бы ответом В. Скотту и другим зап.-европ. поэтам и историкам, к-рые, преувеличивая значение последней победы антинаполеоновской коалиции, недооценивали значения Бородинской битвы, надломившей силы французов»16.
Лермонтову, который изучал английский язык, не нужно было ждать, пока маленькая поэма Скотта будет переведена на французский или русский языки. (Ниже мы увидим его над переводом баллад австрийского поэта Зайдлица) До и после «Поля Бородина» Лермонтов пишет не одно стихотворение, посвященное Наполеону, как «дивному герою», который выше всяких оценок и похвал людей. И в этом стихотворении он не вступает в дискуссию с европейскими историками, о которой, согласно установкам соцреализма, пишет Мануйлов; не считает поэт и то, что в Бородинском сражении произошел «надлом сил» противника, юноша Лермонтов отвечает тем своим соотечественникам, кто слишком преувеличивал значение Бородина в войну 1812 года, не задумываясь над несопоставимыми потерями человеческих жизней. Поэтому в его произведении главный герой-рассказчик – участник этих событий, с которым не поспоришь.
Почти десять лет мир живет без Наполеона, но с мыслью о Наполеоне. И эти мысли достаточно противоречивы, но желание прикоснуться к имени его неистребимо.